Игорь Кызласов

Новые поиски в алтаистике. II. Археологические разработки

Следует признать, что культура гуннов, доступная нашему изучению по своим поселенческим памятникам, в целом принадлежит не к центральноазиатскому, а к крайнему дальневосточному культурному кругу В нашей литературе давно уже именуют эту самобытную историко-культурную общность приморско-маньчжурской или приамурско-маньчжурско-корейской археологической провинцией (А. П. Окладников) (Бродянский Д. Л., 1975). Однако привлеченные к нашей теме материалы позволяют в свою очередь разделить очерченный ареал на две разные культурные части. Верхнее Приамурье не связано с ранней историей канов. К другой части, маньчжуро-корейско-приморской, и принадлежит гуннская культура. Принадлежит как по системе домостроительства и отопления, так и по особенностям хозяйства, на Иволгинском городище среди прочих отраслей знавшего свиноводство и мясное собаководство (Давыдова А. В., 1956, с. 299; 1995, с. 47; Бродянский Д. Л., 1975, с. 184, 185; 1985; 2001, с. 344).

Изучение историко-культурного наследия народов Южной Сибири. Вып. 7

Изучение историко-культурного наследия народов Южной Сибири. Вып. 7. Под ред. В. И. Соёнова, В. П. Ойношева. — Горно-Алтайск: АКИН, 2008. — 160 с.

Новые поиски в алтаистике. I. Разработки лингвистов-тюркологов

Несмотря на любые личные или коллективные научные убеждения, ради продуктивности поисков важно помнить одно: все возможности пратюркского выбора никак не следует сводить к одному лишь Ордосу и одним лишь центральноазиатским гуннам.
Обоснованного определения их языковой принадлежности (как и их европейских тёзок — культурно и этнически им отнюдь не тождественных) ныне предложить невозможно. Для этого попросту отсутствуют необходимые источники. Оттого и существуют и множатся в литературе разноречивые заявления, на деле лишенные точных данных, т. е. достоверными определениями не являющиеся.
Эта источниковедческая ситуация обоснованно и подробно показана Г. Дёрфером 35 лет назад (Doerfer G., 1973). Уже более 20 лет существует русский перевод этой работы (Дёрфер Г., 1986), что позволяет мне, не излагая ее позиций, настоятельно рекомендовать статью заинтересованному читателю. Особо выделю вывод германского алтаиста о невозможности отнесения гуннов (будь то азиатских или европейских) не только к тюркоязычным народам, но и к народам алтайской языковой общности в целом.

280 лет исследования древнетюркской рунической письменности

Ни один тюркский народ не сохранил рунического письма. Но хакасы, тувинцы и алтайцы веками хранили на своей земле памятники этой письменности — осознавая свою прямую связь со славными предками. Знакомство европейской науки с этими сбережёнными памятниками принесло западным народам откровение: была осмыслена древняя цивилизованность их тюркоязычных соседей.

Руническая эпиграфика древних болгар

В древностях Европейской России ныне известно лишь 36 предметов с нанесенными на них степными руническими надписями VIII—XII вв. По алфавитному членению 21 из них относится к донскому, а 12 — к кубанскому письму. Обе рунические системы были первоначально свойственны Хазарскому каганату, затем кубанский алфавит применялся в Волжской Болгарии. Алфавитная принадлежность трех надписей оставалась неясной, из-за их краткости. Они были названы доно-кубанскими и обозначены индексом ДК1. Вполне понятно, что при столь ограниченном эпиграфическом материале любые дополнительные сведения о каждой надписи представляют значительную ценность.

Рунические письменности евразийских степей

Автор исследует на археологическом материале самобытную письменность тюркоязычного населения Хазарского каганата и Центральной Азии: евроазиатскую (донской, кубанский, ачикташский, исфарийский и южноенисейский алфавиты) и азиатской (орхонский, енисейский и таласский алфавиты). Определение древнего построения орхонского алфавита изменяет представление о числе его знаков, природе, истории и происхождении рунического письма.

Аскизская культура Южной Сибири. X—XIV вв.

После детального изучения облика аскизских изделий появляются возможности и для другого обширного поля деятельности. Возникают условия не только для того, чтобы изучать взаимоотношения аскизской культуры и иных южносибирских культур во времени, но также и в пространстве. Учитывая важность политических событий XIII—XIV в. для судеб многих евразийских народов, появление возможностей подобных исследований южносибирских памятников конца X—XIV в. для понимания конкретных особенностей исторического процесса, протекавшего на этой весьма обширной территории, трудно переоценить.

Subscribe to RSS - Игорь Кызласов