Экологичные привычки жителей Хазарского Каганата

Источник: http://stepnoy-sledopyt.narod....

На территории Хазарского каганата — раннефеодального государства, занимавшего некогда степные и лесостепные пространства Восточной Европы, известно около 1000 археологических памятников, датированных серединой VIII — серединой X в. [1]. Материалов, свидетельствующих об отношениях жителей Хазарии с окружающей их природой, сохранилось очень немного, не приходилось встречаться и с их интерпретацией в аспекте развивающейся ныне области знаний — социальной экологии. В этой связи мне бы хотелось обратить внимание читателей на некоторые наблюдения и факты, полученные во время моих собственных полевых исследований и работ других археологов.

Прежде всего, речь пойдет о расположении поселений на местности. Так как близость воды всегда была необходимым условием освоения берега под жилье, они обычно создавались вдоль больших и малых рек, на незатопляемых вторых террасах берега, в максимально возможной близости к воде. Изредка удавалось проследить и наиболее удобные спуски (тропинки, ведущие к берегу), которыми иногда еще пользуются жители современных сел.

Впрочем размещение поселений на незатопляемых участках берегов было характерно не только для степных народов. Но только у них существовали небольшие селища в поймах рек. В зимнее время, когда часть высокого травостоя оставалась над поверхностью снега, а дальние перекочевки становились невозможными, пойменные травы использовали как пастбища. Рядом с ними сооружались сезонные стойбища с небольшими юртами. Раскопки показали здесь почти полное отсутствие хозяйственных ям и обломков керамических сосудов.

Каждый год с приближением половодья стада перегоняли в степь, стойбища заливались водой, но иногда, расположенные на холме (высокой дюне), они оставались сухими и люди — в основном, вероятно, старики — продолжали здесь жить и ловить мелкую дичь и рыбу.

Что касается культурного слоя зимних стойбищ, то на пойменных поселениях он обычно просто смывался или же не накапливался из-за очень малого срока их заселения в летнее время. Труднее объяснить и понять отсутствие культурного слоя на стационарных поселениях второй террасы. Обследование разведками не менее 100 таких поселений показало, что отдельные попадавшиеся на пахоте или в обрывах берега обломки керамики и костей бывают разбросаны на очень большой территории. Не насыщен отбросами человеческой деятельности значительной толщины чернозем, он почти так же чист, как окружающие породы — глинистые, меловые, песчаные и пр.

Объяснить такое явление я пыталась по-разному. Во-первых, можно допустить, что это остатки временных кочевий, во-вторых, поселения могли быть полностью уничтожены пахотой, растащившей слой по большой площади. Но удивляло малое количество находок даже там, где в Приазовщине сохранились на поверхности остатки каменных цоколей домов и была зафиксирована как бы хуторская или гнездовая планировка.

В настоящее время раскопкам подверглись несколько десятков таких поселений и появилась возможность понять странную стерильность культурных слоев на них. Оказалось, что между жилыми и хозяйственными постройками находки попадаются редко, хотя, конечно, чаще, чем на поверхности.

Весь материал, по которому можно определить время и степень экономической развитости (мусор, состоящий из обломков керамики, костей животных, обломков каменных поделок и иных производств), сосредоточен в заброшенных хозяйственных ямах и котлованах жилищ и погребов. Совершенно очевидно, что этими сооружениями перестали пользоваться по их прямому назначению, а использовали в качестве помоек. Наряду с различными ямами, забитыми мусором до краев, на поселении попадались и совершенно чистые. Эти комплексы существовали и функционировали вплоть до конца жизни поселения. За прошедшие столетия у них разрушилась верхняя часть, заполнившая примерно половину глубины. Сверху ямы и котлованы были затянуты черноземом.

Интересно, что не только на поселениях, но и в формировавшихся хазарских городах культурный слой не накапливался, зато окружающее жилища пространство было как пчелиными сотами изрезано ямами, большинство из которых было заполнено мусором. В хазарском городке Саркеле (Нижний Дон) за 130 лет существования на предматериковый слой наслоилось около 10—15 см натоптанной земли. Она перемешалась со слоем разрухи и пожарища, возникшего при разгроме города в 965 г. В этот перемешанный слой были втоптаны первые наслоения нового строительства.

В результате образовался черный углистый слой около 60 см толщиной, который исследователи считали слоем «мирной жизни» Саркела.

Планы Карнауховскаго (I) и Ютановского (II) поселений: 1 — пятна зольников на поселениях, 2 — жилые и хозяйственные постройки, 3 — вал и ров на Карнауховском поселении, 4- вал на Ютановском поселении, 5 — границы лесных массивов. План и разрезы помещения для скота на Карнауховскм поселении (III). Реконструкция этого помещения (IV).

Подобный ход событий показали наши раскопки в древней столице Дунайской Болгарии — Плиске (северо-восточная часть современной Болгарии). Там прямо на стерильном дерне лежат наслоения снесенных до основания белокаменных стен (уничтожены были по приказу взявшего город византийского императора Никифора в 811 г.). Однако этот слой, прослеженный на всей площади малого города в виде ровной полосы, состоявшей из мелкого щебня и меловой пыли (толщиной примерно в 50 см) был перемешан со слоем нового строительства стен Плиски. Образование культурного слоя и здесь, и в Саркеле началось только после активной бытовой застройки города, заселявшегося более пестрым в этническом отношении населением, не освоившим степной привычки очищать площадки вокруг жилищ, используя при этом старые заброшенные ямы.

Следует отметить также, что в большинстве случаев производства, которые сопровождались значительным количеством отходов (шлаков, бракованных сосудов и их обломков и т. д.), как правило, помещали на самом краю поселения или за его пределами. От гончарных или плавильных печей, размещенных в ближайших оврагах, на жилые участки не попадал даже дым.

На некоторых поселениях на поверхности пашен отчетливо видны пятна золы, частично развеянные и растащенные плугами. Вслед за другими исследователями [2] считаю, что это следы от куч золы, систематически вынимаемой женщинами из очагов жильщ, принадлежавших одной семье. Поскольку очаги считались священными, то и кучи золы из них, видимо, становились объектом почитания — семейными святилтщами.

Не исключено и использование золы в виде удобрений. Жители Хазарии активно занимались земледелием. Возделывались просо, карликовая пшеница, двурядный ячмень, а также лен, конопля, кольза (масляничное растение), горох. Весьма существенны находки в Саркеле косточки кавказской сливы — алычи, а на ближайшем от Саркела хазарском памятнике — Правобережном Цимлянском городище — виноградарных ножей. Сады и виноградники требовали не только ухода, но и подкормки.

Поскольку поселения с пятнами от зольных куч попадаются нечасто, можно предположить, что жители в определенное время года свозили золу на огороды и виноградники почти полностью. В следующем году на месте прежней накапливалась новая куча. Вполне вероятно также, что жители поселений с обнаруженными на них полными зольниками просто не успели очистить свое домашнее святилище: их захватили и перебили печенеги.

Что касается взаимоотношений хазар с представителями дикой фауны, то в какой-то мере о них свидетельствуют находки костей на поселениях. Их состав определялся всего несколько раз, но его однообразие на разделенных сотнями километров памятниках позволяет перенести собранные данные на всю Хазарию. Костей животных, мясо которых шло в пищу, обнаружено много: лось, сайга, олень, косуля, разная птица, бобер. Кости животных с несъедобным мясом — волк, лиса, медведь, рысь — попадаются крайне редко, на поселении привозили, очевидно, только ободранные шкуры.

Естественна забота жителей Хазарин о домашних животных. Прежде всего, необходимо было достаточное количество травы летом и зимой, для этого скот перегоняли из степи в поймы. о чем уже говорилось выше. В степных стадах преобладали овцы, а в лесостепи и Предкавказье и козы. Второе место по количеству голов в стаде занимал крупный рогатый скот и, конечно, лошади. Помимо этого постоянного состава в хозяйстве довольно часто разводили свиней, хотя в Саркеле, например, их костей в 10 раз меньше, чем на древнерусских поселениях. Очень редко встречаются в слоях разных памятников кости верблюдов (они умирали в степи), хотя отдельные остатки могли притащить на поселение собаки. Столь же уникальны в городе кости домашней кошки: мы знаем, что и в наше время это животное стремится уходить умирать подальше от людей.

Необычайно интересны длинные большие полуземлянки (3-3,5 × 10-14 м), явно нежилого характера, обнаруженные на известном Карнауховском поселении, расположенном недалеко от Саркела [3]. Пол в них пропитан золой и отложениями органики и слегка скошен с обеих длинных сторон к центральной линии, вдоль которой прорыта узкая канавка. Входы в помещения находились в торцовой стенке или около нее: это вырытые в материке покатые спуски в постройку. Очевидно такие сооружения предназначались для содержания скота и, в частности, «стельных» овец с ягнятами в весенне-зимнее время.

Однако наибольшим вниманием и любовью пользовались лошади, в основном, боевые кони [4]. В могилах всадников вместе с прочим инвентарем встречаются складные небольшие серпы с костяными, вернее, роговыми рукоятями, служившие хазарину в походе, чтобы косить траву во время ночевки. Далеко не всегда, несмотря на жестокие кары за воровство лошади, можно было отпустить стреноженного коня на выпас. Впрочем это могла быть обычная забота об уставшем коне.

Раскопанное на Дмитриевском могильнике захоронение коня, пожалуй, свидетельствует о нежной склонности хозяина к своему другу, похороненному на человеческом кладбище. Подчеркивая особое положение этого захоронения среди других, хозяин ориентировал могилу поперек направления своеобразных коридоров — дромосов катакомб, нарушив этим порядок. Погребенный конь был расседлан и без узды. Зубы и копыта у него были стерты почти до основания, а ноги изуродованы старческим артрозом. Он прожил более 30 лет (по определению палеозоолога В. И. Цалкина), хозяин содержал своего товарища до естественной смерти.

Погребения коней при хозяевах попадаются в обрядах различных этнических групп, входивших в каганат. Вместо целого коня чаще укладывали только голову и отчлененные по первый-второй сустав ноги. Их соединяли шкурой, создавая как бы чучело коня, или складывали аккуратной кучкой в ногах погребенного человека. А мясо коня, видимо, съедали на тризне. Эти кони, как правило, были молодыми и не могли быть боевыми товарищами умершего хозяина.

Годовалых жеребят, или их части хоронили нередко в ямах на поселении и в отдельных домах в качестве «закладных жертв» — своеобразных оберегов.

Закладные жертвы коней на начинающем застраиваться участке Маяцкого (I) и Дмитриевского (II) поселений. Закладная жертва под полом кирпичного здания в Саркеле (III)

Ответственные функции в жизни человека той эпохи выполняли и собаки Во-первых,их использовали в охране и перегоне стад с пастбища на пастбище, во-вторых, очень крупные и сильные собаки нужны были, чтобы охотиться на крупного зверя, в-третьих, для охраны жилища. Вот эти-то функции в реальной жизни и наделяли их в представлении людей чудодейственными охранными свойствами. Недаром в могилах женщин, обычно а ожерельях, мы находим собачьи клыки-обереги.

Захоронение коня (I) и собак (II, III) на Дмитриевском могильнике и в Саркеле.

Собаки, как и кони, нередко сопровождали хозяев в дороге на тот свет. Их помещали в дромосы, часто вместе с лошадью. Изредка собаку, свернувшуюся калачиком, укладывали на круп коня. Не исключено, что именно так при жизни некоторые собаки «путешествовали» от дома до места охоты.

Черепа и отдельные кости собак встречаются в жертвенных ямах вместе с костями других животных. В частности, в Саркеле в большой яме было сожжено более 20 молодых овец, телята и собака, как бы охраняющая это стадо.

Наиболее яркое проявление особого почитания собак — безусловно их захоронения, обнаруженные в Саркеле на людском кладбище, рядом с могилами, где в круглых ямах погребены мужчины и женщины. В таких же ямах, немного меньшего размера, хоронили и собак. Две из них уложены на боку, в спокойно бегущей позе, но головы обеих повернуты мордами назад — к хвосту. Собака словно оглядывается на хозяина, как на охоте, увидев дичь или зверя. Оба захоронения относятся к раннему этапу освоения этого участка городища, т. е. еще до постройки юго-западной стены крепости. Третье погребение очень крупной собаки (рост в холке не менее 60 см) совершено в период после окончания строительства стены — яма даже врезана в известковый натек или отмостку, прослеженную вдоль стены.

Скелет собаки был подвергнут ритуальному разрушению, как и скелеты большинства погребенных здесь людей. Видимо, после гибели ее хотели обезвредить, оказав ей ту же почесть, что и людям, которых посчитали необходимым лишать возможности передвижений среди живых.

Таким образом, намечающиеся следы заботы об окружающем мире, т. е. экологически продуманное устройство жизни хазар, представляется, несмотря на пока очень небольшой материал, вполне ощутимым. Очевидна привязанность человека к животному, иногда даже большая, чем к людям. Постепенно утверждается уверенность в том, что четвероногие четвероногие друзья не предадут и всегда помогут при встрече с опасностью. Отсюда — многочисленные животные — друзья и соратники человека, появившиеся в легендах, сказаниях и сказках [5].

Литература