Глава IV. Пережитки булгарской культуры у казанских татар и чуваш

Теснейшая связь булгар и казанских татар устанавливается на целом ряде памятников материальной культуры, по антропологическому материалу и по письменным источникам. На тесную связь современных татар с булгарами указывают и те родословные, которые ведутся очень многими татарскими семьями, и которые имеют исходной точкой лиц, вышедших из Болгара¹.

Весь имеющийся материал позволяет утверждать, что завоеватели-монголы не оказали существенного влияния на формирование казанских татар.

Ни в археологическом, ни в антропологическом материале нельзя проследить тот тип монгола, который известен нам по ряду описаний. Например, Плано Карпини так характеризуют монголов: «Они нисколько не походили на других людей. Большее чем у других племен расстояние между глазами и щеками, выдающиеся скулы, приплюснутый нос, маленькие глаза, небольшой рост, редкие волосы в бороде». Этому типу мы не найдем аналогий ни среди современных татар, ни в раскопочном антропологическом материале. Между татарами встречаются люди европеоидного типа с продолговатым овалом лица, мало выступающими скулами, правильным прямым носом, и люди другого, брахицефального типа. Это подчеркивает, что монголы (татары), пройдя огнем и мечом волжскую Булгарию, не осели в среднем Поволжье, во всяком случае, они не оказали заметного влияния на формирование физического облика современных татар.

Г. Ф. Дебец в своей работе «Турко-финские взаимоотношения в Поволжье по данным палеоантропологии»² отмечает, что среди древних народов Поволжья был распространен европеоидный длинноголовый и высокоголовый тип, характерный для булгаро-татар XIV—XV вв. н. э., к которому примешаны также черты низкоголового узколицего монголоидного типа. Этот последний встречается весьма часто среди чуваш.

Изученные черепа булгар и чуваш не имеют признаков тюркского типа, характерного для кочевников нижнего Поволжья эпохи Золотой Орды.

Т. А. Трофимова в своей монографии «Этногенез татар Поволжья в свете данных антропологии» (Москва, 1949, стр. 143) отмечает, что большая часть установленных компонентов имеет древнее местное происхождение: «Монголоидные типы центрально-азиатского происхождения, известные среди татаро-монгол по описаниям современников, среди поволжских болгар XIV—XV вв. не устанавливаются».

Анализ антропологического материала подтверждает точку зрения, выставленную В. В. Бартольдом, что «большинство монголов вернулось в Монголию, а оставшиеся в завоёванных странах монголы быстро утратили свою национальность»³.

Сами булгары, по-видимому, стремились сохранить свое имя и довольно долго и в политическом отношении не сливались с Золотой Ордой, хотя провести различие в культурном отношении между булгарами и монголами Золотой Орды часто оказывается затруднительным.

Перенесение центра Булгарского государства в Казань — «новый Болгар» — и переход власти к Улу-Мухаммеду, создавшему новую политическую и военную организацию, укрепили положение государства. С того времени за населением среднего Поволжья окончательно упрочилось наименование татар. Но эта смена имен долго не была общепринятой, так как сами «татары» продолжали называть себя булгарами, так же называли их и некоторые народы. Преемственная связь современных татар с булгарами сохранилась до настоящего времени. Можно встретить стариков-татар, которые называют себя потомками булгар, памятники булгарской истории, архитектурные сооружения и могильные плиты они считают для себя священными и тщательно охраняют.

Как уже говорилось, XIV век является временем расширения булгарского влияния на соседей. Это прекрасно видно по могильным памятникам булгар этого периода, встречаемым далеко за пределами основной булгарской территории. Мусульманская пропаганда при поддержке хана Узбека приняла тогда большой размах.

Археологический материал дает основание говорить, что в XIV веке Булгария, оправившаяся от монгольского погрома, расширила свою территорию. Булгары появились на Чепце, на верхней Каме. «Бессермяне», по-видимому, и представляют собою обулгарившихся древних удмуртов. При расширении основной территории эти народы несомненно оказали свое влияние на культуру и физический облик булгаро-татар. После погрома Булак-Тимура в 1361 году для Булгарии наступила полоса военных неудач. Разрушение городов привело к отливу городского населения на север, содействуя усилению Казани.

Изучая сохранившиеся памятники материальной культуры, можно заметить, что культура булгар золотоордынского времени образовалась на базе местных культур предшествующей эпохи. Если провести сравнение культуры булгаро-татарской с культурой Казанского ханства и современных татар, то не трудно будет убедиться в том, что основой культуры казанских татар является булгарская. За длительный исторический путь, как и культура всякого народа, она изменилась в связи с внутренним процессом развития. При этом она не является чем-либо монолитным на всей площади расселения татар, а даёт ряд вариаций, в зависимости от общественного положения людей и местных условий⁴.

Большое значение имеют при рассмотрении этого вопроса памятники архитектуры. К сожалению, мы еще почти совсем не знаем архитектуры Казанского ханства, благодаря чему выпадает большой хронологический отрезок. Частично этот недостаток можно будет восполнить изучением архитектуры Касимовского царства, дошедшей до нас в виде отдельных памятников.

Татарская архитектура, в частности архитектура жилищ, прототипом своим имеет памятники булгар. Жилища древних булгар довольно полно исследованы при раскопках Сувара и Болгара. Среди ряда домов, сохранившихся частично, были открыты здания, позволившие точно установить, что тип жилища, существовавший в булгарскую эпоху, сохранился и в последующее время, хотя в XIII веке, после монгольского завоевания, наряду с ним появился другой. Данные раскопок городищ Сувара и Болгара подтверждаются сведениями восточных писателей.

Древний булгарский дом — это сруб или глинобитное сооружение, в плане близкое к квадрату, с глинобитной печью, поставленной внутри дома на некотором расстоянии от стены. Перед печью устраивался лаз в подполье с двумя ямами-зернохранилищами. Из других деталей удалось установить, что глинобитные дома имели плоскую кровлю. Дома были окружены хозяйственными постройками.

Интересен богатый кирпичный дом, открытый в центре Суварского городища, построенный в X веке, позднее расширенный и неоднократно перестраивавшийся. Первоначально это был дом почти квадратный в плане, с системой подпольного отопления; его окружали хозяйственные постройки и кирпичная стена. Этот дом, судя по его инвентарю, мог принадлежать какому-либо знатному человеку. По-видимому, это была для X века довольно редкая постройка. План дома в основном повторяет рядовые дома граждан и весьма близок дому, открытому В. А. Городцовым при исследовании Старой Рязани. Было ли это сходство результатом влияния булгар на русских или обратно, трудно решить. Вероятнее всего, что на создание общего типа повлияли местные условия, одни и те же для племён, составивших Булгарское царство и Рязанское княжество. Подобные дома продолжали существовать и в золотоордынскую эпоху. Позднее этот дом, миниатюрный дворец, изменился, он получил колонны и облицовку поливными изразцами и в XIV веке представлял продолговатое здание с небольшой пристройкой-вестибюлем и имел, по-видимому, два этажа. Этот тип дома позднее перешел в архитектуру Казани, о чем косвенно можно судить по материалам г. Касимова⁵, где Палласом был отмечен дом, аналогичный суварскому.

Если взять современную татарскую усадьбу, то мы увидим черты сходства с древними булгарскими жилищами. У татар дом обычно ставится посреди усадьбы и окружен хозяйственными постройками. Вся усадьба обнесена забором, так что улицы представляют бесконечную цепь изгородей. План современного дома близок к квадрату, с печью посредине или ближе к глухой стене. В доме настилается деревянный пол, который опирается, как правило, на столбы. Наряду со срубом в южных районах встречаются дома и бани на половину врытые в землю, представляющие как бы землянки с накатом и плоской крышей⁶.

Встречаются жилища и с плоскими крышами, в частности, дома саманные. Рассматривая их, мы увидим, что современные постройки получили развитие от древних булгарских, и что глинобитные дома могут быть сопоставлены с современными саманными постройками. Полуземлянки современных татар заставляют вспомнить о землянках с крышей, напоминающей кровлю христианских храмов, описанных восточными путешественниками. Не останавливаясь на деталях вроде нар и другого убранства, неизвестных по археологии и потому непригодных для сравнения, необходимо подчеркнуть ещё одну деталь, характерную для современной татарской архитектуры — полихромию. В орнаментике татарского жилища главным элементом является не резьба, а богатая полихромная раскраска. Как правило, на основном зеленом или желтом поле даются узкие полоски белого цвета, перемежающиеся с синими и красными. Ворота точно так же окрашиваются в зелёный тон, а все детали, как-то планки и розетки, в желтый и голубой тона.

При рассмотрении орнаментики татарского дома невольно вспоминаются дома булгар золотоордынского периода, где мы встречаемся с отделкой зданий полихромными изразцами, причем расцветка современных домов даёт тона, аналогичные золотоордынским поливным изразцам. Те данные, которыми мы располагаем, позволяют утверждать, что архитектура современных татар получила развитие от городских построек и городских усадеб древних булгар.

Такую же преемственность можно установить и по другим разделам культуры. Богатый материал для этого дают различные украшения. Эти украшения изготовляются из металла, камней и тканей. Чаще всего употребляется серебро. Золото встречается редко. Медь и другие металлы применяются лишь в качестве подсобного материала. Значительное место в современных украшениях занимают монеты, употребляемые в виде подвесок. Для этой цели еще недавно шли «царские» серебряные рубли. Богатые татары пользовались и золотой монетой, в частности иностранной. В отношении техники изготовления украшений можно сказать, что подвески встречаются как сплошные, изготовленные литьем, чеканом и гравировкой, так и ажурные, изготовленные сканной техникой. Скань бывает различного качества, как по сложности рисунка, так и по технике исполнения. Н. И. Воробьев отмечает, что скань имеет огромное распространение в современных татарских украшениях и является наиболее оригинальной орнаментацией их⁷. Другой особенностью татарских ювелирных изделий являются камни, составляющие в ряде изделий основной орнаментальный мотив. Ряд изделий, как, например, бусы и различные привески, имеют значение амулетов. Наиболее часто из камней употребляются бирюза, сердолик, топаз, яшма, аквамарин. Кроме таких ценных камней широко применяется, особенно бедными татарами, стекло, подделываемое под драгоценные камни.

Можно считать бесспорным, что современное ювелирное искусство татар сложилось и развилось на базе булгарского⁸.

Точно такую же зависимость можно установить, анализируя форму украшений. Для примера укажем накосники сердцевидной формы с поверхностью, украшенной растительным узором, браслеты со вставками из камней и стекол, перстни и другие украшения. Сходство идет значительно дальше общих форм; оно заметно в деталях и в орнаментике.

Наконец, можно заметить аналогии и в области керамического производства⁹. Форма сосудов, например, больших корчаг, их лощение и орнамент напоминают памятники булгаро-татарской эпохи.

Если мы возьмем отдельные мотивы орнамента у татар, хорошо известные в народной архитектуре, в различных частях костюма и т. д., то мы опять-таки найдем много элементов, характерных для булгарского искусства X—XIV вв. — трилистники, звезды, круги и стилизованный растительный орнамент в виде отдельных спиралей и кругов¹⁰.

Недостаток археологического материала не позволяет сравнить все категории предметов материальной культуры татар с такими же памятниками булгар. Остаётся неисследованной одежда, один из важнейших элементов культуры всякого народа. Мы не знаем ни из данных археологии, ни из описаний древних авторов, как одевались булгары и татары эпохи Золотой Орды. Отдельные заметки, например у Плано Карпини, отметившего, что женская одежда была длинной, с разрезом спереди до земли, а мужская шилась из шкур шерстью вверх, не дают ни малейших оснований для сравнения с современным татарским костюмом. Для более позднего периода не лишена интереса заметка Герберштейна, указавшего на сходство женской и мужской одежды. Поздние авторы описывают тот костюм, который существовал в XVIII, в XIX и в начале XX века, но отмечают черты, которые теснее сближают одежду татарок с чувашской, как бы подчеркивая происхождение обоих народов из одного корня. Н. И. Воробьев отмечает: «По-видимому, татарский костюм сложился, с одной стороны, из какого-то предка современного татарского и чувашского костюма, вероятно, болгарского, с сильным финским влиянием, а с другой — все увеличивающееся количество кипчакских переселенцев в край приносило одежду кочевых турок Азии и южной Европы, описанную, хотя и малопонятно, средневековыми путешественниками»¹¹.

Отдельные части татарской одежды имеют ту же форму, что и у других народов Поволжья. Так, рубахи татарские аналогичны рубахам народов Поволжья и отличаются лишь тем, что шьются из широкого холста, а не узкого, как у мордвы и мари. Лапти похожи на чувашские.

Особый интерес представляет шапка. В настоящее время у татар известны две разновидности шапок: сферическая и цилиндрическая. Первая часто шьется из сукна или драпа почти всегда черного цвета. Сферические шапки носят обычно крестьяне, особенно старики. Высота этих шапок 15—20 см. Нижний край шапки обшивается опушкой или же остается без опушки, как это делает большинство крестьян. Тип сферической шапки в настоящее время является наиболее распространенным и специфическим для татар, тогда как у других тюркских народностей обычно употребляется коническая шапка с широкой опушкой из меха. Н. И. Воробьев считает, что при «детальном изучении можно с некоторой долей вероятия предположить, что полусферическая шапка произошла иэ того же источника, как и такья, т. е. из подшлемника, но никак не из персидского калапуша»¹². Другие исследователи полагают, что шапка эта заимствована у иранцев. С такими взглядами трудно согласиться. Изображение воина на плите из Ананьинского могильника передает тот же тип шапки, близкой сферической. Поэтому этот тип шапки следует выводить от головного убора ананьинской эпохи. Там эта шапка имеет у основания два черты, которые, может быть, передают опушку¹³. Эти данные, общность с чувашской одеждой и ананьинской шапкой свидетельствуют о глубоких местных корнях татарской культуры. Основой ее является булгарская, которая за долгий промежуток времени сильно изменилась.

Не мешает также вспомнить, что одним из самых крупных пережитков древних форм у татар являются остатки кочевнического быта, что опять-таки связывает их с древними булгарами, у которых в быту элементы кочевнической жизни уже в X веке оставались в качестве пережитка, как об этом можно судить по записке ибн-Фадлана. Это сказывается в жилище, где существует печь с котлом, являющаяся компромиссом быта оседлого жителя с бытом кочевника, привыкшего готовить пищу в котле, о том же говорят нары, подушки для сиденья. Такова же и одежда. Широкие шаровары и широкая женская одежда кульмак заставляют говорить о приспособленности их к верховой езде. Пережитком кочевого быта является и конструкция ткацкого станка.

Наряду с пережитками кочевого быта, идущими в основном от булгар, у татар сохранялось немало элементов домусульманских верований, весьма близких родовым религиозным верованиям других народов Поволжья. Интересный материал, указывающий на глубокие местные корни, даёт мифология казанских татар. Несмотря на то, что мусульманство известно в крае как государственная религия со второй четверти X века, и что особенно большую активность это вероучение проявило с XIV века, все же в представлениях татар сохранялось много пережитков родовой религии, весьма сходных с представлениями других народов Поволжья и Прикамья¹⁴. К числу сохранявшихся до недавнего времени верований магометанского происхождения относится, например, вера в джиннов. Однако эта часть мифологии для разрешения настоящего вопроса интереса не представляет. Для нас важнее мифология, сохранившаяся в вятско-камском крае с более глубоких времен. Тут прежде всего надо отметить веру в домового (ой-эже), который изображается стариком с длинными волосами, и веру в хозяина хлевов (абзар-эже), показывающегося людям в виде человека или животного. Как для первого, так и для второго можно найти близкие аналогии в мифологии удмуртов.

К числу мифологических существ у татар принадлежит также бичура. Она имеет якобы вид женщины около 1,25 м ростом, со старинным головным убором на голове. Живет она в подполье или в бане, но некоторые отводят ей особую комнату в доме и ставят ей тарелку с пищей. Из за бичуры иногда бросают дом, или же, наоборот, бичура помогает хозяину разбогатеть. Близко стоит к ней юртаве, богиня очага дома в мордовском пантеоне ¹⁵.

У всех народов Поволжья до XX века сохранялась вера и в лешего. В татарской мифологии он живет под именем шуряле в дремучих лесах и похож на человека. Шуряле имеет длинные крепкие пальцы от 3 до 12 см длины. Шуряле любит уводить прохожих в глубину леса, любит кататься верхом на лошади. Сохранилось предание, в котором описана шуряле-женщина; она сидела на лошади лицом назад, без одежды, голову имела маленькую, с короткими волосами, а длинные ее груди были закинуты за плечо¹⁶. В удмуртской мифологии аналогичны шуряле — алида, чатчес-нюня и нюлес-нюня, у мордвы — вирь-аве, у чувашей — арсури.

Албасты — злые существа, широко распространенные в мифологии многих тюркских народов, являются людям то в виде человека, то в виде большого воза или стога, скирды, елки. Они могут задавить человека на-смерть, причем пьют у него кровь¹⁷. Ближайшей аналогией ему по характеру и даже имени является албаст удмуртов, живущий по преимуществу в пустых домах и банях. Чтобы изгнать его оттуда, надо занятые им строения предать огню ¹⁸.

Ряд духов, по представлению татар XIX века, жил в воде. Таков прежде всего су-бабасы (водяной дед) — главный хозяин, су-эясе — его сын, су-анасы — аналогичная русской русалке. Су-бабасы весьма близок к ву-мурту удмуртов.

Большой интерес представляла вера в юху — змею-девицу, с чем можно сопоставить некоторые археологические находки. По этому представлению змей живет до 100 лет в своем виде, через 100 лет превращается в дракона и живет в таком виде до 1000 лет, после чего получает облик человека-девицы (юху), однако может принимать образ коровы, собаки и кошки. В археологическом материале Прикамья изображения змей идут с глубокой древности. Наиболее ранние из них найдены в Гляденовском костище, начало которого относится к IV веку до н. э.

Кроме змеиных фигур весьма часто встречаются фигуры драконов. Некоторые из них относятся ко времени около начала нашей эры, примером чего может служить находка в могильнике Ныргинда, где одна ажурная бронзовая пластинка представляет дракона с сидящей на его спине женщиной с ребенком. Отдельные фигуры драконов встречаются и в более позднее время, в так называемую ломоватовскую эпоху. Эти изображения, которые в настоящее время трудно точно интерпретировать, указывают на глубокую древность подобных верований у народов Прикамья и подтверждают местное происхождение татар Поволжья.

Особенно ярко связь татар с другими народами Поволжья подтверждает вера в кереметя. Именем кереметь называлось и жертвенное место, где совершалось языческое жертвоприношение, а затем и сам дух, обитающий по преданию в данном месте. Татары приносили кереметю жертвы, для чего резали скот. Мусульманское духовенство вело упорную борьбу в этим верованием и шариат запрещал моления кереметю.

Вера в кереметь характерна для всех народов среднего Поволжья и Прикамья. Так, у чуваш кереметью или арзамаи называлось и божество, и четвероугольная площадь, огороженная забором, где совершались ему жертвоприношения. В жертву приносили обычно животных, прошедших ряд испытаний ¹⁹. Подобное представление существовало и у удмуртов, которые под именем кереметя или шайтана признавали злого бога, противопоставляемого доброму богу Инмару. Кереметью у удмуртов называлось и жертвенное место, где обычно приносились жертвы этому злому духу. Сохранялось верование в кереметя и у мордвы, хотя и не так сильно распространенное, как среди чуваш и удмуртов. У мордвы существовало кереметь-озек — моление кереметю. Это моление в старые года происходило около Петрова дня в лесу, близ большой березы. На праздник собирались жители окрестных деревень и приносили с собою хлеб, мясо, брагу, вино. Сначала молились, потом пиршествовали и веселились. Второе моление у мордвы, связанное с кереметью, называлось кереметь-озис-сабан — моление сохи-плуга. В некоторых местах это моление называлось сабан-озис. Где поблизости от деревень сохранялись леса или отдельные большие деревья, там и совершались моления. Каждая семья приносила петуха или селезня, которых резали, варили из них похлебку. После моления похлебку съедали²⁰. Моление в рощах было известно и у мари, где оно связывалось с именем кереметь-арка. На этом празднике мари также резали скот.

Из приведенного материала ясно видно, что вера в кереметь в наиболее архаичной форме сохранялась у чуваш и удмуртов, в меньшей мере у мордвы, где она сильно видоизменилась и держалась в слабой форме. Несомненно, борьба мусульманского духовенства с верой в кереметь привела к тому, что у татар остались от древних времен только незначительные следы этих верований. Однако бесспорно, что к современным татарам моления кереметю перешли от их предков. Предполагать здесь заимствование от соседей нет никаких оснований.

Итак, процесс формирования татар в районе Поволжья был весьма длительным и сложным. Его нельзя начинать лишь с эпохи монгольского завоевания, как это обычно принято делать. Это время внесло меньше всего новых элементов в этногенез татар.

В наиболее раннюю эпоху нижнее Прикамье, где много позже возникло Булгарское царство, представляло пограничную зону между степью, где обитали племена срубной культуры, и лесом, где существовали стоянки типа Карташихи, Табаево, Вороний Куст, послужившие основой ананьинской культуры. В I тысячелетии до н. эры произошло внедрение, с одной стороны, представителей племен срубной культуры, а с другой стороны, отрядов племен с далекого Енисея. Это обстоятельство, по мнению антропологов, положило начало сложению нового типа, характеризуемого присутствием европеоидно-монголоидных форм.

В начале нашей эры образовался большой племенной союз, объединивший племена нижнего Прикамья и западной части среднего Поволжья, что привело к ассимиляции всего населения. К этому же времени относится проникновение сарматских племен (могильник близ Уфы). В середине I тысячелетия сюда откочевали болгарские племена, в основе своей сармато-аланские, но, несомненно, испытавшие гуннское влияние. Эти племена ассимилировались с местным оседлым населением, подчинив его себе. Во второй половине I тысячелетия н. э. среднее Поволжье подпало под власть хазарского кагана и испытало первую сильную струю тюркского влияния. В следующий период существования Булгарского государства многочисленные племена среднего Поволжья подверглись воздействию второй волны тюркских племен, в частности половцев. Одновременно здесь появляются руссы, армяне и представители других народом. Монгольский погром не внес новых монголоидных черт в процесс формирования татар, но усилил кипчакский элемент.

В конце XIII—XIV века, с развитием городов Булгарского царства, усилился приток новых ремесленников из Средней Азии, что привело к расцвету некоторых отраслей промышленности.

В начале XV века разгром основной территории Булгарии золотоордынцами, а затем наступление русских послужили толчком к отливу населения в лесное Закамье, что неизбежно вызвало ассимиляцию с местными чудскими племенами.

После перенесения столицы в Казань, туда могли попасть вместе с правящей верхушкой дружинники, как, например, дружина, пришедшая с Улу-Мухаммедом, что также повлияло на процесс сложения местного типа населения.

Несомненно, что в эпоху наибольшего распространения мусульманства, после XIV века, различие в религиозных верованиях русских и булгар явилось значительным препятствием к объединению и ассимиляции этих народов — обстоятельство, не существовавшее в ранний период истории, когда религиозные представления не были столь различны.

Другими наследниками булгарской культуры являются низовые чуваши, населявшие западную часть Булгарии. Северо-западная часть Чувашии, не входившая в состав Булгарского царства, была заселена родственными племенами, сложившимися на базе той же культуры городищ рогожной керамики. Различия в условиях жизни, начиная с X—XI вв., когда образовалось Булгарское царство, определили некоторые различия в культуре и языке населения первой и второй части чувашского народа. Тогда, по-видимому, и наметилось разделение на низовых и верховых чувашей. Археологический материал позволяет заключить, что древние чуваши представляли собою автохтонные земледельческие оседлые племена.

Некоторые черты, связывающие современных чувашей с древними булгарами, можно наблюдать в современном быту и в фольклоре чувашей. Особенно интересно в этом отношении предание, записанное Вамбери, в котором говорится, что «чуваши пришли от Чёрного моря, через горы, и называют своим предком «Чуваша»²¹. Эти слова заставляют вспомнить сообщения византийских историков о первоначальной области расселения булгарских племен в Приазовье, и более широко в причерноморских степях, откуда булгары откочевали на север в районы нижнего Прикамья и средней Волги. От булгар это предание могло перейти к местным аборигенам, с которыми они ассимилировались, и которые усвоили этот взгляд на свое происхождение.

Немало черт сохранилось в современной материальной курьтуре чувашей от глубокой древности, причем некоторые элементы восходят ко времени значительно более раннему, чем появление булгар на средней Волге. Такие черты найдем в устройстве некоторых типов жилищ, к которым относится, например, землянка в виде опущенного в землю сруба того типа, который, по словам Н. В. Никольского, наблюдал Гейкель на берегах Волги и Камы. Это были бани, врытые в береговой склон так, что наружу выступали только покрытые землей крыши, иногда с дымовыми трубами из выдолбленных липовых бревен²².

Развалины таких землянок встречались лет 30—40 назад в бывшем Ядринском уезде²³. Старики утверждали, что в этих землянках когда-то скрывались какие-то беглецы, а другие говорили, что тут жили их прадеды и прапрадеды целыми семействами. Землянки имели внутри стены и потолок, углы их были укреплены столбами. Этот тип землянок заставляет вспомнить о жилищах Городецкого городища на Оке, исследованного В. А. Городцовым и находящегося на западной границе распространения культуры рогожной керамики. Жилища эти являются землянками прямоугольной формы, с плоским полом и односкатной кровлей. Посреди некоторых из них были обнаружены очаги примитивной формы. Существующие у чувашей типы полуземлянок, стены которых частично возвышаются над поверхностью земли²⁴, напоминают также полуземлянки Перемилковского селища V—VI вв. н. эры. Отмечу, что примитивные очаги в виде углубления, обложенного камнями, наблюдал Н. В. Никольский в Кирском и Порусовском лесничествах Чувашской АССР. Эти черты свидетельствуют о глубоких местных корнях современной чувашской культуры.

Более совершенные типы построек имеют аналогии в булгарских постройках X—XIV вв. н. эры. Интересной деталью, установленной раскопками развалин города Сувара, является находка подполья для хранения хозяйственных запасов. Н. В. Никольский отмечает, как характерную особенность чувашских жилищ, устройство подполья и, как следствие этого, высокое расположение пола над землей²⁵. Подполье в чувашской избе утилизируется для хранения продуктов, пива, меда, картофеля и др. Иногда подполье служит убежищем для скота в зимнее время²⁶.

По-видимому, старой традицией, прослеживаемой у булгар и установленной раскопками города Сувара, является планировка усадьбы, огражденной со всех сторон забором. Известно, что в старину чуваши предпочитали отделять от улицы свои дома оградой, и только позднее стали выводить окна на улицу, в старину же каждый двор представлял собою замкнутую вереницу, строений, причем фасад дома выходил окнами во двор. Таковы элементы современного жилища чувашей, указывающие на глубокие местные корни их культуры.

Из других элементов местной материальной культуры, восходящих к булгарам, надо отметить орудие для обработки земли — сабан, прототип которого обычен в булгарской культуре, а до недавнего прошлого бытовал и у чувашей. Его металлические части — лемех (терен) и резец (шарт) совершенно аналогичны булгарским, хорошо известным по ряду собраний Государственного музея Татарии, Государственного Исторического музея в Москве и Эрмитажа в Ленинграде. Несомненно, что тип орудия для обработки земли сложился здесь, на средней Волге, и поэтому он так хорошо приспособлен для тяжелых почв. Вероятнее всего, что земледельческие орудия были заимствованы пришельцами-булгарами при переходе их к оседлости от местных аборигенов края.

Еще не проделана работа по сравнению археологического материала булгарской культуры с памятниками материальной культуры чувашей, но все же можно отметить, что значительная часть орнаментальных узоров последних, предназначенных для украшения одежды, восходит к аналогичным мотивам прикладного искусства булгар.

Пережитки культуры булгар у современных чувашей сохранились кроме того в языке, в элементах мусульманства и в некоторых, державшихся до недавнего времени обычаях. К последним относится особый способ приветствия, который наблюдал еще ибн-Фадлан: «Итак, когда царь едет верхом, —писал этот путешественник, — то он едет один без отрока и с ним нет никого. И когда он проезжает по базару, то никто не остается сидящим, каждый снимает с головы свою шапку и кладет ее себе подмышку. Когда же он проедет мимо них, то они опять кладут свои шапки себе на головы»²⁷. Этот способ выражения почтительности составлял непременную особенность чувашских молений, где бы последние не происходили, в поле или дома, в холодное или в тёплое время года. Так, Ашмарин²⁸ в своей работе «Болгары и чуваши» отмечает подобный обряд, наблюдавшийся им в дер. Нижние Шимкусы, Тетюшского уезда, во время моления о дожде, совершавшегося весною около семика: «Когда сварилась жертвенная каша, старик, варивший ее, зачерпнул из котла ложку каши, снял шапку, заткнул ее подмышку и начал молитву, обратившись на восток». То же самое наблюдал он в чувашской деревне Менге, Чистопольского уезда: «Когда таким образом все будет устроено как следует, то человек, знающий молитву, читаемую при обряде, умывается, надевает на себя верхнюю одежду, затыкает шапку подмышку под левую руку, берет в руки блюдо с жертвенным гусем и, обратившись, если он крещеный, к божнице, а если некрещеный, то к двери, начинает молиться». Этот своеобразный приём приветствия старшего, царя или бога не наблюдается у других народов и сохранился лишь у чувашей в их религиозных обрядах от эпохи булгарского царства.

Связывает чувашей с булгарами и обычай ставить надмогильные памятники в виде столба, называемого юба, генетически восходящие к каменным бабам. Последние широко известны в степях юго-восточной Европы со скифо-сарматской эпохи. Они были особенно широко распространены в хазарскую эпоху у сарматов и алан, к которым относятся и булгары. Здесь, в среднем Поволжье, отсутствие камня заставило булгар делать подобные памятники из дерева. В таком виде этот обряд и удерживался у чувашей до XX века.

Важнейшими памятниками древнебулгарского языка, позволяющими заключить о родстве булгарского и современного чувашского языка, являются надгробные надписи, открытые в разных пунктах Булгарского царства. Все памятники хорошо расшифровываются путем сопоставления с чувашским языком. Это обстоятельство заставляет видеть в чувашах одну из основных групп населения волжской Булгарии и, несомненно, довольно многочисленную. Сопоставление данных эпиграфики, позволяющих считать чувашей наследниками древних булгар, с бытовым материалом городищ, показывает, что чуваши являются потомкам аборигенов, оставивших нам городища рогожной керамики и более ранние стоянки. Эти древние племена послужили основным компонентом в формировании чувашского народа, они же составили основное ядро и других народов Поволжья — мордвы и мари.

Таким образом, чуваши, как и татары, сформировались на основе оседлого населения Поволжья, в то же время последние являются наследниками кочевых булгарских и более поздних кипчакских элементов. Пережитки кочевого быта сохранялись у них до недавнего прошлого.

Элементы булгарской культуры хорошо прослеживаются и в прикладном искусстве чувашей. В частности, распространенный у булгар веревочный орнамент характерен и для чувашей (рис. 12—13).

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Н. И. Воробьев. Материальная культура казанских татар. — Казань, 1930, стр. 24.

² «Антропология», М., 1932, № 1.

³ В. В. Бартольд. История турецко-монгольских народов. — Ташкент, 1928, стр. 17.

⁴ А П. Смирнов. К вопросу о происхождении татар Поволжья. «Советская этнография», в. 3, М., 1946, стр. 44 и след.

⁵ П. С. Паллас. Путешествие по разным провинциям Российской империи, т. I, СПб., 1773, стр. 43—44.

⁶ И. И. Георги. Описание всех обитающих в российском государстве народов. СПб., 1796, ч. 2, стр. 11.

⁷ Н. И. Воробьев. Указ. соч., стр. 387.

⁸ Коллекции Государственного музея ТАССР. См. Н. И. Воробьев. Указ. соч., стр. 96.

⁹ Н. И. Воробьев. Указ. соч., стр. 406.

¹⁰ A. Tallgren. Collection Zaoussailov. Helsinki, 1929, т. II, стр. VIII, рис 2—3.

¹¹ Н. И. Воробьев. Указ. соч., стр. 348.

¹² Там же, стр. 363.

¹³ Там же, стр. 402.

¹⁴ Каюм Насыров. Поверья и обряды казанских татар, образовавшиеся в результате влияния на их жизнь суннитского магометанства. Записки Русского географич. о-ва по отд. этногр., т. VI, 1880, стр. 241—270.

¹⁵ П. Д. Коблов. Мифология казанских татар. Изв. О-ва археол., ист. и этногр. при Каз. унив., т. XXVI. — Казань, 1910.

¹⁶ П. Д. Коблов. Указ. соч.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Религиозные верования народов СССР, т. II. — М., 1931, стр. 225.

¹⁹ В. Сбоев. Чуваши в бытовом, историческом и религиозном отношениях. — М., 1865, стр. 88.

²⁰ М. Т. Маркелов. Мордва. Сборник «Религиозные верования народов СССР», т. II, М., 1931, стр. 199.

²¹ Н. В. Никольский. Краткий курс по этнографии чуваш. Чебоксары, 1929, стр. 19.

²² Там же, стр. 32.

²³ Там же, стр. 32.

²⁴ Там же, стр. 33.

²⁵ Там же, стр. 38.

²⁶ Там же, стр. 38.

²⁷ Путешествие ибн-Фадлана на Волгу. М.— Л., 1939 стр. 73.

²⁸ Н. И. Ашмарин. Болгары и чуваши. Известия О-ва археол., ист. и этногр. при Каз. унив., т. XVIII, в. 1, 2 и 3, Казань, 1902, стр. 51 и след.