Этноконфессионально-субкультурное разнообразие в составе этносов: «внутреннее» сочетание традиций (Поволжье, Приуралье И Предкавказье)

Источник: http://www.konf2011.afurgi.ru/...

В науке и публицистике не раз отмечалось, настолько многообразны связи этнического и религиозного — и в принципе, и в конкретных ситуациях. Особенно, если имеется в виду традиционно-бытовое проявление религии, иначе — «конфессиональное», т. е. «вероисповедно-общинное» начало. Религиозные и этнические особенности создают в истории и современности наиболее прочные образцы такого рода организаций («общины», они же «коммуны»). Это качество заложено в самой этимологии данных терминов: от греко-лат. «ethnos» — класс однтипных существ: группы, племена и общины / иноземцы, «чужаки», «язычники» (Ю. В. Бромлей) и от позднелат. «confessio» — от глаг. «признаю, сознаю, выражаю, исповедую(сь).

Первые совмещённые исследования данных явлений наиболее активно проявились с нач. XX в. именно в отечественной этнологии и этническом культуроведении России — в рамках ареально-пространственного подхода (семья Харузиных, П. И. Кушнер-Кнышев, С. П. Толстов, затем Б. В. Андрианов, Н. Н. Чебоксаров, С. И. Брук, П. И. Пучков, М. Г. Левин, Я. В. Чеснов, С. Я. Козлов и др.).

И, соответственно, они оказывались сопряжёнными с такими ключевыми понятиями, важными и теперь, как «хозяйственно — культурный тип — «ХКТ»« и «историко — географическая, этническая, культурная область — «ИГО, ИЭО»« (были выделены предварительно С. П. Толстовым в 1932 гг. — именно на материалах «первоначального ислама», исследованы его учениками, преемниками уже после войны).

А рабочий идейный конструкт «этноконфессиональныая общность, группа / общность — группа» был успешно применён в той же научной версии на рубеже 60—70-х гг. XX в. (С. И. Брук, Н. Н. Чебоксаров, Я. В. Чеснов, П. И. Пучков, А. Н. Ипатов, М. А. Родионов, Ю. М. Кобищанов и др.). После чего, за минувшие 20 лет, на рубеже веков и эпох, были предложены и несколько важных комплексных понятий, отражающих многогранное соединение этнического и вероисповедного в жизнедеятельности людей.

Применительно к характеристике процессов в обществе это термин «этноконфессиональная история» (М. А. Родионов), в сфере социальных явлений и соответствующих им теоретических принципов — «этноконфессионализм» (И. В. Следзевский), при изучении различных форм детерминации — «этноконфессиональный фактор» (Л. И. Шерстова), а в структурно-комплексном аспекте (особо интересном для данной статьи) — «этноконфессиональная система» (Ю. М. Кобищанов).

При этом обобщающая статья Ю. М. Кобищанова «Этноконфессиональные группы во всемирной истории», вышедшая в свет в 1999 г. [9], за десять с лишним лет лишь упрочила свою актуальность. Вряд ли потребуется теперь доказывать для культурно-специфических общин их таксономическую «равнозначимость» нациям и народностям традиционного обществознания. Подготовленная на материалах Передней и Южной Азии, Северной Африки, Балкан, данная статья методологически важна и для анализа российского, даже астраханского материала (тем более, что ареалы Поволжья и Кавказа в ней тоже затрагиваются).

Многие отечественные и зарубежные авторы, работающие в смежной проблематике (теория цивилизаций, общая и региональная этнополитика) зачастую приходят к близким или взаимодополняющим выводам — и в этом мы сможем убедиться. А некоторые позиции, лишь только намеченные, допускают (увидим и это) дальнейшее творческое развитие.

Так, известно, что в первичной основе любой цивилизации (и религиозной концепции) лежит некая отдельная этничность. Но цивилизационная идея подвергает отрицанию свою этническую первооснову (хотя обычно и сосуществует с ней). И научный подход возможен с д в у х сторон, либо как синтезированный вариант таковых (наиболее эффективно — в контексте востоковедения — ориенталистики). Рассмотрим некоторые из возникающих последствий, имеющих также и теоретическую важность.

Притом мы склонны критически отнестись к положениям теории цивилизаций, что этнические признаки «дают не общность, а сходство» [7, с. 90]. Отсутствует лишь «общность организации», а «своего видят издалека», обычаи исполняют и на языке говорят. И этноконфессиональные группы одного народа, вовлечённые в разные «цивилизационные типы» (осетины — христане и мусульмане как в Иронии, так и в Дигории) имеют общий субстрат традиций, и различия меж собою подчёркивают редко, лишь в шутливых взаимообозначениях и специальных культовых ситуациях.

Тезис 1. Город — пригород — село (кишлак, аул). В версии специалистов по цивилизациям (Б. С. Ерасов и мн. др.) ведущим — прямо или косвенно — оказывается г о р о д с к о й стиль жизни. А у этноисториков религий — конфессий (к примеру, у Ю. М. Кобищанова) ведущей в стабильности таких социумов становится крестьянская (замкнуто общинная, клановая, иногда кастовая) среда. Или же субкультура сельских жителей, специально обслуживавших город (скажем, кочевников — караванщиков) [9, с. 51-52]. Сами же учёные и политики в среде носителей «межцивилизационной» этнотрадиции (например, почёт. проф. Б. Бутрос-Гали, выходец из христиан — коптов Египта и франкояз. армян — очевидно, католиков, »френги — мхетори») обычно не обращаются к такого рода важным деталям [2, с. 3-9].

Исходя из данных обстоятельств, автор данной статьи должен по-новому взглянуть на изучаемую им с 1997 г. этнолингвогруппу »кегецирéн» (букв. армян. «поселковая речь, говор») с родным иранским, татским языком в армяно — григорианском населении гг. Кизляра и, особенно, Будённовска (поначалу — г. Святой Крест — Сурп Хач, Прикумск) на Ставрополье, потомков беженцев из сёл по берегу Прикаспия в 1797 г.

Потомки сельских жителей, ставших горожанами, они осознавали себя специфическим островком — «посёлком». И поддерживали себя от полной ассимиляции традицией (зачастую, уже не вполне осознанной) заключения браков с уроженцами мест прежнего проживания (армянское и тато — григорианское население в сев. Азербайджане, отмечаемое здесь вплоть до масштабного конфликта 1988-94 гг.).

Далее, совсем недавно, на суд деятелей кряшенского движения в Татарстане (кряшен — татароязычных православных и, в малой подгруппе, «тенгриан») в своём интервью «В деле сохранения традиций не должно быть политики» их газете «Туганай» («Сородичи») от 15-16 сентября 2010 г. [www. kryashen. ru, 28 октября; шире проблему ср.: 6, с. 16-47] автор данной статьи предложил давно отслеживаемый им парадокс.

Всё дело в том, что несколько суб — традиций кряшен имеют основу в сельской местности (по районам республики и вдоль границ) — а вот «поддерживающая» работа активистов ведётся, в основном, в гг. Казани Набережных Челнах и т. д. Пока неочевидный, этот сложный дисбаланс может, похоже, остро проявиться уже в ближайшее время. Потребует тогда он ещё гораздо более внимательного теоретического анализа.

Тезис 2. К тонким научно — логическим нюансам. «Конфессиональное — просто» и «конфессиональное / этно». В опубликованных ранее научных работах отмечалось, что религия, даже становясь символом и знаменем в громких социально — политических событиях (как в эпоху Реформации и раскола), далеко не всегда определяла этноотличительные черты: язык (диалект), обычаи, тип хозяйства (Ю. М. Кобищанов: 9, с. 47-49, 53).

Но если возникал особый для этноса или внутри его религиозный тип («этноконфессио-общности»: курдоязычные (й) езиды, сикхи Пенджаба, татары — тенгриане границы с Чувашией) или отдельные части принимали разные религии («этноконфессио-группы»: православные и мусульмане среди осетин, татар, иудаисты, христано-григориане, сунниты и шииты, говорящие на татском языке), то таковые становились этническими признаками. Впрочем, явной границы нет, и ряд авторов не отмечает разницы между «общностями» и «группами» этноконфессионального характера (В. Н. Басилов, М. А. Родионов, Ю. М. Кобищанов) [1, 9 — 10]. Не возьмёмся и мы настаивать в пользу одного из этих (всё же близких) подходов.

И конфессиональные, и этноконфессиональные экстерриториальные объединения предусматривала система «миллетов» в Османской империи [о них см.: 9, с. 57-58; ср.: 10]. Точно так же как, добавим, как и система «коммуналов» («communals») в колониальной Британской Индии. Эти обе прежние организационные формы сохраняют свой наследие и по сей день.

И именно «степень внедрённости» этноконфессионального признака может служить основой дискуссий. Так, М. А. Родионов строго отделяет арабоязычные «этноконфессиональные группы» (маронитов, друзов и т. д.) от «конфессиональных» в той же языковой среде — православных арабов он уверенно относит ко вторым. В качестве же осн. признаков для первых им выделяются: чёткая географическая «привязка» в регионе (малая родина), отсюда — «идея прошлого» и «устойчивая традиция» (как ясно, и этническая, и религиозная — со «своими» текстами и языком литургии) и особое восприятие — самовосприятие даже при переезде и утрете прямой связи с общиной [10, с. 118].

Но те же черты проявляются и у части арабов-православных (в г. Вифлееме, среди бедуинов берегов Мёртвого моря в Иордании). Выражены некоторые и у татароязычных православных из числа кряшен и нагайбаков. Явно не будут «этнически вовлечёнными» только новообращённые (прозелиты, конвертанты). В других случаях: у старообрядцев (А. Н. Ипатов) и, скажем, у гугенотов — черты специфической традиции (или её такого понимания) возникали. Хотя бы отчасти. И о классификационных «стадиях конфессиональности — этноконфессиональности» можно, на наш взгляд, обоснованно вести речь. Эту и сходную ступенчатость, иерархичность в культуре и самосознании рассмотрим далее.

Тезис 3. «Элементность, minimum и позитив спецификации» и «иерархия идентичностей», «черты совмещённости» групп. Рассматривая цивилизации и другие отграниченные общности, обычно отмечают несколько этажей их: к примеру «этнические, национальные и цивилизационные» (Б. С. Ерасов: 7, с. 75). Схожим образом, но по иным основаниям подходит к проблеме Б. Бутрос-Гали, выделяя «солидарное» всемирное сообщество» (ООН и т. п.), нации в отдельных странах (гражданско-государственные) и ещё «национально-самобытные, этнические» группы [2, с. 4-5]. Совмещая без особого труда обе типологии, сосредоточим внимание на последнем типе, в котором проф. Б. Бутрос-Гали, вне сомнений, лично очень сведущ. К ним-то и принадлежат рассматриваемые нами «этноконфессиональные общности — группы».

Весьма глубоки мысли в речи Б. Бутрос-Гали о диалектике глобальности и самобытности, о сопутствующих тенденциях и о том, что «ослабление мировых идеологий лишь усилило элементарную потребность в принадлежности к какой-либо группе» (со своей идеологией, либо концептикой тоже. — В. В.).

Внимание к этноконфессиональным социумам (ср. их «типологическую равноправность» у Ю. М. Кобищанова) позволит, по мысли Б. Бутрос-Гали, избежать многих обострений и недопониманий. Он допускает специальное регулирование сферы таких «элементарных», «групповых» процессов и явлений, чтобы «осмысливать и направлять, … избежать ненужных ошибок и воплощать её позитивную энергию на службу всему обществу» [2, с. 5].

В регионах России накоплен немалый практический опыт привлечения этнического, конфессионального, этнико — конфессионального разнообразия как средства творческого взаимодополнения, стабилизации и бесконфликтного развития. Однако, перед нами — ещё и благодатный объект научного изучения. Причём, наиболее показательный тогда, когда конфессиональные традиции гармонично сочетаются в н у т р и этносов.

Многолетнее изучение таких специфических вариантов, как служилые кабардинцы под Моздоком и в соседнем курскóм Ставрополье и казаки — нагайбаки с татарским языком западнее и южнее г. Челябинска (обе группы в традиции их большинства — православные), буденовские »кегецирéны», таты-мусульмане, сунниты вблизи г. Дербента по соседству с одноязычными горскими иудеями, «джухýрами», наконец, совсем малочисленные уже калмыки — мусульмане («шередов, хазлар») Ставрополья, близ оз. Маныч на евразийской границе и некр. др., позволило проследить некоторые общие закономерности и характеристики, их «черты совмещённости».

Это компактность или же «близкая дисперсность» поселений — с их дистанцией в пределах 100 км, заметная доля в одноязычном населении — этнолингвомассиве (не менее 10-15 % общего состава), соединение «высокой» (письменной) и бытовой традиции, их длительное сосуществование и укоренение (в срок не менее 3-х поколений, т. е. примерно до 150-и лет) « [3, с. 157-158, ср.: 6, с. 18]. Список таких особенностей остаётся предварительным, он требует изучения, уточнения и, вероятно, пополнения — но т о л ь к о для данного рода явлений.

В целом же многие рассмотренные группы имеют, как, к примеру, кряшены и мн. др., переходно-промежуточный, иногда периферийный характер [9, с. 59-60], но притом обнаруживают исключительную стабильность, заданную многими факторами.

Перечень таких необычных людских общностей в разных частях планеты можно и нужно пополнять и сопоставлять их особенности, модели существования и типы идентичностей.

Тезис 4. Тюрки-юртовцы при г. Астрахан: их «частичная этноконфессиональность» и проблема деликатности в учёном сообществе. Живущие в пригородах г. Астрахани (ср. тезис № 1) и окрестных селениях «юртовские», или «ногайские (нугайские)» татары могут быть таксономически рассмотрены и как «татарская субэтническая», и как «переходная (к ногайцам)» группа, и как совокупность подгрупп — как этносоцио-сословных, этнохозяйственных, этноязыковых и т. п. Неплохи, пожалуй, и используемые в диссертациях схожие определения «этническая группа с межъязыковым состоянием» (известн. этнолингвист, проф. Л. Ш. Арсланов, г. Елабуга) «локальная этническая группа» (молодой доктор культурологи, астраханка в г. Москве Н. Р. Азизова).

Рассмотреть юртовцев в качестве этноконфессиональной группы (в узком смысле, по Ю. М. Кобищанову), думается, тоже — при необходимости — возможно. Посчитаем её проявление в данном качестве «частичным». Поскольку лишь одна частная (но важная) конфессиональная черта — особый, нижневолжский культ святых могил («аулья», «әүлие») присущ им в первоочередном порядке (В. Д. Пятницкий, затем А. В. Сызранов. В. М. Викторин и др.). И вновь вопрос лишь в типологических уровнях подхода.

На как же ошибается мол. колл. Н. Р. Азизова, приспособив совсем дословно (чуть переиначив — с ухудшением — в 3—4-х местах и не утруждаясь ссылкой, упоминая нас «едва-едва») нашу параметрооценку «совмещённости» ряда этноконфессиогрупп в том или ином этносе (см. выше — от «компактности и близкой дисперсности» до «длительного укоренения традиции» [3, с. 157—158]) для интересов своих этно-культурных построений в отношении юртовцев [11, с. 23].

Огорчим диссертантку, изучая данный сюжет намного дольше. Между юртовскими поселениями — никак не сто, а 15—20 км. Среди всех татар Астрахан. края массив св. 20-и тыс. «нугайских татар», т. е. юртовцев и их поздней ветви — джетисанцев с близкими подгруппами, весóм более чем троекратно — свыше 30 %. А в среде 35-и тыс. лиц ногайского происхождения в области они преобладают совершенно. Только вот своей «высоко-письменной» (ср. М. Сигер и Б. С. Ерасов) традиции у юртовцев не возникло — она лишь наметилась в нач. XX в. трудами А. М. Мадзини и Б. М. Абдуллина (Абдуллаева). И «укоренение», если с полного оседания юртовцев прим. к 1750 г., насчитало бы в 1900 г. не 3, а все 6 поколений.

Налицо неудачнейший и недостойный факт интеллектуального присвоения (из нашего доклада в нояб. 2002 г. на конференции в г. Волгограде) — притом, как совершенно очевидно, вовсе и не к месту. Не среди культурологов бы подобное наблюдать. Оставим на совести публикатора. Огорчительно, что высокий дисс. Совет в г. Краснодаре упустил из виду столь абсолютный и вопиющий ляпсус.

Как итог. В предлагаемой статье и готовящемся устном докладе затронуты лишь некоторые фрагменты указанной большой проблемы. Иные из намеченных сюжетов: «уровни (этно) конфессиональности», « (суб) урбанистики и этноконфессиотрадиции», один или несколько «конфессиопризнаков», общие или частные, у этногрупп — ожидают нового обращения к ним. Весь данный круг проблем изучается сейчас, впрочем, очень интенсивно, обнаруживает большой спектр точек зрения, попыток типологии и классификации, вовлекает в круг исследования новых авторов. Что может послужить основой многих плодотворных научных (если, конечно, строго «научных» !) дискуссий и обсуждений — на конференциях, семинарах, в печатных и электронных изданиях.

Литература

1. Басилов В. Н. Этноконфессиональная группа (общность) // Религиозные верования (Свод этнографических понятий и терминов. Сб. ст. учёных СССР и ГДР. Вып. 5). М.: Наука. 1993 — С. 232-233

2. Бутрос-Гали Б. Доклад Генерального Секретаря ООН в Институте государства и права РАН по случаю присуждения звания почётного доктора права (сентябрь 1992 г.) // Государство и право. Журнал РАН. 1992. № 12 — С. 3-9

3. Викторин В. М. Этноконфессионально — специфические группы в структуре этносов на рубежах Евразии (монотеизм — рецепция и связь верований — соотношение общин) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Мат. VI М/н. конференции (г. Волгоград. Центр регион. и трансгранич. иссл-ний Волгоград. гос. ун-та, 28-30 ноября 2002 г.). Волгоград: Изд-во ВолГУ. 2003 — С. 155-166

4. Викторин В. М. История и современность ислама в России и регионах: пространственный, ступенчатый и информационный подходы (к теории и методам изучения) // Ислам на Юге России. Межрегион. сб. ст. Астрахань: Астрахан. филиал ФГОУ ВПО «Волгоград. акад. гос. службы». 2007 — С. 7-16

5. Викторин В. М. Субэтноконфессиональные специфические группы населения в Нижнем Поволжье и ближнем Предкавказье (XVII — XXI вв.) // Научный вестник Астраханского филиала ФГОУ «Волгоград. академия гос. службы». Сб. научн. работ преподавателей. Вып. 3. Астрахань: Изд-во «Color». 2007 — C. 82-90

6. Викторин В. М. Проблемы этнокультурной специфики кряшен и нагайбаков в общественно — политических дискуссиях рубежа XX — XXI веков (Парадоксы субэтноконфессионального «самоопределения» в одноязычных общностях регионов России) // Этноисторические и социокультурные проблемы самоидентификации кряшен. Мат. публичных чтений памяти учёного-кряшеноведа М. С. Глухова (г. Казань, 12 ноября 2005 г.). Казань: [Кряшенск. приход и Обществ. орган-ция народн-ти кряшен г. Казани]. 2008 — С. 16-47

7. Ерасов Б. С. Культура, религия и цивилизация на Востоке (очерки общей теории). М.: ГРВЛ «Наука». 1990 — 203 с.

8. Ислам на Юге России. Межрегион. сб. ст. Пред. редколл. В. Г. Никифорова. Сост. и отв. ред. А. В. Сызранов. Астрахань: Астрахан. филиал ФГОУ ВПО «Волгоград. акад. гос. службы». 2007 — 243 с.

9. Кобищанов Ю. М. Этноконфессиональные группы во всемирной истории // Вопросы истории. Ежемес. журнал РАН. 1999. № 9 — С. 47-61

10. Родионов М. А. Марониты. Из этноконфессиональной истории Восточного Средиземноморья. М.: ГРВЛ «Наука». 1982 — 135 с.

11. Азизова Н. Р. Традиционно-обрядовая культура локальных этнических групп в современной России (на примере юртовских татар). Автореф-т дисс. … докт. культурологии. Краснодар: [Краснодар. Ун-т культуры и исск-в]. 2009 — 41 с.