Петр-Симон Паллас — знаменитый русский естествоиспытатель и путешественник, академик и профессор натуральной истории Санкт-Петербургской академии наук, член многих отечественных и зарубежных научных обществ, Лондонской и Римской академий наук. Родился 22 сентября 1741 г. в Германии, в семье профессора медицины. Отец Петра-Симона, по отзывам современников, был хорошим практическим врачом, своего сына он хотел видеть тоже медиком.
Первоначальное образование Петр-Симон получил дома. Отец
144
обращал особое внимание на иностранные языки, и будущий ученый, кроме родного немецкого, с детских лет изучал латынь, французский и английский языки. Затем Петр-Симон обучался в гимназии и уже с тринадцати лет начал посещать лекции в Берлинской медико-хирургической коллегии, где преподавали крупнейшие медики и естествоиспытатели того времени.
У Палласа рано пробудился интерес к научной работе. Еще гимназистом он проводил ряд наблюдений над некоторыми насекомыми, ставил опыты с ними. Тогда же разработал оригинальную систему классификации пернатых по форме клюва. Уже тогда проявилась самостоятельность мышления будущего ученого.
Но вот разразилась Семилетняя война 1756—1763 гг., и военные действия приблизились к Берлину. В 1760 г. Берлин на короткое время был оккупирован войсками противников Пруссии. В это неспокойное время отец отправил сына продолжать образование в город Галле, затем перевел в Геттинген и, наконец, в Голландию — в старинный университетский город Лейден. В Лейденском университете Паллас написал и успешно защитил диссертацию «О врагах, живущих в теле животных», в которой описал строение и образ жизни паразитических червей. В этой диссертации и других последовавших за ней работах П.-С. Паллас исправлял ошибки К. Линнея в систематизации класса червей. А ведь молодому естествоиспытателю было тогда всего 19 лет!
После защиты диссертации П.-С. Паллас едет в Англию. Отец наказывал ему ознакомиться с деятельностью известных лечебниц, но молодой ученый большую часть времени посвящал общению с английскими натуралистами и изучению их богатых коллекций. Чтобы лучше ознакомиться с морской флорой и фауной, Паллас совершил ряд поездок на морское побережье, собирал коллекции и составлял описания морских растений и животных.
Отец всячески стремился, чтобы Петр-Симон связал свою жизнь с медициной, врачебной практикой, но юноша к этому занятию особой склонности не чувствовал, его влекло к себе естествознание, или, как её тогда называли, «натуральная история». В эту область тогда входил обширный комплекс наук о природе — география, геология, зоология, ботаника и др. В их цели входило изучение происхождения, закономерностей развития и существования природы, систематика животного и растительного мира. По широте интересов, по характеру и душевным склонностям, обширным знаниям и методам работы П.-С. Паллас представлял собой классическое воплощение энциклопедизма, характерного для крупнейших ученых XVIII в.
Чтобы воплотить свои мечты в жизнь, П.-С. Паллас уезжает в Голландию, где ему выхлопотали место прусского резидента в Гааге. В то
145
время в Голландии естественные науки пользовались большим уважением. Голландия была крупной колониальной державой, связанной с разными частями света. Именно это и привлекало П.-С. Палласа — он давно хотел совершить путешествия в такие отдаленные страны, как Америка и Индия. Он поставил целью изучить природу отдаленных стран, их растительный и животный мир, а также быт туземных народов. Он нашел поддержку со стороны некоторых ученых и влиятельных лиц, среди которых особо следует отметить могущественного принца Оранского. Молодой ученый пробыл в Голландии три года, но осуществить мечту о путешествии не смог и вернулся в Берлин.
За время пребывания в Голландии П.-С. Паллас написал ряд работ по зоологии, среди которых особенно интересным был его труд, посвященный описанию кораллов и губок. До этого они считались растениями, а П.-С. Паллас доказал их принадлежность к царству животных. П.-С. Паллас выступает сторонником эволюционной теории развития жизни на Земле, и его по праву считают одним из предшественников Ч. Дарвина. Благодаря этим работам П.-С. Паллас приобрел европейскую известность. Но у себя на родине он не имел ни средств, ни возможностей для успешного продолжения научной деятельности.
В 1766 г. П.-С. Паллас женился. В том же году он получил извещение о том, что избран академиком и профессором натуральной истории Санкт-Петербургской академии наук, и высочайшее приглашение от имени Екатерины II приехать на постоянную работу в Россию.
В июне 1767 г. П.-С. Паллас с женой выехал из Берлина и 30 июля прибыл в Санкт-Петербург. Через неделю Паллас заключил официальный контракт, в котором был пунктуально определен круг его обязанностей: «Во время его при Академии наук службы обещается он ревностно стараться исправлять касающиеся до его профессии должности, изобретать нечто новое в своей науке, подавая со временем сочинения для Академических комментарий и обучать в своей науке определенных к нему учеников или студентов верно; сверх того быть ему при Академическом натуральном кабинете и стараться умножить оный достойными вещами».
В то время Санкт-Петербургская академия наук готовила большую экспедицию. Сразу же после приезда в Россию П.-С. Паллас стал руководителем одного из его отрядов.
Санкт-Петербургская академия наук с первых лет своего существования ставила перед собой задачу организации экспедиций в различные области России для разнообразных исследований. Так, в 1727—1730 гг. была осуществлена первая академичесная экспедиция в Архангельск и на Кольский полуостров. Академия наук принимала самое активное участие в Первой Камчатской экспедиции Витуса
146
Беринга, состоявшейся в 1725—1730 гг., была организатором Второй Камчатской экспедиции, осуществленной в 1733—1743 гг. Затем последовал еще целый ряд экспедиций. Подготовка к астрономическим и «физическим» экспедициям ко времени приезда Палласа в Санкт-Петербург была в полном разгаре. В разработке маршрутов и плана исследований принимали участие Географический департамент академии наук и другие академические учреждения, были запрошены и представили свои соображения Вольное экономическое общество, Медицинская коллегия, Берг-коллегия и Коммерц-коллегия. Если вначале главной целью экспедиции были определены астрономические наблюдения, то впоследствии цели экспедиции были значительно расширены. На первый план выдвинулись задачи комплексных географических исследований. Одним из важных мероприятий академии наук было проведение наблюдений над ожидавшимся 3 июня 1769 г. прохождением Венеры перед солнечным диском. Но, кроме чисто астрономических наблюдений, на экспедицию была возложена задача производить разносторонние географические и естественнонаучные изыскания. Правительство было заинтересовано прежде всего в получении сведений, необходимых для практического использования в административной и хозяйственной деятельности. В соответствии с этим были выбраны наиболее важные в хозяйственном отношении губернии — Казанская, Оренбургская, Астраханская.
Экспедиция состояла из пяти отрядов, которые работали вполне самостоятельно. Для всех была составлена общая инструкция, определявшая задачи и содержание работ.
К весне 1768 г. отряды академических экспедиций были укомплектованы. Шесть астрономических отрядов отправились специально для наблюдения Венеры, пять географических были поделены на три Оренбургских и два Астраханских, хотя их деятельность отнюдь не ограничивалась этими географическими рамками.
Во главе Первой Оренбургской экспедиции стоял П.-С. Паллас; с ним ездили и много сделали самостоятельно капитан Н. П. Рычков, сын Петра Рычкова, «гимназисты» Василий Зуев и Никита Соколов.
Второй Оренбургской экспедицией руководил И. И. Лепехин, одним из его помощников был «гимназист», в будущем — академик Николай Озерецковский.
Третьей Астраханской экспедицией руководил Самуил Гмелин — племянник И. Г. Гмелина.
Четвертая Астраханская экспедиция возглавлялась Иоганном Гильденштедтом.
Пятая экспедиция называлась тоже Оренбургской, ею руководил сначала Иоганн Фальк, а позже, в связи с его болезнью, Иоганн Готлиб
147
Георги. При каждом из руководителей было по нескольку помощников, главным образом из числа «гимназистов», некоторые из них оказались вполне зрелыми самостоятельными исследователями. Экспедиции отправлялись на три-четыре года.
Отряд П.-С. Палласа в Оренбургской экспедиции считался основным, а он сам по существу являлся общим руководителем всей экспедиции, так как И. И. Лепехин по ученому званию был младше его, а у И. П. Фалька, хотя и имевшего звание профессора, уже в то время обнаруживались первые признаки болезни. П.-С. Паллас составляет обстоятельный «Генеральный план путешествия» Оренбургской экспедиции и намечает маршруты всех трех отрядов на каждый год, с 1768 по 1772 гг. Маршрут первого года охватывал Поволжье от Симбирска до Царицына и далее до Гурьева, второго года — «Восточные берега Каспийского моря и степи по ту и по сю стороны Яика», третьего года — Уральские горы, реку Белую и Шетскую провинцию. В маршрут четвертого отряда входили Иртыш и Тобол, а также «вся страна между Уфой и Чусовою и горы между Екатеринбургом и Соликамском». В заключительный год на обратном пути планировалось обследование области «между Камой, Вяткой и Волгой... Казанью и Нижним Новгородом».
Выезд первых двух отрядов из Санкт-Петербурга П.-С. Паллас назначил на июнь. В начале июня тронулись в путь экспедиции И. И. Лепехина и И. А. Гильденштедта, вслед за ними выехал из Санкт-Петербурга и отряд самого Палласа. Он представлял внушительное зрелище: сам руководитель ехал с женой в профессорской карете, за ним следовали кибитки с гимназистами, рисовальщиком, чучельником, стрелком и кухаркой; подводы с научным оборудованием и личным имуществом путешественников.
Из Петербурга путь экспедиции лежал в Москву, где её участники встретились с академиком Г. Ф. Миллером — участником Камчатской экспедиции 1733—1743 гг. Он многое рассказал Палласу о своем путешествии, о народах Поволжья, о Сибири. Далее через Владимир, Касимов, Муром, Арзамас, Саранск и Пензу экспедиция направилась в Симбирск. П.-С. Паллас торопился, надеясь еще в тёплое время года добраться до Среднего Поволжья, откуда, собственно, должно было начаться его выполнение программы исследований. В «Генеральном плане путешествия» он определял для себя на первый сезон следующий район обследования: «Между Симбирском и Сызранем, также между Симбирском и Самарою лежащую по реке Волге страну примерно рассмотрит; а из Самары вдоль по реке Самаре до Борской или Сарочинской крепости проедет». В Самаре планировалась встреча с отрядом И. И. Лепехина, а затем предполагался путь вдоль Волги через Саратов до Царицына и далее — до пункта зимовки.
148
В Симбирск отряд П.-С. Палласа прибыл в конце сентября. Дороги развезло, обоз еле плелся. В день прибытия в Симбирск разразилась настоящая буря, продолжавшаяся двое суток. Затем наступили ясные дни, и путешественники, переправившись через Волгу, двинулись через Закамские степи в направлении Самары, обследуя по пути земли вдоль Черемшана. Там обитали татары, мордва, но чаще всего попадались чувашские деревни. Несмотря на погодные условия, Паллас нашел возможность познакомиться с бытом и культурой местных народов. Как естествоиспытатель, он уделял большое внимание описанию растительного и животного мира, почв, полезных ископаемых, домашних животных и способов ухода за ними, лекарственных растений и народных приемов изготовления лекарств и их использования.
За короткий срок были собраны ценные материалы по самым различным сторонам быта и культуры чувашского и других народов Поволжья. В их числе — богатейшая коллекция одежды и украшений. Ныне она хранится в Государственном этнографическом музее. Это самая ранняя коллекция чувашской, мордовской, татарской и др. одежды, сохранившаяся до наших дней.
Предметы, собранные участниками академической экспедиции 1768—1774 гг., явились первыми экспонатами, показывающими одежду чувашей, марийцев, мордвы, татар, башкир и других народов России, они служили и служат неоценимым фактическим материалом для этнологии. Сегодня значимость этих предметов возрастает еще больше, так как они являются образцами наиболее старинных вышитых изделий, дошедших до наших дней. К сожалению, не все предметы коллекции Палласа сохранились. Из вышитых предметов, собранных среди чувашей, до нас дошла только одна женская рубашка.
Академия наук, деятельность которой была связана с Кунсткамерой, высоко оценила собирательскую и музейно-экспозиционную работу П.-С. Палласа, и в 1778 г. он был награжден большой золотой медалью.
Ценнейшие наблюдения и ряд уникальных зарисовок, относящихся к общественному устройству, семейным обычаям, бытовым обрядам, материальной культуре чувашей и других народов, обобщены и представлены в труде П.-С. Палласа «Путешествие по разным провинциям Российской империи», в котором также использованы наблюдения В. Ф. Зуева и Н. Соколова. Этот труд составлен в форме путевого дневника, в котором по ходу маршрута описываются встречающиеся города и селения.
В этом сочинении П.-С. Палласа содержится описание этнокультурных особенностей закамской (причеремшанской) группы низовых чувашей. Читатель может в нем найти сведения об «обыкновенном одеянии чувашского женского пола», «одеянии девиц», «мужской одежде», описания внешнего облика, жилищ, праздников и обрядов, религиозных верований и
149
божеств, свадебных обычаев и т. д. Паллас одним из первых отмечает наличие двух этнографических групп чувашей — «виреял» и «хирдиял». К сожалению, многие уникальные заметки П.-С. Палласа кратки и подчас фрагментарны. Это объясняется тем, что ухудшающаяся осенняя погода заставляла экспедицию спешить. В начале октября отряд Палласа уже вступает в пределы Оренбургской губернии и на неделю останавливается в большом селе Спасское — родовом имении П. И. Рычкова, автора «Топографии Оренбургской губернии» и «Истории Оренбургской». Здесь Палласа поджидал участник экспедиции Н. П. Рычков — сын П. И. Рычкова. Н. П. Рычков был великолепным знатоком Оренбуржья, и Паллас не мог не воспользоваться его ценными советами.
Из Спасского путь экспедиции лежал к верховьям рек Сок, Кинель и Самара, где отряд в основном занимался естественнонаучными исследованиями. Так, Паллас посетил известный нефтяной ключ в верховьях реки Байтуган. Кстати, в этом районе находится чувашская деревня Байтуганово (чуваш. Пайтукан пуҫ). К нефтяному ключу повел его проводник-чуваш, который рассказал, что ключ не замерзает даже в сильные морозы, а нефть из него считается целебной. П.-С. Паллас тщательно описал этот источник, взял пробы нефти. Далее он объездил серные источники при речке Шумбуте и её притоках. Эти записки Палласа были первыми сведениями, указывающими на наличие нефти в Среднем Поволжье.
Наступила зима. Паллас решил остановиться на зимовку и направился в Симбирск. Зимнее время он употребил на приведение в порядок своих записей, а также описание местного края. Особенно привлекали его развалины Булгар — бывшей столицы Волжско-Камской Болгарии, до тех пор никем из ученых как следует не описанной.
К сожалению, П.-С. Паллас попал в Булгары в весьма неудобное для наблюдений время — в начале зимы. Деревня Булгары разочаровала его: сотня домов посреди открытого места не представляла ничего примечательного. За деревней расстилалось поле, обнесенное валом и рвом. Древние постройки помещались внутри вала. Дул пронизывающий ветер, все было покрыто глубоким снегом. Тем не менее, П.-С. Паллас обошел все строения, пробрался внутрь полуразрушенных зданий и обследовал их, на намогильных камнях старого кладбища обнаружил много любопытных надписей, сделанных арабским письмом. Были произведены замеры сохранившихся зданий, рисовальщик Н. Дмитриев зарисовал контуры главных сооружений, дополнив воображением то, что скрывалось под снегом. Несмотря на стужу, их окружала толпа сельчан, которые рассказывали исследователям о местных достопримечательностях.
150
П.-С. Палласу удалось сделать ценные наблюдения и зарисовки памятников булгарской старины. Эти научные сведения являются самыми ранними, они содержат описания и рисунки ряда не сохранившихся до наших дней памятников, в том числе таких значительных, как «Четырехугольник», «Большой минарет», «Белая палата» и ряд других. Так, Паллас сообщает: «... есть в неправильном четырехугольнике развалины большого каменного здания с толстыми углами, которое, может быть, представляло большую мечеть. Сие здание состоит из неровных худо отесанных, но весьма плотно складенных, известковых, дресвяных, диких и гипсовых камней, которые уповательно браны в гористом береге Волги... » Паллас фиксирует также размеры вала и рва городища: «Вал длиною по крайней мере на шесть верст», а ров при Палласе, «хотя и засыпался, однако в ширину до трех сажен».
Описывая так называемый «Большой минарет», Паллас пишет, что внутри подворья Успенского монастыря «знатнейшая... башня или мизгирь сделана из отесанных камней несколько выше 12 сажен по такому образцу и пропорции, как она представлена на шестой таблице под буквою А, и ныне цела стоит. На оную всходят по круглой лестнице о 72 ступенях, из коих каждая в парижский фут вышиною. Сию лестницу совершенно починили и башню покрыли деревянною крышкою, на которой внутри находится новая арабская надпись. Двери в башню сделаны на полуденной стороне и видны в стене большие железные крючья, на которых дверь висела. В стенах башни оставлены небольшие скважины, в которые свет проходит, и потому видно ходить по лестнице... Башня стоит в северозападном углу... четвероугольника».
Памятник этот обрушился еще в 1841 г., а материал его был быстро растащен местными жителями. Поэтому описание, сделанное Палласом, и прилагаемый рисунок представляют огромный научный интерес. То же следует сказать о подробном описании грандиозной «Белой палаты». П.-С. Паллас фиксирует «Белую палату» не только в тексте, но и в рисунке и чертежах: приводятся «чертеж основания» (план) и «прорез строения» (разрез). До наших дней сохранились только фундамент и подземные помещения «Белой палаты», поэтому описания, рисунки и чертежи П.-С. Палласа представляют исключительную ценность.
Во время работы на Булгарском городище Паллас разузнал от местных жителей, что в окрестных полях в былые времена находили разнообразные металлические украшения и поделки, в том числе золотые и серебряные, а также старинные монеты, что ребятишки и ныне находят медные и железные побрякушки. Палласу принесли несколько таких находок, и он их купил, но при этом остался в уверенности, что наиболее ценное ему не показали. И он с горечью запи-
151
сал в дневнике: «Какое множество здешних достопамятных вещей уже рассеяно и попалось не в настоящие руки!» Как истинный ученый, понимая огромную значимость этого исторического памятника, П.-С. Паллас не мог удовлетвориться обследованием Булгарского городища. «По причине жестокой стужи и нарочито глубокого снегу, — писал он с досадой, — невозможно было осмотреть и описать все подробно... Сие место, конечно, того достойно, чтобы еще посетить летним временем и точно оное изобразить на бумаге». Ученые, тем не менее, вернулись в Симбирск с довольно богатым материалом. За зиму были еще обследованы окрестности Симбирска. В конце февраля П.-С. Паллас послал часть отряда в Самару, а 10 марта выехал туда и сам.
Начался второй год экспедиции. Её руководитель с удовлетворением записал в своем дневнике: «В приятное весеннее время имел я в апреле-месяце удобный случай осмотреть сию изрядную страну». Объехав окрестности Самары, Паллас 3 мая предпринял более далекую поездку — выехал в Сызрань. На пути, в мордовской деревне, он стал свидетелем старинной свадьбы и наблюдал красочный обряд приезда невесты в дом жениха.
Из Самары П.-С. Паллас отправил большой обоз через Калмыцкую степь к Яицкому городку, а сам с малым обозом поехал вдоль Самарской укрепленной линии в сторону Оренбурга. В Бузулукской степи ему удалось встретить диких лошадей, которых татары ловили на мясо. Оказывается, в степях еще во второй половине XVIII в. можно было встретить диких лошадей.
Из Оренбурга П.-С. Паллас совершил несколько поездок по окрестным местам — к Илецким соляным заводам, в Орскую крепость и даже за пятьсот верст — в Гурьев. В конце июля Паллас выехал к низовьям Яика, он спешил попасть в Яицкий городок. На степных дорогах он встречался с башкирами, калмыками, «киргизами» (так тогда называли казахов). «Киргизы» приняли гостей дружелюбно, угостили кумысом, «которого не можно выпить одну чашку, чтобы не почувствовать в голове хмелю».
Верст за тридцать до Гурьева П.-С. Палласа встретил И. И. Лепехин, который приплыл на двух лодках по Яику. В Гурьеве находились и астрономические экспедиции профессора Ловица и поручика Эйлера. Вместе с Эйлером Паллас ездил на Каменный остров в Каспийском море, записал сведения о колебаниях уровня Каспия. В середине сентября Паллас со всем караваном двинулся из Яицкого городка на зимовку в Уфу.
За два года работы отряды академической экспедиции представили в академию наук большое количество разнообразных материалов. Их ценность была ясна всем, но Екетерине II хотелось получить международное признание успешности экспедиций.
152
Поэтому в конце 1770— начале 1771 гг. директор академии наук граф В. Г. Орлов рассылает руководителям всех отрядов письма с требованием представить подготовленные к публикации описания пройденного маршрута.
В феврале 1770 г. П.-С. Паллас начал подготовку к изданию своих записей за два года и закончил эту работу в конце апреля. Вышедшая в том же году его книга «Путешествие по разным провинциям Российской империи» заключала в себе более шестисот страниц самого описания путешествия и сто с лишним страниц «Прибавления», содержащего описания животных, птиц, насекомых и растений. «Путешествие» Палласа представляет собой непосредственные свидетельства ученого-очевидца, зафиксированные в тот же день. Обрабатывая полевые записи для книги, он исправлял лишь стиль, сохраняя неизменными порядок повествования, и фактический материал. Точность и правдивость описаний Паллас считал главным условием научной работы, без чего труд просто перестает быть научным.
Путешествия П.-С. Палласа продолжались и в последующие годы. В 1771 г. его маршруты в основном пролегали по Уральскому хребту, захватывая в основном Уфимскую губернию и Исетскую провинцию. В Исетскую провинцию в то время входила обширная область между Уралом и Обью — Челябинск, Екатеринбург, Верхотурье, Тюмень, Тобольск. В Приуралье П.-С. Паллас в основном посещал металлургические заводы. В течение 1772 г. Паллас много ездил по Сибири. Маршрут его путешествий простирался от Томска через Красноярск до Иркутска, Читы и Забайкалья; экспедиция дошла до Кяхты — центра русско-китайской торговли. Из Селенгинска Паллас совершил поездку по Нерчинской дороге до Даурии, побывал на бурятских стойбищах.
После выполнения плана поездок по Южной Сибири П.-С. Паллас в январе 1773 г. отправился в Санкт-Петербург. Обратный путь из Сибири по Каме, Уралу, Прикаспийской низменности, нижней и средней Волге занял у него целый год. Ученый не мог просто ехать по дороге, он был пытливым наблюдателем до последнего дня путешествия — 30 июля 1774 г.
Последующие 20 лет П.-С. Паллас прожил в Санкт-Петербурге. На основе своих полевых записей и коллекций он написал большое количество трудов по зоологии, энтомологии, ботанике, географии, этнографии и истории. Паллас становится одной из значительнейших фигур европейской науки. Он пользовался признательностью и уважением самой Екатерины II. Среди членов Санкт-Петербургской академии наук Паллас занял особое положение. Он стоял в стороне от борьбы группировок в академии, не ощущал административного гнета со стороны директоров и мог спокойно заниматься наукой.
153
П.-С. Паллас никогда не успокаивался на достигнутом и как истинный ученый всегда рвался к новым исследованиям. Уже в 1776 г. он принимает деятельное участие в организации новой большой экспедиции по недостаточно исследованным областям России. Им была представлена оригинальная записка, озаглавленная: «Обзор путешествий, которые необходимо еще сделать в Азиатской части Российской империи». Это был научно обоснованный проект новой масштабной экспедиции. Кстати, свои проекты подали тогда И. И. Лепехин и И. Гильденштедт, но по этим проектам ни одна экспедиция не была осуществлена.
К вопросу об организации новых экспедиций в Восточную Сибирь академия наук снова возвращается через три года, был намечен и срок отправления экспедиций — весна 1780 г. П.-С. Паллас снова составляет подробный проект, в котором подчеркивает научную и государственную значимость этого предприятия, дает практические советы по организации исследований. Но и эта экспедиция не состоялась.
В 1786 г. планировалась кругосветная экспедиция русской эскадры под командованием капитана Г. И. Муловского, перед которой ставилась задача охраны прав России на земли, открытые русскими мореплавателями. П.-С. Палласу предложили составить инструкции для экспедиции. Уже был намечен маршрут плавания, назначены командиры судов, объявлен срок отплытия. Но началась война с Турцией, ожидалась война со Швецией, и экспедиция была отложена. Таким образом, мечты П.-С. Палласа о дальних странствиях рушились одна за другой. Но он не унывал и все свои знания и силы посвящал теоретическим исследованиям.
К пятидесятилетнему возрасту П.-С. Паллас имел огромный авторитет в ученых кругах, прочное положение в жизни, высокий чин статского советника, достаток и, наконец, способную удовлетворить любое тщеславие близость ко двору. Но заветной мечтой П.-С. Палласа было уехать из Санкт-Петербурга, так как кабинетная работа не давала полного удовлетворения исследователю-натуралисту. В конце 1792 г. он обратился к Екатерине II с просьбой разрешить ему поселиться для отдыха от многолетних трудов, поправления расстроенного здоровья и завершения главного труда его жизни — описания животных европейской части России и Сибири — где-нибудь на юге России. Но он не мог назвать определенного места и решил проехать по тем местам, чтобы самому определить место будущего жительства. Академия наук поручила ему составить описание путешествия, и 1 февраля 1793 г. П.-С. Паллас с женой и четырнадцатилетней дочерью выехали из Санкт-Петербурга. Его внимание привлекал Крым, около десяти лет назад присоединенный к России. Зиму Паллас провел в Симфе
154
рополе, а весной отправился в путешествие по Крыму. Впоследствии на основании путевых записей он издал обстоятельное двухтомное «Описание путешествия в южные провинции Русского государства в 1793—1794 годах» (СПб., 1799, 1803).
Во время путешествий по Крыму у П.-С. Палласа окрепло желание поселиться в этом благодатном краю. Возвратившись в Санкт-Петербург, П.-С. Паллас представил в академию наук материалы своего путешествия и просьбу Екатерине II о пожаловании ему земли в Крыму. Просьба была удовлетворена. Кроме того, Палласу было пожаловано десять тысяч рублей «на обзаведение». За ним же сохранялось академическое жалованье с условием, что в Крыму он будет продолжать ученые труды.
Осенью 1795 г. П.-С. Паллас переехал в Крым и прожил там 15 лет. Эти годы были наполнены работой над завершением начатых трудов и исследованиями флоры и фауны, геологии, истории и хозяйства Крыма. Здесь П.-С. Паллас завершил свой капитальный труд — «Российско-Азиатскую зоографию». Задумав создать полное описание флоры Крыма, он собирает огромный гербарий, делает множество зарисовок, пересаживает в свой сад характерные для Крыма растения...
Но с годами становилось все яснее, что надежда на климат Крыма не оправдалась. П.-С. Паллас постоянно страдал от лихорадки. Не сбылась и мечта о спокойной жизни — вскоре начались судебные тяжбы с соседями из-за спорных участков земли.
В 1810 г. П.-С. Паллас решает вернуться на родину и, продав крымские имения, уезжает в Германию. Год спустя, 8 сентября 1811 г. он умер в Берлине.
Научные труды П.-С. Палласа получили всеобщее признание еще при его жизни как в России, так и за её пределами, многие его работы издавались в Германии, Англии, Франции, Италии, Голландии. По своей многосторонности П.-С. Паллас напоминает энциклопедических ученых древности и средних веков. В своих многочисленных печатных работах, а их насчитывается более 170, П.-С. Паллас предстает как неутомимый ученый, путешественник, охвативший многие области знания.
Благодаря трудам П.-С. Палласа мир узнал о жизни и быте практически не известных тогда народов Восточной России, в том числе и чувашей. Паллас собрал ценные материалы по различным сторонам быта и культуры чувашского народа, научное и познавательное значение которых со временем все более возрастает. В настоящую хрестоматию включаются отрывки из его пятитомного капитального труда «Путешествие по разным провинциям Российской империи», посвященные описанию жизни и культуры чувашского и некоторых других народов Среднего Поволжья.
Во всей стране Черемшана находятся изрядные черноземные пашни; также в ней довольно березняку на дрова, и вообще она населена хорошо. Большую часть здешних жителей составляют татары, мордвинцы, а наипаче чувашане, кои здесь живут гораздо многолюднее, нежели на правом берегу Волги, и по большей части обращены в христианскую веру. Но после при реке Соке1 и местами вдоль по Волге нашел я несколько деревень, в коих жители еще держатся старой веры и обрядов. Что я мог о том выпросить, то при сем случае расскажу по порядку, начну сперва описывать обыкновенное одеяние чувашского женского пола.
Как сей народ принял в свой язык много слов от татар, так и женская одежда во многих вещах сходствует с татарскою. Одеяние у них так же, как у мордвинок, из толстого холста; вышито пестрою, наипаче синею, красною и черною шерстью, и сделано малым чем отменно. Они так же, как и мордвинки, украшают себя большими пряжками и нагрудниками, да и висящими от пояса на стороне пестро вышитыми лоскутьями с бахромою, что у них саръ2 называется. Но чувашская женская кичка (хушпу)3, без которой они и дома никогда не кажутся, как и у татар, часто унизана старинными серебряными копейками или оловянными блестками и бисером в несколько рядов, и подвязывается широким ремнем под подбородком, а назади пришита к ней длинная лопасть или затыльник (ама)4 с унизанным мелкими монетами или блестками ремнем, который продет под пояс, и на конце обыкновенно бывает вышит разноцветною шерстью с бахромою и с долгими снурками5, так что нарочито тяжелый головной их убор висит до подколенок. Подле оного широкого ремня по обеим сторонам висят еще два узкие до половины спины, где они бисерными нитками вместе соединены и кончаются кистью6. Кичка не так, как татарская, не имеет на челе мыса7, и на темени вместе не сшита, но отверста, так что сошедшиеся концы той лопасти (сурбан, по-татарски тастар8), которую они так же, как татарские женщины, для покрытия шеи подкладывают от подбородка вверх под
156
кичку, торчат из сего отверстия наподобие хохла9. Однако есть у них и такие кички, у которых верхушки зашиты наглухо. Когда они наряжаются, то употребляют такую же лопасть из чисто вышитого полотна, у которой края унизаны пронизками, а концы украшены вниз висящими бисерными нитками (сурбан зени)10.
Одеяние девиц имеет меньше украшения. Они не носят тастара11 и кички у них без длинного затыльника, или лопасти12, обыкновенно унизаны только разноцветными пронизками; притом же они, как и бабы, плетут волосы в две косы и прячут под верхнюю рубаху. Зимою как девицы, так и женщины сверх обыкновенного своего одеяния носят еще старые мужские кафтаны или шубы и вышеупомянутые кички.
Но мужская одежда, как и у прочих народов, немного разнится от простого одеяния российских мужиков; исключая только, что они обыкновенно носят рубахи с вышитыми воротничками.
Черты лица у чуваш показывают великое смешение с татарскою кровью. Между ними не видно светло-русых и рыжих, но все так, как татары, черноволосые. Женский пол лицом нарочито пригож и гораздо опрятнее мордовского женского пола.
То же можно сказать и об их жилищах, которые с татарскими много сходствуют. Деревни их обыкновенно состоят из рассеянных домов с малыми клетями без огороженных дворов и построены на высоких местах. По старинному обыкновению сделаны двери на восток с навесом, или с сенями, в коих летом спят13. В их избах, как и в татарских, лавки широкие; печь складена у дверей по правую руку; хотя не все, однако есть с трубами14. Чувашане так же, как татары, обыкновенно имеют хорошие перины15 и только самые скудные спят на тюфяках...
Некрещеные чувашане празднуют, как магометяне, каждую пятницу в неделе, которую называют они аернекон, или недельный день16; напротив того наше воскресенье совсем не чтут. Чаятельно сие обыкновение и отвращение от свинины17, которое ныне многие оставили, перешло к ним от татар; но из веры их ничего они не приняли. В наблюдающих старинное обыкновение деревнях ходит сотник в четверток ввечеру по дворам и объявляет будущий заутра праздник. Тогда никто не ходит на работу, но весь день препровождают в праздности и увеселениях18; но наперед каждая семья, а особливо женский пол, который не бывает при жертвоприношении, отправляет обыкновенное моление перед своим Ирихом или Ерихом19, что они за свято почитают. Сей Ерих есть не что иное, как только пук отборных лоз ракитового куста, которых берут 15 равной величины, около четырех футов
157
длиною, посередине связывают мочалом, и на сей повязке вешают кусочек олова. Каждый дом имеет у себя такого Ериха; но обыкновенно ставят оный в переднем углу в чистом боковом покое, каких при всяком жилище довольно настроено. Никто не смеет к оному прикоснуться; а как уже осенью весь лист отпадает, то срезывают толикое же число свежих лоз вместо оного пука и старого Ериха с благочинием бросают в текущую воду20.
Однажды в году вся деревня приносит торжественную большую жертву на общем в отдалении от деревни и обыкновенно подле ключа или речки, приятном и деревами обсаженном месте, которое они кереметь21 называют. Такое место бывает четвероугольно, обнесено забором с человека вышиною, и в оное три входа, или три калитки: одна находится в середине восточного забора, другая — в северном, а третья в западном заборе. Они выбирают место таким образом, чтобы северная калитка была к близ находящемуся ключу или речке, потому что в сию калитку должно носить потребную к жертве воду, откуда бы то ни было. Напротив того, в восточную калитку ходит только определенный скот на жертву, а в западную ходят люди. Подле западной калитки сделана крышка на столбах, под которою варится мясо для жертвы, а перед оною на большом столе кладутся жертвенные лепешки и прочее. Подле северной калитки есть другой большой стол, на котором свежуют закланную жертву и очищают. В северном углу вколочены в землю колья, на которые вешают снятые со скота кожи. При многолюдных деревнях есть большие кереметы для публичного жертвоприношения, да и каждая семья или сродство имеет особливый малый керемет для жертвы, которую иногда и в доме своем приносят22.
У чуваш Алатырского уезда бывает в середине керемета деревянная хижина с дверью на восток, в которой едят жертву стоя; и для того поставлены там длинные и скатертями накрытые столы. В середине оной хижины воткнут в землю длинный, сквозь кровлю проходящий шест, на котором вверху утверждено снизу плоское, а кверху острое железное кольцо. Сему значку не отдается никакого почтения, и в простых отверстых кереметях никогда оного не бывает23.
Почти в сентябре месяце, который чувашане чугуих24 называют, по окончании жатвы, перед озимним севом, приносят обыкновенно общую большую жертву в знак благодарности. Тогда в большом керемете убивают сразу лошадь, быка и барана25. Сколь весьма я ни желал, однако никогда не имел случая быть при их приношении большой жертвы. Но мне сказывали, что определенный на жертву скот вводят в восточную калитку, привязывают к трем
158
рядом поставленным столбам подле того места, на котором варят, и скот стоит там до тех пор, пока совершится всеобщее моление. Сие приносят они оборотясь лицом на восток, и все собравшиеся мужчины часто при том поклоняются. Обыкновенная их молитва заключается в следующих словах: Тор, сирлага, тор битер, боянчин бул, то есть: «умилосердись, Боже, подай, Боже, и благослови нас»26. Но еще призывают они много божков в особливых молитвах. У простого народа не мог я выведать довольно изъяснения о духовном учении чуваш; однако мне рассказывали следующие имена божков: Керемет27, по боге (Тор)28 почитается первым; азлыр29, кснир3°, пюлхс31, сюродон32, сир?3, сиюлсюрен-ирзене34, хирлизир35, кебе36, кроме которых есть еще много других, но свойства их выпросить время не дозволяло. Примечания достойное обстоятельство есть то, что они столь многим божкам приписывают одну богиню и одного сына, и сих трижды призывают, как например: тор37 или керемет-аш (отца)38, керемет-амаже (мать)39, керемет уевли (сына)40 и проч. По окончании молитв выбранный ими единогласно старшина, который и молитвы читать должен, убивает приготовленную на жертву скотину, и при том наблюдают, чтобы кровь не попала на землю, а в прочем поступают так же, как описано в собраниях Российской истории. Кожи с большой скотины вешают на двух колах в северном углу керемета, а баранью кожу вешают на жердь, привязанную к двум в землю вколоченным колам. Чувашане обыкновенно дают всем сим кожам висеть только два дня, потом снимают, между собою продают и на вырученные деньги покупают жертвенные сосуды или муку, мед и другие при следующих праздниках потребные вещи. Надзирание и старание о чистоте керемета поручено особливому из них выбранному человеку, который состоит в отменном у них почтении и называется Керемет-пхаган41. Также приносят они большую общую жертву и тогда, когда хлеб еще не сжат, и опасаются недорода.
Особливые семейные жертвоприношения бывают во многих случаях, а именно: во время болезней или другого злоключения, после рождения детища, для памяти умерших и пр. Хозяин или в роде старший читает молитвы и приносит жертву, состоящую только из малой животины, а особливо из баранов. До заклания жертвы, как в семейных, так и во всеобщих приношениях, выливают на оную сосуд холодной воды. Если животина после того отряхнется, то немедленно приступают к закланию, если же нет, то обливают оную в другой и третий раз; а ежели и тогда животина не отряхнется, то принуждены бывают отложить приношение жертвы до другого времени42. По съедении мяса и всех приготовленных на жертву съест
159
ных вещей сжигают кости и все остатки зарывают в землю, дабы звери ничего на жертву принесенного не осквернили.
Чувашане кладут своих покойников в худые гробы во всем одеянии и хоронят оборотя голову к западу. Сказывают, что еще и ныне кладут они мужчинам в гроб всякую мелочь, а наипаче лапти, кочатык43, ножик, несколько лык и огниво. Общее кладбище, которое выбирают они в отдалении как от деревни, так от керемета и от всех больших дорог, называется у них мазар44. Трижды отправляют они погребение своего сродника, и к тому ныне назначают среду на страстной неделе, семик45, то есть четверток пред пятидесятницею, и осьмое число ноября, которое юбуих46 они называют. В сей последний день не токмо приносят у могилы жертву, но в головах у покойного ставят деревянные столбы. Выкопав яму, в которую должно столб поставить, бросает всякий из находящихся при том по куску мяса, и выливают несколько браги, потом жертву едят, пьют и веселятся.
О чувашских свадьбах находятся обстоятельные известия в собраниях Российской истории. Калюн47 или приданое, которое должно дать за невестою, иногда простирается ценою от 50 до 80, да и свыше 100 рублей. Невесте не подлежит в день брачный идти пешком, но или возят, или носят на рогожах48.
Также случаются у них и разводы; причем наблюдается сие обыкновение, что муж разрывает пополам лопасть (сурбан)49 отверженной от себя жены и одну половину оставляет у себя, а другую ей дает50.
Как они имеют великие ульи, то во время пиршества пьют мед и брагу, но никогда не употребляют заквашенного молока, которое татары чрезмерно любят. Пляска их, как и мордвинская, несколько уподобляется татарской и состоит в различных движениях рук и тела, а пляшут кругом в небольшом кругу, почти не отделяя одной ноги от другой. При сем играют на волынке либо на гудке (кобесь)51, или на гуслях о 16 и 18 струнах52.
Примечания достойно и то, каким образом чувашане присягают. Ежели кто должен клясться, того приводят в керемет, и там принужден по многократном заклинании есть обыкновенное у татар и чуваш кушание, состоящее в галушках с коровьим маслом в воде и вареных, что у них салма53 называется. Но для испытания ложной клятвы поят ответчика соленою водою, и если он при том будет кашлять, то признают его виноватым. Во окончание известия упомяну еще, что живущие по леву сторону Волги в степях чувашане всем на гористой стороне находящимся деревням придают название вереял54, а сами себя хирдиял55 называют.
160
1. Сок — река в Оренбургской и Самарской областях, левый приток Волги; берет начало на Бугульминско-Белебеевской возвышенности.
2. Саръ, в современной чувашской орфографии сарӑ — «старинное женское поясное украшение в виде расшитого унизанного бисером четырехугольника или треугольника, подвешиваемого сзади к поясу». Слово сарӑ «поясное украшение» через посредство татарского изәр «поясная подвязка», «покрывало для прикрытия нижних частей тела» восходит к арабскому изар «полотнище», «покрывало», «одежда наподобие трусов».
3. Хушпу — старинный женский головной убор, украшенный бусами и монетами.
4. Ама — старинное женское нагрудное украшение из серебряных монет и бус; в разных местах имеет различную конфигурацию, П.-С. Паллас под названием «ама» описывает наспинную часть хушпу, обычно называемую чувашами хушпу хӳри «хвост хушпу». Слово ама (диал. алма) восходит к тюрко-татарскому алма «подвеска» (от глагола ал — «вешать», «подвешивать»), поэтому вполне возможно, что наспинная часть хушпу в закамских районах действительно называлась ама.
5. Снурки — «шнурки», т. е. кисти из крученых шерстяных или шелковых ниток с бусами на конце.
6. Здесь П.-С. Паллас описывает женское наспинное украшение сӑрка, подвешиваемое к девичьему (тухъя) и женскому (хушпу) головному убору; в иных местах (в Присвияжье) это украшение называется ытмалли — букв. «забрасываемое, закидываемое (за спину)».
7. «Не имеет на челе мыса» — т. е. хушпу не имеет на лобной части козырька.
8. Сурбан, в современной орфографии сурпан — женский головной убор в виде полотенца с богато украшенными вышивкой концами; в ряде низовых районов, граничащих с татарами, называется также тастар.
9. Твердые головные уборы чувашских женщин, как правило, почти везде имеют открытый верх, но его предназначение уже забыто и не нашло правильного объяснения в этнографической литературе. Оказывается, еще во времена П.-С. Палласа в это отверстие пропускались концы мягкого головного убора сурпан, которое женщины носили под хушпу.
10. Сурбан зени — в этом выражении непонятно истинное зна
161
чение слова «зени». Скорее всего здесь имеет место какая-то ошибка. Судя по описанию, можно думать, что описывается женское нагрудное украшение Сурпан ҫакки (букв. «подвеска к сурбану»), подвешиваемое к сурпану под подбородком.
11. Тастар — под этим «татарским» названием здесь подразумевается полотенцеобразный головной убор замужних женщин сурпан; как видим, в закамских районах в то время эти названия употреблялись как синонимы.
12. Здесь описывается твердый головной убор чувашских девушек, известный под названием тухья, который действительно не имеет наспинной «лопасти».
13. Ориентация дверями на восток — характерная черта чувашских жилищ XVIII — первой половины XIX вв.; она имеет давние исторические истоки. По свидетельству восточных источников, еще древние тюрки ставили свои юрты дверями на восток, в отличие от монголов, которые свои жилища ориентировали дверями в южном направлении. Чуваши обожествляли восток и молитвы свои творили непременно обращаясь лицом в восточную сторону. При совершении молитв в избе чуваши-язычники растворяли двери, чтобы обратить взоры к востоку.
14. В чувашских избах печи, как правило, до сих пор ставятся по правую сторону от дверей. Вообще расположение домашней утвари в избе и планировка жилища имеют многовековую традицию.
15. Наличие в избе перины и множества подушек служило как бы символом богатства и благополучия семьи. В дневное время постельные принадлежности складывались на нарах на самом видном месте. Почетным гостям подкладывали на стул или скамейку пуховую подушку.
16. Аернекон, в современной чувашской орфографии эрне кун, где эрне «неделя», а кун — «день». Таким образом, пятница у чувашей считалась недельным праздничным днем.
17. Путешественники XVIII в. почти единогласно утверждают, что чуваши «питают отвращение к свинине» и что «сие перешло к ним от татар». Однако пренебрежение к свинине у чувашей имеет намного более глубокие корни. Кочевые народы Евразии, как правило, свиней не разводили и свинину не употребляли не по религиозным соображениям, а потому, что свинья, не приспособлена к кочевому образу жизни. У чувашей до недавнего прошлого существовало поверье, согласно которому разрешалось употреблять в пищу только мясо травоядных и парнокопытных животных. Поскольку свинья плотоядное, то на свинину нала
162
гался запрет; впоследствии этот запрет был снят с учетом того, что свинья все-таки животное парнокопытное. Точно так же нельзя было есть зайчатину или крольчатину, поскольку эти животные некопытные; однако, поскольку они питаются только растительной пищей, запрет был устранен. Тем не менее, до сих пор чуваши к этим животным относятся холодновато. Чуваши все еще полагают, что появление свиньи оскверняет чистые, священные места и добрые духи покидают его, а употребление зайчатины может вызвать падеж домашнего скота и т. п.
18. Очевидно, здесь описывается празднование чувашами ҫинҫе — праздника, идентичного русскому «земля-именинница», когда запрещалась всякая работа, чтобы не беспокоить якобы обремененную землю-матушку.
19. Ирих, Ерих, в современной орфографии йӗрӗх — предмет почитания чувашами-язычниками. Слово это, имеющее чрезвычайно расплывчатое значение, породило немало беспочвенных измышлений в специальной литературе, а потому требует более детального освещения.
Чувашское слово йӗрӗх восходит к пратюркскому ыдук/ыдык, «священный», «святой». В ходе развития отдельных тюркских языков значение этого слова претерпевало изменения. Так, в якутском языке слово ытык означает «жертва», «жертвенный», «священный», «почтенный». По свидетельству Э. К. Пекарского, ытык — это жертвенное животное, которое якуты почитают, никогда не бьют, хвост и гриву не стригут, а во время жертвоприношений освящают, брызгая на них из жертвенной ступы чорон’а. В тувинском языке ыдык имеет значения «святыня», «священный», «святой», в хакасском ызых — «священный», «предмет преклонения, почитания (например, гора, дерево, животное)»; «духи рек, гор, долин»; в алтайском ыйык «священный», «приносящий счастье»; «фетиш», «предмет преклонения, почитания (например, гора, дерево, животное, посвященное в жертву)», а также «духи гор, рек, долин», в киргизском ыйык «священный, приносящий счастье»; «священное домашнее животное, пущенное в стадо с тем, чтобы его не резать и не употреблять в дело» и т. д.
В чувашском языке, прошедшем долгий путь развития практически в полной изоляции от других тюркских языков, значение слова йӗрӗх претерпело существенные изменения. Словом йӗрӗх чуваши в первую очередь обозначают духа-покровителя рода, место его жительства, предмет, посвященный этому духу, а также обряд жертвоприношения божеству и предметы, используемые при этом обряде — монеты и их имитации, заместительные жер
163
твы (урхамахи — жертвенные печения из теста в виде коня; куклы, замещающие плоть пострадавшего человека; тухланки — оловянные отливки, имитирующие серебряные монеты) и т. д. Поэтому почти все авторы, писавшие о чувашских йӗрӗх’ах, правы лишь отчасти, так как описать весь культ этого божества в целом они не смогли. Полная картина народных представлений о йӗрӗхе складывается из совокупности всех имеющихся по этой проблеме данных, включая материал по тюрко-монгольским, а также исторически контактировавшим неродственным народам, в частности марийцам, удмуртам и др.
20. В деревне Новое Афонькино Шенталинского района Самарской области, где проживают некрещеные чуваши, рассказывают, что раньше каждой весной перед Великим днем (Мӑн кун) старые йӗрӗх’и сплавляли по Черемшану, а затем изготовляли новые. Под йӗрӗх’ами здесь имеются ввиду тряпичные куклы, изображавшие родовой дух. При замужестве молодухи (кӗҫӗн ҫын) брали с собой из родительского дома одно из изображений йӗрӗх, или же для них специально изготовляли новые тряпичные куклы (йӗрӗх пукани). После внедрения в среду чувашей христианства традиционные представления о йӗрӗх’ах изменились, и они превратились в привередливых духов, приносящих не почитающим их людям наружные болезни.
21. Кереметь, в современной орфографии киремет — «место, где приносили жертву земным духам и святым (ырӑсем)» (поэтому оно иногда называлось просто ырӑ «святой», «священный» или кӗлӗ «молитва», «место совершения общественных молений»). Под Киреметью понимается также главный из земных духов, посланный Турӑ в поднебесный Светлый мир для поддержания космической и общественной гармонии. По чувашским народным представлениям, главный Киреметь был младшим братом или сыном самого Турӑ. Слово киремет через кыпчакское и персидское посредства восходит к арабскому карамат — «сверхъестественное деяние, чудо, даруемое Аллахом своему рабу в знак правильности избранного им пути». Мусульманский термин киремет благодаря созвучию наложился на традиционный тюркско-чувашский обрядовый термин киреллӗ — букв. «необходимое», под которым понимались ежегодные общественные жертвоприношения всевышнему богу и его земным представителям в лице святых ырӑсем.
22. Описание чувашского киреметища (киремет карти) — места общественных жертвоприношений у П.-С. Палласа практически полностью совпадает с описанием И. И. Лепехина.
164
23. Здесь П.-С. Паллас приводит уникальное описание сакрального строения, устраиваемого в центре киреметища. Такое строение чуваши называли киремет лаҫҫи, обычно оно имело только три стены, восточная сторона оставалась открытой. Длинный шест с железным кольцом наверху, по всей вероятности, символизировал мировой столб или мировую ось, вершина которой, по космологическим представлениям, упиралась в Тимӗр Юпа — Полярную звезду.
24. Чугуих — в современной чувашской орфографии чӳк уйӑхё — букв. «месяц жертвоприношения», один из главных осенних месяцев, с которого, по некоторым данным, чуваши начинали отсчет нового года. Различные источники привязывают чук уйӑхӗ к разным месяцам юлианского и григорианского календарей. В зависимости от фаз луны в различные годы начало этого месяца перемещалось от конца сентября до конца ноября. В этот месяц чуваши ежегодно проводили домашнее родовое жертвоприношение в благодарность Турӑ за урожай — чӳклеме или иначе ҫӗнӗ тырра киветни — «старение нового урожая»; кӗр сӑри «осеннее пиво» и т. п.
25. В других источниках, насколько нам известно, о большом жертвоприношении в киреметище в чӳк уйӑх не говорится. Как правило, большие жертвоприношения в честь Тура и всех божеств, а также добрых духов с забоем лошадей, быков и баранов (а в более раннюю пору — каждой живности по паре — самца и самку) проводились в разгар лета, в период празднования ҫинҫе или уяв, и назывались эти три жертвоприношения соответственно: мӑн чӳк «большое жертвоприношение», уй чӳкӗ «полевое жертвоприношение» и ҫумӑр чӳкӗ «дождевое жертвоприношение». Возможно, П.-С. Паллас зафиксировал более раннюю форму общественных благодарственных жертвоприношений, совершаемых на киреметище под открытым небом.
26. «Тор, сирлага, тор битер, боянчин бул». — Это молитвенное изречение записано в испорченном виде, тем более, что оно транскрибировано кириллицей с немецкого оригинала. Наиболее близкая к приведенным словам транслитерация на современную графику дает следующий текст: «Турӑ, ҫырлах! Турӑ патӑр! Пуян ҫын пул!», перевод которого также будет несколько отличаться от предпринятого палласовского: «Боже, помилуй! Бог да пусть подаст! Богатым человеком стань!» Однако последнее выражение для чувашских молитвословий не характерно, оно скорее всего относится к разряду благопожеланий. Возможно, респондент П.-С. Палласа вместо того, чтобы продекламировать молитву в свой адрес, произнес благословение в адрес «доброго барина».
165
27. Кереметь, по представлениям чувашей, был младшим братом или сыном самого всевышнего Бога Турӑ, посланным им на землю для наблюдения за космическим порядком в среднем поднебесном мире и для содействия простым смертным людям. Естественно, в молитвах он поминается непосредственно вслед за Турӑ. См. выше, примеч. 21.
28. Тор, в современной орфографии Турӑ — всевышний Бог, глава чувашского пантеона.
29. Азлыр, в современной орфографии Аслӑ ырӑ — букв. «главный святой» — глава прислужников Божьих (Турӑ умӗнче ҫӳрекенсем — букв. «ходящие перед Богом»).
30. Кснир, в современной орфографии Кӗҫӗн ырӑ — букв. «младший святой» — помощник главного святого Аслӑ ыра (по-чувашски: Аслӑ ырӑ ҫумӗнче тӑракан «стоящий рядом с главным святым»).
31. Пюлхс, в современной орфографии Пулӗхҫӗ — букв. «даритель, распределитель (благ Божьих, между людьми)» — один из главных прислужников Божьих, управляющий судьбами людей.
32. Сюродон, в современной орфографии Ҫуратан — букв. «порождающая» — один из эпитетов Матери-Земли, супруги Всевышнего Бога Турӑ; её также называют Турӑ Амӑшӗ, Ҫӗр-шыв, Хӗрлӗ Ҫыр, Кепе (см. ниже).
33. Сир, в современной орфографии ҫӗр — букв. «земля». Согласно мифам, Ҫӗр — «Земля» (или, вернее, Ҫӗр-шыв — букв. «Земля-Вода») представляется священной супругой Турӑ — обожествленного Неба, и её почитают наравне с самим Турӑ или главными Его прислужниками Пӳлӗхҫӗ и Пихампаром, это второе после Бога лицо в чувашском пантеоне. У нее много эпитетов (напр., Ҫуратан Ама, Ҫуратан Ырӑ и т. д.) и эвфемистических названий (Хӗрлӗ Ҫыр и т. п.).
34. Сиюлсюрен-ирзене, в современной орфографии ҫул ҫурен ырӑсем (в форме дательно-винительного падежа ҫул ҫӳрен ырӑсене) — букв. «ходящие по дорогам святые», т. е. святые ходоки Божьи, рассылаемые в поднебесный «светлый мир» по делам людским. Это своего рода посредники между Богом и простыми смертными.
35. Хирлизир, в современной чувашской орфографии Хӗрлӗ Ҫыр — букв. «Красная Бурая (Земля)», где ҫыр (соответствует древнетюркскому йагыз «бурый», как эпитет земли, и «земля») один из эпитетов Матери-Земли (ҫырӑ — букв. «смуглая»), супруги Тура. Подробнее см. выше, примеч. к труду Г. Ф. Миллера.
36. Кебе, в современной орфографии Кепе (через татарское посредство из арабского Каа́ба — «главное святилище ислама в
166
Мекке») — один из главных женских персонажей чувашского пантеона, мать всего сущего (Ҫут тӗнчене ҫуратнӑ Аслӑ Ама — букв. «Великая мать-родительница светлого мира, вседержительница»; Ҫӗрти-ҫӳлтипе ҫут тӗнчене тытан Ама — букв. «Мать, предержащая светлый мир снизу доверху»), священная супруга Турӑ. Термин Кепе заместил собой более ранние названия Ҫӗр-Шыв, Хӗрлӗ Ҫыр, Турӑ Амӑшӗ.
37. Тор, в современной орфографии Турӑ — «Всевышний Бог» — персонифицированное и обожествленное небо.
38. Керемет аш, в современной орфографии Киремет ашшӗ — букв. «отец Киреметя», однако под этим выражением следует понимать самого главного Киреметя, так как, по чувашскому этикету, обращение к кому-нибудь с формулой «отец такого-то» выражает высшую степень почитания.
39. Керемет-амаже, в современной орфографии Киремет амӑшӗ — букв. «мать Киреметя» — этикетная форма обращения к супруге Киреметя. Согласно чувашскому этикету, обращение к кому-нибудь с формулой «мать такого-то» выражает высшую степень почитания.
40. Керемет-уевли, в современной орфографии Киремет ывӑлӗ — букв. «сын Киреметя». Обычно их несколько. Киремет ашшё, Киремет амӑшӗ и Киремет ывӑлӗсем составляют Киремет йышё — «Семейство Киреметя».
41. Керемет-пхаган, в современной орфографии киремет пӑхакан — букв. «надзирающий за киреметищем», т. е. должностное лицо, в обязанности которого входило соблюдение чистоты и порядка на священном месте. Другие названия этого лица: киремет шӑлакан — букв. «подметающий киреметище», киремет кӗтӳҫӗ, букв. «пастырь киреметища», киремет кӗтнеҫҫи — букв. «страж киреметища» и др.
42. Почти все авторы говорят о ритуальном обливании жертвенных животных, но редкие источники уточняют, что на самом деле жертвенное животное обмывалось водой, при этом воду лили постепенно, начиная от головы и доводя до хвоста.
43. Кочатык — кочедык, инструмент для плетения лаптей.
44. Мазар, в современной орфографии масар «кладбище»; название через татарское и персидское посредства проникло из арабского языка; в арабском мазар «место поклонения». У верховых чувашей сохранилось исконное название кладбища ҫӑва, восходящее к пратюркскому йогы — «похоронный обряд».
45. Семик, в современной орфографии ҫимӗк — «весенний праздник, день поминовения усопших предков»; название заим
167
ствовано из русского семик — седьмой четверг от пасхи. В субботу после семика русские семьями ходят на кладбище, украшают могилы березовыми ветками, венками и цветами, поминают усопших; эту субботу называют также родительской.
46. Юбуих, в современной орфографии юпа уйӑхӗ — букв. «месяц проведения обряда юпа», в зависимости от фаз луны начало этого месяца приходилось на различные дни и месяцы григорианского и юлианского календарей, поэтому разные авторы сопоставляют его с различными осенними месяцами, начиная с октября и кончая декабрем. У некоторых авторов юпа уйӑхӗ предшествует месяцу чук уйӑхӗ, у других, наоборот, после чук идет юпа. Видимо, правы последние. В месяц юпа уйӑхӗ чуваши-язычники совершали обряд приобщения новопреставленных к ранее усопшим (ҫӗнӗ вилесене киввисемпе хутӑштарни). Знаменуя данное событие, на могиле усопшего в этом году сородича родственники устанавливали поминальный столб юпа, поэтому и сам обряд получил название юпа, букв. «столб». Обряд этот совершался глубокой осенью, после завершения всех уборочных работ и после благодарственных семейно-родовых жертвоприношений (чӳклеме).
47. Калюн, в современной орфографии хулӑм «калым за невесту», а приданое по-чувашски называется парне, букв. «дар», «подарок».
48. Свидетельство П.-С. Палласа о том, что невесту «носят на рогожах», уникально и заслуживает пристального внимания этнологов. Это ритуальное действо напоминает древнетюркскую церемонию интронации. Перед тем, как возвести на трон нового хана, его сажали на белую войлочную кошму и обносили перед собравшимся на торжество народом, при этом трижды приподнимали кошму на каждой из четырех сторон света и требовали клятву верности и преданности интересам народа.
49. Сурбан — см. выше, примеч. 8.
50. Описанный здесь бракоразводный обряд, по свидетельству В. К. Магницкого, носил название шаракат.
51. Кобесь, в современной орфографии купӑс «скрипка», «гармошка». П.-С. Паллас переводит это слово русским «гудок», а это значит, что он имел в виду традиционный чувашский струнносмычковой музыкальный инструмент, напоминающий скрипку, который чуваши называют также хӑма купӑс «досчатая скрипка»; сӗрме купӑс или сӗркӗч купӑс «смычковая скрипка». При игре на этом инструменте музыкант ставил корпус скрипки на колени и держал вертикально.
52. Следует обратить внимание, что в наборе чувашских музы
168
кальных инструментов отмечены духовые (волынка), струнносмычковые (гудок или купӑс) и струнно-щипковые. Заслуживает также внимания и то, что П.-С. Паллас отметил бытование музыкального инструмента типа гусель (чуваш, кӗсле) у закамской группы низовых чувашей.
53. Салма — мучное блюдо типа галушек, клецек, домашняя лапша. Информация об использовании салмы в церемонии присяги является уникальной и представляет значительный интерес.
54. Вереял, в современной орфографии вирьял — букв. «верховой народ» (от вир «верх» и ял «род», «племя», «народ», «родовое поселение», «деревня») — название этнографической группы верховых чувашей вирьял или тури, букв. «горные».
55. Хирдиял, в современной орфографии хирти ял — букв. «степной народ» (от хирти «находящееся в степи» и ял «племя», «народ») — название низовой этнографической группы чувашей хирти, букв. «степные».