Следы костров

Здесь горел костер около шести веков тому назад — сохранились монеты начала XV столетия. Монеты серебряные, однако порядком потускнели, покрылись зеленым налетом, на некоторых даже заметны не догоревшие волокна какой-то материи. Вероятно, они по какой-то причине вместе с ним попали в огонь. Костер разжигали, высекая огонь из кремня — в золе найдено два железных кресала. Тут же разбитый горшок с узорами, череп лошади, огромное число костей мелкого скота, рыбы и птицы. Бесспорно, здесь горел большой костер, вокруг которого сидели люди, проводя вечера, а может быть, и долгие осенние ночи. Он давал свет, тепло и пищу и, судя по толщине золы, возобновлялся неоднократно. Располагаясь на самом высоком месте, рядом с городскими укреплениями, костер, несомненно, служил для стражи. Невольно представляется историческая картина.

... Город-крепость, расположенный на высокой горе, окруженный крепкой дубовой стеной со сторожевыми башнями вдоль крепостного вала. На башнях, в проемах стен и у ворот расположена стража, вооруженная стрелами, копьями, пищалями. Из открытых крепостных ворот в сопровождении конной охраны выезжает большой обоз, направляющийся к северным племенам по торговым делам. Навстречу едет кавалькада с послом соседнего марийского князя. Уже прибыли правители соседних княжеств. Ожидается приезд посланцев Руси. Сегодня у казанского князя большой совет: решается вопрос отделения от Золотой Орды.

Между тем в городских кварталах, расположенных ниже, в левобережье реки, кипит своя жизнь: дымят горны гончаров и металлургов, слышен стук молотков и кувалд кузнецов, летят щепки из-под топоров плотников. Скрипят колеса, звучат голоса городского люда, купцов, направляющихся на пристань, куда прибыли русские торговые суда. А выше по реке разбирают плот, при-

141

плывший с верховья Казанки, где сплавляют лес. Глухо стонут мельницы, снимают сети рыбаки.

Вечереет. Сменяется караул, закрываются городские ворота, на башнях зажигаются огни. Как бы отвечая им, на низине лугов зажигают свои костры мальчики, оставшиеся на ночь сторожить коней...

Таким мне представился древний город, когда я стоял у следов давно потухшего и раскопанного нами костра. Здесь самое высокое место городища, отсюда вся округа кажется как на ладони, открывается широкая панорама на десятки километров. Со стратегической точки зрения место для города, для его военно-административной части выбрано удивительно удачно. И вещи, найденные тут, большей частью связаны с оборонными делами, с вооружением: множество различных наконечников стрел, большое число колец от кольчуг, обломки железных доспехов.

Самое интересное — выявленный впервые не только в иски-казанской, но и во всей средневолжской археологии свистящий глиняный снаряд со сквозными отверстиями. Это — уникальная находка, гордость нашей экспедиции. Ради этой находки не жалко потраченного годами труда, вскрытых сотен квадратных метров земли. Не менее ценны также редчайшие находки в виде трех железных шариков-ядер. Они также найдены впервые, найдены на этом самом высоком месте, служившем наблюдательным пунктом. Обнаружены они в нижнем, нетронутом культурном слое и являются подлинно иски-казанскими. Эти находки — яркое свидетельство применения огнестрельного оружия и являются прекрасным археологическим подтверждением сообщений русских летописей о наличии подобного оружия в булгарской земле уже в XIV в. Правда, это сообщение имеет отношение к городу Булгару: в 1376 г. суздальский князь Дмитрий организовал поход на Булгар, булгары, по сообщению летописей, «изыдоша из града противу их, стреляю-

 

Глиняный свистящий снаряд и железные шарики-ядра из Старой Казани

142

ще из луков и из самострелов, а инии гром пучаще з града, страшаще русское воинство». Вот это «гром пучаще» оценивается в исторической литературе как первое применение в Восточной Европе огнестрельного оружия. Несмотря на то, что тут речь идет о Булгаре, можно предположить о применении подобного оружия и в других булгарских городах, и не исключена возможность, что его знали и в Иски-Казани — Новом Булгаре (Булгар ал-Джадид по нумизматическим данным).

Кстати, о нумизматическом материале, т. е. о монетах. Это — серебряные, частично медные джучидские монеты-диргемы XIII—XV вв. «Джучидские» означает «золотоордынские» — от имени Джучи, родоначальника золотоордынских ханов; это был сын Чингиз-хана, отец Батыя. Известно, что джучидские монеты чеканились от имени золотоордынских ханов не только в собственно золотоордынских городах, но и в периферийных, подчиненных Орде, в том числе и булгарских. Одним из центров чеканки таких монет на севере являлась Иски-Казань. Количество таких монет, собранных в результате наших раскопок Старой Казани, составило уже 110. К этому числу необходимо добавить монеты, собранные на территории Иски-Казани в дореволюционный период и раскопками известного археолога-историка Н. Ф. Калинина в 50-х годах. Общее количество всех джучидских монет со Старой Казани составляет 210, преобладающая часть которых представлена серебряными диргемами. Наконец сюда можно было бы добавить монеты 4 кладов, найденных в прошлом веке на территории древнего города, однако неизвестно общее число монет в этих кладах (следует отметить, что вообще клады монет были довольно солидными. Например, т. н. Светинский клад, обнаруженный в 1936 г. всего в 40 км от Старой Казани на границе Татарской и Марийской АССР, состоял из 8971 монеты, из которых 7779 — джучидские, 1192 — русские).

Большинство монет XV в., распространенных в Среднем Поволжье, чеканены в Булгаре и Булгаре ал-Джадид. В историко-нумизматической литературе распространено мнение о том, что Булгар ал-Джадид это —Иски-Казань (так писали А. П. Смирнов, X. Г. Гимади, Г. В. Юсупов, Г. А. Федоров-Давыдов, А. Г. Мухаммадиев). Это мнение со временем получило надежную апробацию в науке.

Крупный специалист по истории Золотой Орды,

143

археолог и нумизмат Г. А. Федоров-Давыдов, в специальной работе, посвященной кладам джучидских монет, утверждает, что булгарские монеты XV в. обращались почти исключительно в области, тяготевшей к Старой Казани, а в самом Булгаре этих монет найдено очень мало. Поэтому он не без основания предполагает, что под именем Булгара монеты выпускались не в собственно Булгаре, а в Иски-Казани. Небезынтересным является пример из того же Светинского клада: из 7779 джучидских монет 640 чеканены в Булгаре ал-Джадид, 7361 —в Булгаре, фактически также в Новом Булгаре. Монеты из собственно золотоордынских городов: из Сарая, Гюлистана, Хаджи-Тархана, Азака (Азов), Орды и других, представлены несколькими, а во многих случаях — лишь единицами.

В целом, в XV в., т. е. в поздний период существования Золотой Орды и в раннюю эпоху Казанского ханства монетный центр Среднего Поволжья находился в Иски-Казани. Это подтверждается ежегодным пополнением монет ново-булгарского и булгарского (т. е. иски-казанского) чекана по раскопкам Старой Казани, в отличие от других поздних памятников булгаро-татарской земли. Раскопки Казанского кремля, т. е. кремля Новой Казани, которые весьма интенсивно велись в 70-х годах, не дали, например, ни одной подобной монеты. Из Казани известен всего один клад XV в., состоящий из 595 джучидских монет, среди которых всего 6 монет чекана города Булгара и ни одной конкретно Булгара ал-Джадид. То, что монетный двор находился в Иски-Казани, подтверждают еще и некоторые другие находки, сделанные там в последние годы: обломок монетного слитка из серебра (раскопки 1983 г.) и заготовки монет, найденные вместе с монетами XV в. (раскопки 1972, 1984 гг.).

Рамки одного очерка отнюдь не позволяют дать полные исторические сведения о Старой Казани, ознакомить с ее богатым археологическим материалом, всесторонне осветить ее значение в древней истории города Казани, в средневековой истории Татарии и Восточной Европы. Решению этих проблем посвящается отдельная монография. Коротко об археологии Иски-Казани будет рассказано чуть ниже, а пока необходимо обратить внимание уважаемого читателя на один весьма существенный момент.

Более 200 лет тому назад, в 1770 г., побывав на

144

месте Старой Казани, известный русский путешественник и историк-краевед Н. П. Рычков писал: «Татары, сохраняя в памяти место древнего своего жилища, называют его поныне Иски-Казань, то есть Старая Казань». Путешественник собрал некоторые народные предания о построении Казани, распространенные среди татар. В них рассказывалось, что оставшиеся в живых два булгарских царевича при разрушении Тамерланом города Булгара некоторое время скрывались в лесу, пока завоеватель бесчинствовал на их земле; потом, оставив в развалинах древнюю столицу свою, пошли к верховью реки Казанки, где решили основать себе новое жилище.

Подобные легенды-предания собирались все больше, получили достойное место в исторической и фольклорной литературе трудами И. Г. Георги (XVIII в.), К. Ф. Фукса, И. Ф. Яковкина, М. С. Рыбушкина, П. Малова, Н. Н. Кафтанникова, К. Насыри, С. М. Шпилевского (XIX в.), Н. Ф. Катанова, С. Вахиди (XX в.).

Эти произведения народного эпоса созвучны с известным историческим повествованием «Дафтар-и Чингиз-намэ», составленным в конце XVII в. Его неизвестный автор, будучи образованным и талантливым человеком того времени, при написании своего сочинения, помимо произведений народного фольклора, успешно пользовался какими-то недошедшими до нас источниками. Н. Ф. Катанов, Али-Рахим и М. Г. Усманов, исследователи сборника, указывая отдельные его анахронизмы, в целом дают положительную оценку этому историческому источнику. Достойны внимания его главы «Дастан Аксак-Тимур» («Повесть о Тамерлане») и «Дастан фит-тарих» («Повесть по истории»), известная в русской исторической науке как «Татарская летопись». Именно в ней рассказывается история заложения Казани после разрушения Булгара Аксак-Тимуром. Впрочем, предоставим слово самой летописи:

«Было в семисотом году (гиджры), (когда) Аксак-Тимур отнял у хана Абдуллы город Булгар. У хана Абдуллы было два сына, один из них Алтын-Бик, а другой Алим-Бик; после того разорения, пришедши, на реке Казани поставили крепость (и) основали город. Тут народ этот прожил 104 года; наконец, не взлюбивши этого места, с того места выселились (и) у устья реки Казани построили город»¹. Это отрывок из летописи,

¹ Это сообщение взято из полного издания «Дафтар-и Чингиз-намэ», осуществленного в 1882 г. в Казани татарским краеведом Р. Джиганшиным. Другие варианты летописи с аналогичным содержанием известны по рукописи Сайфуллы ибн-Саида, по изданию известного татарского ученого-просветителя И. Халфина 1822 г. и по рукописи, найденной в 1902 г. русским археографом Н. Н. Пантусовым. Известный тюрколог-лингвист и этнограф Н. Ф. Катанов издал все эти рукописи на русском языке с широкими историческими комментариями. См.: Катанов Н. Ф. Покровский И. М. Отрывок из одной татарской летописи о Казани и Казанском ханстве. — Изв. Об-ва археологии истории и этнографии, т. XXI, вып. 4. Казань, 1906.

145

посвященный начальной истории Казани; далее освещаются события времен Казанского ханства и его покорения войсками Ивана Грозного, а также последующего периода.

Рассказанная в летописи краткая история построения первоначальной Казани под руководством Алим-бека и Алтын-бека описывается и в других рукописях, но уже с некоторыми подробностями. В этом отношении интересна рукопись, изданная немецким этнографом, натуралистом и путешественником по России И. Г. Георги, посетившим Старую Казань в 1773 г. Помимо описания места древнего города он привел сообщение из одной татарской рукописи, подаренной ему армянином Барданесом, занимавшимся тогда переводами с восточных языков.

В рукописи говорится, что город Бряхимов (параллельное название Булгара) был взят Аксак-Тимуром после семилетней осады. Он предал смерти его правителя Абдуллу, но царевичи Алтын-бек и Алим-бек с помощью приближенного их отца скрылись в надежном месте. После ухода Тамерлана они не стали восстанавливать прежнюю столицу, Алтын-бек построил на Казанке новый город, где ныне Иски-Казань. Таким образом, сообщает манускрипт, «разрушенный Бряхимов возстал в Казани». Далее рассказывается о перенесении центра в устье Казанки на современное место города. Причиной оставления населением Старой Казани называется неудобство ее расположения, главным образом трудность доставки женщинами воды на высокую гору, где находился первоначальный город. Строительство нового города при тогдашнем иски-казанском правителе Али-бее сопровождалось трудностями из-за огромного числа змей, которые, наконец, были сожжены; был убит и главный змей — дракон, в честь победы над которым герб нового города был изображен в виде этого дракона («Зилант» от татарского «җылан» — змей).

146

Необходимо сказать несколько слов об отдельных моментах сюжетов татарских повествований о древней Казани, снижающих, на первый взгляд, их достоверность, например, о змее-драконе. Культ змеи был чрезвычайно высок еще с древнейших времен — общеизвестно введение образа змеи в языческую мифологию. При первых цивилизациях был обычай содержания змей в храмах, ношения их при различных церемониях.

Образ змеи или дракона глубоко вошел в фольклор народов Восточной Европы и стран Востока: вспомним змей-горынычей, змей-хранителей сокровищ, чудовищных драконов из сказок. При раскопках античных и средневековых городов нередко находят изображения змей и драконов. Исследованиями Булгарского городища, например, была выявлена бляха с изображением драконообразного существа. По «Дастан Аксак-Тимур», возникновение города Буляра, одного из столичных булгарских городов, связано с драконом по имени «Барадж», нашедшим отражение в гербе этого города. Вообще, изображение драконов и змей присуще для архитектурных украшений, печатей и гербов целого ряда городов. Наконец, с культом змёи связаны отдельные топонимы — названия гор, урочищ, археологических объектов Татарии: известное «Чертово городище» близ Елабуги с сохранившимися легендами о проживании там «беса», улетевшего в виде огненного змея перед завоеванием Казанского ханства; булгарское Елантовское (от слова «Елан тауы» — «Змеиная гора») и Змеевское городища домонгольского и золотоордынского времен в правобережье Шешмы и на левом берегу Камы, наконец, известное позднебулгарское поселение «Джилантау» («Змеиная гора») в пределах современной Казани, на месте появившегося позднее Зилантова монастыря. С подобными древними представлениями был связан и знаменитый герб Казани с изображением змея-дракона — «зиланта». Этот знак прежней Казани был оставлен в качестве герба города и русского периода. Известна, например, печать на одной русской грамоте XVII в. с изображением «зиланта» на фоне человеческого сердца; на правом краю рисунка, на выделенном полумесяце, написаны слова «царство Казанское», а в сердце вогнут кинжал, символизируя собой поражение Казанского ханства русским оружием.

Вернемся к Старой Казани. Редактор «Заволжского муравья» (журнал издавался в Казани в 1832—1834 гг.),

147

пламенный патриот казанской земли и опытный журналист М. С. Рыбушкин, в 1833 г. совершил поездку в Иски-Казань. Впечатлениями от этой поездки он поделился в своем журнале, прилагая к путевым заметкам перевод из одной татарской рукописи, подаренной ему профессором И. Ф. Яковкиным. По своему содержанию рукопись близка к предыдущей, однако в ней имеются некоторые новые детали. Сообщается, например, что в период разрушения города Булгара Алим-беку было 9 лет, а Алтын-беку — 7. Следовательно, до построения нового города на Казанке могло пройти какое-то время.

Рыбушкин совершил поездку в Старую Казань не один, а вместе со своим другом, археологом-любителем и талантливым художником, адъюнктом Казанского университета Н. Н. Кафтанниковым. Опубликовавший до этого солидное для тех времен исследование о развалинах города Булгара, хорошо знавший мир тюркских народов, написавший, например, повесть «Араслан-Бабр» из жизни башкир, владевший татарским и башкирским языками, Кафтанников приобрел у казанских абызов (почтенных людей, аксакалов) несколько совершенно неизвестных до этого древних рукописей под названиями «Ферхег-намэ» (татарский перевод персидского сочинения с аналогичным названием), «Беан дастан ад-Тарих», «Таварих ад-Даваир», «Повесть о несгораемой вдревне» со многими интересными сообщениями о Булгаре и Казани.

К сожалению, судьба этих рукописей неизвестна, сам Кафтанников их не издал, лишь отрывки из них в переводе Кафтанникова чуть позднее использовал некий А. Кавелин в своем публицистическом сочинении о волжских булгарахДаже в таком сокращенном виде эти сочинения представляют значительный интерес. Так, по рукописи «Таварих ад-Даваир», один из царевичей, Алим-бек, из разоренного Булгара пришел в другой булгарский город Кашан, где был учителем, а по «Ферхег-намэ», оба брата ушли на Казанку и основали Старую Казань. Впоследствии Алим-бек ушел оттуда и основал на реке Тобол одноименный город (древний Тобольск в Сибири). ² По свидетельству «Беан дастан ад-

¹ Кавелин А. Древние болгары (из бумаг Кафтанникова). Библиотека для чтения, т. 82. СПб., 1847, с. 57—59.

² Во время конференции по средневековой археологии Урала и Поволжья, проходившей осенью 1983 г. в Уфе, один из западносибирских археологов показал мне массивный медный перстень с

148

Тарих», «оба брата ушли на берега Казанки и основали там город Казань, что ныне известен под именем Эски-Казань». Далее приводится известный сюжет о перенесении столицы в устье Казанки.

Богата новыми сведениями «Повесть о несгораемой царевне», с начальными сообщениями которой (о спасении каким-то чудом дочери хана Абдуллы после гибели его семьи) мы уже познакомились в очерке о городе Булгаре, в связи с описанием Черной палаты. Так вот, царевну представили Тамерлану, который, прельщенный ее красотой и умом, решил взять с собой вместе с ее братом (обстоятельства спасения этого брата — третьего сына Абдуллы — не приводятся). После смерти Тимура они находились в услужении у его сына. Как-то, во время царской трапезы, Шеуне-бек провинился, и хотели отрубить ему голову, но был прощен с условием больше не находиться во дворце. Вскоре он со своей сестрой убежали из плена и вернулись они в родные края, вначале в город Кашан, где Шеуне-бек стал учителем, «но узнав, что братья его основали новый город Казань, где и царствуют, отправился к ним на житье. Сестра вскоре вышла замуж за братнина полководца, который назывался Мулла-Хозятаз и Софин-харака (т. е. он же Софин-харака. — Р. Ф.) и был вместе с Алтун-беком основателем Казани, где и умер». Повесть указывает его могилу, почитаемую за святую, в Иски-Казани, а могилу его жены, т. е. героини легенды, у дер. Айши. «Повесть о несгораемой царевне» в значительной степени созвучна с современными топонимами и археологическими памятниками района Старой Казани: Мулла-Хозятаз из повести и «могила Мулла-Хазея» — на иски-казанском кладбище ', «несгораемая царевна» и ее могила под названием «могилы Гайшии-бикэ» возле упомянутой дер. Айши (Татарская Айша в 2 км от Старой Казани). Весьма вероятно, что название деревни связано с име

щитком, на котором изображен «зилант», найденный на раскопках Тобольска (перстень найден в нижнем, татарском слое города). Это, естественно, не является археологическим подтверждением татарских источников о сооружении древнего Тобола выходцами из Казани, но в какой-то степени может свидетельствовать об исторических связях.

¹ Слово «мулла» в этом случае не означает священника, а применено для почтительного обращения и заменяет «эфенди» («господин»). Мулла-Хозятаз, будучи полководцем, очевидно, сыграл большую роль в жизни тех времен, и его имя со временем было канонизировано, стало «святым».

149

нем Гайши-бикэ («бикэ» означает царевну), о чем свидетельствует их лингвистическое сходство. Кстати, известное татарское сочинение «Таварихе Булгарин» называет эту деревню «Гайшә бикә авылы» («Деревня Г айши-бикэ»).

Мы не собираемся здесь поднимать вопрос о том, каким образом Тамерлан разрушил город Булгар в 700-м году хиджри, т. е. в 1300-м году по нашему летосчислению, когда его еще и не было на свете (годы его жизни — 1336—1405). Это — сложный и запутанный вопрос, вызвавший в науке много споров, дискуссий, кривотолков. Он до сих пор не решен и требует специального серьезного исследования. Такой же трудной проблемой является вопрос о хронологии в татарских источниках. Учитывая то, что решение этих проблем не является целью данного очерка, хочется только отметить следующее: взятие Тамерланом города Булгара, за исключением татарских, не отмечено ни в одном другом историческом источнике — ни в русских летописях, ни в арабо-персидской географии. Биографы Тимура подробно описывали каждый его поход, иногда по дням, и эти хроники опубликованы. С нашей точки зрения, в татарских источниках, составленных в позднее время, именем Тамерлана, оставившего свою грозную память в тюркском мире, был заменен какой-то другой, более ранний завоеватель. Решение этих вопросов — дело будущего.

Для нас сегодня ясно и ценно то, что волжские булгары, несмотря на завоевание их земли, не погибли, не исчезли, а продолжали жить, построив новые города и селения, о чем свидетельствуют многочисленные археологические и письменные источники, что подтверждается рассказами национальных источников о сооружении Казани выходцами из Булгара, о постепенном росте Казани как Нового Булгара. Иски-Казань известна давно, и все росло внимание к ней, как к крупному булгаротатарскому памятнику. Вскоре после взятия Казани и присоединения Казанского ханства к Русскому государству, в 1565—1568 гг., были составлены писцовые книги с учетом всего того, что имелось в бывшем татарском государстве. В этих книгах «Иски-Казанью» названо именно то место у современного села Камаево Высокогорского района ТАССР, где находятся ныне ее остатки.

В материалах большой ревизии 1781—1782 гг. это село (тогда оно называлось «Князь Камаево» по имени

150

татарского князя XVI Камая, державшего, очевидно, там свое имение) названо параллельным именем «Иски-Казань». Так же наименовано это место и в «Актах генерального межевания», составленных в начале XIX в.

Упомянутые выше Рычков и Георги, помимо сбора рукописей и преданий о Старой Казани, сделали первые полевые описания ее памятников, в том числе старых кладбищ с надгробиями, принадлежавшими татарским князьям. В те же времена, в 1772 г., возвращаясь из научной командировки в Сибирь по Сибирскому тракту, историк-филолог и естествоиспытатель, академик П. С. Паллас после Арска указал «следы прежнего заложения Казани под именем Иски-Казань (старого города) весьма приметны». Издатель газеты «Казанские известия» любитель-историк Д. Зиновьев поместил в одном из номеров газеты за 1817 г. любопытную заметку о Старой Казани, отметив там «множество разной величины камней, слабые признаки мест, где находились городские башни, некоторые строения и часть каменной лестницы, идущей к Казанке». Известный нам Рыбушкин писал о том, что там находились «разрушившиеся здания и глубокие ямы». Однако вследствие долголетней вспашки эти следы древних построек сровнялись с землей.

Впоследствии на месте Старой Казани побывали еще несколько любителей-археологов и историков, а также членов Общества археологии, истории и этнографии (Н. И. Второв, П. Малов, В. Л. Борисов, И. И. Смирнов, М. М. Хомяков), оставили о ней опубликованные в различных изданиях заметки, ознакомили научную общественность с собранным там материалом. Известный дореволюционный казанский археолог П. А. Пономарев, побывав на Иски-Казани в 1904 г., собрал там богатую коллекцию вещей, среди которых были золотая подвеска, серебряная застежка, 50 джучидских монет. Пономарев впервые сделал фотографии Иски-Казанского кладбища с тремя сохранившимися к тому времени эпиграфическими памятниками.

В работах, посвященных средневековой истории Восточной Европы, истории Волжской Булгарии, Казанского ханства и города Казани (труды К. Ф. Фукса, М. С. Рыбушкина, И. К. Баженова, С. М. Шпилевского, Ш. Марджани, П. Е. Заринского, М. Н. Пинегина, Н. П. Загоскина, О. С. Лебедевой, М. Г. Худяко-

151

ва и др.), Иски-Казань была оценена в роли первоначальной Казани, обращено внимание на ее значение в истории татарского народа. В этом отношении примечательны небольшие раскопки профессора И. Н. Бороздина, проведенные им в конце 20-х годов, и особенно исследования Н. Ф. Калинина в 50-х годах, который, изучив несколько жилищ, металлургические и гончарные горны, собрав ценный вещевой и керамический материал, пришел к твердому мнению о том, что весь этот богатый материал в своей основе является булгарским, что иски-казанские ремесленники были хранителями традиций булгарских мастеров, более того, попросту переселенцами из центральной, закамской Булгарии.

Одной из наиболее ценных находок, выявленных в те годы, является эпиграфический памятник с территории иски-казанского посада с датой 1281/1282 г. — самое древнее булгарское надгробие, сохранившееся на территории Среднего Поволжья. Крупнейший советский булгаровед А. П. Смирнов, проводивший в начале 60-х годов археологические наблюдения остатков Старой Казани, при учете прежних сведений также оценил ее достойную роль в древней истории Казани, отметңв одновременно наличие домонгольского материала в слое посада. Преемственность Булгара и Казани, значение Иски-Казани в качестве первоначального города соответствующим образом оценены в многотомной «Истории СССР», «Истории Татарии», «Большой Советской Энциклопедии», «Советской исторической энциклопедии».

Старая Казань представлена двумя основными памятниками: Камаевским (Иски-Казанским) городищем площадью 61200 кв. м (6,12 га), расположенным, как уже отметили, у села Камаево Высокогорского района ТАССР, на высоком правом берегу реки Казанки, и Русско-Урматским селищем в 1240000 кв. м (124 га), находящимся между Камаевым и дер. Русский Урмат в низине левобережья реки вдоль ее притока Урматки. Городище — это остатки политического центра, кремля Старой Казани; основная часть дореволюционной литературы об Иски-Казани относится к этому памятнику. Селище — остатки ремесленно-торгового посада города. На подобную роль этих двух объектов было обращено внимание еще в дореволюционное время (Рыбушкин, Малов). Это мнение подтверждено работами Н. Ф. Калинина и нашими раскопками с 1972 г.

Основой такого деления послужили: топография

152

 

Схема расположения памятников Иски-Казани

расположения памятников; идентичный по культуре материал на обоих памятниках, но отличающийся своим богатством и разнообразием на городище (более дорогой вещевой и керамический комплекс, преобладание серебряных монет и оружия); широкое распространение у народа названий памятников, соответствующих их исторической роли (городище — это «крепость Иски-Казани», селище — «иски-казанский посад», «иски-казанский пригород»).

Посад основан на культурном слое значительного булгарского домонгольского поселения,, возникшего, очевидно, во второй половине XII в. в период начала

153

освоения булгарами бассейна Казанки. Примерно через

сто лет, после монгольских завоеваний, на этом сравнительно спокойном тогда лесном районе возникает крепость, превратившаяся вскоре, где-то к концу XIII в., в политический центр нового города, а открытое, еще возросшее к тому времени поселение — в его посад. Уместно вспомнить здесь сообщение вышеприведенной Татарской летописи о том, как два царевича «поставили крепость (и) основали город».

Город растет и получает дальнейшее развитие: развиваются ремесло и торговля, зодчество и декоративноприкладное искусство, которые по своему происхождению являются булгарскими. Об этом наглядно свидетельствуют остатки материальной культуры, добытые при проведении археологических исследований: керамика, ювелирные изделия, орудия труда и оружие, железные и медные бытовые предметы, производственные комплексы (горны) и эпиграфика. Казань становится одним из центров чеканки монет, вначале параллельно с Булгаром, позднее как самостоятельный центр обращения новых монет.

Однако расположение Казани в среднем течении Казанки, вдали от больших рек, со временем стало не устраивать растущие социальные и политические силы княжества. Казань переносится к устью Казанки, к месту впадения ее в Волгу — центральную реку Восточной Европы. Перенос Казани как административного центра края ярко отражен в национальных исторических источниках и в народном фольклоре.

С возникновением Новой Казани постепенно опустела основная часть Старой Казани, ее ремесленно-торговый посад. Городок же, представленный ныне Камаевским городищем, продолжал существовать в качестве необходимого и удобного опорного военного пункта. В первое время, предшествовавшее образованию Казанского ханстна, он являлся центром чеканки джучидских монет. В последний раз городок Старая Казань упоминается в русских летописях под 1536 г. в связи с убийством там казанского хана Джан-Али (Еналея) в результате государственного переворота в Казани. Помимо своей основной цели в качестве военно-стратегического пункта по охране северных земель ханства Иски-Казанская крепость сыграла дополнительную роль в качестве своего рода бастиона-тюрьмы, где, видимо, содержались и военнопленные. Именно о пленниках в оп-

154

ределенной степени свидетельствуют и археологические находки.

Итак, об археологическом материале. За семь лет наших раскопок Старой Казани вскрыто 4114 кв. м площади, исследовано более 20 производственных и жилых комплексов (мастерские, гончарные горны, жилища), обнаружено более 50 тысяч находок, являющихся подлинно булгарскими, за редким исключением 5—6 % керамики с городища, напоминающей посуду золотоордынских городов Нижнего Поволжья. Вся Иски-Казань является наиболее крупным и ярким связующим звеном булгарской и казанско-татарской материальной культуры — здесь слои с обильным и ценным материалом Волжской Булгарии домонгольского и золотоордынского периодов и времени Казанского ханства.

К наиболее интересным объектам, выявленным нашими раскопками, можно отнести: основание каменного дома ремесленника с остатками рабочего места кузнеца (каменные котлы для остывания изготовленной продукции) с большим количеством готовых изделий и полуфабрикатов; плохо сохранившуюся нижнюю часть какого-то каменного жилища с оградой и основанием каменных ворот на городище; полуземляночный дом ремесленника;

9 гончарных горнов, в том числе 5 для производства поливной керамики; остатки целой гончарной мастерской — на селище.

Из особо ценных находок (кроме вышеназван-

 

Серебряный перстень из Старой Казани

 

Бляха с изображением человеческого лица из Старой Казани

155

ных джучидских монет и некоторых видов оружия) —золотой, серебряный, медные перстни, медные пластинчатые орнаментированные браслеты, медные и железные бляхи и накладки с узорами, медная орнаментированная шестипалая булава, янтарные и глазчатые стеклянные бусы, выточенное костяное пряслице, каменная матрица для отливки украшений, оловянная бляха с изображением человеческого лица в богатой шапке... Из оружия, орудий труда и бытовых предметов — обломки сабли и меча, различные ножи, в том числе и с костяными ручками, цилиндрические замки и ключи, пряжки, кольца, цепи, гвозди, долота и стамески, молоток, зубила, бородок, рыболовные крючки, ральник от плуга, кочедык; из керамических изделий: пряслица, целые сосуды с богатейшей орнаментацией, обломки красивой изразцовой керамики, китайский селадон...

Среди нескольких тысяч собранных костей животных определено более 5 тысяч, выявлено более 300 особей: на первом месте стоит крупный рогатый скот, на втором — лошадь, на третьем — мелкий рогатый скот. Иными словами, содержали и потребляли в пищу коров и быков, лошадей, овец. Встречены кости верблюда, осла, из диких животных — лося, зайца. Много костей птиц (курицы, дикой утки, кулика), рыб, среди них и больших осетровых. Нет костей свиньи, но есть чисто русские вещи, например, кресты, а также янтарная иконка — находка уникальная, которая не встречена даже на городищах самой Руси. Эти вещи, бесспорно, связаны с полоняниками.

Исследуя Старую Казань, мы не ограничиваемся только археологическими работами. Проводим опрос окружающего населения, собираем предания и легенды. Еще в конце 60-х — начале 70-х годов, проводя сплошную разведку бассейна Казанки, член экспедиции Р. Хазиев попутно записывал в деревнях предания об Иски-Казани. Они созвучны с уже имевшимися, опубликованными в свое время К. Насыри, С. Вахиди. Это тот же сюжет о Тамерлане, об Алим-беке и Алтын-беке, о золотом котле, уроненном в реку, откуда ее название «Казан», что передано и городу, об иски-казанских женщинах, уставших ходить по крутой лестнице за водой и попросивших князя перенести город в другое место, о новом городе, заложенном там, где ныне башня Сююмбеки, о борьбе при этом с драконом, о Чура-батыре, погибшем при борьбе с двуглавым чудовищем в том мес

156

те, где ныне деревня Чурилино (Чура-иле). Почти каждый год мы сталкиваемся с этими рассказами, узнаем что-то новое, хоть и небольшое.

Отрадно то, что рассказывают их не просвещенные люди, знакомые с научной литературой, а самые простые деревенские бабаи и старухи, никогда в жизни не читавшие Рычкова и Фукса. Они не забывают легендарную историю Булгара и Казани, хранят любовь к ней, и, как в былые времена, передают эту любовь, эти рассказы молодым. В 1983 г. в период раскопок Камаевского городища в соседней деревне Кзыл Булгар из уст 50-летней женщины мы услышали легенду с вышерассказанным сюжетом. Она услышала от своего деда, уроженца села Айша, державшего еще на городище («крепости») пахотную землю и, естественно, часто там бывавшего.

В легенде есть новые интересные детали, говорится, например, что основание крепости Иски-Казани был» каменным, а стены — деревянными. Женщина рассказала, что ее дед показывал ей когда-то каменную лестницу к «ханскому роднику». Этот родник и теперь еще есть, правда, уже плохо заметен, зарос травой; расположен он на склоне горы, примерно в 50 м ниже верхней площадки городища. А вот лестница . уже исчезла, покрыта дерном, но со стороны можно заметить что-то вроде тропинки...

Рассказ о Старой Казани мы начали со следов костров на высокой горе. Подобных следов достаточно и внизу, на селище. У подножия невысокого берега Урматки бьет мощный родник, питая речку с незапамятных времен. На задернованной земле у обрыва видно едва заметное углубление, которое давно привлекало наше внимание.

Отмерили и пронивелировали участок вокруг того углубления, заложили раскоп. Штык за штыком лопата углубляется в нетронутую плугом землю, тщательно расчищаются квадраты. На чистой глине — следы от хозяйственных и столбовых ям, костров и сгоревших частей какого-то сооружения. С особой осторожностью снимаем пласты земли в центре раскопа. Доходим до материка, полностью выявляется объект.

Круглой формы гончарный горн для обжига керамики с обширной предгорновой ямой, где хорошо заметны следы рабочего места гончара. Перед горном, в середине мастерской на глиняном полу — место очага, который

157

 

Иски-Казанская гончарная мастерская по исследованиям Урматского селища в 1983 г. Художник К. Нафиков

давал свет и тепло. В отдельной яме развалы сосудов, которые не успел обжечь мастер. В стенке ямы у топки небольшая ниша для светильника, а рядом на камнях — разбитый тяжестью земли красивый узкогорлый глиняный кувшин. Надо полагать, гончар держал в нем воду из того родника в обрыве речки и запивал ею лепешку с изюмом.

Усердно работал гончар: лепил на круге кувшины и корчаги, горшки и миски, светильники и чернильницы. И невольно представляется он по рубаи Омара Хайама: Поглядите на мастера глиняных дел:

Месит глину прилежно, умён и умел.

Лепил гончар и обжигал, работал и летом, и зимой. Продавал на базаре свой товар, на заработанное себе другое покупал, оставляя часть на запас. Запас держал в погребе, отвешивая порой тем, кто к нему приходил. Недаром в погребе остались весы, а на полу мастерской —• медные монеты...

Огромно число обломков глиняной посуды из мастерской — более 11 тысяч. Встречаются и целые сосуды. Это та же булгарская керамика, которая встречается в

158

закамских основных булгарских землях. Те же формы,, те же узоры. Говоря словами поэта:

Да, эта булгарская культура присуща и для городских кварталов, и для кремля-детинца на горе. Древняя эта земля, древняя своими археологическими слоями, обраставшими мохом огромными камнями на склонах горы и в ущелье, своим «ханским» родником, обмелевшей, ставшей илистой Старой Казанкой под крепостью.

На крутых берегах глубоких оврагов, меж огромных камней-глыб, на древних крепостных валах обитают в норах барсук, лиса, енотовидная собака, парят в воздухе орлан-белохвост, ястреб, ночью кричит сова. Внизу, в Старой Казанке, среди камышей и водорослей, плавает дикая утка, сторожит рыбу цапля. Растет там водяная лилия — кувшинка, а на нераспаханном лугу — дикий лук, свербига, борщевик. От всего этого веет какой-то трудно объяснимой, но близкой уму и сердцу древностью.

Раскапывая древности на горе и в низине, размышляя о найденном, невольно продолжаешь от себя слова поэта, приведенные в качестве эпиграфа: