Седьмого августа мы прибыли к городу Козьмодемьянску, лежащему в 40 верстах от предыдущего города, также на правом берегу Волги. И этот город имеет своего наместника, или воеводу. В этой местности растет очень много — даже целые леса — лип, с которых жители дерут лыко и развозят его по всей стране, приготовляя из него сани, посуду или ящики. Дерево они распиливают на части, выдалбливают их и пользуются ими как ушатами, бочками и т. п.; они также выделывают из них целые лодки, челноки и гробы, которые продаются здесь и там на рынках.

В трех верстах за этим городом у острова Криуши мы стали на якорь, совершили богослужение и причастились. Сюда крестьяне опять принесли на продажу свежую провизию. Когда мы прошли с милю вперед, началась сильная буря, поэтому мы опять спустили якорь и здесь расположились на ночевку.

Восьмого августа, когда дул попутный ветер, мы подняли паруса и до полудня легко прошли до острова Туричьего. После обеда мы на всех парусах налетели на песчаную мель у острова Маслова, так что мачты заскрипели; мы сидели на мели 4 часа, пока не сдвинулись при помощи трех якорей.

Здесь на правом берегу мы видели очень много черемисов, конных и пеших, работавших на своих сенокосах¹. К вечеру прибыли к городу Чебоксары, лежащему в 40 верстах от накануне встреченного на правом берегу городка; подобно обоим предыдущим, и этот город построен из дерева; по расположению и застройке он наиболее приятный на вид. Когда жители, еще до нашего прибытия, увидели издали наше большое судно, они были сильно поражены. Поэтому воевода выслал навстречу нам лодку со стрельцами за три версты от города к острову Мокрице, чтобы удостовериться, что мы за люди. Солдаты издали объехали судно и поспешили обратно. Когда наш паспорт был доставлен в город, человек триста, молодых и старых, собрались на берегу посмотреть на нас. В этом городе, как и в других соседних, которые расположены на берегу Волги, а не внутри страны,

78

при воеводе имеется много русских солдат на тот случай, если покоренные татары² захотели бы возмутиться, чтобы легко можно было собрать войско и усмирить их.

Девятого того же месяца мы прибыли к острову Казину, лежащему у левого берега в 12 верстах от предыдущего города, потом к деревне Сундырь, на правом берегу³, и еще через 20 верст к городу Кокшай на левом берегу Волги, в 25 верстах от предыдущего города⁴. Около этого места Волга на протяжении нескольких миль везде мелка, так что мы едва прошли через мели. Поэтому в течение этого и следующих дней у нас было очень много трудов и хлопот с заносом якоря и наматыванием якорного каната. В течение 10-го августа мы продвинулись всего на полмили. На судне то и дело раздавалось: «Тяни, греби назад!»

Десятого числа река, течение которой было тут более сильное, занесла нас к правому берегу, у которого мы застряли на несколько часов. Здесь я с фон-Мандельсло вышел на берег и отправился в лес, чтобы развлечься и поискать лесных плодов. Так как, однако, тем временем ветер стал благоприятнее, то подняты были паруса и корабль ушел. Подойдя к берегу и не увидев судна, мы бежали некоторое время по берегу, надеясь догнать его. Однако мы корабля не увидели, но зато заметили лодку, которая направлялась в нашу сторону. Сначала мы думали, что это казаки, оказалось, однако, что лодка прислана с нашего судна нам навстречу. На ней мы вернулись к судну, которое стояло в изгибе реки, задержанное ветром. Так как ветер становился все сильнее и сильнее, мы устроили здесь остановку на ночь.

Двенадцатого мы попробовали протащить корабль с помощью маленького якоря. Якорь, однако, зацепился за дерево, лежавшее на дне, порвал канат и остался на дне. Говорят, подобные вещи часто происходят на Волге из-за деревьев, которые во время половодья срываются с берегов в реку и лежат в иле на дне. Русские говорят, что на дне Волги лежит столько якорей, что они стоят целое княжество. Бывали случаи, что такой якорь случайно вновь вытаскивали другим.

Тринадцатого августа, после того как мы до полудня прошли мимо двух кабаков и деревни Вязовки на правом берегу⁵, мы прибыли к городу Свияжск, расположенному по левую руку на живописном холме⁶, здесь имеются кремль, несколько каменных церквей и монастыри, но окружен город деревянными стенами и башнями. Когда мы, из-за находившейся перед ним мели,

79

стали на якорь, напротив этого города народ толпами собрался на берегу. Так как между нами и берегом находился длинный песчаный мыс, заслонявший нас, многие из них выехали на челноках и лодках или перешли через узкую часть реки, чтобы посмотреть на нас и наше судно. Остававшиеся отсюда до Казани 20 верст мы плыли мимо многих меловых и белых песчаных гор на правобережье. К вечеру прибыли к Казани, где стали на якорь. Здесь мы встретили персидские и черкесские караваны, выехавшие из Москвы за несколько дней до нас. При них находился персидский купец, который был в Москве в качестве посла, как упомянуто выше. Также был здесь черкесский татарский князь по имени Мусал из города Терки, получивший после смерти своего брата ленное владение от великого князя.

О черемисских татарах⁷

Здесь появляются другого рода татары, а именно черемисы. Они тянутся далеко за Казань⁸. Живут по обе стороны Волги⁹, большею частью в простых избах, питаются скотоводством, медом и дичью, являются превосходными стрелками из луков и даже детей приучают заблаговременно к этому. Это вероломный, разбойный народ, преданный чародейству. Те из них, что живут направо от Волги, именуются «нагорными», так как они живут на высоких местах: на горах или между горами. Это наименование происходит от русских слов «на» и «гора». Живущие слева именуются «луговыми» — от зеленых лугов и сенокосов: ведь здесь, в виду низкой и сырой почвы, много прекрасных лугов и полей, где собирается в большом количестве сено, которым нагорные кормят свои стада. Гвагнин говорит, что этот народ частью языческой, частью магометанской веры¹⁰. Живущие вокруг Казани все, насколько я мог узнать, язычники, так как их не обрезают и не крестят¹¹. Когда ребенку у них исполняется полгода, они определяют особый день, когда ребенок должен получить имя. Кто в этот день раньше всего зайдет к ним или пройдет хотя бы мимо, того имя и получит дитя¹². Большинство из них верит, что имеется бессмертный Бог, который творит людям на земле добро и которого поэтому нужно призывать. Однако, что он собою представляет и как он желает быть почитаем, этого они не знают. Они не верят в воскресение мертвых или в новую жизнь после здешней. Они полагают, что со смертью человека, как и со смертью скотины, все кончается. В Казани в доме моего хозяина жил черемис, человек лет 45. Услышав, что

80

я говорил с хозяином о религии и, между прочим, упомянул о воскресении мертвых, он начал смеяться, всплеснул руками и сказал: «Кто раз помер, тот мёртв и для черта. Или разве покойники восстанут, а с ними и мои лошади и коровы, околевшие несколько лет тому назад?» Когда я его спросил: А знает ли он, кто создал небо и землю, он насмешливо ответил: «Чёрт знает». Хотя они не верят в существование ада, все-таки, по их мнению, существуют черти, которых они называют духами-мучителями; они полагают, что эти черти при жизни могут мучить людей и доставлять им другие неприятности, поэтому они и стараются умилостивить их жертвами¹³.

Говорят, что в казанской области, к югу от Казани миль на 40, в болотистой местности имеется река, именуемая у них Немдою. Сюда они направляются со своими поломничествами и жертвами. Они говорят: «Кто сюда придет и ничего не принесет в жертву, тот зачахнет или засохнет». Они полагают, что черт имеет резиденцию свою там или, точнее, у реки Шокшем, лежащей в 10 верстах от Немды¹⁴. Говорят, что эта река не глубже 2-х локтей, течет между двух гор и никогда не замерзает. Её черемисы очень боятся; они полагают, что если кто-либо из их нации придет к этой реке, то тотчас помрет, русские же без опасности для себя могут приходить к ней и уходить от нее. Иногда они приносят жертвы и Богу, режут для этой цели лошадей, козлов и овец, натягивают шкуры на колья, варят тут же мясо. Берут блюдо, полное мяса, в одну руку, а чашку с медом или с другим напитком в другую руку и бросают все это против шкуры в огонь, говоря: «Иди, передай моё желание Богу». Также: «О, Боже, я охотно жертвую тебе это, прими это от меня и дай мне скота» и т. д., смотря по тому, что они желали бы. Так как они не верят в иную, нездешнюю жизнь, то все их просьбы и молитвы устремлены на мирское. Они молятся также солнцу и месяцу, так как замечают, что их действие благоприятно для земли и скота. Особенно же во время созревания урожая высоко чтится ими солнце. Нам даже сообщали, что они в светлое время дня почитают все то, что видели во сне, будь то корова, лошадь, огонь или вода¹⁵. Когда я и хозяин мой иногда из-за этого убеждали черемисина, что неправильно чтить скот и другие твари как Бога и молиться им, — он давал такого рода ответ: «Что же такое представляют собою боги русских, вешаемые на стенку? Ведь в них нет ничего, кроме дерева и краски, гораздо лучше и разумнее почитать солнце и то, что имеет жизнь». У них нет ни письмен, ни попов, ни церквей¹⁶. Их язык также своеобразен и

81

имеет мало сходства с обыкновенными татарским или турецким¹⁷. Те, кто в этих местах живут среди русских, пользуются обыкновенно русским языком.

Когда у них помирает состоятельный человек, то закалывают его лучшую лошадь, и её у реки (все свои жертвоприношения и тому подобные торжества совершают они у реки) съедают оставшиеся друзья и слуги его; покойника же зарывают в землю, а одежду его вешают на дерево¹⁸.

Они одновременно вступают в брак с 4-мя, 5-ю и более женами и не обращают внимания на то, если бы 2 или даже 3 жены оказались родными сестрами¹⁹.

Женщины и девушки ходят в одежде из грубого белого холста и закутываются вплоть до лица²⁰. Невесты носят спереди на головах своих украшение на манер рога; оно с локоть длиною и направлено кверху; на конце его в пестрой кисточке висит небольшой колокольчик²¹.

Мужчины ходят в длинных холщовых кафтанах, под которыми носят штаны; головы свои они стригут наголо. Женатые парни дают вверху в темени расти длинной косе, которую они иногда завязывает в узел; иногда же дают ей свисать наподобие женской косы²². Мы многих из них встречали не только здесь, но и в Казани.

Когда они в первый раз увидели на Волге нас в столь необычной одежде и на корабле, то испугались, и некоторые из них стали убегать с берега, а часть осталась стоять, но, несмотря на наши призывы, не хотела подняться на судно. К вечеру один из них собрался с духом и на левом берегу Волги у реки Ветлуги против Юнгского монастыря²³ поднялся на наше судно; он принес для продажи большого свежего осетра, за которого попросил 20 алтын, или 60 копеек, отдав его, однако, за 5 алтын.

Примечания

1. Адам Олеарий встретил черемис на правом берегу Волги. Это могли быть как горные марийцы, так и чуваши. Последнее предположение более вероятно, так как непосредственно за этим сообщением Олеарий приступает к описанию своего прибытия в Чебоксары. В XVI — начале XVIII вв. под названием черемиса, горные черемиса и черемисские татары подразумеваются как марийцы, так и чуваши.

2. Здесь под татарами следует подразумевать и другие народы Поволжья, в частности, марийцев и чувашей, а также мордву.

3. Деревня Сундырь, располагавшаяся на правом берегу Волги, послужила основой современного города Мариинский Посад (чуваш. Сӗнтӗрвӑрри — букв. «устье Сундыря»), Образован в 1856 г. из села Сундыря и прилегающих к нему деревень Ворошилово, Денисово, Коновалово сначала в статусе посада; был назван в честь Марии Александровны, супруги наследника престола.

4. Город Кокшай — ныне поселок Кокшайск Республики Марий Эл (ранее — село Кокшайское или Покровское) основан в 1574 г. близ устьев Большой и Малой Кокшаги как крепость, был административным центром Кокшайского уезда, в состав которого входила и небольшая часть Чувашии.

5. Деревня Вязовки — нынешний рабочий поселок Нижние Вязовые Зеленодольского района Республики Татарстан на правом берегу Волги близ железнодорожной станции Свияжск.

6. Свияжск — ныне село, входит в Верхнеуслонский район Республики Татарстан. Заложен 24 мая 1551 г. как опорный пункт русских войск при завоевании Казани. Первоначально, по воле царя Ивана Грозного, назывался Иван-городом, а затем Новым городом Свияжском, а с 1560 г. просто Свияжском. Спустя 15 лет Свияжск был уже настоящим городом с крепостью, посадом и слободами. До конца XVII века Свияжск жил полнокровной жизнью, но затем, утратив свое былое значение форпоста для колонизации края, уступил роль административного и торгового центра Казани.

7. Под черемисскими татарами следует подразумевать чувашей.

8. В настоящее время в Заказанье чувашских поселений практически нет, но русские писцовые книги, актовые и другие источники XVI—XVII вв. в этих районах постоянно упоминают «чювашей», а топонимика и сейчас пестрит чувашизмами. По далеко не полным данным, в Заказанье отмечено более 200 населенных пунктов, в которых проживали «чюваша».

83

9. Принято было полагать, что в данном пассаже речь идет о горных и луговых марийцах. Однако в свете приведенных выше новых фактов выясняется, что вплоть до конца XVIII в. в левобережье Волги проживало чувашское население. В XVI—XVII вв. островки чувашского населения сохранялись, начиная с бассейна Илети на севере и до Камы на юге.

10. Исповедовавшие мусульманскую веру чуваши со временем отатарились и влились в состав казанских татар. Процесс татаризации чувашей в Заказанье завершился к концу XVIII в., а на правобережье продолжался вплоть до конца XIX в.

11. Это сообщение Олеария имеет чрезвычайно важное значение для этнической идентификации населения Заказанья. Как известно, татары с давних времен были приверженцами мусульманства. Нет никаких свидетельств о проживании вокруг Казани марийского населения в XVI—XVII вв. Следовательно, Олеарий мог там встретить только чувашей-язычников.

12. Такой прием наречения имени ребенку сохранялся у чувашей вплоть до начала XX в.

13. Аналогичные рассуждения чувашей о Боге и чёрте встречаются многократно и в более поздних, но независимых от Олеария этнографических работах о чувашах.

14. Название реки Немда не зафиксировано в «Словаре гидронимов Татарстана» Ф. Г. Гариповой.

Шокшем — это, видимо, река Шукшан, левый приток реки Немда, в Новоторьяльском районе Марийской Республики. Следовательно, Олеарий описывал языческое святилище, расположенное в этой местности.

15. Описанные Олеарием религиозные представления и обряды черемис совпадают с чувашскими языческими представлениями и обрядом жертвоприношения чӳк. Об их древности свидетельствует совпадение практически всех деталей обряда, жертвоприношения у чувашей, сибирских тюркоязычных (алтайцев, хакасов, шорцев, телеутов, тувинцев) и монголоязычных народов.

16. Эти слова имеют важное значение для понимания старой чувашской веры. Её основой является почитание персонифицированной и обожествленной природы. Старая чувашская вера поэтому не знала ни церквей (храмом была сама вселенная), ни идолов (нельзя было материализовать духовное). Поэтому ошибаются и те, кто призывает строить языческие храмы, и те, кто приписывает древним чувашам идолопоклонство.

17. Свидетельство Олеария весьма примечательно. С одной стороны, он упоминает татарский, турецкий языки, которыми, кста

84

ти, он владел, а с другой заявляет, что он «имеет мало сходства с ними». Выходит, что язык «черемис» связывается им, хоть и в плане отдаленного родства, с татарским и турецким, т. е. относится к тюркской семье языков. А таковым является именно чувашский язык.

18. Обычай закалывать на поминки лучшего коня усопшего был широко распространен у тюрков. У чувашей он сохранялся вплоть до последнего времени и зафиксирован многими этнографами.

19. Многоженство в прошлом у чувашей было нередким явлением, о нём говорят и поздние этнографы. До четырех и более жён, очевидно, имели большей частью чуваши-мусульмане. Кстати, материалы ревизских сказок свидетельствуют, что среди чувашского населения доля женщин всегда немного превышала долю мужчин, что также способствовало бытованию полигамии. Обычай одновременной женитьбы на двух и более родных сестрах (так называемый сорорат) вызывался экономическими причинами.

20. Олеарий описывает чувашских женщин с головным убором сурпан, который обматывался вокруг головы и шеи.

21. Здесь дано описание девичьего головного убора тухья низового типа, с шишаком.

22. Это описание мужской прически носит уникальный характер. Стрижка головы наголо и даже бритье нередко упоминается в ранних этнографических записях о чувашах. Но обычай оставлять чубы, притом в виде длинной косы, зафиксирован только Олеарием. Это свидетельство имеет очень важное значение, так как подобный обычай отмечен у древних булгар, хазар и некоторых других тюркоязычных народов. От тюркских народов, судя по названию, восприняли обычай оставлять хохол и запорожские казаки.

23. Юнгский монастырь — расположен в устье реки Юнги в Горно-марийском районе Марийской Республики около сел Троицкий Посад и Покровское (Большая Юнга). Напротив этих сел с левой стороны впадает в Волгу река Ветлуга.