Ермолаев И. П.
Писцовая книга Казанского уезда письма и меры Ивана Болтина была составлена в 1602—1603 гг. Она включает в себя описание части земель Казанского уезда (по дорогам Ногайской, Зюрейской, Арской, Галицкой и Алатцкой) с нерусским служилым и ясачным населением.
Историю создания Писцовой книги можно представить в следующем виде. Хозяйственное разорение в конце XVI в. затронуло в основном центральные области Российского государства, но последствия его оказались одинаково катастрофическими как для центра страны, так и для ее окраин. В поисках выхода из тяжелого экономического положения царское правительство попыталось систематизировать и усилить налоговую политику в тех частях государства, которые менее были затронуты разорением 70—80-х годов XVI в. С этой целью и было составлено экономическое описание ряда областей, в том числе и наиболее населенных мест Среднего Поволжья, в частности, Казанского уезда. В организации описания не малую роль сыграло и стремление царского правительства централизовать управление государством, а также политика закрепощения трудящихся масс.
Руководитель переписи Иван Болтин был одним из авторитетных лиц переписного дела, столь развитого в XVI—XVII вв. Род Болтиных нередко встречается в источниках в связи с описаниями Казанского края. Так, в 1587—88 гг. Афанасий Болтин описывал Свияжский уезд1, Иван Болтин в 1602—03 гг. описывал не только земли нерусского служилого и ясачного населения Казанского уезда, но и ряд монастырских владений этого же уезда2. Петр Болтин в 1619 г. описывал ясачные дворы в ряде деревень по Зюрейской дороге Казанского уезда3.
1 Акты исторические и юридические и другие грамоты Казанской и других соседственных губерний, собранные Степаном Мельниковым. Т. 1. Казань, 1859, стр. 11.
2 См. И. М. Покровский. Казанский архиерейский дом. Казань, 1906, приложения, стр. 1—50.
3 См. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 1. Спб., 1869, (разд.) П, стр. 82.
Вообще, род Болтиных был, по-видимому, тесно связан с Казанским краем. Представители этого рода, вероятно, получили в XVI—XVII вв. земельные пожалования в Казанском уезде. Во всяком случае, имя Болтиных, как земельных владельцев, встречается в документах XVI—XVII вв., касающихся Среднего Поволжья1.
Примечательной чертой Писцовой книги является скрупулезное и четко сделанное межевание и точный подсчет земельных владений. Вообще, данная Писцовая книга представляет собой достаточно достоверный материал земельных описаний. Конечно, при внимательном чтении источника мы находим там немало погрешностей, в том числе и чисто арифметического характера. Но эти неточности не всегда являются подтверждением небрежности составителей. Думается, что, скорее всего отдельные неточности показывают сложность судьбы источника, превратности его собственной истории (которая так выразительно и убедительно представлена Р. Н. Степановым в археографическом очерке).
Дело в том, что неоднократное составление списков с подлинника книги неизбежно вносило погрешности в текст: неправильное чтение переписчиком отдельных слов рукописи, невольные описки и орфографические ошибки, наконец, путаница листов в оригинале и т. д. Все это приводило, в конечном счете, к неправильной передаче отдельных мест текста подлинника. Это предположение подтверждается наличием в Писцовой книге многочисленных вставок на полях (их не меньше 29-ти) и исправлений в тексте (9—10 случаев). Обращает на себя внимание, что вставки и исправления часто сделаны другим почерком; всё это говорит о том, что после переписки текст сверялся с подлинником и производилась правка неправильно переданных мест. Однако, некоторая часть описок все же была пропущена сверщиками: мы обнаружили, например, более 240 случаев описок и явных ошибок переписчиков, не учтенных сверщиками. Некоторые места подлинника не сумели прочитать не только переписчики, но и сверщики; об этом говорят сделанные переписчиками пропуски в тексте (их не менее 44-х). Наконец, делу снятия копии мешала и значительная путаница листов в подлиннике, что привело к разорванному описанию многих деревень (нами подмечено около 50 случаев не обозначенных в рукописи пропусков). Надо сказать, что в большинстве случаев текст полностью восстанавливается, и мы считаем, что возможна почти полная реконструкция текста Писцовой книги. Свои предложения в этом
1 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 642 (далее: ПК), лл. 92—92 об.; Материалы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города Казани 1565—68 гг. и 1646 г. Л., 1932, стр. 122.
отношении мы внесли в подстрочные примечания к тексту Писцовой книги.
Те места книги, которые дошли до нас в первоначальном виде, позволяют признать добротность арифметических выкладок составителей Писцовой книги, что, в свою очередь, дает возможность говорить об исторической достоверности в основном всей Писцовой книги в качестве одного из основных источников по истории социально-экономических отношений Среднего Поволжья конца XVI — начала XVII века.
Сама Писцовая книга, кроме результатов «полевого материала», базируется также на большом количестве конкретных документальных источников. Составители Писцовой книги ссылаются на такие документы, как «отдельные книги» Микиты Пелепелицына 1569—70 гг., Осипа Аркатова 1601—02 гг., «межевые книги» Ивана Клеопина, Третьяка Пачехина, «приправочные книги» Беленицы Зюзина 1601—02 гг., «дозорные книги» Василия Тыртова 1599—1600 гг., книги Михаила Глухова 1596—97 гг., Ивана Гляткова 1596—97 гг., Никиты Шушарина 1598—1600 гг.1, а также на официальный и частный актовый материал (грамоты, выписи с казанских дач, памяти казанской администрации, челобитные, сказки и т. д.)2. Все это также обеспечивает данному источнику убедительность в плане достоверности.
Писцовые книги давно уже привлекают внимание исследователей. Еще дореволюционные историки использовали данные этого вида источников в своих исследованиях. В числе других писцовых книг привлекалась и рассматриваемая книга 1602—03 гг. Одним из первых материалы этого источника использовал Г. И. Перетяткович. В его труде «Поволжье в XVII и начале XVIII века» (Одесса, 1882) нередко приводятся отдельные факты из книги Ивана Болтина. Но все это носит выборочный и, в значительной степени, случайный характер. Последующие дореволюционные историки, изучающие Среднее Поволжье XVI—XVII вв., продолжали обращаться к этой Писцовой книге, но не нашли принципиально нового подхода к ее использованию и анализу.
Одним из первых среди советских историков на Писцовую книгу 1602—03 гг. как источник обратил внимание Ш. Ф. Мухамедьяров. В ряде своих работ по истории Поволжья XV—XVI вв.3 он дал пример творческого научного подхода к мате-
1 ПК, лл. 5 об., 39 об., 69, 72, 76 об,, 90, 90 об. 91 об., 92, 106 об., 107 об., 120 об., 177.
2 Там же, лл. 105 об., 134, 144, 162 об., 178 об., 181, 193 об., 194, 194 об.
3 Ш. Ф. Мухамедьяров. К вопросу о системе земледелия в Среднем Поволжье накануне присоединения к России. — «Учен. зап. Казан. ун-та», 1957, т. 117, кн. 9, вып. 1; Он же. Малоизвестная писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг. — «Изв. Каз. филиала АН СССР», Серия гуманит. наук, 1957, вып. 2; Он же. Народы Среднего Поволжья.— В кн.: Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV в.— начало XVII в. М., Изд. АН СССР, 1953, стр. 660—674; Он же. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958; Он же. К истории земледелия в Среднем Поволжье в XV—XVI веках, — В кн.: Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сб. 3. М., Изд. АН СССР, 1959 и др.
риалу Писцовой книги. Ш. Ф. Мухамедьяров впервые дал общую оценку и характеристику этой Писцовой книги и поставил задачу ее издания, специального изучения и активного введения в научный оборот1.
К настоящему времени Писцовая книга довольно активно используется историками в своих исследованиях. Наиболее полный анализ материала этой книги до настоящего времени дал Е. И. Чернышев в работе «Татарская деревня второй половины XVI и XVII в.». Подводя итоги своей работы над Писцовой книгой Ивана Болтина, Чернышев сделал следующие выводы: «Писцовая книга И. Болтина вскрывает хозяйственную мощь различных групп служилых татар, их социально- экономические взаимоотношения с ясачниками»; «В писцовой книге И. Болтина лучше, чем в каком-либо другом документе этого времени, освещается положение татарских ясачников»2.
При характеристике Писцовой книги как источника целесообразно остановить внимание на отображении в ней социально-экономической политики царского правительства и поземельных отношений описываемых районов, или, по терминологии XVI—XVII вв., «дорог».
Военное присоединение края к России в середине XVI в. частично привело к уничтожению, а частично к выселению непокорной части населения бывшего Казанского ханства, главным образом, его феодальной верхушки. Эта политика отражала стремление российского феодального класса прибрать к своим рукам плодородные («райские», как их называл идеолог дворянства в XVI в. И. С. Пересветов) земли Среднего Поволжья. Результатом этой политики царизма в крае явилось то, что уже через 10—15 лет после присоединения Казанского ханства к России только в левобережной части нерусских феодалов оказалось более чем в три раз меньше, чем русских (источники упоминают здесь 200 татарских землевладельцев и 700 русских помещиков)3.
О массовом выселении и частичном уничтожении местных феодалов косвенно говорят многие данные и рассматриваемого
1 Ш. Ф. Мухамедьяров. Малоизвестная писцовая книга..., стр. 192; Он же. Земельные правоотношения..., стр. 9.
2 Е. И. Чернышев. Татарская деревня второй половины XVI и XVII в.— В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1961 г. Рига, Изд. АН Латв. ССР, 1963, стр. 180, 181.
3 См. М. А. Усманов. Татарские исторические источники XVII—XVIII вв. Казань, 1972, стр. 29—30; Н. Ф. Калинин. Казань. Исторический очерк. Казань, 1955, стр. 54.
источника. Писцовая книга показывает нам положение к началу XVII в. На страницах этого документа мы почти не встречаем крупных татарских феодалов. К их числу мы относим только 12 человек; половина из них имела титул князя.
Писцовая книга дает нам немало конкретных примеров и отголосков выселения татарских феодалов после присоединения Среднего Поволжья к России. Так, нередко, говоря о земле составители книги вспоминают, что раньше эта земля была за тем или иным татарским крупным феодалом. Например, в деревне Исенгили, Ногайской дороги, поместье служилого татарина Кайбулы Карамышева «истари» было «за князем Момашем»: «Поместье за ним (Кайбулой Карамышевым — И. Е.) жеребей, что был чювашской Кутлугозинской, а преж того было истари за князем Момашем». Видимо, князь Момаш после присоединения края к России потерял свои вотчинные права на землю, которая сначала перешла в руки ясачного населения, а затем часть этой земли была передана правительством служилому татарину.
Подобные примеры можно продолжить. Так, родовое владение князья Бакшанды Нурушева (село Урсек, Арской дороги) оказалось в руках Микиты Федора Козлинина (видимо, сына боярского)2, у крупного землевладельца служилого татарина Енгурчея Акчюрина была отобрана часть пашни в деревни Елани, Зюрейской дороги, и передана русским помещикам («ныне роздано в поместье детем боярским»)3, уже упоминавшийся служилый татарин Кайбула Карамышев потерял часть своей земли (пустошь Салтыковская), которая оказалась в руках детей боярских (причем, Кайбула «многажды» бил челом в Казани о возвращении ему этой пустоши, но безрезультатно)4.
Среди татарского населения описываемых земель упоминаются владения русских помещиков Якова Болтина, Афанасия Барсукова, Семена Шапкина, Осина Бирюева и др.5. Немало земель было «отписано на государя»6. Часть земли с татарским населением оказалась даже в руках церкви. Так, при межевании упоминается митрополичья деревня Икараишева, в которой среди населения наверняка есть татары — об этом говорят имена и фамилии «чювашей» этой деревни: Булан Чагилев, Уразла Арыков, Кулалей Кулушев7. О массовом процессе
1 ПК, Л. 44 об.
2 Там же, л. 103 об.
3 Там же, л. 88 об.
4 Там же, лл. 44 об.—45.
5 Там же, лл. 92—92 об., 203, 76 об., 66 и др.
6 Там же, лл. 47, 86 об,—87 об., 39 об., 40, 41 об,—42, 86 об—87 об., 147 и др,
7 Там же, л. 51 об.
выселения нерусского населения и отторжения земель свидетельствует и большое количество «пустошей», которое мы встречаем в Писцовой книге. Ко времени составления описания Иваном Болтиным прошло 50 лет после присоединения края к России. Однако появившиеся в 50—70-е годы пустоши еще сохранялись или только-только были вновь введены в хозяйственный оборот1. Писцовая книга часто отмечает наличие пустошей или только недавно возникших на них деревень. Это особенно показательно для Зюрейской (8 пустошей и 3 деревни, возникших на пустошах) и Арской (3 пустоши и 8 деревень, возникших на пустошах) дорог2.
Но не все отторгнутые у местного населения земли сохранились в руках русских помещиков. Некоторые из экспроприированных у татарской знати земельных владений к началу XVII в. снова были возвращены нерусским феодалам, но уже на правах поместного владения. Так, деревня, «что была пустошь Урмат», бывшая в поместье во второй половине XVI в. за князем Борисом Месецким, к моменту описания находилась за служилым татарином Еналеем Елмаметевым3, деревня, «что была пустошь Ички Казань», бывшая в руках у Бориса и Василия Тыртовых, к моменту описания находилась за князем Камаем Смиленевым4. Иногда бывшие владения русских помещиков переходят в руки ясачного населения. Так, полянка у деревни Бурнашева, находившаяся в поместье сначала за князем Григорием Куракиным, а затем за Волынским, перешла в руки ясачных этой же деревни5. В Писцовой книге мы читаем, что деревня Енасала (Зюрейская дорога), которая была поместьем Якова Болтина, в 1589—91 гг. перешла в руки двух служилых татар и четырех ясачных дворов. Это еще раз подтверждает факт захвата русскими помещиками освоенных земель центра Казанского края и, вместе с тем, говорит о более осторожной политике царского правительства к концу XVI в.: русские помещики не особенно задерживаются в крае, не оседают в своей массе, а татарские служилые просят земли — правительство начинает в местном крае более опираться на татарских служилых людей и содержать их за счет ясачного населения6.
1 Характерно, что одна из пустошей названа татарской (значит, пустоши могли быть и русскими?) — см. там же, л. 100 об.
2 См. там же, лл. 56 об., 57, 66 об., 67, 68, 71, 72, 82 об., 85 об., 88 об., 100 об., 132 и др. Подсчеты сделаны студентом Казанского университета Н. В. Шабаевым, который в 1976 г. под руководством автора настоящей статьи выполнил на кафедре истории СССР дипломную работу по материалам Писцовой книги Ивана Болтина. В статье частично использованы некоторые подсчеты и отдельные материалы этой дипломной работы.
3 ПК, л. 137 об.
4 Там же, лл. 111 об.— 112 об.
5 Там же, л. 147.
6 Там же, л. 92—92 об.
Вместе с тем, материал Писцовой книги позволяет утверждать, что значительная часть средних нерусских феодалов после вхождения края в состав России, видимо, продолжала владеть той же землей, что и раньше. В книге нередко отмечается, что служилые татары владеют той же землей, которой владели «отцы их и дядья и братья до казанского и после казанского взятья, а они после их теми помесными жеребьи владеют по старине же без дач»1. Царское правительство признало права этой части феодалов на их землю и ввело юридический термин — владение землей «по старине», «без дач».
Приведенный пример говорит и о другом. Так как выражение «до казанского взятья» нельзя понять никак иначе, как воспоминание о времени существования Казанского ханства, то, следовательно, в Писцовой книге нашли отражение не только данные конца XVI — начала XVII века, но и данные о формах землевладения и социальных взаимоотношениях, господствовавших в крае до 1552 г.
Политика колонизации приводила к значительной миграции населения. Образовывались новые выставки, заимки, названия которых часто повторяют наименования деревень выселения. Переселения идут и в уже существующие деревни. Так, при проведении сыска служилые и ясачные новокрещены села Ишери, Зюрейской дороги, сказали, что «у них де и в те годы служилых и ясачных людей прибывало»2. Нередко упоминаемые крестьяне-приходцы, даже в хозяйствах служилых татар, позволяют говорить о продолжающемся притоке населения в Казанский край.
В политике царизма по отношению к нерусскому населению Среднего Поволжья важное место занимала политика русификации, находившая свое наиболее полное выражение в христианизации. Путем распространения православной религии правительство надеялось укрепить политическое влияние на Средней Волге, получить социальную опору в своей политике у крестившейся части населения и в определенной степени разрешить земельную проблему (путем предоставления некоторых привилегий только крестившимся «инородцам»).
Материал Писцовой книги дает наглядную картину если не самой христианизации, то ее ближайших последствий и проявлений. Мы чётко видим, что в начале XVII в., в момент составления книги, эта политика проводилась достаточно активно и ярко отражала её классовый характер. Чувствуется, что служилое население описываемых земель в большинстве своем приняло христианизацию (что являлось одной из гарантий прочности полученных ими прав от царского правительства), а ясачное население в основном не принимало крещения
1 ПК, лл. 35—35 об., 140—140 об., 204 об. и др.
2 Там же, л. 73 об.
(распространение которого ассоциировалось трудящимися массами с дальнейшим усилением феодального угнетения). В некоторой степени ощущается и развитие процесса христианизации. По именам служилых татар нередко можно определить отношение к христианской религии у одного поколения по сравнению с другим. В определенной степени возможно установить, на каком этапе принято православие данной семьей (принял ли новую религию сам служилый, земли которого описываются на страницах Писцовой книги, или это сделал его отец, а иногда и дед). Видим мы и недостаточную прочность новой религии в мусульманской и языческой среде. Часто служилые если не формально, то фактически (в бытовом отношении) отходят в старую веру. Такими, вероятно, если судить по именам, были Якуш Иванов и Тахтар Иванов1.
Анализ Писцовой книги позволяет рассмотреть и географию испомещения служилых и ясачных новокрещен, которая также представляет большой интерес. Мы видим, что основная масса новокрещен расположена по Зюрейской и Арской дорогам (в этих районах было 19 деревень с новокрещенским населением из 24-х, описанных в Писцовой книге), т. е. в районах, которые во второй половине XVI в. неоднократно были центрами и наиболее упорными местами борьбы местной знати с подчинением России. Правительство проводило свои репрессивные меры, главным образом, именно в этих районах, результатом чего явилось уничтожение или выселение части местных феодалов и испомещение на их землях верных царскому правительству людей — принявших крещение и поверстанных в служилые люди.
Одним из основных моментов феодальной политики царизма в Казанском крае было создание привилегированной социальной прослойки среди нерусского населения. Такой прослойкой явились служилые татары2. Поместная земельная собственность к началу XVII в. становится преобладающей формой землевладения в Казанском крае. По утверждению П. А. Хромова, например, в Казанском крае к концу XVI в. в руках служилого сословия находилось 65,7% всех земель3. Для развития поместной системы требовалось большое количество пригодной для обработки земли. Казанский край во второй половине XVI — первой половине XVII в. представлял
1 ПК, лл. 85 об., 94 об.
2 См. Р. Н. Степанов. К вопросу о служилых и ясачных татарах.— В кн.: Сборник аспирантских работ. Право, история, филология. Казань, изд-во Казанск. ун-та, 1964, стр. 57; Он же. К вопросу о тарханах и о некоторых формах феодального землевладения.— В кн.: Сборник научных работ. Общественные и гуманитарные науки. Вторая научная конференция молодых учёных города Казани. Казань, изд-во Казанск. ун-та, 1966, стр. 104.
3 См. П. А. Хромов. Очерки экономики феодализма в России. М., Гос- политиздат, 1957, стр. 34.
собой поистине неисчерпаемый резерв для этой цели, а Писцовая книга Ивана Болтина очень рельефно показывает характер поместного землевладения служилых татар.
Служилые татары были низшей прослойкой господствующего класса и основной опорой центральной власти в местном крае. Правительство заботилось о всемерном расширении этой категории населения. Служилые татары имели право владения землей и получения денежных окладов на условиях службы. Правда, в отличие от русского дворянства они не могли (кроме отдельных случаев) иметь зависимых крестьян в своих хозяйствах.
Писцовая книга показывает, что вторая половина XVI в. была периодом активного формирования служилого сословия из нерусского населения Среднего Поволжья. При этом царское правительство пыталось сохранить фонд земель ясачного населения в неприкосновенности. Так, в Писцовой книге говорится о том, что «по государеву указу за служилыми татары ясачных людей земли писать не велено»1. Но это пожелание далеко не всегда выполнялось. Без передачи части ясачной земли в руки служилых татар правительство обойтись не могло2. Это нередко обостряло социальные отношения между служилым и ясачным населением и приводило к конфликтам между ними, чаще всего в виде земельных споров3.
В нерусском служилом землевладении Казанского края4 достаточно четко выделяются два типа поместий: к первому относятся поместия в селениях, полностью принадлежащих одному или нескольким феодалам, ко второму — поместия в селениях, часть земли которых находилась во владении служилых татар, а остальная (часто большая часть) оставалась в руках ясачного (тяглого) населения. На это обращали внимание еще дореволюционные историки. Так, например, С. В. Рождественский писал: «Все их поместья (служилых татар — И. Е.) можно разделить на два разряда: первый состоял из селений, целиком находившихся в исключительном поместном владении служилых туземцев, другой — из таких земель, в которых служилым людям принадлежали отдельные незначительные жеребья, а все остальное находилось во владении тяглого, ясачного населения»5. Это говорит о том, что поместное землевладение в нерусских областях (в данном
1 ПК, л. 217.
2 Там же, лл. 10 об., 24, 67, 157 об., 185 об., 217, 228.
3 См. там же, лл. 166 об., 196, 204, 205 об.
4 В основном Писцовая книга знает поместные владения. Об этом особенно ярко говорит то, что когда встречается вотчинная деревня, она оговаривается особо (см., например, л. 168 об.).
5 С. В. Рождественский. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. Спб., 1897, стр. 358.
случае в Казанском крае) имело свои особенности в сравнении с поместным землевладением в центральных областях России.
Существо этих особенностей состояло в том, что большинство деревень имело смешанный состав населения (служилые и ясачные люди). Всего в Писцовой книге описано 114 деревень. Из них две находились в вотчинном владении, 22 — в поместном владении у одного служилого человека, 10 — в поместном владении у нескольких служилых людей, 76 деревень имели смешанное служило-ясачное население (из них большинство, а именно 37 деревень имели одного служилого человека и несколько ясачных дворов).
Эта особенность, с одной стороны, была, видимо, связана с традициями местного края, а с другой — умышленно внедрялась царской администрацией в процессе колонизации края. Нехватка рабочих рук (служилые в большинстве своем не имели права владеть крестьянами) заставляла искать пути решения этого вопроса. Частично это объяснялось и относительной легкостью перехода ясачных в служилые. Нам кажется справедливым мнение Е. И. Чернышева, что помещикам приходилось обращаться к ясачникам для обработки своих земель1. Возможно, что это санкционировалось государственной властью и было несколько видоизмененным распоряжением труда ясачных крестьян, имевшим место еще во времена Казанского ханства, особенность земельных отношений которого «заключалась именно в том, что сложная феодально-иерархическая система землевладения своим основанием опиралась на общинную форму землепользования крестьян»2.
Материал Писцовой книги позволяет выделить среди служилых татар несколько групп в зависимости от величины поместных окладов3. Мы выделяем в служилом сословии группу наиболее крупных феодалов (высший разряд), средних помещиков, мелких помещиков и низшую группу феодалов.
Служилые высшего разряда имели по 100 и более четвертей пашенной земли в одном поле. К этой группе феодалов, по материалам Писцовой книги, относятся 12 человек. Отличительной особенностью этой группы служилых татар являлись большие поместные, а иногда и вотчинные, пожалования и право владения крестьянскими дворами.
Среди них 8 человек имели по 200 и более четвертей пашенной земли: князь Камай Смиленев (1160,5 четв. пашен.
1 См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 179—180.
2 Татары Среднего Поволжья и Приуралья. М., «Наука», 1967, стр. 183.
3 В противоположность С. В. Рождественскому, мы считаем, что показателем служилого положения служилых татар был, как и в центральных областях России, земельный, а не денежный оклад (ср. С. В. Рождественский. Указ. соч., стр. 357—358).
земли1, 1550 копен сена2, 45 дес. леса; оклад — 20 руб.)3, служилый татарин Ишей Хозяшев сын Сюндюков (413,3 четв. пашен. земли, 2500 копен сена, 20 дес. леса; оклад — 10 руб.)4, помещик Едигерь Шигавалеев (300 четв. пашен. земли, 1300 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 14 руб.)5, князь Багиш Яушев (262 четв. пашен. земли, 5450 копен сена, 50 дес. леса; оклад — денежный доход с волости Терьса в размере 12 руб.)6, князъ Яков (255 четв. пашен. земли, 3000 копен сена, 50 дес. леса; без денежного оклада)7, князь Федор Асан Мурзин (250 четв. пашен. земли, 600 копен сена, 70 дес. леса; без оклада)8, князь Бакшанда Нурушев (237 четв. пашен. земли, 1350 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 20 руб.)9, служилый татарин Енгурчей Акчюрин (208 четв. пашен. земли, 1050 копен сена, 10 дес. леса; денежный оклад— 15 руб.)10.
Эти наиболее крупные феодалы, часть которых обладала вотчинными правами, все имели феодально-зависимое население, в том числе и крестьян русского происхождения (всего за ними насчитывалось не менее 56 крестьянских и «чювашских» дворов, не считая зависимых жителей волостей Терьса и Нали Кукмор, численность которых составляла в совокупности 125 человек). Пятеро из этих восьми служилых имели княжеский титул. Багиш Яушев и Бакшанда Нурушев имели привилегии, которые, по мнению некоторых историков, уходили своими корнями во времена Казанского ханства11. Так, Бакшанда Нурушев взимал ясак с марийской волости Нали Кукмор: «дорогильные пошлины» в сумме 14 руб. 55 коп. и со свадеб «куняшную пошлину»12. Характерно, что на эти свои права Бакшанда Нурушев не имел жалованной грамоты, следовательно, они принадлежали ему «по старине». Багишу Яушеву вместо денежного оклада была пожалована волость
1 Здесь и в дальнейшем количество пашенной земли, как правило, указывается «в одном поле», без специальных оговорок, имея в виду трехпольную систему хозяйства, отраженную и в рассматриваемой Писцовой книге.
2 Писцовая книга Ивана Болтина исходит из следующего расчета количества копен сена на десятину: в одной десятине считается 20 копен (см. ПК л. 65 об.).
3 ПК, лл. 108—115.
4 Там же, лл. 78 об.—80, 82 об.—83, 86—86 об., 91.
5 Там же, лл. 132—132 о5.
6 Там же, лл. 1—5, 168 об.—169, 181—181 об.
7 Там же, лл. 55—56 об.
8 Там же, лл. 56 об.— 57.
9 Там же, лл. 103—106.
10 Там же, лл. 88 об.—89.
11 См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 179; Ш. Ф. Мухамедьяров. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958, стр. 22.
12 См. ПК, л. 105 об. Исходя из того, что размер пошлины составлял «з двора по 5 алтын», возможен подсчет количества дворов, зависимых от Бакшанды Нурушева: их должно было быть 97.
Терьса на Каме, которая давала денежный доход в размере 12 руб.1.
Четверо служилых людей высшего разряда имело поместный оклад в размере выше 100 четв. земли. Это служилый князь Тятигеч Муралеев (167 четв. пашен. земли, 1500 копен сена, 370 дес. леса; оклад— 15 руб.)2, служилый татарин Еналей Елмаметев (155 четв. пашен. земли, 400 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 7 руб.)3, служилый новокрещен Петр Смиленев (140 четв. пашен. земли, 350 копен сена, 15 дес. леса; оклад — 10 руб.)4, служилый татарин Байкей мурза Бигеев (100 четв. пашен. земли, 650 копен сена, 5 дес. леса; оклад — 7 руб.)5. Во владении этих помещиков находилось 12 крестьянских и «чювашских» дворов.
В целом высшая группа господствующего класса имела в своем владении 3647,8 четв. пашен. земли, 19700 копен сена, 680 дес. леса. Денежные оклады этой группы — от 7 до 20 рублей. Таким образом, по численности это небольшая группа господствующего сословия; она составляла всего 5,2% от всех служилых людей, зафиксированных в Писцовой книге. Но эти 12 фамилий владели 42,7% пашенной земли всех служилых людей, в их руках находилось 26% сенных угодий и 42,1% леса.
Обращает на себя внимание, что среди феодалов высшего разряда вотчинников было весьма незначительное число. После всех фактов борьбы господствующей прослойки феодального класса бывшего Казанского ханства во второй половине XVI в. царское правительство с недоверием относилось к родовитым татарским фамилиям и не было сторонником их дальнейшего усиления6.
Аристократические фамилии мусульманских феодалов постепенно утрачивали свои княжеские титулы и превращались в служилых татар с небольшими окладами. Так, например, после князя Бибика его промыслы перешли в руки «полоне-
1 См. ПК, л. 4 об. В волости было 28 дворов крестьян.
2 Там же, л. 8.
3 Там же, лл. 137 об.—139.
4 Там же, лл. 115 об.—116.
5 Там же, лл. 139 об.—140.
6 Обращает на себя внимание, что большинство феодалов высшей группы владеет деревнями, «что были пустоши». По-видимому, это отголоски перетасовки аристократической верхушки после присоединения края к России. Так, писцы сообщают нам, что Петр Смиленев владеет деревней Хозяшева, которая ранее «была в поместье за князь Бакшандою Нурушевым» (ПК, л. 115 об.). В числе же владений Бакшанды Нурушева мы видим пустошь Красную (л. 103 об.). Видимо, князь Нурушев потерял деревню Хозяшеву, которая была передана Петру Смиленеву, а сам, в виде компенсации, получил пустошь Красную, которая, в свою очередь, была раньше «в поместье за Пархачом за Чюриным» (л. 103 об.). При этом обращает внимание, что земельные площади старых и новых владений были, примерно, равные. Следовательно, правительство при видимом сохранении равенства размеров владений преследовало цель вырвать «корни» родовитых фамилий.
ника Кости», а затем вернулись к брату Бибика Енбахте Ясадыреву, который был уже просто служилым татарином. Эти промыслы — «бортной ухожей и бобровые гоны даны были Енбахте за его дворовое денежное жалованье»1. Многие из крупных в прошлом феодалов к началу XVII в. в значительной степени разорились. Так, потомок княжеского рода Конкотар мурза князь Янсеитов имел на правах служилого всего 40 четв. пашен. земли, а служилый татарин Тойгильда князь Уразлыев — всего лишь 17 четв.2. Обращает на себя внимание и то, что Писцовая книга зафиксировала только один случай тарханства в Казанском уезде3.
Категория наиболее крупных служилых татар, как уже говорилось, отличается от других довольно значительным числом феодально-зависимого населения. 12 фамилий феодалов имели 68 крестьянских дворов, не считая зависимых жителей волостей Терьса и Нали Кукмор, численность которых составляла 125 человек. Другими словами, в феодальной зависимости от них находилось 193 крестьянских двора (а всего в Писцовой книге упоминается в личной феодальной зависимости 211 дворов). Однако у нас нет уверенности в полноте этих данных, ибо мы знаем случаи, когда крестьянские дворы писцами не фиксировались. Так, например, за княгиней Девленей Кадышевой в вотчинной деревне Кошарь по Алатской дороге не указано ни одного крестьянского двора, но в тексте отмечается, что «пашню ей... пахать своими людьми»4. Не имеем мы сведений о количестве крестьян у князя Якова, однако знаем, что «рыбу ловят и бобровы гоняют на него его князь Яковлевы люди»5.
Кроме крестьянских и «чювашских» дворов, за феодалами были записаны «люцкие» и «бобыльские» дворы6. Но надо учитывать, что в Писцовой книге, по-видимому, не указаны все группы зависимого населения феодальных вотчин и поместий.
Для привлечения крестьян на свои земли эта группа феодалов имела возможность предоставлять льготы крестьянам. На это мы находим неоднократные указания в Писцовой книге7. В описании нередко встречаются упоминания и о приходцах8.
Среди зависимого населения встречались и русские крестьяне. По нашему мнению, русские крестьяне в Писцовой
1 ПК, л. 47—47 об.
2 Там же, лл. 36, 145.
3 Там же, л. 47—47 об.
4 Там же, л. 3 об. На л. 169 указывается, что княгиней Девлекей записано два «лютцких» двора.
5 Там же, л. 56.
6 Там же, лл. 1 об., 3, 4 об., 33 об., 88 об., 139 об., 169, 180.
7 Там же, лл. 104 об., 109, 114, 115 об., и др.
8 Там же, лл. 30 об., 132 об., 138—138 об. и др.
книге скрываются под термином «крестьянский двор». Тяглое нерусское население местного происхождения обычно называлось «чювашами», а нерусское население западных областей— «латышами». Крестьянские дворы (русские крестьяне) в хозяйствах феодалов указываются отдельно от «чювашских» и «латышских»1. Вообще, в Писцовой книге мы встречаемся довольно часто с крестьянами, имеющими русское происхождение. Так, например, среди людей Камая Смиленева предположительно можно выделить не менее 9 русских крестьян2, у Петра Смиленева — не менее 6 крестьян3, у Бакшанды Нурушева — 2 крестьянина4. На то, что это русские крестьяне, иногда имеются прямые указания — так, перечисляя зависимых людей Бакшанды Нурушева, писец записал: «И живут де за ним те русские люди и чюваша и латыши»5.
Материал Писцовой книги позволяет сделать вывод о том, что принадлежавшая феодалу земля часто делилась как бы на две части — пашню помещика и пашню крестьянскую (феодально-зависимого от помещика населения). В ряде случаев во владениях служилых писцы отдельно отмечали количество крестьянской запашки, которая в итоге учитывалась как помещичья6. Писцовая книга знает барщину7. Крестьяне были обязаны пахать пашню «по четверти ржи, по четверти овса» и «изделье всякое делати»8. Иногда платился и денежный оброк9. Вообще, денежные отношения были развиты достаточно сильно. Большая часть промыслов отдавалась на откуп на условиях денежного оброка. Так поступает, например, князь Камай Смиленев, получая 10 рублей с двух кабаков и двух перевозов и натуральный оброк с бортного ухожея10, и большинство других феодалов.
К следующему разряду феодалов мы относим служилых людей с поместными окладами от 40 до 100 четв. пашенной земли. Такие средние поместные оклады имело 28 человек. Из них один имел 85 четв., двое — около 70 четв., двое — около 60 четв., 8 человек — около 50 четв., остальные 15 человек владели от 40 до 45 четв. земли. Это была достаточно обеспеченная группа служилых татар. В своем распоряжении она имела около, 1389 четвертей земли, 12.850 копен сена, 296 десятин леса. Денежные оклады этой группы феодалов колебались от 4 до 12 рублей.
1 ПК, лл. 113 об., 167 об.
2 Там же, лл. 110 об.—111.
3 Там же, л. 115 об.
4 Там же, л. 104
s Там же.
6 Там же, лл. 103 об., 104 об., 109 об., Ill—111 об.
7 Там же, лл. 3 об., 5.
8 Там же, лл. 104 об., 109 об., 115 об.
9 Там же, лл. 30 об., 114 об., 115.
10 Там же, лл. 114 об.— 115.
В большинстве своем служилые этой группы имели по 1 жеребью (16 человек), 3 человека имели по 3—4 жеребья, 4 человека владели целой деревней. Феодалы этой группы, по-види- мому, активно использовали труд ясачных людей своих и соседних деревень. Отдельные служилые татары из этой группы имели собственные крестьянские дворы (мы насчитали 14 дворов)1, а также промыслы: кабаки, меленки мутовки, бортные ухожеи и т. д.
48 служилых татар имели мелкие поместные оклады (от 25 до 40 четв. пашенной земли). В их владении находилось 1459,5 четв. земли, 12.414 копен сена, 285,5 дес. леса. Их денежные оклады колебались от 3 рублей 50 копеек до 11 рублей (а в одном случае он составил 15 руб.). За этой группой служилых людей зафиксировано 4 крестьянских двора.
Основную массу феодалов в Казанском крае составляла группа служилых людей с низшими поместными окладами (менее 25 четвертей пашенной земли). В основном это были служилые люди по прибору. В эту группу входило 139 человек, т. е. 60,4% всех отмеченных в Писцовой книге феодалов. Это была самая низшая прослойка господствующего класса, которая в экономическом смысле очень часто незначительно отличалась от трудящегося населения (отличия были в ограниченных социально-политических привилегиях, которыми пользовались служилые люди по прибору).
Всего эта группа имела 2042,6 четв. пашенной земли (23,9% от всей земли, находящейся во владении служилых людей), 28,253 копен сена (38,9%) и 274,5 дес. леса (17%). Другими словами, эта группа, составляющая значительную часть господствующего класса, имела почти в три раза меньше, чем все остальные группы господствующего класса, пашенной земли, более чем в полтора раза меньше сенокосных угодий и более чем в четыре с половиной раза меньше лесных угодий.
Денежные оклады этой группы служилых людей в основном варьировались в пределах 4—5 рублей, в отдельных случаях поднимаясь до 10—11 рублей и опускаясь до 3 рублей. Крестьянские дворы за этой группой не зафиксированы. По количеству сенных покосов служилые люди этой группы в среднем не уступали группе с мелкими поместными окладами (лишь у 22 число копен не достигало 100, а у 19 даже превышало
1 Нужно иметь в виду, что далеко не все крестьянские дворы были зафиксированы в Писцовой книге. Так, при описании жеребья служилого новокрещена Тимохи Григорьева не указано ни одного крестьянского двора, однако указывается, что на промысле работают «люди его» (см. лл. 90 об., 77 об.) Среди этих «людей» могли быть и русские крестьяне. Так, например, в деревне Верхняя Айша служилый татарин Бачкеш Байчюрин владел двумя крестьянскими дворами: Якимки Савельева Устюжанина и Васьки Григорьева (л. 134). Здесь отразилось даже место выхода одного из крестьян — устюжанин.
300, в отдельных случаях достигая 1000 и опускаясь до 10 копен). Другими словами, среди этой группы были очень значительные колебания в норме наделения землей, сеном и денежными окладами.
Рассматриваемая группа мелких феодалов состояла как бы из двух слоев. Более обеспеченный слой (имевший поместные оклады от 15 до 40 четв. земли) состоял из 78 человек, менее обеспеченный (менее 15 четвертей земли) — из 61 человека. Во владении первого слоя находилось 1435,8 четв. земли, 17 430 копен сена и 195,5 дес. леса, во владении второго слоя — 606,8 четв. земли, 10 823 копен сена и 79 дес. леса. Как видим, дифференциация между двумя этими слоями служилых людей была весьма значительна.
Особенно характерно экономическое положение второго (менее обеспеченного) слоя мелких феодалов. Он составлял 43,9% группы служилых людей с низшими поместными окладами и в среднем имел земли менее 10 четвертей (9,95 четв.) на помещичий двор, сена — около 177 копен (177,4 копны), леса — чуть больше 1 десятины (1,3 дес.). Это минимальное обеспечение для хозяйственной самостоятельности. Но дифференциация и внутри этого слоя была очень значительной. Иногда служилые имели земли по 4—5 четвертей (6 человек), один из служилых «живет без пашни», другой — пашет ясачную землю1.
Служилые люди по прибору по своему социальному положению занимали промежуточное место между служилыми татарами более высоких категорий и ясачными людьми, т. е между двумя антагонистическими классами общества. С первыми их сближало то, что организационно они входили в состав господствующего класса (имели ряд привилегий и формальных прав, в частности освобождение от уплаты ясака). С ясачными людьми их сближало фактическое экономическое положение и часто происхождение. Многие из них были выходцами из рядов ясачных крестьян. Их дети могли так и не стать служилыми людьми. Так, сын служилого татарина Токкози Заккозеева вынужден был бить «челом государю на ясак»2. Иногда «обнищавшие» служилые люди вынуждены были передавать свою землю ясачным3.
Юридическое положение служилых татар данной категории было достаточно шатким. Жеребьи служилых татар нередко отбирались и передавались другим категориям населения — часто даже ясачным татарам. Так, служилый татарин Янсара Тохтаров жаловался царю, что у него не хватает земли, т. к. после смерти отца у него был отобран жеребей и отдан на ясак4. Однако, вместе с тем отмечается и возможность наслед
1 ПК, лл. 129, 217.
2 Там же, л. 30.
3 Там же, лл. 61 об., 211 об.
4 Там же, л. 21 об.
ственной передачи поместий. Так за Чермонтайком Томашевым в деревне Исенгили, Ногайской дороги, был записан жеребей его отца, который, в свою очередь, владел им «по отца своего грамоте» (т. е. деда Чермонтайко)1.
Служилые люди по прибору чаще всего испомещались группами в отдельных селениях и наделялись при этом равномерными жеребьями или же жили в селениях вместе с ясачными (в большинстве случаев в количестве не более двух человек). Нередко они набирались из ясачников этих же селений и жеребьи, которыми они владели, не превышали размеров ясачных жеребьев. Иногда жеребьи служилых татар даже не отмежевываются от ясачного населения2. Отсутствие свободных земель приводило и к тому, что часто служилый татарин был написан в окладном списке в одной деревне, а поместьем владел в другой3.
Писцовая книга иногда отмечает селения, где служилые татары совместно с ясачными обрабатывали землю4. Некоторые служилые татары по прибору вследствие отсутствия необходимого количества земельного оклада «пахали пашню» у более богатых собратьев5. Писцовая книга зафиксировала отдельные факты перехода служилых татар из одного селения (дороги, уезда) в другой6.
Таким образом, в целом сословие служилых татар (мы проанализировали поместья 230 человек, описание владения которых достаточно полные для сравнительно-исторического изучения) имело довольно глубокую дифференциальную структуру и фактически лишь только первые два разряда (с земельными наделами выше 40 четвертей пашенной земли) обладали достаточно сильной хозяйственно-экономической базой для развития. Они составили всего лишь 17,4% господствующего привилегированного сословия, описанного в Писцовой книге. Лишь только они, в основном, имели феодально-зависимое население. Мелкие помещики (около 20,9%) занимали промежуточное положение, имея относительно большие площади пашенной земли (от 25 до 40 четвертей) и незначительное количество (буквально отдельные случаи) феодально-зависимого населения. Но все эти группы резко противостояли низшей группе феодалов (с земельными наделами менее 25 четвертей пашни), которая фактически находилась в экономическом положении, ничем не отличном от тяглого ясачного населения (разница была только в ограниченных юри
1 ПК, л. 46 об.
2 Там же, л. 152.
3 Там же, лл. 8 об., 13 об., 61, 63, 80, 89 об., 91, 92 об., 117 об., 164 об., 217 об.
4 Там же, лл. 69, 97 об.
5 Там же, л. 5 об.
6 Там же, лл. 120, 128, 167.
дических правах, которыми обладали служилые люди этой группы).
Писцовая книга отразила также в некоторой степени и процесс укрупнения земельных владений служилых татар. Многие служилые татары (около 30 человек) имели по 1,5 и 2 жеребья, а в отдельных случаях даже по 4 жеребья. Так в деревне Нижняя, Зюрейской дороги, два служилых новокрещена Иван Чеменеев и Овдей Иванов, кроме своих владений, имеют еще пустошь, а Иван Чеменеев владеет двумя жеребьями в самой деревне. Совместно они владеют меленкой мутовкой1. В деревне Большая Сия, Зюрейской дороги, сенокосный участок одного служилого новокрещена вырос с 1569—70 гг. до 1602—03 гг. в 6 раз2.
Известны случаи, когда служилые татары могли прикупать к своим жеребьям новые земли и промыслы3. В качестве продавцов выступали служилые люди (может быть, вотчинники?), но отмечен случай продажи земли и «ясачными чювашами»4.
Наряду с ростом отдельных владений ощущается и дробление, мельчание других владений служилых людей. Так, деревня Чюваш, Галицко-Алатской дороги, в 1592—93 гг. была дана Текею. Через 10 лет там жили уже 4 помещика, а деревня была разбита на 6 жеребьев, из которых только 2 принадлежали детям Текея5.
В категории служилых людей в Писцовой книге упоминаются преимущественно «служилые татары», иногда «служилые новокрещена». Означает ли это, что в Казанском уезде были испомещены только татары или под данным термином могли скрываться и представители других нерусских народов, сказать трудно. Во всяком случае некоторые исследователи считают, что термин «служилый татарин» охватывает собой феодальную прослойку всех нерусских феодалов6.
Думается, что это предположение не лишено основания. В специальном исследовании о татарской деревне во второй половине XVI и XVII вв. Е. И. Чернышев пришел к выводу, что служилые татары противопоставляли себя ясачным татарам и называли их «чювашами»7. В царском наказе Казанскому воеводе Ю. П. Ушатому об управлении городом и уездом от 16 апреля 1613 г. «татары», «вотяки» и «башкирцы» перечисляются
1 ПК, лл. 66 об., 67. 68 об.
2 Там же, л. 90.
3 Там же, лл. 166 об., 191, 205.
4 Там же, л. 140 об. Но правильность чтения «продали ему ясачная чюваша» может быть поставлена под сомнение описанием аналогичного случая на л. 141 об.: «...пол-жеребья брату его придали ясачная чюваша из своих жеребьев...». В одном месте бесспорная описка писца. Нам представляется более правильным текст «продали».
5 Там же, лл. 192 об. — 197.
6 См., например, И. Д. Кузнецов. Очерки по истории чувашского крестьянства. Чебоксары, 1957, стр. 69.
7 См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 176,
вместе в составе казанских служилых людей»1. В спорном деле о земле 1642—43 гг. деревня Ащерма по Арской дороге называется татарской, а истцы, живущие в ней, «чювашами»2. В Писцовой книге одни и те же лица (Тогонай Девлеткильдеев, Тууш Тянеев) упоминаются в одном месте как ясачные татары, в другом — как ясачные чюваши 3.
Писцовая книга показывает, что как только «ясачный чювашин» становился служилым, он начинал называться служилым татарином. Так, например, в деревне Укреч Култук по Ногайской дороге описаны поместья двух служилых людей — служилого татарина Емая Енибекова и вдовы служилого татарина Чапкуна. При этом в поместье служилого татарина Емая Енибекова упоминается «двор брата его Кошая», а в поместье вдовы служилого татарина Чапкуна «двор чювашенина Тогоная Великаева и двор бобыля Янка Латыша». В итоге по деревне упоминаются два «двора помещиковых», два двора «чювашских» и двор «бобыльской». Следовательно, двор брата служилого татарина, вероятно, фиксируется как «чювашский». Во всяком случае, в число помещичьих дворов двор брата не вошел4. Другой пример. В деревне Большой Бимер по Галицко-Алатской дороге упоминается чювашенин Мансур, один сын которого платил ясак, а другой стал служилым татарином5. Все это говорит о том, что называемые писцом «ясачные чюваши» после верстания на службу становились «служилыми татарами».
Обращает на себя внимание и то, что Писцовая книга знает служилых, которые, наверняка, были не татарами. Так, упоминается «служилой новокрещен Митя Бакшигов», который, вероятно, был выходцем из марийского народа («был черемисин») 6. Вместе с тем Писцовая книга знает ясачных, которые были татарами: «деревни Салтан ясочные татаровя Курмаш Кулсареев, Тохтамиш Утямяшев» 7.
При описании деревни Евлушеик, Ногайской дороги, писец противопоставляет землю ясачных людей («ясачной чюваши») и землю «служилого татарина и его чюваши»8. Это говорит о том, что писцы под термином «чюваш» никак не могли понимать название народа — это социальный, а не этнический термин в данной Писцовой книге, а, следовательно, и вообще в жизни в конце XVI — начале XVII в. О том, что под «чюва-
1 См. В. Д. Димитриев. «Царские» наказы казанским воеводам XVII века.— В кн.: История и культура Чувашской АССР. Сборник статей. Вып. 3. Чебоксары, 1974, стр. 287.
2 См. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1, ч. 2. Саранск, 1950, стр. 18,
3 ПК, л. 204. Ср. л. 196—196 об.
4 Там же, лл. 33—34.
0 Там же, лл. 229—230.
6 Там же, л. 166 об.
7 Там же, л. 84 об.
8 Там же, л. 32.
шами» Писцовой книги понимается вовсе не национальный признак, а социальная категория населения, говорит и то, что в источнике упоминаются татарские кладбища возле деревень с «ясачными чювашами»1.
Писцовая книга показывает процесс развития землевладения не только в статическом выражении применительно к началу XVII в., но в определенной степени и в динамике развития. Период, который раскрывается документами и приводимыми в книге фактами, охватывает более чем полвека — от 1556—57 гг. до 1612—13 гг.2. Обращает на себя внимание, что наибольшее число земельных пожалований в Казанском уезде приходится на 80-е годы XVI в. Это, по-видимому, связано с итогами предыдущей упорной борьбы части феодалов местного края против утверждения в крае Российского государства. Характерно, что основная часть пожалований приходилась на Зюрейскую дорогу.
Писцовая книга частично отразила социальный состав и русского служилого населения. Упоминаются некоторые князья и дети боярские (Григорий Куракин, Волынский, Михайло Ондреев, Меньшой Дятлов, Сувор и Тороп Языковы, Василий Нармацкий, Никита Неелов, Дружина Волков, Афонасей Барсуков и др.)3. В Писцовой книге встречаются указания и на зависимое население русских служилых людей 4, а также живущих в Казанском уезде дворцовых5 и монастырских6 крестьян. Вместе с тем следует отметить, что описание владений русских служилых людей не входило в задачу составителей Писцовой книги.
Большое внимание в Писцовой книге уделено ясачному населению и его землепользованию. Проводя в XVI—XVII вв. многочисленные описания, царское правительство по существу утверждало за государственной властью права феодального собственника на описываемые земли7. При этом оно старалось сохранить существовавшую ранее общинную форму землепользования.
Писцовая книга зафиксировала 79 селений, в которых произведено описание ясачных земель. Обращает на себя внимание, Что в Писцовой книге не встречаются деревни с исключительно
1 ПК, лл. 29 об., 44, 91 об.
2 Там же, лл. 59, 63, 196 об., 200, 208 об., 210.
3 Там же, лл. 13, 39 об., 42, 51 об., 78 об., 147, 203 и др.
4 Меньшиков крестьянин Кондрашка Андриянов, который брал «на откуп» кабак у служилого татарина (л. 81), крестьяне Мартына Болинского Ондрюшка Васильев, Куземка Григорьев, Митька Степанов (л. 148).
5 «Дворцовые крестьяне села Таша Иванко Онтипин, Гриша Елизарьев» (л. 00), «дворцоваго села Рожественскаго прикащик Казарин Мечехин да староста Максимко Михайлов Серебряник да крестьяня Васька Григорьев» (л. 34 об.).
6 Крестьянин Троецкого монастыря (деревня Тевельди) Трофимко Васильев (л. 147 об.).
7 Г. Н. Айплатов. Ясачное землевладение в Среднем Поволжье в XVII в. — В кн.: Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сборник 8. М., «Наука», 1974. стр. 96—97.
ясачным населением. Между тем, такие деревни существовали и были очень распространены. При межевании часто упоминались ясачные крестьяне других деревень, не вошедших в данное писцовое описание (деревни Тарловья, Тарлаши, Тямти, Масра, Морлы, Коваль, Клюклер и др.)1. Такой метод выборочного описания земель писцами наводит на мысль, что целью данной переписной книги было не столько описание земель вообще, сколько размежевание служилых татар от ясачного населения. Следовательно, в описание могли попасть только те ясачные деревни, в составе жителей которых находились служилые люди.
Рассмотрим общую картину ясачного землепользования, отраженную в Писцовой книге Ивана Болтина. Из 79 деревень, описанных в Писцовой книге, в 7-ми деревнях не указано количество дворов ясачного населения. Следовательно, анализу ясачного землепользования поддаются 72 деревни, в которых описано 812 дворов. Всего за ясачными людьми записано 10.655,8 четвертей пашенной земли и 118.792 копны сена. Таким образом, в среднем на ясачный двор приходилось 13,1 четвертей пашенной земли и 146,3 копны сена. Лес обычно писался за всей деревней в целом («лес черной всем вопче»).
Характерно отметить, что в целом ясачный двор был обеспечен землей почти так же, как в среднем служилые люди низшего разряда (у которых в среднем на двор приходилось 14,7 четв. пашенной земли и 203 копны сена), а если сравнить ясачное землепользование со средним обеспечением землей менее обеспеченного слоя служилых низшего разряда, то сравнение будет не в пользу служилых (у которых в среднем на двор приходилось лишь 9,95 четв. пашенной земли), правда, сеном они были обеспечены несколько лучше (177 копен на двор).
Но так как средние цифры далеко не всегда отражают истинное соотношение внутри рассматриваемой социальной группы, необходимо более детальное ее изучение. Если исходить из средних цифр, то в целом по уезду количество земельных угодий как будто бы превышало нормальный размер крестьянского двора2. Но по отдельным дорогам, а тем более по селениям, это распределение было далеко неравномерным.
По Зюрейской дороге (147 дворов в 20 ясачных селениях) в среднем приходилось по 15,8 четв. пашенной земли и 162,9 копны сена на ясачный двор. В 17 селениях (120 дворов) «ясачный жеребей» составлял или превышал 10 четвертей, причем в трех селениях (37 дворов) ясачные владели землей в два или два с лишним раза более нормального наделения. В трех дерев
1 ПК, лл. 18, 23 об., 96, 124, 166, 177—177 об., 211, 221, 222 об.
2 По подсчету некоторых историков в среднем крестьянский двор мог обработать около 10 четв. земли в одном поле. (См. Г. В. Абрамович. К вопросу о степени достоверности писцовых книг XVI в. и методике ее установления.— В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1971 г. Вильнюс, 1974, стр. 34).
нях (27 дворов) зафиксировано отсутствие нормы, из них в двух селениях (13 дворов) ясачные имели 6 и меньше четвертей на двор. Такое количество пашенной земли, по характеристике Е. И. Чернышева, было «голодным» жеребием1. Характерно, что около селений с недостаточной нормой земельных наделов испомещены были русские помещики — дети боярские и не исключена возможность, что недостаточные нормы наделов были следствием экспроприации ясачных земель в пользу русского служилого сословия (а иногда и не только русского).
По Арской дороге (173 двора с полудвором в 16 ясачных селениях) на ясачный двор в среднем приходилось 14,3 четвертей пашенной земли и 85,5 копен сена. В 13 деревнях (115 дворов) ясачные имели земли больше 10 четвертей, причем в двух деревнях (17 дворов с полудвором) ясачные владели землей в три и три с лишним раза больше нормы. В трех селениях (58 дворов с полудвором) ясачные имели земли менее 10 четвертей, из них в одном (38 дворов) — по 6 четвертей.
По Галицко-Алатской дороге (321 двор с полудвором в 24 ясачных селениях) на ясачный двор в среднем приходилось 13,3 четвертей земли и 153,4 копен сена. В 16 деревнях (238 дворов с полудвором) норма надела составляла или превышала 10 четвертей, причем у 10 дворов — в два раза. В 8 селениях (83 двора) зафиксированы земельные наделы по 8 и меньше четвертей, причем в двух деревнях (28 дворов) был «голодный» жеребий, а в двух других (25 дворов) надел составлял всего лишь 3 и 3,5 четвертей на двор.
По Ногайской дороге (170 дворов в 12 ясачных селениях) б среднем на двор приходилось 9,1 четвертей земли и 180,5 копен сена. Только в 5 деревнях (34 двора) наделение составляло или превышало 10 четвертей, причем в одной деревне (7 дворов) превышение составляло два раза. Во всех других 7 деревнях (136 дворов) оно было ниже 10 четвертей, а в одном селении (31 двор) ясачные имели «голодный» жеребий.
Таким образом, в целом норма наделения землей ясачного населения была довольно высокой: 56,3% дворов имели наделы от 10 до 20 четвертей земли, а 6,2% —наделы выше 20 четвертей. Но размеры земли по жеребьям были очень неравномерны. Они колебались по разным деревням от 20 и выше четвертей до 3 четвертей. Более третьей части дворов (37,5%) имели наделы ниже 10 четвертей (в том числе 13,2% ясачных дворов имели наделы по 6 и менее четвертей). Лучше всего ясачные были обеспечены в деревнях Зюрейской и Галицко-Алатской дорогам; (по Арской дороге был высок уровень наделения пашенной землей, но самым низким был уровень наделения сенокосными угодьями). Но здесь и больше всего была развита дифференциация крестьянства — разрыв между большими наделами и мизер
1 См. Е. И. Чернышев. Указ. соч., стр. 181.
ными был наивысшим: по Зюрейской дороге от 47,5 до 4 четвертей, по Арской — от 31 до 6, Галицко-Алатской — от 20,6 до 3 четвертей.
Это, по-видимому, надо расценивать как результат колонизационной политики царского правительства по отторжению земель в пользу русских помещиков и передачи части их испомещенным на ней служилым татарам, ибо во всех деревнях с небольшой нормой ясачного землепользования удается обнаружить то или иное влияние русского служилого населения.
Нередки были случаи перераспределения земли у ясачного и служилого населения, когда у ясачных крестьян земля отбиралась и передавалась служилым татарам или переходила дворцовым селам или в руки русского поместного землевладения. В таких случаях правительство стремилось возместить ясачным людям отобранное у них количество земли, но, как правило, они получали вместо отобранной пашенной земли неравноценные сенные покосы или переложные земли1.
Очень интересно рассмотреть обеспечение землей ясачных в сравнении с теми служилыми, которые были испомещены в тех же деревнях, что и ясачные. По пашне ясачные имеют меньше земли на двор, чем служилые, в 38 деревнях (483,5 двора, или 59,5%), по сену — в 39 деревнях (455,5 двора, или 56,1%). Равное количество земли у ясачных со служилыми имелось в 25 деревнях (244 двора, или 30,2%), сена — в 26 деревнях (283,5 двора или 34,9%). Ясачные имели больше пашенной земли, чем служилые, в 8 деревнях (75,5 дворов, или 9,3%), сена — в 6 деревнях (64 двора, или 7,9%).
Таким образом, в целом по размеру ясачное землепользование немногим отличалось от служилого землевладения низшей группы служилых людей. В отдельных случаях ясачные были даже лучше обеспечены пашенной землей и сенными угодьями, чем служилые. Это наглядно отражает главную тенденцию политики царского правительства в Казанском крае, где оно стремилось основной формой феодального хозяйства сделать государственную (ясачную) эксплуатацию земельного фонда и не торопилось укреплять поместное землевладение, тем более у нерусской части населения. А что касается низшей группы служилых людей, то не нужно забывать, что в XVIII в. она слилась с крестьянским населением как по юридическому положению, так и по формам социальной политики к ней со стороны правительства и государственного аппарата. Условия к этому подготовил уже XVII век.
Одной из важных сторон экономической политики царского правительства было налоговое обложение местных народов. Налоговая политика находила свое выражение, главным образом, во взимании ясака. Ясак представлял собой традиционную
1 ПК, л. 160 об.
форму налоговых сборов в виде денежного и натурального сборов за пользование землей1.
Данные Писцовой книги характеризуют распространенность и место ясачного обложения в социально-экономической политике царского правительства в Среднем Поволжье. Правительство строго контролировало взимание ясака и заботилось о его расширении. Рассматриваемая Писцовая книга не дает материала для определения размера ясака2, но упоминание о нем постоянно сопутствует описанию ясачного землепользования. Мы видим, что единицей обложения был двор. Ясачный сбор мог быть полным (со двора) или половинным (с полудвора)3.
Писцовая книга упоминает и безъясачных людей4, а также бобылей в ясачной деревне5, которые представляли разорившихся, неимущих крестьян, и которых правительство стремилось переводить «на ясаки»6.
Писцовая книга показывает и довольно глубоко зашедший процесс все более широкого развития товаро-денежных отношений. Так, при описании людей, бывших на меже деревни Кучюковской, говорится о том, что «иных людей ис тое деревни не было потому, что, сказали, уехали в Казань за хлебом»7. Это позволяет утверждать, что в Казанском уезде того периода расширяется товаро-денежное обращение, что таким путем получаются деньги, необходимые для выплаты ясачных денежных взносов.
Писцовая книга показывает, что ясачные общины являлись владельцами государственных земель и в известной степени распоряжались ими8. Существовало нераздельное пользование лесами, пастбищами и другими угодьями, но пахотные земли находились в индивидуальном пользовании и делились «полюбовно» внутри общины9. Двор находился в наследственном владении крестьянской семьи 10.
1 См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении в Среднем Поволжье. — «Вопросы истории». 1956, № 12, стр. 108; Ш. Ф. Мухамедьяров. Земельные правоотношения в Казанском ханстве. Казань, 1958, стр. 26; Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 100, 104,
2 Размер ясака не был постоянным на протяжении истории его взимания. В литературе называются разные цифры его объема. Так, И. Д. Кузнецов и Е. И. Чернышев считают, что в XVI в. он равнялся 25 коп. со двора (см. И. Д. Кузнецов. Указ. соч., стр. 36; История Татарской АССР. Казань, 1968, стр. 103). Писцовая книга Ивана Болтина определяет его размер в два раза больше (ПК, л. 30 об.). К концу XVII в. его объем достиг 1 руб. (ПСЗ, т. 3, № 1579).
3 ПК, лл. 120, 162, 203 об. В последующее время он мог делиться и на более мелкие части. (См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении..., стр. 111).
4 ПК, л. 48.
5 Там же, лл. 160. 161, 162, 162 об., 163.
6 См. В. Д. Димитриев. О ясачном обложении..., стр. 115.
7 ПК, л. 117.
8 См. Г. Н. Айплатов. Указ, соч., стр. 98.
9 ПК, лл. 144, 164,
10 При описании деревни Исенгили указано, что «4 человека живут своими дворы» (там же, л. 48), Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 102.
Если община имела «избыточные» земли, ей предписывалось «на тое землю... призывать ясачных людей»1. О прибытии на ясак новых дворов община заранее предупреждала власти2. «Всею деревней» сдавались ясачные «жеребьи» испомещенным служилым людям3. «Вервью» ходили на межевание «спорных земель»4.
Формальную ответственность перед властями нес староста, на имя которого записывались в выписях «дача» с указанием лишь дворов других ясачников5. Имена ясачников при описании жеребьев назывались в редких случаях (как правило, при упоминании во время межевания и при перечислении дворов, освобожденных от уплаты ясака)6.
В целом материал Писцовой книги дает возможность видеть, что ясачное землевладение было характерной формой организации общины в Среднем Поволжье.
Исследователи ясачного землевладения Поволжья указывают на его сходные черты с черносошным землевладением крестьян русского Севера7, в то же время подчеркивают, что отчуждение ясачных земель не достигло такой степени, как у черносошных, практиковавших не только сдачу в аренду, но и продажу своих земель. Однако, в действительности отрицать полностью факты продажи ясачных жеребьев, на наш взгляд, нельзя 8.
Писцовая книга показывает, что в Казанском уезде господствующей системой земледелия являлась трехпольная. Она не была чем-то новым для местного края. О ней говорит уже Межевая книга Казанского уезда 1565—68 гг.9. К началу XVII в. эта система становится уже традиционной — самым обычным и единственным способом использования земли. В Писцовой книге говорится, например, что в деревне Верхняя Айша два поля отошли служилому татарину Едигерю Шигалееву «и в тех двух полях Едигерь сделал три поля»10. Или, например: «из деревни ис Старых Тюбек три человеки вышли и сели по одной стороне ручья Каячия, а пашню меж себя испольнили во всех трех полях»11. При указании количества земельных площадей
1 ПК л. 143 об.
2 Там же.
3 Там же, л. 157 об.
4 Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1, ч. 2. Саранск. 1950, стр. 37.
8 ПК, л. 161—161 об.
6 Там же, л. 48—48 о5.
7 См. Г. Н. Айплатов. Указ. соч., стр. 107.
8 См. ПК, л. 140 об.
9 См. Ш. Ф. Мухамедьяров. Малоизвестная писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг., стр. 193.
10 ПК, л. 133 об.
11 Там же, л. 161 об.
Писцовая книга, как правило, использует формулу: столько-то четвертей «в поле, а в дву по тому ж».
Казанский уезд по своим природным условиям с его, во многих случаях, девственными дремучими лесами, с его обширной водной системой представлял весьма удобное место для естественных промыслов. Писцовая книга показывает большое развитие бортничества, рыбной ловли, звероловства.
Одним из важных вопросов, которые необходимо решить, анализируя Писцовую книгу, является классовая борьба и отношение местного населения к той феодально-колониальной политике, которую проводило правительство в местном крае. Безусловно, мы не можем ждать от Писцовой книги широкого и открытого показа этой стороны исторического процесса. Но в то же время многие страницы источника проникнуты духом этой борьбы, которую трудно не заметить.
Прежде всего, обращает на себя внимание большое число челобитных, которые приходится разбирать местной администрации. Это в какой-то степени показывает накал классовой борьбы. При размежевании земель служилых от ясачных часто возникают споры, на разрешение которых вынужден выезжать сам руководитель переписи Болтин1. Встречаются и факты, когда нехватка земли приводила к тому, что крестьяне должны были искать земли сверх своих жеребьев и пахать «насильством» на земле соседней общины2.
Видим мы и другую сторону — активное сопротивление части местной феодальной знати против российского подданства. В эту борьбу нередко вовлекались и определенные массы крестьянства, и она приобретала характер широкого восстания. Эти восстания современники нередко называли войнами. Так, об одном из восстаний мы находим конкретные упоминания в Писцовой книге — это движение против царской администрации и её политики, которое произошло в 1581—1584 гг. и получило название у современников «Черемисской войны». Об этой «войне» несколько раз упоминается в Писцовой книге3.
Активные формы борьбы подтверждаются рядом фактов на страницах Писцовой книги: постоянным ростом числа служилых людей, упоминаниями, что служилого человека «на государеве службе убили»4 и т. д.
Таким образом, Писцовая книга Ивана Болтина с полным правом может считаться важнейшим источником для характеристики служилого и ясачного землевладения. Она позволяет установить порядок испомещения служилых татар, какие группы и когда получали земли в Казанском уезде, сколько имели они земли и на какой основе — юридического или традиционного
1 ПК, лл. 42, 93, 136 об.
2 Там же, л. 204.
3 Там же, лл. 174 об., 195, 196 об.
4 См., например, ПК, л. 57.
права, каково было хозяйственное состояние поместий, каким образом и как часто осуществлялся их переход от одного владельца к другому, иногда указывается причина перехода, сближение поместного и вотчинного землевладения, формы ведения хозяйства служилых татар.
Писцовая книга лучше, чем какой-либо другой документ этого времени, освещает положение ясачников. Во всей полноте раскрывается ясачное землепользование: количество дворов и приходящихся на них конкретно в каждом селении нормы земельных участков, показывая тем самым неравномерность этих норм и причины этого, общинный характер, отмечает отдельные факты внеобщинного ясачного землепользования, отчетливо показывает права общины в распределении земли, указывает пути расширения ясачного землепользования.
Анализ Писцовой книги Ивана Болтина позволяет сравнительно полно выявить социальный состав нерусской деревни Казанского уезда в начале XVII в.
Писцовая книга Казанского уезда 1602—1603 гг. является важным источником по истории социально-экономических отношений конца XVI и начала XVII в. на территории Среднего Поволжья. Этот источник достаточно полно освещает методы социально-экономической политики Москвы по отношению к нерусскому населению Среднего Поволжья и дает яркую характеристику феодальному мелкопоместному землевладению Казанского края.
Настоящая публикация Писцовой книги Ивана Болтина должна в определенной степени восполнить отсутствие опубликованных вариантов такого важного источника для изучения феодального периода Среднего Поволжья, каким являются писцовые и переписные книги.