Письменных источников по социально-аграрной истории народов Среднего Поволжья XVI—XVII вв. сохранилось весьма мало. Поэтому изучение и публикация писцовых книг XVI—XVII веков имеет существенное значение, так как в них содержатся данные, не представленные в других видах источников, например, в актовых документах.

Писцовые книги XVI—XVII вв. — например, 1565—1568, 1602—1603, 1646 гг. и др. — как источник ещё изучены недостаточно. В дореволюционное время их данные использовались выборочно, однобоко, в основном для истории церковного землевладения; их богатая информация для изучения классовой сущности политики царизма в крае и других проблем социально-политической истории не вводилась должным образом в научный оборот.

Особенно возрастает интерес к подобным источникам в наши дни — в связи с дальнейшим развитием изучения социально-экономической истории народов края.

Из всех ныне известных писцовых книг по Среднему Поволжью особый интерес представляет по форме и содержанию книга Ивана Болтина 1602—1603 гг., над подготовкой текста которой к печати работал ныне покойный сотрудник кафедры истории СССР Казанского университета Рафаил Николаевич Степанов. Работа его была начата под руководством доцента Ш. Ф. Мухамедьярова и продолжена составителем самостоятельно.

Р. Н. Степанов не только расшифровал текст Писцовой книги 1602—1603 гг. по списку Центрального государственного архива древних актов, но проделал на основе других документальных источников (хранящихся в отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки Казанского университета, в Центральном государственном архиве ТАССР и др.) определенную работу по восстановлению пропусков и лакун этого списка, которые он, как правило, оговаривал.

Учитывая научную значимость источника, объем проделанной Р. Н. Степановым работы и отдавая дань памяти товарищу и другу, ученые кафедры и сотрудники Научной библиотеки имени Н. И. Лобачевского при Казанском университете взяли на себя труд завершить подготовку к печати Писцовой книги 1602—1603 гг. и опубликовать ее отдельным изданием.

Подготовка рукописи к печати предполагала следующее: осуществление сверки рукописи со списком подлинника (поскольку Р. Н. Степанов работал по фотокопии и осуществить сверку по подлиннику, находящемуся в ЦГАДА, не успел), доработка текстологических примечаний и комментариев, составление которых также не было завершено Р. Н. Степановым, проверка и уточнение указателей, стилистическая редакция археографического введения и написание вступительной статьи.

При работе по подготовке рукописи к публикации было осуществлено следующее: текст Писцовой книги дан полностью в том реконструированном виде, каким он остался после Р. Н. Степанова; указатели переработаны заново, в них не только восстановлены пропуски реалий, но также учтены результаты сверки текста с подлинником; карта края дана в том виде, в каком она была подготовлена Р. Н. Степановым, так как и такая незаконченная карта принесет определенную пользу при дальнейшем исследовании источника. При окончательной работе над рукописью было составлено значительное количество дополнительных примечаний к тексту, обозначенных пометой «Ред.». В указателях, учитывая технические особенности издания, отсылка делается к листам оригинала Писцовой книги.

В подготовке рукописи к изданию вместе с доцентами И. П. Ермолаевым и М. А. Усмановым приняли участие сотрудники Отдела рукописей и редких книг Научной библиотеки Казанского университета. Сверку текста, подготовленного Р. Н. Степановым, с архивным списком Писцовой книги осуществил В. С. Тольц.

Общая и текстологическая редакция, составление дополнительных примечаний к тексту принадлежат И. П. Ермолаеву, Им же, совместно с Н. В. Ермолаевой и В. В. Аристовым, выполнена работа по пересоставлению и унификации указателей. Организационная работа по подготовке рукописи к печати Осуществлена М. А. Усмановым.

Археографическое введение написано Р. Н. Степановым, вводная статья «Писцовая книга Ивана Болтина как источник» — И. П. Ермолаевым.

Глубокую благодарность заслуживают коллективы кафедры истории СССР Казанского государственного педагогического института и сектора истории Института истории, языка и литературы имени Г. Ибрагимова Казанского филиала Академии наук СССР за участие в обсуждении рукописи данной публикации.

Большую помощь при работе над корректурой книги оказала выпускница кафедры истории СССР Казанского университета Д. А. Мустафина.

Профессор И. М. Ионенко
Доцент М. А. Усманов

Ермолаев И. П.

Писцовая книга Казанского уезда письма и меры Ивана Болтина была составлена в 1602—1603 гг. Она включает в себя описание части земель Казанского уезда (по дорогам Ногайской, Зюрейской, Арской, Галицкой и Алатцкой) с нерусским служилым и ясачным населением.

Историю создания Писцовой книги можно представить в следующем виде. Хозяйственное разорение в конце XVI в. затронуло в основном центральные области Российского государства, но последствия его оказались одинаково катастрофическими как для центра страны, так и для ее окраин. В поисках выхода из тяжелого экономического положения царское правительство попыталось систематизировать и усилить налоговую политику в тех частях государства, которые менее были затронуты разорением 70—80-х годов XVI в. С этой целью и было составлено экономическое описание ряда областей, в том числе и наиболее населенных мест Среднего Поволжья, в частности, Казанского уезда. В организации описания не малую роль сыграло и стремление царского правительства централизовать управление государством, а также политика закрепощения трудящихся масс.

Руководитель переписи Иван Болтин был одним из авторитетных лиц переписного дела, столь развитого в XVI—XVII вв. Род Болтиных нередко встречается в источниках в связи с описаниями Казанского края. Так, в 1587—88 гг. Афанасий Болтин описывал Свияжский уезд¹, Иван Болтин в 1602—03 гг. описывал не только земли нерусского служилого и ясачного населения Казанского уезда, но и ряд монастырских владений этого же уезда². Петр Болтин в 1619 г. описывал ясачные дворы в ряде деревень по Зюрейской дороге Казанского уезда³.

¹ Акты исторические и юридические и другие грамоты Казанской и других соседственных губерний, собранные Степаном Мельниковым. Т. 1. Казань, 1859, стр. 11.

² См. И. М. Покровский. Казанский архиерейский дом. Казань, 1906, приложения, стр. 1—50.

³ См. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 1. Спб., 1869, (разд.) П, стр. 82.

Вообще, род Болтиных был, по-видимому, тесно связан с Казанским краем. Представители этого рода, вероятно, получили в XVI—XVII вв. земельные пожалования в Казанском уезде. Во всяком случае, имя Болтиных, как земельных владельцев, встречается в документах XVI—XVII вв., касающихся Среднего Поволжья¹.

Примечательной чертой Писцовой книги является скрупулезное и четко сделанное межевание и точный подсчет земельных владений. Вообще, данная Писцовая книга представляет собой достаточно достоверный материал земельных описаний. Конечно, при внимательном чтении источника мы находим там немало погрешностей, в том числе и чисто арифметического характера. Но эти неточности не всегда являются подтверждением небрежности составителей. Думается, что, скорее всего отдельные неточности показывают сложность судьбы источника, превратности его собственной истории (которая так выразительно и убедительно представлена Р. Н. Степановым в археографическом очерке).

Дело в том, что неоднократное составление списков с подлинника книги неизбежно вносило погрешности в текст: неправильное чтение переписчиком отдельных слов рукописи, невольные описки и орфографические ошибки, наконец, путаница листов в оригинале и т. д. Все это приводило, в конечном счете, к неправильной передаче отдельных мест текста подлинника. Это предположение подтверждается наличием в Писцовой книге многочисленных вставок на полях (их не меньше 29-ти) и исправлений в тексте (9—10 случаев). Обращает на себя внимание, что вставки и исправления часто сделаны другим почерком; всё это говорит о том, что после переписки текст сверялся с подлинником и производилась правка неправильно переданных мест. Однако, некоторая часть описок все же была пропущена сверщиками: мы обнаружили, например, более 240 случаев описок и явных ошибок переписчиков, не учтенных сверщиками. Некоторые места подлинника не сумели прочитать не только переписчики, но и сверщики; об этом говорят сделанные переписчиками пропуски в тексте (их не менее 44-х). Наконец, делу снятия копии мешала и значительная путаница листов в подлиннике, что привело к разорванному описанию многих деревень (нами подмечено около 50 случаев не обозначенных в рукописи пропусков). Надо сказать, что в большинстве случаев текст полностью восстанавливается, и мы считаем, что возможна почти полная реконструкция текста Писцовой книги. Свои предложения в этом

¹ ЦГАДА, ф. 1209, кн. 642 (далее: ПК), лл. 92—92 об.; Материалы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города Казани 1565—68 гг. и 1646 г. Л., 1932, стр. 122.

отношении мы внесли в подстрочные примечания к тексту Писцовой книги.

Те места книги, которые дошли до нас в первоначальном виде, позволяют признать добротность арифметических выкладок составителей Писцовой книги, что, в свою очередь, дает возможность говорить об исторической достоверности в основном всей Писцовой книги в качестве одного из основных источников по истории социально-экономических отношений Среднего Поволжья конца XVI — начала XVII века.

Сама Писцовая книга, кроме результатов «полевого материала», базируется также на большом количестве конкретных документальных источников. Составители Писцовой книги ссылаются на такие документы, как «отдельные книги» Микиты Пелепелицына 1569—70 гг., Осипа Аркатова 1601—02 гг., «межевые книги» Ивана Клеопина, Третьяка Пачехина, «приправочные книги» Беленицы Зюзина 1601—02 гг., «дозорные книги» Василия Тыртова 1599—1600 гг., книги Михаила Глухова 1596—97 гг., Ивана Гляткова 1596—97 гг., Никиты Шушарина 1598—1600 гг.¹, а также на официальный и частный актовый материал (грамоты, выписи с казанских дач, памяти казанской администрации, челобитные, сказки и т. д.)². Все это также обеспечивает данному источнику убедительность в плане достоверности.

Писцовые книги давно уже привлекают внимание исследователей. Еще дореволюционные историки использовали данные этого вида источников в своих исследованиях. В числе других писцовых книг привлекалась и рассматриваемая книга 1602—03 гг. Одним из первых материалы этого источника использовал Г. И. Перетяткович. В его труде «Поволжье в XVII и начале XVIII века» (Одесса, 1882) нередко приводятся отдельные факты из книги Ивана Болтина. Но все это носит выборочный и, в значительной степени, случайный характер. Последующие дореволюционные историки, изучающие Среднее Поволжье XVI—XVII вв., продолжали обращаться к этой Писцовой книге, но не нашли принципиально нового подхода к ее использованию и анализу.

Одним из первых среди советских историков на Писцовую книгу 1602—03 гг. как источник обратил внимание Ш. Ф. Мухамедьяров. В ряде своих работ по истории Поволжья XV—XVI вв.³ он дал пример творческого научного подхода к мате-

¹ ПК, лл. 5 об., 39 об., 69, 72, 76 об,, 90, 90 об. 91 об., 92, 106 об., 107 об., 120 об., 177.

² Там же, лл. 105 об., 134, 144, 162 об., 178 об., 181, 193 об., 194, 194 об.

³ Ш. Ф. Мухамедьяров. К вопросу о системе земледелия в Среднем Поволжье накануне присоединения к России. — «Учен. зап. Казан. ун-та», 1957, т. 117, кн. 9, вып. 1; Он же. Малоизвестная писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг. — «Изв. Каз. филиала АН СССР», Серия гуманит. наук, 1957, вып. 2; Он же. Народы Среднего Поволжья.— В кн.: Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV в.— начало XVII в. М., Изд. АН СССР, 1953, стр. 660—674; Он же. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958; Он же. К истории земледелия в Среднем Поволжье в XV—XVI веках, — В кн.: Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сб. 3. М., Изд. АН СССР, 1959 и др.

риалу Писцовой книги. Ш. Ф. Мухамедьяров впервые дал общую оценку и характеристику этой Писцовой книги и поставил задачу ее издания, специального изучения и активного введения в научный оборот¹.

К настоящему времени Писцовая книга довольно активно используется историками в своих исследованиях. Наиболее полный анализ материала этой книги до настоящего времени дал Е. И. Чернышев в работе «Татарская деревня второй половины XVI и XVII в.». Подводя итоги своей работы над Писцовой книгой Ивана Болтина, Чернышев сделал следующие выводы: «Писцовая книга И. Болтина вскрывает хозяйственную мощь различных групп служилых татар, их социально- экономические взаимоотношения с ясачниками»; «В писцовой книге И. Болтина лучше, чем в каком-либо другом документе этого времени, освещается положение татарских ясачников»².

При характеристике Писцовой книги как источника целесообразно остановить внимание на отображении в ней социально-экономической политики царского правительства и поземельных отношений описываемых районов, или, по терминологии XVI—XVII вв., «дорог».

Военное присоединение края к России в середине XVI в. частично привело к уничтожению, а частично к выселению непокорной части населения бывшего Казанского ханства, главным образом, его феодальной верхушки. Эта политика отражала стремление российского феодального класса прибрать к своим рукам плодородные («райские», как их называл идеолог дворянства в XVI в. И. С. Пересветов) земли Среднего Поволжья. Результатом этой политики царизма в крае явилось то, что уже через 10—15 лет после присоединения Казанского ханства к России только в левобережной части нерусских феодалов оказалось более чем в три раз меньше, чем русских (источники упоминают здесь 200 татарских землевладельцев и 700 русских помещиков)³.

О массовом выселении и частичном уничтожении местных феодалов косвенно говорят многие данные и рассматриваемого

¹ Ш. Ф. Мухамедьяров. Малоизвестная писцовая книга..., стр. 192; Он же. Земельные правоотношения..., стр. 9.

² Е. И. Чернышев. Татарская деревня второй половины XVI и XVII в.— В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1961 г. Рига, Изд. АН Латв. ССР, 1963, стр. 180, 181.

³ См. М. А. Усманов. Татарские исторические источники XVII—XVIII вв. Казань, 1972, стр. 29—30; Н. Ф. Калинин. Казань. Исторический очерк. Казань, 1955, стр. 54.

источника. Писцовая книга показывает нам положение к началу XVII в. На страницах этого документа мы почти не встречаем крупных татарских феодалов. К их числу мы относим только 12 человек; половина из них имела титул князя.

Писцовая книга дает нам немало конкретных примеров и отголосков выселения татарских феодалов после присоединения Среднего Поволжья к России. Так, нередко, говоря о земле составители книги вспоминают, что раньше эта земля была за тем или иным татарским крупным феодалом. Например, в деревне Исенгили, Ногайской дороги, поместье служилого татарина Кайбулы Карамышева «истари» было «за князем Момашем»: «Поместье за ним (Кайбулой Карамышевым — И. Е.) жеребей, что был чювашской Кутлугозинской, а преж того было истари за князем Момашем». Видимо, князь Момаш после присоединения края к России потерял свои вотчинные права на землю, которая сначала перешла в руки ясачного населения, а затем часть этой земли была передана правительством служилому татарину.

Подобные примеры можно продолжить. Так, родовое владение князья Бакшанды Нурушева (село Урсек, Арской дороги) оказалось в руках Микиты Федора Козлинина (видимо, сына боярского)², у крупного землевладельца служилого татарина Енгурчея Акчюрина была отобрана часть пашни в деревни Елани, Зюрейской дороги, и передана русским помещикам («ныне роздано в поместье детем боярским»)³, уже упоминавшийся служилый татарин Кайбула Карамышев потерял часть своей земли (пустошь Салтыковская), которая оказалась в руках детей боярских (причем, Кайбула «многажды» бил челом в Казани о возвращении ему этой пустоши, но безрезультатно)⁴.

Среди татарского населения описываемых земель упоминаются владения русских помещиков Якова Болтина, Афанасия Барсукова, Семена Шапкина, Осина Бирюева и др.⁵. Немало земель было «отписано на государя»⁶. Часть земли с татарским населением оказалась даже в руках церкви. Так, при межевании упоминается митрополичья деревня Икараишева, в которой среди населения наверняка есть татары — об этом говорят имена и фамилии «чювашей» этой деревни: Булан Чагилев, Уразла Арыков, Кулалей Кулушев⁷. О массовом процессе

¹ ПК, Л. 44 об.

² Там же, л. 103 об.

³ Там же, л. 88 об.

⁴ Там же, лл. 44 об.—45.

⁵ Там же, лл. 92—92 об., 203, 76 об., 66 и др.

⁶ Там же, лл. 47, 86 об,—87 об., 39 об., 40, 41 об,—42, 86 об—87 об., 147 и др,

⁷ Там же, л. 51 об.

выселения нерусского населения и отторжения земель свидетельствует и большое количество «пустошей», которое мы встречаем в Писцовой книге. Ко времени составления описания Иваном Болтиным прошло 50 лет после присоединения края к России. Однако появившиеся в 50—70-е годы пустоши еще сохранялись или только-только были вновь введены в хозяйственный оборот¹. Писцовая книга часто отмечает наличие пустошей или только недавно возникших на них деревень. Это особенно показательно для Зюрейской (8 пустошей и 3 деревни, возникших на пустошах) и Арской (3 пустоши и 8 деревень, возникших на пустошах) дорог².

Но не все отторгнутые у местного населения земли сохранились в руках русских помещиков. Некоторые из экспроприированных у татарской знати земельных владений к началу XVII в. снова были возвращены нерусским феодалам, но уже на правах поместного владения. Так, деревня, «что была пустошь Урмат», бывшая в поместье во второй половине XVI в. за князем Борисом Месецким, к моменту описания находилась за служилым татарином Еналеем Елмаметевым³, деревня, «что была пустошь Ички Казань», бывшая в руках у Бориса и Василия Тыртовых, к моменту описания находилась за князем Камаем Смиленевым⁴. Иногда бывшие владения русских помещиков переходят в руки ясачного населения. Так, полянка у деревни Бурнашева, находившаяся в поместье сначала за князем Григорием Куракиным, а затем за Волынским, перешла в руки ясачных этой же деревни⁵. В Писцовой книге мы читаем, что деревня Енасала (Зюрейская дорога), которая была поместьем Якова Болтина, в 1589—91 гг. перешла в руки двух служилых татар и четырех ясачных дворов. Это еще раз подтверждает факт захвата русскими помещиками освоенных земель центра Казанского края и, вместе с тем, говорит о более осторожной политике царского правительства к концу XVI в.: русские помещики не особенно задерживаются в крае, не оседают в своей массе, а татарские служилые просят земли — правительство начинает в местном крае более опираться на татарских служилых людей и содержать их за счет ясачного населения⁶.

¹ Характерно, что одна из пустошей названа татарской (значит, пустоши могли быть и русскими?) — см. там же, л. 100 об.

² См. там же, лл. 56 об., 57, 66 об., 67, 68, 71, 72, 82 об., 85 об., 88 об., 100 об., 132 и др. Подсчеты сделаны студентом Казанского университета Н. В. Шабаевым, который в 1976 г. под руководством автора настоящей статьи выполнил на кафедре истории СССР дипломную работу по материалам Писцовой книги Ивана Болтина. В статье частично использованы некоторые подсчеты и отдельные материалы этой дипломной работы.

³ ПК, л. 137 об.

⁴ Там же, лл. 111 об.— 112 об.

⁵ Там же, л. 147.

⁶ Там же, л. 92—92 об.

Вместе с тем, материал Писцовой книги позволяет утверждать, что значительная часть средних нерусских феодалов после вхождения края в состав России, видимо, продолжала владеть той же землей, что и раньше. В книге нередко отмечается, что служилые татары владеют той же землей, которой владели «отцы их и дядья и братья до казанского и после казанского взятья, а они после их теми помесными жеребьи владеют по старине же без дач»¹. Царское правительство признало права этой части феодалов на их землю и ввело юридический термин — владение землей «по старине», «без дач».

Приведенный пример говорит и о другом. Так как выражение «до казанского взятья» нельзя понять никак иначе, как воспоминание о времени существования Казанского ханства, то, следовательно, в Писцовой книге нашли отражение не только данные конца XVI — начала XVII века, но и данные о формах землевладения и социальных взаимоотношениях, господствовавших в крае до 1552 г.

Политика колонизации приводила к значительной миграции населения. Образовывались новые выставки, заимки, названия которых часто повторяют наименования деревень выселения. Переселения идут и в уже существующие деревни. Так, при проведении сыска служилые и ясачные новокрещены села Ишери, Зюрейской дороги, сказали, что «у них де и в те годы служилых и ясачных людей прибывало»². Нередко упоминаемые крестьяне-приходцы, даже в хозяйствах служилых татар, позволяют говорить о продолжающемся притоке населения в Казанский край.

В политике царизма по отношению к нерусскому населению Среднего Поволжья важное место занимала политика русификации, находившая свое наиболее полное выражение в христианизации. Путем распространения православной религии правительство надеялось укрепить политическое влияние на Средней Волге, получить социальную опору в своей политике у крестившейся части населения и в определенной степени разрешить земельную проблему (путем предоставления некоторых привилегий только крестившимся «инородцам»).

Материал Писцовой книги дает наглядную картину если не самой христианизации, то ее ближайших последствий и проявлений. Мы чётко видим, что в начале XVII в., в момент составления книги, эта политика проводилась достаточно активно и ярко отражала её классовый характер. Чувствуется, что служилое население описываемых земель в большинстве своем приняло христианизацию (что являлось одной из гарантий прочности полученных ими прав от царского правительства), а ясачное население в основном не принимало крещения

¹ ПК, лл. 35—35 об., 140—140 об., 204 об. и др.

² Там же, л. 73 об.

(распространение которого ассоциировалось трудящимися массами с дальнейшим усилением феодального угнетения). В некоторой степени ощущается и развитие процесса христианизации. По именам служилых татар нередко можно определить отношение к христианской религии у одного поколения по сравнению с другим. В определенной степени возможно установить, на каком этапе принято православие данной семьей (принял ли новую религию сам служилый, земли которого описываются на страницах Писцовой книги, или это сделал его отец, а иногда и дед). Видим мы и недостаточную прочность новой религии в мусульманской и языческой среде. Часто служилые если не формально, то фактически (в бытовом отношении) отходят в старую веру. Такими, вероятно, если судить по именам, были Якуш Иванов и Тахтар Иванов¹.

Анализ Писцовой книги позволяет рассмотреть и географию испомещения служилых и ясачных новокрещен, которая также представляет большой интерес. Мы видим, что основная масса новокрещен расположена по Зюрейской и Арской дорогам (в этих районах было 19 деревень с новокрещенским населением из 24-х, описанных в Писцовой книге), т. е. в районах, которые во второй половине XVI в. неоднократно были центрами и наиболее упорными местами борьбы местной знати с подчинением России. Правительство проводило свои репрессивные меры, главным образом, именно в этих районах, результатом чего явилось уничтожение или выселение части местных феодалов и испомещение на их землях верных царскому правительству людей — принявших крещение и поверстанных в служилые люди.

Одним из основных моментов феодальной политики царизма в Казанском крае было создание привилегированной социальной прослойки среди нерусского населения. Такой прослойкой явились служилые татары². Поместная земельная собственность к началу XVII в. становится преобладающей формой землевладения в Казанском крае. По утверждению П. А. Хромова, например, в Казанском крае к концу XVI в. в руках служилого сословия находилось 65,7% всех земель³. Для развития поместной системы требовалось большое количество пригодной для обработки земли. Казанский край во второй половине XVI — первой половине XVII в. представлял

¹ ПК, лл. 85 об., 94 об.

² См. Р. Н. Степанов. К вопросу о служилых и ясачных татарах.— В кн.: Сборник аспирантских работ. Право, история, филология. Казань, изд-во Казанск. ун-та, 1964, стр. 57; Он же. К вопросу о тарханах и о некоторых формах феодального землевладения.— В кн.: Сборник научных работ. Общественные и гуманитарные науки. Вторая научная конференция молодых учёных города Казани. Казань, изд-во Казанск. ун-та, 1966, стр. 104.

³ См. П. А. Хромов. Очерки экономики феодализма в России. М., Гос- политиздат, 1957, стр. 34.

собой поистине неисчерпаемый резерв для этой цели, а Писцовая книга Ивана Болтина очень рельефно показывает характер поместного землевладения служилых татар.

Служилые татары были низшей прослойкой господствующего класса и основной опорой центральной власти в местном крае. Правительство заботилось о всемерном расширении этой категории населения. Служилые татары имели право владения землей и получения денежных окладов на условиях службы. Правда, в отличие от русского дворянства они не могли (кроме отдельных случаев) иметь зависимых крестьян в своих хозяйствах.

Писцовая книга показывает, что вторая половина XVI в. была периодом активного формирования служилого сословия из нерусского населения Среднего Поволжья. При этом царское правительство пыталось сохранить фонд земель ясачного населения в неприкосновенности. Так, в Писцовой книге говорится о том, что «по государеву указу за служилыми татары ясачных людей земли писать не велено»¹. Но это пожелание далеко не всегда выполнялось. Без передачи части ясачной земли в руки служилых татар правительство обойтись не могло². Это нередко обостряло социальные отношения между служилым и ясачным населением и приводило к конфликтам между ними, чаще всего в виде земельных споров³.

В нерусском служилом землевладении Казанского края⁴ достаточно четко выделяются два типа поместий: к первому относятся поместия в селениях, полностью принадлежащих одному или нескольким феодалам, ко второму — поместия в селениях, часть земли которых находилась во владении служилых татар, а остальная (часто большая часть) оставалась в руках ясачного (тяглого) населения. На это обращали внимание еще дореволюционные историки. Так, например, С. В. Рождественский писал: «Все их поместья (служилых татар — И. Е.) можно разделить на два разряда: первый состоял из селений, целиком находившихся в исключительном поместном владении служилых туземцев, другой — из таких земель, в которых служилым людям принадлежали отдельные незначительные жеребья, а все остальное находилось во владении тяглого, ясачного населения»⁵. Это говорит о том, что поместное землевладение в нерусских областях (в данном

¹ ПК, л. 217.

² Там же, лл. 10 об., 24, 67, 157 об., 185 об., 217, 228.

³ См. там же, лл. 166 об., 196, 204, 205 об.

⁴ В основном Писцовая книга знает поместные владения. Об этом особенно ярко говорит то, что когда встречается вотчинная деревня, она оговаривается особо (см., например, л. 168 об.).

⁵ С. В. Рождественский. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. Спб., 1897, стр. 358.

случае в Казанском крае) имело свои особенности в сравнении с поместным землевладением в центральных областях России.

Существо этих особенностей состояло в том, что большинство деревень имело смешанный состав населения (служилые и ясачные люди). Всего в Писцовой книге описано 114 деревень. Из них две находились в вотчинном владении, 22 — в поместном владении у одного служилого человека, 10 — в поместном владении у нескольких служилых людей, 76 деревень имели смешанное служило-ясачное население (из них большинство, а именно 37 деревень имели одного служилого человека и несколько ясачных дворов).

Эта особенность, с одной стороны, была, видимо, связана с традициями местного края, а с другой — умышленно внедрялась царской администрацией в процессе колонизации края. Нехватка рабочих рук (служилые в большинстве своем не имели права владеть крестьянами) заставляла искать пути решения этого вопроса. Частично это объяснялось и относительной легкостью перехода ясачных в служилые. Нам кажется справедливым мнение Е. И. Чернышева, что помещикам приходилось обращаться к ясачникам для обработки своих земель¹. Возможно, что это санкционировалось государственной властью и было несколько видоизмененным распоряжением труда ясачных крестьян, имевшим место еще во времена Казанского ханства, особенность земельных отношений которого «заключалась именно в том, что сложная феодально-иерархическая система землевладения своим основанием опиралась на общинную форму землепользования крестьян»².

Материал Писцовой книги позволяет выделить среди служилых татар несколько групп в зависимости от величины поместных окладов³. Мы выделяем в служилом сословии группу наиболее крупных феодалов (высший разряд), средних помещиков, мелких помещиков и низшую группу феодалов.

Служилые высшего разряда имели по 100 и более четвертей пашенной земли в одном поле. К этой группе феодалов, по материалам Писцовой книги, относятся 12 человек. Отличительной особенностью этой группы служилых татар являлись большие поместные, а иногда и вотчинные, пожалования и право владения крестьянскими дворами.

Среди них 8 человек имели по 200 и более четвертей пашенной земли: князь Камай Смиленев (1160,5 четв. пашен.

¹ См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 179—180.

² Татары Среднего Поволжья и Приуралья. М., «Наука», 1967, стр. 183.

³ В противоположность С. В. Рождественскому, мы считаем, что показателем служилого положения служилых татар был, как и в центральных областях России, земельный, а не денежный оклад (ср. С. В. Рождественский. Указ. соч., стр. 357—358).

земли¹, 1550 копен сена², 45 дес. леса; оклад — 20 руб.)³, служилый татарин Ишей Хозяшев сын Сюндюков (413,3 четв. пашен. земли, 2500 копен сена, 20 дес. леса; оклад — 10 руб.)⁴, помещик Едигерь Шигавалеев (300 четв. пашен. земли, 1300 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 14 руб.)⁵, князь Багиш Яушев (262 четв. пашен. земли, 5450 копен сена, 50 дес. леса; оклад — денежный доход с волости Терьса в размере 12 руб.)⁶, князъ Яков (255 четв. пашен. земли, 3000 копен сена, 50 дес. леса; без денежного оклада)⁷, князь Федор Асан Мурзин (250 четв. пашен. земли, 600 копен сена, 70 дес. леса; без оклада)⁸, князь Бакшанда Нурушев (237 четв. пашен. земли, 1350 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 20 руб.)⁹, служилый татарин Енгурчей Акчюрин (208 четв. пашен. земли, 1050 копен сена, 10 дес. леса; денежный оклад— 15 руб.)¹⁰.

Эти наиболее крупные феодалы, часть которых обладала вотчинными правами, все имели феодально-зависимое население, в том числе и крестьян русского происхождения (всего за ними насчитывалось не менее 56 крестьянских и «чювашских» дворов, не считая зависимых жителей волостей Терьса и Нали Кукмор, численность которых составляла в совокупности 125 человек). Пятеро из этих восьми служилых имели княжеский титул. Багиш Яушев и Бакшанда Нурушев имели привилегии, которые, по мнению некоторых историков, уходили своими корнями во времена Казанского ханства¹¹. Так, Бакшанда Нурушев взимал ясак с марийской волости Нали Кукмор: «дорогильные пошлины» в сумме 14 руб. 55 коп. и со свадеб «куняшную пошлину»¹². Характерно, что на эти свои права Бакшанда Нурушев не имел жалованной грамоты, следовательно, они принадлежали ему «по старине». Багишу Яушеву вместо денежного оклада была пожалована волость

¹ Здесь и в дальнейшем количество пашенной земли, как правило, указывается «в одном поле», без специальных оговорок, имея в виду трехпольную систему хозяйства, отраженную и в рассматриваемой Писцовой книге.

² Писцовая книга Ивана Болтина исходит из следующего расчета количества копен сена на десятину: в одной десятине считается 20 копен (см. ПК л. 65 об.).

³ ПК, лл. 108—115.

⁴ Там же, лл. 78 об.—80, 82 об.—83, 86—86 об., 91.

⁵ Там же, лл. 132—132 о5.

⁶ Там же, лл. 1—5, 168 об.—169, 181—181 об.

⁷ Там же, лл. 55—56 об.

⁸ Там же, лл. 56 об.— 57.

⁹ Там же, лл. 103—106.

¹⁰ Там же, лл. 88 об.—89.

¹¹ См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 179; Ш. Ф. Мухамедьяров. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958, стр. 22.

¹² См. ПК, л. 105 об. Исходя из того, что размер пошлины составлял «з двора по 5 алтын», возможен подсчет количества дворов, зависимых от Бакшанды Нурушева: их должно было быть 97.

Терьса на Каме, которая давала денежный доход в размере 12 руб.¹.

Четверо служилых людей высшего разряда имело поместный оклад в размере выше 100 четв. земли. Это служилый князь Тятигеч Муралеев (167 четв. пашен. земли, 1500 копен сена, 370 дес. леса; оклад— 15 руб.)², служилый татарин Еналей Елмаметев (155 четв. пашен. земли, 400 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 7 руб.)³, служилый новокрещен Петр Смиленев (140 четв. пашен. земли, 350 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 10 руб.)⁴, служилый татарин Байкей мурза Бигеев (100 четв. пашен. земли, 650 копен сена, 5 дес. леса; оклад — 7 руб.)⁵. Во владении этих помещиков находилось 12 крестьянских и «чювашских» дворов.

В целом высшая группа господствующего класса имела в своем владении 3647,8 четв. пашен. земли, 19700 копен сена, 680 дес. леса. Денежные оклады этой группы — от 7 до 20 рублей. Таким образом, по численности это небольшая группа господствующего сословия; она составляла всего 5,2% от всех служилых людей, зафиксированных в Писцовой книге. Но эти 12 фамилий владели 42,7% пашенной земли всех служилых людей, в их руках находилось 26% сенных угодий и 42,1% леса.

Обращает на себя внимание, что среди феодалов высшего разряда вотчинников было весьма незначительное число. После всех фактов борьбы господствующей прослойки феодального класса бывшего Казанского ханства во второй половине XVI в. царское правительство с недоверием относилось к родовитым татарским фамилиям и не было сторонником их дальнейшего усиления⁶.

Аристократические фамилии мусульманских феодалов постепенно утрачивали свои княжеские титулы и превращались в служилых татар с небольшими окладами. Так, например, после князя Бибика его промыслы перешли в руки «полоне-

¹ См. ПК, л. 4 об. В волости было 28 дворов крестьян.

² Там же, л. 8.

³ Там же, лл. 137 об.—139.

⁴ Там же, лл. 115 об.—116.

⁵ Там же, лл. 139 об.—140.

⁶ Обращает на себя внимание, что большинство феодалов высшей группы владеет деревнями, «что были пустоши». По-видимому, это отголоски перетасовки аристократической верхушки после присоединения края к России. Так, писцы сообщают нам, что Петр Смиленев владеет деревней Хозяшева, которая ранее «была в поместье за князь Бакшандою Нурушевым» (ПК, л. 115 об.). В числе же владений Бакшанды Нурушева мы видим пустошь Красную (л. 103 об.). Видимо, князь Нурушев потерял деревню Хозяшеву, которая была передана Петру Смиленеву, а сам, в виде компенсации, получил пустошь Красную, которая, в свою очередь, была раньше «в поместье за Пархачом за Чюриным» (л. 103 об.). При этом обращает внимание, что земельные площади старых и новых владений были, примерно, равные. Следовательно, правительство при видимом сохранении равенства размеров владений преследовало цель вырвать «корни» родовитых фамилий.

ника Кости», а затем вернулись к брату Бибика Енбахте Ясадыреву, который был уже просто служилым татарином. Эти промыслы — «бортной ухожей и бобровые гоны даны были Енбахте за его дворовое денежное жалованье»¹. Многие из крупных в прошлом феодалов к началу XVII в. в значительной степени разорились. Так, потомок княжеского рода Конкотар мурза князь Янсеитов имел на правах служилого всего 40 четв. пашен. земли, а служилый татарин Тойгильда князь Уразлыев — всего лишь 17 четв.². Обращает на себя внимание и то, что Писцовая книга зафиксировала только один случай тарханства в Казанском уезде³.

Категория наиболее крупных служилых татар, как уже говорилось, отличается от других довольно значительным числом феодально-зависимого населения. 12 фамилий феодалов имели 68 крестьянских дворов, не считая зависимых жителей волостей Терьса и Нали Кукмор, численность которых составляла 125 человек. Другими словами, в феодальной зависимости от них находилось 193 крестьянских двора (а всего в Писцовой книге упоминается в личной феодальной зависимости 211 дворов). Однако у нас нет уверенности в полноте этих данных, ибо мы знаем случаи, когда крестьянские дворы писцами не фиксировались. Так, например, за княгиней Девленей Кадышевой в вотчинной деревне Кошарь по Алатской дороге не указано ни одного крестьянского двора, но в тексте отмечается, что «пашню ей... пахать своими людьми»⁴. Не имеем мы сведений о количестве крестьян у князя Якова, однако знаем, что «рыбу ловят и бобровы гоняют на него его князь Яковлевы люди»⁵.

Кроме крестьянских и «чювашских» дворов, за феодалами были записаны «люцкие» и «бобыльские» дворы⁶. Но надо учитывать, что в Писцовой книге, по-видимому, не указаны все группы зависимого населения феодальных вотчин и поместий.

Для привлечения крестьян на свои земли эта группа феодалов имела возможность предоставлять льготы крестьянам. На это мы находим неоднократные указания в Писцовой книге⁷. В описании нередко встречаются упоминания и о приходцах⁸.

Среди зависимого населения встречались и русские крестьяне. По нашему мнению, русские крестьяне в Писцовой

¹ ПК, л. 47—47 об.

² Там же, лл. 36, 145.

³ Там же, л. 47—47 об.

⁴ Там же, л. 3 об. На л. 169 указывается, что княгиней Девлекей записано два «лютцких» двора.

⁵ Там же, л. 56.

⁶ Там же, лл. 1 об., 3, 4 об., 33 об., 88 об., 139 об., 169, 180.

⁷ Там же, лл. 104 об., 109, 114, 115 об., и др.

⁸ Там же, лл. 30 об., 132 об., 138—138 об. и др.

книге скрываются под термином «крестьянский двор». Тяглое нерусское население местного происхождения обычно называлось «чювашами», а нерусское население западных областей— «латышами». Крестьянские дворы (русские крестьяне) в хозяйствах феодалов указываются отдельно от «чювашских» и «латышских»¹. Вообще, в Писцовой книге мы встречаемся довольно часто с крестьянами, имеющими русское происхождение. Так, например, среди людей Камая Смиленева предположительно можно выделить не менее 9 русских крестьян², у Петра Смиленева — не менее 6 крестьян³, у Бакшанды Нурушева — 2 крестьянина⁴. На то, что это русские крестьяне, иногда имеются прямые указания — так, перечисляя зависимых людей Бакшанды Нурушева, писец записал: «И живут де за ним те русские люди и чюваша и латыши»⁵.

Материал Писцовой книги позволяет сделать вывод о том, что принадлежавшая феодалу земля часто делилась как бы на две части — пашню помещика и пашню крестьянскую (феодально-зависимого от помещика населения). В ряде случаев во владениях служилых писцы отдельно отмечали количество крестьянской запашки, которая в итоге учитывалась как помещичья⁶. Писцовая книга знает барщину⁷. Крестьяне были обязаны пахать пашню «по четверти ржи, по четверти овса» и «изделье всякое делати»⁸. Иногда платился и денежный оброк⁹. Вообще, денежные отношения были развиты достаточно сильно. Большая часть промыслов отдавалась на откуп на условиях денежного оброка. Так поступает, например, князь Камай Смиленев, получая 10 рублей с двух кабаков и двух перевозов и натуральный оброк с бортного ухожея¹⁰, и большинство других феодалов.

К следующему разряду феодалов мы относим служилых людей с поместными окладами от 40 до 100 четв. пашенной земли. Такие средние поместные оклады имело 28 человек. Из них один имел 85 четв., двое — около 70 четв., двое — около 60 четв., 8 человек — около 50 четв., остальные 15 человек владели от 40 до 45 четв. земли. Это была достаточно обеспеченная группа служилых татар. В своем распоряжении она имела около, 1389 четвертей земли, 12.850 копен сена, 296 десятин леса. Денежные оклады этой группы феодалов колебались от 4 до 12 рублей.

¹ ПК, лл. 113 об., 167 об.

² Там же, лл. 110 об.—111.

³ Там же, л. 115 об.

⁴ Там же, л. 104

^s Там же.

⁶ Там же, лл. 103 об., 104 об., 109 об., Ill—111 об.

⁷ Там же, лл. 3 об., 5.

⁸ Там же, лл. 104 об., 109 об., 115 об.

⁹ Там же, лл. 30 об., 114 об., 115.

¹⁰ Там же, лл. 114 об.— 115.

В большинстве своем служилые этой группы имели по 1 жеребью (16 человек), 3 человека имели по 3—4 жеребья, 4 человека владели целой деревней. Феодалы этой группы, по-види- мому, активно использовали труд ясачных людей своих и соседних деревень. Отдельные служилые татары из этой группы имели собственные крестьянские дворы (мы насчитали 14 дворов)¹, а также промыслы: кабаки, меленки мутовки, бортные ухожеи и т. д.

48 служилых татар имели мелкие поместные оклады (от 25 до 40 четв. пашенной земли). В их владении находилось 1459,5 четв. земли, 12.414 копен сена, 285,5 дес. леса. Их денежные оклады колебались от 3 рублей 50 копеек до 11 рублей (а в одном случае он составил 15 руб.). За этой группой служилых людей зафиксировано 4 крестьянских двора.

Основную массу феодалов в Казанском крае составляла группа служилых людей с низшими поместными окладами (менее 25 четвертей пашенной земли). В основном это были служилые люди по прибору. В эту группу входило 139 человек, т. е. 60,4% всех отмеченных в Писцовой книге феодалов. Это была самая низшая прослойка господствующего класса, которая в экономическом смысле очень часто незначительно отличалась от трудящегося населения (отличия были в ограниченных социально-политических привилегиях, которыми пользовались служилые люди по прибору).

Всего эта группа имела 2042,6 четв. пашенной земли (23,9% от всей земли, находящейся во владении служилых людей), 28,253 копен сена (38,9%) и 274,5 дес. леса (17%). Другими словами, эта группа, составляющая значительную часть господствующего класса, имела почти в три раза меньше, чем все остальные группы господствующего класса, пашенной земли, более чем в полтора раза меньше сенокосных угодий и более чем в четыре с половиной раза меньше лесных угодий.

Денежные оклады этой группы служилых людей в основном варьировались в пределах 4—5 рублей, в отдельных случаях поднимаясь до 10—11 рублей и опускаясь до 3 рублей. Крестьянские дворы за этой группой не зафиксированы. По количеству сенных покосов служилые люди этой группы в среднем не уступали группе с мелкими поместными окладами (лишь у 22 число копен не достигало 100, а у 19 даже превышало

¹ Нужно иметь в виду, что далеко не все крестьянские дворы были зафиксированы в Писцовой книге. Так, при описании жеребья служилого новокрещена Тимохи Григорьева не указано ни одного крестьянского двора, однако указывается, что на промысле работают «люди его» (см. лл. 90 об., 77 об.) Среди этих «людей» могли быть и русские крестьяне. Так, например, в деревне Верхняя Айша служилый татарин Бачкеш Байчюрин владел двумя крестьянскими дворами: Якимки Савельева Устюжанина и Васьки Григорьева (л. 134). Здесь отразилось даже место выхода одного из крестьян — устюжанин.

300, в отдельных случаях достигая 1000 и опускаясь до 10 копен). Другими словами, среди этой группы были очень значительные колебания в норме наделения землей, сеном и денежными окладами.

Рассматриваемая группа мелких феодалов состояла как бы из двух слоев. Более обеспеченный слой (имевший поместные оклады от 15 до 40 четв. земли) состоял из 78 человек, менее обеспеченный (менее 15 четвертей земли) — из 61 человека. Во владении первого слоя находилось 1435,8 четв. земли, 17 430 копен сена и 195,5 дес. леса, во владении второго слоя — 606,8 четв. земли, 10 823 копен сена и 79 дес. леса. Как видим, дифференциация между двумя этими слоями служилых людей была весьма значительна.

Особенно характерно экономическое положение второго (менее обеспеченного) слоя мелких феодалов. Он составлял 43,9% группы служилых людей с низшими поместными окладами и в среднем имел земли менее 10 четвертей (9,95 четв.) на помещичий двор, сена — около 177 копен (177,4 копны), леса — чуть больше 1 десятины (1,3 дес.). Это минимальное обеспечение для хозяйственной самостоятельности. Но дифференциация и внутри этого слоя была очень значительной. Иногда служилые имели земли по 4—5 четвертей (6 человек), один из служилых «живет без пашни», другой — пашет ясачную землю¹.

Служилые люди по прибору по своему социальному положению занимали промежуточное место между служилыми татарами более высоких категорий и ясачными людьми, т. е между двумя антагонистическими классами общества. С первыми их сближало то, что организационно они входили в состав господствующего класса (имели ряд привилегий и формальных прав, в частности освобождение от уплаты ясака). С ясачными людьми их сближало фактическое экономическое положение и часто происхождение. Многие из них были выходцами из рядов ясачных крестьян. Их дети могли так и не стать служилыми людьми. Так, сын служилого татарина Токкози Заккозеева вынужден был бить «челом государю на ясак»². Иногда «обнищавшие» служилые люди вынуждены были передавать свою землю ясачным³.

Юридическое положение служилых татар данной категории было достаточно шатким. Жеребьи служилых татар нередко отбирались и передавались другим категориям населения — часто даже ясачным татарам. Так, служилый татарин Янсара Тохтаров жаловался царю, что у него не хватает земли, т. к. после смерти отца у него был отобран жеребей и отдан на ясак⁴. Однако, вместе с тем отмечается и возможность наслед

¹ ПК, лл. 129, 217.

² Там же, л. 30.

³ Там же, лл. 61 об., 211 об.

⁴ Там же, л. 21 об.

ственной передачи поместий. Так за Чермонтайком Томашевым в деревне Исенгили, Ногайской дороги, был записан жеребей его отца, который, в свою очередь, владел им «по отца своего грамоте» (т. е. деда Чермонтайко)¹.

Служилые люди по прибору чаще всего испомещались группами в отдельных селениях и наделялись при этом равномерными жеребьями или же жили в селениях вместе с ясачными (в большинстве случаев в количестве не более двух человек). Нередко они набирались из ясачников этих же селений и жеребьи, которыми они владели, не превышали размеров ясачных жеребьев. Иногда жеребьи служилых татар даже не отмежевываются от ясачного населения². Отсутствие свободных земель приводило и к тому, что часто служилый татарин был написан в окладном списке в одной деревне, а поместьем владел в другой³.

Писцовая книга иногда отмечает селения, где служилые татары совместно с ясачными обрабатывали землю⁴. Некоторые служилые татары по прибору вследствие отсутствия необходимого количества земельного оклада «пахали пашню» у более богатых собратьев⁵. Писцовая книга зафиксировала отдельные факты перехода служилых татар из одного селения (дороги, уезда) в другой⁶.

Таким образом, в целом сословие служилых татар (мы проанализировали поместья 230 человек, описание владения которых достаточно полные для сравнительно-исторического изучения) имело довольно глубокую дифференциальную структуру и фактически лишь только первые два разряда (с земельными наделами выше 40 четвертей пашенной земли) обладали достаточно сильной хозяйственно-экономической базой для развития. Они составили всего лишь 17,4% господствующего привилегированного сословия, описанного в Писцовой книге. Лишь только они, в основном, имели феодально-зависимое население. Мелкие помещики (около 20,9%) занимали промежуточное положение, имея относительно большие площади пашенной земли (от 25 до 40 четвертей) и незначительное количество (буквально отдельные случаи) феодально-зависимого населения. Но все эти группы резко противостояли низшей группе феодалов (с земельными наделами менее 25 четвертей пашни), которая фактически находилась в экономическом положении, ничем не отличном от тяглого ясачного населения (разница была только в ограниченных юри

¹ ПК, л. 46 об.

² Там же, л. 152.

³ Там же, лл. 8 об., 13 об., 61, 63, 80, 89 об., 91, 92 об., 117 об., 164 об., 217 об.

⁴ Там же, лл. 69, 97 об.

⁵ Там же, л. 5 об.

⁶ Там же, лл. 120, 128, 167.

дических правах, которыми обладали служилые люди этой группы).

Писцовая книга отразила также в некоторой степени и процесс укрупнения земельных владений служилых татар. Многие служилые татары (около 30 человек) имели по 1,5 и 2 жеребья, а в отдельных случаях даже по 4 жеребья. Так в деревне Нижняя, Зюрейской дороги, два служилых новокрещена Иван Чеменеев и Овдей Иванов, кроме своих владений, имеют еще пустошь, а Иван Чеменеев владеет двумя жеребьями в самой деревне. Совместно они владеют меленкой мутовкой¹. В деревне Большая Сия, Зюрейской дороги, сенокосный участок одного служилого новокрещена вырос с 1569—70 гг. до 1602—03 гг. в 6 раз².

Известны случаи, когда служилые татары могли прикупать к своим жеребьям новые земли и промыслы³. В качестве продавцов выступали служилые люди (может быть, вотчинники?), но отмечен случай продажи земли и «ясачными чювашами»⁴.

Наряду с ростом отдельных владений ощущается и дробление, мельчание других владений служилых людей. Так, деревня Чюваш, Галицко-Алатской дороги, в 1592—93 гг. была дана Текею. Через 10 лет там жили уже 4 помещика, а деревня была разбита на 6 жеребьев, из которых только 2 принадлежали детям Текея⁵.

В категории служилых людей в Писцовой книге упоминаются преимущественно «служилые татары», иногда «служилые новокрещена». Означает ли это, что в Казанском уезде были испомещены только татары или под данным термином могли скрываться и представители других нерусских народов, сказать трудно. Во всяком случае некоторые исследователи считают, что термин «служилый татарин» охватывает собой феодальную прослойку всех нерусских феодалов⁶.

Думается, что это предположение не лишено основания. В специальном исследовании о татарской деревне во второй половине XVI и XVII вв. Е. И. Чернышев пришел к выводу, что служилые татары противопоставляли себя ясачным татарам и называли их «чювашами»⁷. В царском наказе Казанскому воеводе Ю. П. Ушатому об управлении городом и уездом от 16 апреля 1613 г. «татары», «вотяки» и «башкирцы» перечисляются

¹ ПК, лл. 66 об., 67. 68 об.

² Там же, л. 90.

³ Там же, лл. 166 об., 191, 205.

⁴ Там же, л. 140 об. Но правильность чтения «продали ему ясачная чюваша» может быть поставлена под сомнение описанием аналогичного случая на л. 141 об.: «...пол-жеребья брату его придали ясачная чюваша из своих жеребьев...». В одном месте бесспорная описка писца. Нам представляется более правильным текст «продали».

⁵ Там же, лл. 192 об. — 197.

⁶ См., например, И. Д. Кузнецов. Очерки по истории чувашского крестьянства. Чебоксары, 1957, стр. 69.

⁷ См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 176,

вместе в составе казанских служилых людей»¹. В спорном деле о земле 1642—43 гг. деревня Ащерма по Арской дороге называется татарской, а истцы, живущие в ней, «чювашами»². В Писцовой книге одни и те же лица (Тогонай Девлеткильдеев, Тууш Тянеев) упоминаются в одном месте как ясачные татары, в другом — как ясачные чюваши ³.

Писцовая книга показывает, что как только «ясачный чювашин» становился служилым, он начинал называться служилым татарином. Так, например, в деревне Укреч Култук по Ногайской дороге описаны поместья двух служилых людей — служилого татарина Емая Енибекова и вдовы служилого татарина Чапкуна. При этом в поместье служилого татарина Емая Енибекова упоминается «двор брата его Кошая», а в поместье вдовы служилого татарина Чапкуна «двор чювашенина Тогоная Великаева и двор бобыля Янка Латыша». В итоге по деревне упоминаются два «двора помещиковых», два двора «чювашских» и двор «бобыльской». Следовательно, двор брата служилого татарина, вероятно, фиксируется как «чювашский». Во всяком случае, в число помещичьих дворов двор брата не вошел⁴. Другой пример. В деревне Большой Бимер по Галицко-Алатской дороге упоминается чювашенин Мансур, один сын которого платил ясак, а другой стал служилым татарином⁵. Все это говорит о том, что называемые писцом «ясачные чюваши» после верстания на службу становились «служилыми татарами».

Обращает на себя внимание и то, что Писцовая книга знает служилых, которые, наверняка, были не татарами. Так, упоминается «служилой новокрещен Митя Бакшигов», который, вероятно, был выходцем из марийского народа («был черемисин») ⁶. Вместе с тем Писцовая книга знает ясачных, которые были татарами: «деревни Салтан ясочные татаровя Курмаш Кулсареев, Тохтамиш Утямяшев» ⁷.

При описании деревни Евлушеик, Ногайской дороги, писец противопоставляет землю ясачных людей («ясачной чюваши») и землю «служилого татарина и его чюваши»⁸. Это говорит о том, что писцы под термином «чюваш» никак не могли понимать название народа — это социальный, а не этнический термин в данной Писцовой книге, а, следовательно, и вообще в жизни в конце XVI — начале XVII в. О том, что под «чюва-

¹ См. В. Д. Димитриев. «Царские» наказы казанским воеводам XVII века.— В кн.: История и культура Чувашской АССР. Сборник статей. Вып. 3. Чебоксары, 1974, стр. 287.

² См. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1, ч. 2. Саранск, 1950, стр. 18,

³ ПК, л. 204. Ср. л. 196—196 об.

⁴ Там же, лл. 33—34.

⁰ Там же, лл. 229—230.

⁶ Там же, л. 166 об.

⁷ Там же, л. 84 об.

⁸ Там же, л. 32.

шами» Писцовой книги понимается вовсе не национальный признак, а социальная категория населения, говорит и то, что в источнике упоминаются татарские кладбища возле деревень с «ясачными чювашами»¹.

Писцовая книга показывает процесс развития землевладения не только в статическом выражении применительно к началу XVII в., но в определенной степени и в динамике развития. Период, который раскрывается документами и приводимыми в книге фактами, охватывает более чем полвека — от 1556—57 гг. до 1612—13 гг.². Обращает на себя внимание, что наибольшее число земельных пожалований в Казанском уезде приходится на 80-е годы XVI в. Это, по-видимому, связано с итогами предыдущей упорной борьбы части феодалов местного края против утверждения в крае Российского государства. Характерно, что основная часть пожалований приходилась на Зюрейскую дорогу.

Писцовая книга частично отразила социальный состав и русского служилого населения. Упоминаются некоторые князья и дети боярские (Григорий Куракин, Волынский, Михайло Ондреев, Меньшой Дятлов, Сувор и Тороп Языковы, Василий Нармацкий, Никита Неелов, Дружина Волков, Афонасей Барсуков и др.)³. В Писцовой книге встречаются указания и на зависимое население русских служилых людей ⁴, а также живущих в Казанском уезде дворцовых⁵ и монастырских⁶ крестьян. Вместе с тем следует отметить, что описание владений русских служилых людей не входило в задачу составителей Писцовой книги.

Большое внимание в Писцовой книге уделено ясачному населению и его землепользованию. Проводя в XVI—XVII вв. многочисленные описания, царское правительство по существу утверждало за государственной властью права феодального собственника на описываемые земли⁷. При этом оно старалось сохранить существовавшую ранее общинную форму землепользования.

Писцовая книга зафиксировала 79 селений, в которых произведено описание ясачных земель. Обращает на себя внимание, Что в Писцовой книге не встречаются деревни с исключительно

¹ ПК, лл. 29 об., 44, 91 об.

² Там же, лл. 59, 63, 196 об., 200, 208 об., 210.

³ Там же, лл. 13, 39 об., 42, 51 об., 78 об., 147, 203 и др.

⁴ Меньшиков крестьянин Кондрашка Андриянов, который брал «на откуп» кабак у служилого татарина (л. 81), крестьяне Мартына Болинского Ондрюшка Васильев, Куземка Григорьев, Митька Степанов (л. 148).

⁵ «Дворцовые крестьяне села Таша Иванко Онтипин, Гриша Елизарьев» (л. 00), «дворцоваго села Рожественскаго прикащик Казарин Мечехин да староста Максимко Михайлов Серебряник да крестьяня Васька Григорьев» (л. 34 об.).

⁶ Крестьянин Троецкого монастыря (деревня Тевельди) Трофимко Васильев (л. 147 об.).

⁷ Г. Н. Айплатов. Ясачное землевладение в Среднем Поволжье в XVII в. — В кн.: Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сборник 8. М., «Наука», 1974. стр. 96—97.

ясачным населением. Между тем, такие деревни существовали и были очень распространены. При межевании часто упоминались ясачные крестьяне других деревень, не вошедших в данное писцовое описание (деревни Тарловья, Тарлаши, Тямти, Масра, Морлы, Коваль, Клюклер и др.)¹. Такой метод выборочного описания земель писцами наводит на мысль, что целью данной переписной книги было не столько описание земель вообще, сколько размежевание служилых татар от ясачного населения. Следовательно, в описание могли попасть только те ясачные деревни, в составе жителей которых находились служилые люди.

Рассмотрим общую картину ясачного землепользования, отраженную в Писцовой книге Ивана Болтина. Из 79 деревень, описанных в Писцовой книге, в 7-ми деревнях не указано количество дворов ясачного населения. Следовательно, анализу ясачного землепользования поддаются 72 деревни, в которых описано 812 дворов. Всего за ясачными людьми записано 10.655,8 четвертей пашенной земли и 118.792 копны сена. Таким образом, в среднем на ясачный двор приходилось 13,1 четвертей пашенной земли и 146,3 копны сена. Лес обычно писался за всей деревней в целом («лес черной всем вопче»).

Характерно отметить, что в целом ясачный двор был обеспечен землей почти так же, как в среднем служилые люди низшего разряда (у которых в среднем на двор приходилось 14,7 четв. пашенной земли и 203 копны сена), а если сравнить ясачное землепользование со средним обеспечением землей менее обеспеченного слоя служилых низшего разряда, то сравнение будет не в пользу служилых (у которых в среднем на двор приходилось лишь 9,95 четв. пашенной земли), правда, сеном они были обеспечены несколько лучше (177 копен на двор).

Но так как средние цифры далеко не всегда отражают истинное соотношение внутри рассматриваемой социальной группы, необходимо более детальное ее изучение. Если исходить из средних цифр, то в целом по уезду количество земельных угодий как будто бы превышало нормальный размер крестьянского двора². Но по отдельным дорогам, а тем более по селениям, это распределение было далеко неравномерным.

По Зюрейской дороге (147 дворов в 20 ясачных селениях) в среднем приходилось по 15,8 четв. пашенной земли и 162,9 копны сена на ясачный двор. В 17 селениях (120 дворов) «ясачный жеребей» составлял или превышал 10 четвертей, причем в трех селениях (37 дворов) ясачные владели землей в два или два с лишним раза более нормального наделения. В трех дерев

¹ ПК, лл. 18, 23 об., 96, 124, 166, 177—177 об., 211, 221, 222 об.

² По подсчету некоторых историков в среднем крестьянский двор мог обработать около 10 четв. земли в одном поле. (См. Г. В. Абрамович. К вопросу о степени достоверности писцовых книг XVI в. и методике ее установления.— В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1971 г. Вильнюс, 1974, стр. 34).

нях (27 дворов) зафиксировано отсутствие нормы, из них в двух селениях (13 дворов) ясачные имели 6 и меньше четвертей на двор. Такое количество пашенной земли, по характеристике Е. И. Чернышева, было «голодным» жеребием¹. Характерно, что около селений с недостаточной нормой земельных наделов испомещены были русские помещики — дети боярские и не исключена возможность, что недостаточные нормы наделов были следствием экспроприации ясачных земель в пользу русского служилого сословия (а иногда и не только русского).

По Арской дороге (173 двора с полудвором в 16 ясачных селениях) на ясачный двор в среднем приходилось 14,3 четвертей пашенной земли и 85,5 копен сена. В 13 деревнях (115 дворов) ясачные имели земли больше 10 четвертей, причем в двух деревнях (17 дворов с полудвором) ясачные владели землей в три и три с лишним раза больше нормы. В трех селениях (58 дворов с полудвором) ясачные имели земли менее 10 четвертей, из них в одном (38 дворов) — по 6 четвертей.

По Галицко-Алатской дороге (321 двор с полудвором в 24 ясачных селениях) на ясачный двор в среднем приходилось 13,3 четвертей земли и 153,4 копен сена. В 16 деревнях (238 дворов с полудвором) норма надела составляла или превышала 10 четвертей, причем у 10 дворов — в два раза. В 8 селениях (83 двора) зафиксированы земельные наделы по 8 и меньше четвертей, причем в двух деревнях (28 дворов) был «голодный» жеребий, а в двух других (25 дворов) надел составлял всего лишь 3 и 3,5 четвертей на двор.

По Ногайской дороге (170 дворов в 12 ясачных селениях) б среднем на двор приходилось 9,1 четвертей земли и 180,5 копен сена. Только в 5 деревнях (34 двора) наделение составляло или превышало 10 четвертей, причем в одной деревне (7 дворов) превышение составляло два раза. Во всех других 7 деревнях (136 дворов) оно было ниже 10 четвертей, а в одном селении (31 двор) ясачные имели «голодный» жеребий.

Таким образом, в целом норма наделения землей ясачного населения была довольно высокой: 56,3% дворов имели наделы от 10 до 20 четвертей земли, а 6,2% —наделы выше 20 четвертей. Но размеры земли по жеребьям были очень неравномерны. Они колебались по разным деревням от 20 и выше четвертей до 3 четвертей. Более третьей части дворов (37,5%) имели наделы ниже 10 четвертей (в том числе 13,2% ясачных дворов имели наделы по 6 и менее четвертей). Лучше всего ясачные были обеспечены в деревнях Зюрейской и Галицко-Алатской дорогам; (по Арской дороге был высок уровень наделения пашенной землей, но самым низким был уровень наделения сенокосными угодьями). Но здесь и больше всего была развита дифференциация крестьянства — разрыв между большими наделами и мизер

¹ См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 181.

ными был наивысшим: по Зюрейской дороге от 47,5 до 4 четвертей, по Арской — от 31 до 6, Галицко-Алатской — от 20,6 до 3 четвертей.

Это, по-видимому, надо расценивать как результат колонизационной политики царского правительства по отторжению земель в пользу русских помещиков и передачи части их испомещенным на ней служилым татарам, ибо во всех деревнях с небольшой нормой ясачного землепользования удается обнаружить то или иное влияние русского служилого населения.

Нередки были случаи перераспределения земли у ясачного и служилого населения, когда у ясачных крестьян земля отбиралась и передавалась служилым татарам или переходила дворцовым селам или в руки русского поместного землевладения. В таких случаях правительство стремилось возместить ясачным людям отобранное у них количество земли, но, как правило, они получали вместо отобранной пашенной земли неравноценные сенные покосы или переложные земли¹.

Очень интересно рассмотреть обеспечение землей ясачных в сравнении с теми служилыми, которые были испомещены в тех же деревнях, что и ясачные. По пашне ясачные имеют меньше земли на двор, чем служилые, в 38 деревнях (483,5 двора, или 59,5%), по сену — в 39 деревнях (455,5 двора, или 56,1%). Равное количество земли у ясачных со служилыми имелось в 25 деревнях (244 двора, или 30,2%), сена — в 26 деревнях (283,5 двора или 34,9%). Ясачные имели больше пашенной земли, чем служилые, в 8 деревнях (75,5 дворов, или 9,3%), сена — в 6 деревнях (64 двора, или 7,9%).

Таким образом, в целом по размеру ясачное землепользование немногим отличалось от служилого землевладения низшей группы служилых людей. В отдельных случаях ясачные были даже лучше обеспечены пашенной землей и сенными угодьями, чем служилые. Это наглядно отражает главную тенденцию политики царского правительства в Казанском крае, где оно стремилось основной формой феодального хозяйства сделать государственную (ясачную) эксплуатацию земельного фонда и не торопилось укреплять поместное землевладение, тем более у нерусской части населения. А что касается низшей группы служилых людей, то не нужно забывать, что в XVIII в. она слилась с крестьянским населением как по юридическому положению, так и по формам социальной политики к ней со стороны правительства и государственного аппарата. Условия к этому подготовил уже XVII век.

Одной из важных сторон экономической политики царского правительства было налоговое обложение местных народов. Налоговая политика находила свое выражение, главным образом, во взимании ясака. Ясак представлял собой традиционную

¹ ПК, л. 160 об.

форму налоговых сборов в виде денежного и натурального сборов за пользование землей¹.

Данные Писцовой книги характеризуют распространенность и место ясачного обложения в социально-экономической политике царского правительства в Среднем Поволжье. Правительство строго контролировало взимание ясака и заботилось о его расширении. Рассматриваемая Писцовая книга не дает материала для определения размера ясака², но упоминание о нем постоянно сопутствует описанию ясачного землепользования. Мы видим, что единицей обложения был двор. Ясачный сбор мог быть полным (со двора) или половинным (с полудвора)³.

Писцовая книга упоминает и безъясачных людей⁴, а также бобылей в ясачной деревне⁵, которые представляли разорившихся, неимущих крестьян, и которых правительство стремилось переводить «на ясаки»⁶.

Писцовая книга показывает и довольно глубоко зашедший процесс все более широкого развития товаро-денежных отношений. Так, при описании людей, бывших на меже деревни Кучюковской, говорится о том, что «иных людей ис тое деревни не было потому, что, сказали, уехали в Казань за хлебом»⁷. Это позволяет утверждать, что в Казанском уезде того периода расширяется товаро-денежное обращение, что таким путем получаются деньги, необходимые для выплаты ясачных денежных взносов.

Писцовая книга показывает, что ясачные общины являлись владельцами государственных земель и в известной степени распоряжались ими⁸. Существовало нераздельное пользование лесами, пастбищами и другими угодьями, но пахотные земли находились в индивидуальном пользовании и делились «полюбовно» внутри общины⁹. Двор находился в наследственном владении крестьянской семьи ¹⁰.

¹ См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении в Среднем Поволжье. — «Вопросы истории». 1956, № 12, стр. 108; Ш. Ф. Мухамедьяров. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958, стр. 26; Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 100, 104,

² Размер ясака не был постоянным на протяжении истории его взимания. В литературе называются разные цифры его объема. Так, И. Д. Кузнецов и Е. И. Чернышев считают, что в XVI в. он равнялся 25 коп. со двора (см. И. Д. Кузнецов. Указ. соч., стр. 36; История Татарской АССР. Казань, 1968, стр. 103). Писцовая книга Ивана Болтина определяет его размер в два раза больше (ПК, л. 30 об.). К концу XVII в. его объем достиг 1 руб. (ПСЗ, т. 3, № 1579).

³ ПК, лл. 120, 162, 203 об. В последующее время он мог делиться и на более мелкие части. (См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении..., стр. 111).

⁴ ПК, л. 48.

⁵ Там же, лл. 160. 161, 162, 162 об., 163.

⁶ См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении..., стр. 115.

⁷ ПК, л. 117.

⁸ См. Г. Н. Айплатов. Указ, соч., стр. 98.

⁹ ПК, лл. 144, 164,

¹⁰ При описании деревни Исенгили указано, что «4 человека живут своими дворы» (там же, л. 48), Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 102.

Если община имела «избыточные» земли, ей предписывалось «на тое землю... призывать ясачных людей»¹. О прибытии на ясак новых дворов община заранее предупреждала власти². «Всею деревней» сдавались ясачные «жеребьи» испомещенным служилым людям³. «Вервью» ходили на межевание «спорных земель»⁴.

Формальную ответственность перед властями нес староста, на имя которого записывались в выписях «дача» с указанием лишь дворов других ясачников⁵. Имена ясачников при описании жеребьев назывались в редких случаях (как правило, при упоминании во время межевания и при перечислении дворов, освобожденных от уплаты ясака)⁶.

В целом материал Писцовой книги дает возможность видеть, что ясачное землевладение было характерной формой организации общины в Среднем Поволжье.

Исследователи ясачного землевладения Поволжья указывают на его сходные черты с черносошным землевладением крестьян русского Севера⁷, в то же время подчеркивают, что отчуждение ясачных земель не достигло такой степени, как у черносошных, практиковавших не только сдачу в аренду, но и продажу своих земель. Однако, в действительности отрицать полностью факты продажи ясачных жеребьев, на наш взгляд, нельзя ⁸.

Писцовая книга показывает, что в Казанском уезде господствующей системой земледелия являлась трехпольная. Она не была чем-то новым для местного края. О ней говорит уже Межевая книга Казанского уезда 1565—68 гг.⁹. К началу XVII в. эта система становится уже традиционной — самым обычным и единственным способом использования земли. В Писцовой книге говорится, например, что в деревне Верхняя Айша два поля отошли служилому татарину Едигерю Шигалееву «и в тех двух полях Едигерь сделал три поля»¹⁰. Или, например: «из деревни ис Старых Тюбек три человеки вышли и сели по одной стороне ручья Каячия, а пашню меж себя испольнили во всех трех полях»¹¹. При указании количества земельных площадей

¹ ПК л. 143 об.

² Там же.

³ Там же, л. 157 об.

⁴ Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1, ч. 2. Саранск. 1950, стр. 37.

⁸ ПК, л. 161—161 об.

⁶ Там же, л. 48—48 о5.

⁷ См. Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 107.

⁸ См. ПК, л. 140 об.

⁹ См. Ш. Ф. Мухамедьяров. Малоизвестная писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг., стр. 193.

¹⁰ ПК, л. 133 об.

¹¹ Там же, л. 161 об.

Писцовая книга, как правило, использует формулу: столько-то четвертей «в поле, а в дву по тому ж».

Казанский уезд по своим природным условиям с его, во многих случаях, девственными дремучими лесами, с его обширной водной системой представлял весьма удобное место для естественных промыслов. Писцовая книга показывает большое развитие бортничества, рыбной ловли, звероловства.

Одним из важных вопросов, которые необходимо решить, анализируя Писцовую книгу, является классовая борьба и отношение местного населения к той феодально-колониальной политике, которую проводило правительство в местном крае. Безусловно, мы не можем ждать от Писцовой книги широкого и открытого показа этой стороны исторического процесса. Но в то же время многие страницы источника проникнуты духом этой борьбы, которую трудно не заметить.

Прежде всего, обращает на себя внимание большое число челобитных, которые приходится разбирать местной администрации. Это в какой-то степени показывает накал классовой борьбы. При размежевании земель служилых от ясачных часто возникают споры, на разрешение которых вынужден выезжать сам руководитель переписи Болтин¹. Встречаются и факты, когда нехватка земли приводила к тому, что крестьяне должны были искать земли сверх своих жеребьев и пахать «насильством» на земле соседней общины².

Видим мы и другую сторону — активное сопротивление части местной феодальной знати против российского подданства. В эту борьбу нередко вовлекались и определенные массы крестьянства, и она приобретала характер широкого восстания. Эти восстания современники нередко называли войнами. Так, об одном из восстаний мы находим конкретные упоминания в Писцовой книге — это движение против царской администрации и её политики, которое произошло в 1581—1584 гг. и получило название у современников «Черемисской войны». Об этой «войне» несколько раз упоминается в Писцовой книге³.

Активные формы борьбы подтверждаются рядом фактов на страницах Писцовой книги: постоянным ростом числа служилых людей, упоминаниями, что служилого человека «на государеве службе убили»⁴ и т. д.

Таким образом, Писцовая книга Ивана Болтина с полным правом может считаться важнейшим источником для характеристики служилого и ясачного землевладения. Она позволяет установить порядок испомещения служилых татар, какие группы и когда получали земли в Казанском уезде, сколько имели они земли и на какой основе — юридического или традиционного

¹ ПК, лл. 42, 93, 136 об.

² Там же, л. 204.

³ Там же, лл. 174 об., 195, 196 об.

⁴ См., например, ПК, л. 57.

права, каково было хозяйственное состояние поместий, каким образом и как часто осуществлялся их переход от одного владельца к другому, иногда указывается причина перехода, сближение поместного и вотчинного землевладения, формы ведения хозяйства служилых татар.

Писцовая книга лучше, чем какой-либо другой документ этого времени, освещает положение ясачников. Во всей полноте раскрывается ясачное землепользование: количество дворов и приходящихся на них конкретно в каждом селении нормы земельных участков, показывая тем самым неравномерность этих норм и причины этого, общинный характер, отмечает отдельные факты внеобщинного ясачного землепользования, отчетливо показывает права общины в распределении земли, указывает пути расширения ясачного землепользования.

Анализ Писцовой книги Ивана Болтина позволяет сравнительно полно выявить социальный состав нерусской деревни Казанского уезда в начале XVII в.

Писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг. является важным источником по истории социально-экономических отношений конца XVI и начала XVII в. на территории Среднего Поволжья. Этот источник достаточно полно освещает методы социально-экономической политики Москвы по отношению к нерусскому населению Среднего Поволжья и дает яркую характеристику феодальному мелкопоместному землевладению Казанского края.

Настоящая публикация Писцовой книги Ивана Болтина должна в определенной степени восполнить отсутствие опубликованных вариантов такого важного источника для изучения феодального периода Среднего Поволжья, каким являются писцовые и переписные книги.

 

Степанов Р. Н.

Публикуемая Писцовая книга имеет в оригинале следующее название: «Список с Писцовой книги уезду письма и меры Ивана Болтина 7111 году». Этот список хранится в Центральном государственном архиве древних актов, фонд № 1209, книга под № 642. Список представляет собой книгу in folio, переплетённую в кожу. Бумага серая, не плотная. Мастика имеющихся на листах штампов прошла насквозь. Среди встречающихся на листах филиграней наиболее поздние — водяные знаки 1779 года (лл. 64, 65, 242).

Книга имеет 252 листа. Текст самой Писцовой книги располагается на 242 листах, на 10 последних листах имеется «Опись, учиненная с копии Писцовой межевой книги Казанского уезду за скрепою дьяка Ивана Ларионова 111 году, а что в оной чищины, приправок, и меж строк приписок, и на поле выносок, явствует под сим» (л. 242 об.).

Книга написана русской скорописью XVIII века несколькими почерками. На наш взгляд, имеется семь почерков:

почерк № 1 —лл. 1—26 об., 28—29 об., 31—48 об.;

почерк № 2 — лл. 27—27 об., 30—30 об.;

почерк № 3 — лл. 49—80 об., 221—242 об.;

почерк № 4 — лл. 81—98 об., 203—210 об.;

почерк № 5 — лл. 99—138 об., 166—179 об.;

почерк № 6 — лл. 139—165 об., 180—202 об.;

почерк № 7 — лл. 211—220 об.

На первом листе сверху имеется надпись: «Из Межевой канцелярии 2 декабря 1840 г. принята». В левом верхнем углу первого листа на поле написано скорописью XIX века: «Копия», под этой надписью стоят следующие знаки: № 19, л. 51, 210 (эти знаки выгорели), затем крупно и отчетливо — № 332. Внизу листа к корешку написано несколько слов мелким почерком, совершенно выцветших. На всех лицевых листах имеется штамп: «Московский архив министерства юстиции».

Кроме того, на всех лицевых листах на левом поле посредине имеется скрепа секретаря-регистратора Сергея Ленева: «В должности секретарь-регистратор Сергей Ленев».

В правом нижнем углу на всех лицевых листах с 1-го по 98-й — скрепа подканцеляриста Дмитрия Михайлова: «С подлинною писцовою книгою считал подканцелярист Дмитрей Михайлов», на лл. 139—202 об. аналогично — Козьма Марков, на лл. 203—242 — канцелярист Никита Волков. На лл. 243—252 имеется следующая скрепа: «описывал подканцелярист, сочинял и описывал подканцелярист Иван Красильников» [Красиников, Крастников, Красниников?].

На л. 52 об. посредине правого поля выгоревшая неясная мелкая надпись: «опись поимел...» На л. 203 внизу на левом поле мелким почерком написано: «...ло Казани от Легушева [Леушева?]».

Книга на обороте 242-го листа завершается следующей фразой: «Подлинная писцовая книга по листам за скрепою дьяка Ивана Ларионова, в которой за ветхостью и гнилостью многих слов и речей не значитца».

Все прочие особенности отдельных мест текста оговорены в подстрочных текстологических примечаниях.

Текст Писцовой книги до сего времени не публиковался. В трудах Вятской ученой архивной комиссии напечатаны извлечения из рассматриваемой Писцовой книги в части, касающейся Черемисской волости в Малмыже (лл. 124—130)¹. Текст извлечения модернизован, допущены произвольные сокращения, листы оригинала не указаны. Издатели сообщали, что это извлечение сделано со «Списка с писцовой и межевой книги 7111 года поместных новокрещенов, служилых и ясашных татар и черемисов письма и меры Ивана Болтина», хранящегося в Московском архиве Министерства юстиции. В их сообщении книга имеет другое название. Под таким названием она значится в описании документов архива².

Статистическое описание сделано Иваном Болтиным в 1602/03 году. Однако в тексте книги встречаются хронологически более поздние даты (1608, 1611, 1612, 1613 гг.) с внесением в текст книги изменений о состоянии служилых, ясачных и их землях в соответствии с этими датами. Это дает основание предполагать, что перед нами список не с самой Писцовой, а уже с приправочной книги³. В качестве доказательства сошлемся также на опубликованный И. М. Покровским список с Писцовой, переписной и межевой книги письма и меры

¹ См. Труды Вятской ученой архивной комиссии 1907 г. Вып. 2. Вятка, 1908, стр. 10—12.

² Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 1. Спб., 1869, стр. 81.

³ Писцовые книги время от времени исправлялись и дополнялись сообразно изменившемуся состоянию лиц и имуществ и сообразно новым вернейшим о них сведениям. Эти изменения вносились в текст Писцовой книги на основании дозорных и межевых книг, а также на основании различных актов и грамот. Такие книги получили название приправочных (точнее их можно назвать приправочными списками) и при последующем описании земель использовались как справочный материал официального характера, как основание для составляемого вновь описания. (См., например, ЦГАДА, ф. 1209, кн. 6440. В этой книге в качестве приправочной использована Писцовая книга III-го года И. Болтина с внесенными в нее изменениями до 1613 г.)

И. Л. Скобельцина и подьячего Якова Власьева 1623—1624 гг., где указывается, что в Казани для приправки писцам за приписью дьяка Потапа Внукова даны приправочные книги И. Болтина с товарыщи 111 году¹. В книге И. Л. Скобельцина перед описанием каждого поселения даются сведения из приправочной книги И. Болтина, которые начинаются так: «А в приправочных книгах И. Болтина с товарыщи 111 году написано...».

Однако книга И. Л. Скобельцина дает сведения о поселениях русских, в имеющемся же в нашем распоряжении экземпляре Писцовой книги И. Болтина под № 642 эти поселения не упоминаются. Вероятно, Иван Болтин описывал не только нерусские, но и русские поселения. Описание русских земель составило одну книгу, а описание нерусских земель — другую, хранились они отдельно в Казани в точной, дословной копии. Подлинники, очевидно, находились в Москве, где, вероятно, и сгорели во время пожара 1626 года, когда погибло большое количество писцовых книг².

В пользу мнения о существовании Писцовой книги И. Болтина с описанием русских селений говорит и следующий факт. В «Известиях Казанского общества археологии, истории и этнографии» был опубликован один раздельный акт Казанской межевой конторы 1796 года. В нем, в частности, написано: «Село Дмитриевское, Ягодное тож с селом и деревнями, по представленным писцовым 111 года писца И. Болтина книгам, состоит земель более нежели вышепоказанной»³. Это дает дополнительное основание утверждать, что список книги описания русских земель существовал еще в конце XVIII в. Вероятно, рукопись сгорела во время пожара в Казани в 1815 г.⁴, когда погибли многие архивные документы.

Время создания приправочного списка Писцовой книги можно определить по указанию на дьяка Потапа Внукова, который участвовал в создании приправочной книги. Дьяк Потап Внуков служил в Казани в 1623—1627 гг.⁵ при воеводе С. Г. Головине.

Перед переписью 1646 г., вероятно, потребовался список с этой приправочной книги для справок писцам. Мы уже отмечали, что в рассматриваемой книге под № 642 имеется указание на то, что список был скреплен дьяком Иваном Ларионовым.

¹ См. И. М. Покровский. Казанский архиерейский дом, его средства и штаты, преимущественно до 1764 г. Казань, 1906, приложение, стр. 1—50.

² См. Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки XVI века. СПб., приложение стр. 30.

³ Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии при императорском Казанском университете. Казань, 1894—1895, т. 12, вып. 1—6, стр. 441.

⁴ См. Приволжские города и селения в Казанской губернии. Казань, 1892, стр. 12.

⁵ См. А. Барсуков. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия по напечатанным правительственным актам. СПб., 1902, стр. 87.

По сведениям С. К. Богоявленского, дьяк Иван Ларионов ни в Поместном, ни в Вотчинном приказах не служил, хотя и находился долгое время в Москве А. Барсуков сообщает, что дьяк Иван Ларионов в 1643—1647 гг. служил в Казани при стольнике князе М. П. Рыбине-Пронском². Следовательно, вероятно, в это время, но не позднее 1646 года, за его скрепой был сделан список с приправочной книги Ивана Болтина для справок при составлении переписной книги 1646 года по Казани с уездом. А. Ц. Мерзон отмечает, что скрепа дьяка — «обычный признак приправочных книг»³.

С началом Генерального межевания России (1765) начали собирать копии со всех писцовых, переписных, дозорных, межевых книг и сосредотачивать их в Главной межевой канцелярии⁴.

Генеральное межевание в Казанской губернии проходило с 1793 по 1803 г.⁵. Наиболее поздние филиграни на имеющемся в нашем распоряжении списке Писцовой книги относятся к 1779 году. Следовательно, копия со «Списка писцовой книги Казанского уезду письма и меры Ивана Болтина 7111 году» была снята в период с 1779 по 1793 гг. В Межевой канцелярии книга хранилась под № 332⁶. Такой номер, как мы уже отмечали, имеется на левом верхнем поле первого листа. В 1835 г. при учреждении Комитета для описания Московских сенатских архивов был начат и пересмотр архива Межевой канцелярии, после чего, по сведениям Писцового архива, 337 писцовых и иного наименования книг, служивших в свое время для генерального размежевания, были возвращены в Вотчинный архив⁷.

Таким образом, история публикуемого текста может быть представлена следующим образом:

1) Писцовая книга письма и меры Казанского уезда была составлена И. Болтиным в 1602/03 г.;

2) между 1623 и 1627 годами за приписью дьяка Потапа

¹ С. К. Богоявленский. Приказные судьи XVII века. М. — Л., 1946, стр. 25, 46—47, 165, 206, 267—268. См. также: Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные. Т. 2. СПб., 1851, стр. 707—738.

² См. А. Барсуков. Списки городовых воевод и других лиц..., стр. 87—88.

³ А. Ц. Мерзон. Писцовые и переписные книги XV—XVIII вв. М., 1956, стр. 10.

⁴ См. Полное собрание законов Российской империи с 1646 г. Т. XVII. СПб., 1830, стр. 82, 329, 353. См. также: Межевая инструкция 1754 года мая 13 дня; § 1, гл. IV; § 1, гл. XXII. — В кн.: И. Е. Герман. История межевого законодательства от Уложения до генерального межевания (1649—1765). М., 1893, стр. 317—340.

⁵ ЦГА ТАССР, ф. 324. Казанская губернская чертежная, оп. 728, ед. хр. 1112—1156.

⁶ См. Симбирский сборник. Т. 2. Симбирск, 1870, стр.1.

⁷ См. С. Порфирьев. Древности Казанского края в актах генерального межевания. Казань, 1904, стр. 16.

Внукова в нее внесли изменения, происшедшие до 1623 года, и она стала использоваться в качестве приправочной;

3) между 1643 и 1646 годами с этой приправочной книги был сделан список за скрепою дьяка Ивана Ларионова;

4) в период с 1779 по 1793 г. с этого списка была снята копия для руководства при генеральном межевании;

5) в 1840 г. эта копия под № 332 поступила в Архив Министерства юстиции, где находилась под № 642 до образования ЦГАДА.

Как уже отмечалось, копия была снята со списка, в котором «за ветхостью и гнилостью многих слов и речей не значитца». Это затрудняет работу с текстом Писцовой книги. Мы попытались частично восстановить пробелы в тексте на основании привлечения других источников. С этой целью был обследован ряд фондов Центрального государственного архива ТАССР (ЦГА ТАССР) и отдела рукописей и редких книг Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского государственного университета (НБЛ ОРРК).

В ЦГА ТАССР были обследованы следующие фонды: ф. 10, Казанская духовная академия, рукописный раздел; ф. 324, Казанская губернская чертежная, оп. 728, 734, 735, 739; ф. 967, Мошанов М. A., oп. 1; ф. 894, Казанский епархиальный совет; ф. 968, Ильминский Н. И., oп. 1; ф. 969, Катанов Н. Ф., oп. 1, ед. хр. 74.

В результате при восстановлении пробелов были использованы следующие источники:

ЦГА ТАССР, ф. 10, оп. 5, ед. хр. 1164. Под этим номером хранится папка 1-я со столбцами Н. П. Загоскина. В папке имеется свиток, составленный из столбцов 40X17. Бумага белая голландская с филигранями XVII века. Свиток без начала, относится к 1682 году. В нем помещены выписки из дозорных и писцовых книг, присланные из Москвы «за приметой дьяка Артемья Волкова». На лл. 40—43 имеется выпись из Писцовой книги Ивана Болтина в ответ на челобитную «служилых татар Колена да Ермака и Сеньки Сюндюковых» (л. 40). Эта выпись начинается так: «Да в списке писцовых книг Ивана Болтина с товарыщи 111 году татарским землям за приписью дьяка Ивана Ларионова написано...». Столбцы написаны скорописью XVII века. На обороте имеется надпись: «Справил Максимка Семенов» (автограф). По сставам скрепу разобрать не удалось.

НБЛ ОРРК, ед. хр. 1314. Книга 1797 г. с заголовком: «Дело о землях по реке Каме и ее притоках мурз Сюндюковых» (использованы лл. 1—2 об.);

НБЛ ОРРК, ед. хр. 2457. Копии со столбцов межевых грамот и других документов 1614—1761 гг. о земельном и поместном владении в Казанском крае (использован л. 7 об.);

НБЛ ОРРК, ед. хр. 2459. Ввозная грамота 1685 г., выданная мурзам Канышу и Кадырмамету князь Яушевым с братею на вотчинные деревни и на поместную землю их в Казанском уезде по Ногайской дороге;

НБЛ ОРРК, ед. хр. 2457. Выпись с дела о поместье, состоящем в Казанском уезде по Арской дороге в семье Хозяшева, выданная владельцу его Льву Жукову для владения им (1700 г.) (использован л. 34 об.).

При подготовке текста Писцовой книги к публикации мы руководствовались принципами, принятыми в настоящее время в советской исторической науке¹. При этом считаем необходимым обратить внимание на следующее.

Текст передается с сохранением орфографических особенностей оригинала со следующими исключениями: буквы «ять», «и» десятиричное, «от», «кси», «пси», «фита», «ук» соответственно заменяются буквами современного алфавита: «е», «и», «о», «кс», «пс», «ф», «у». Твердый знак в конце слов опускается. После согласных, которые в настоящее время произносятся мягко, вставляется «ь», хотя бы он и отсутствовал в тексте. Титла раскрываются, а выносные буквы вносятся в строку без оговорок.

При возможности разночтений приводятся все разночтения с оговоркой в сносках. Не разобранные слова сопровождаются оговоркой в подстрочном примечании — «Так в оригинале». Исправления текста, вставки, подчистки оговариваются в примечаниях.

Наличие пропусков в тексте рукописи отмечается многоточием: ... . Если пробел обозначен и нами не восстановлен, то в сноске указывается: «в оригинале пробел — около стольки-то букв». Восстановленные пробелы и части слов ставятся в квадратные [ ] скобки без оговорок в подстрочных примечаниях. Пробелы, не обозначенные в подлиннике, передаются многоточием в квадратных скобках [...], а в сносках указывается — «в оригинале пробел не обозначен».

В тех случаях, когда написание количественных и порядковых числительных в оригинале не отличается существенно от современных норм их написания и произношения, они передаются цифрами, во всех других случаях — словами.

Употребление прописных букв и расстановка знаков препинания подчиняется принятым в настоящее время грамматическим и синтаксическим правилам. При разделении текста на абзацы сохраняются также абзацы рукописи.

***

Богатый материал Писцовой книги в значительной степени

¹ Правила издания исторических документов в СССР. М., 1969; А. А. Зимин. Методика издания древнерусских актов. М, 1959; Правила издания документов XVI—XVII вв. — В кн.: Проблемы источниковедения. (Тр. Историко-археографического института АН СССР). Сб. 2. М. — Л., 1936, стр. 315—331.

обесценивается без привлечения картографического материала. Поэтому мы нашли необходимым сделать попытку составления исторической карты Казанского уезда начала XVII века по данным публикуемой Писцовой книги 1602/03 г., переписной книги 1646 г. и также по другим пригодным для этой цели хронологически соответствующим источникам.

Основная задача, решаемая при составлении карты, — это локализация на карте географических названий прошлого, являющихся основным элементом предварительной работы в историко-географических исследованиях.

В работе при составлении карты были использованы следующие картографические источники: 1) так называемая карта царевича Федора, составленная на рубеже XVI и XVII вв.¹; 2) Российский атлас 1745 г. на латинском языке²; 3) геометрическая рукописная карта Казанской губернии XVIII века³; 4) ряд карт, имеющихся в фондах ЦГА ТАССР⁴; 5) Книга Большому Чертежу⁵.

При составлении списка поселений использовались сведения по топонимике, имеющиеся в Писцовой книге Ивана Болтина. Этот список был сличен и сопоставлен с рядом более поздних источников⁶.

Была сделана попытка проследить последовательность изменений названий некоторых поселений.

Всего на карту нанесено 90 поселений. Работу над картой мы не считаем завершенной. Дальнейшая работа требует привлечения материалов ЦГАДА, особенно фонда 33 — Чертежной межевой канцелярии. Кроме того, целесообразно использовать

¹ НБЛ ОРРК, ед. хр. 161126. Карта России, составленная в начале XVII в. по чертежу царевича Федора Борисовича Годунова.

² НБЛ ОРРК, ед. хр. 87089. Atlas russicus Casaniae regnum cum Adia- centibus provinciis et parte elvil Volgae.

³ НБЛ ОРРК, ед. xp. 4467. Геометрическая карта Казанской губернии XVIII в. (рукописная).

⁴ ЦГА ТАССР, ф. 324, оп. 728, ед. хр. 1112—1116.

⁵ Книга Большому Чертежу. М. — Л., 1950, стр. 136—140.

⁶ Казанская губерния. Список населенных мест по сведениям до 1859 г, СПб., 1866; Списки инородческих селений Казанского учебного округа. Казань, б. г.; Сборник материалов по истории Казанского края в XVIII в. Казань, 1908, стр. 30—86; Казанская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 г. СПб., 1866, стр. XII—LXXVI; Приволжские города и селения в Казанской губернии. Казань, 1882; С. М. Шпилевский. Древние города и другие булгаро-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1877, стр. 193—546; Историко-статистическое описание церквей и приходов Казанской епархии, Вып. 6. Казань, 1904; Список населенных мест Казанского уезда с кратким их описанием. Сост. Износков. Казань, 1885; Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Казанская губерния. СПб., 1861, стр. 97—105; Труды 1-го Археологического съезда в Москве. М., 1869, стр. 571—575; Труды 3-го Археологического съезда в России. Т. 2. Киев, стр. 35—50. Картографические приложения; Труды IV-го Археологического съезда в России, бывшего в Казани. Т. 1. Казань, стр. 61—153. Картографические приложения.

рукописные материалы, собранные для историко-статистического описания церквей и приходов Казанской епархии, которые находятся в фондах ЦГА ТАССР и которые по различным обстоятельствам мы не смогли привлечь в данный момент¹.

Надеемся, что публикация списка Писцовой книги 1602/03 г. расширит круг активно используемых источников по истории Среднего Поволжья второй половины XVI — начала XVII в. и поможет в деле дальнейшего изучения истории края.