Мост в рай (фрагмент чувашских поминок)

Салмин А. К. Мост в рай (фрагмент чувашских поминок) // Образ рая: от мифа к утопии. Серия «Symposium», выпуск 31. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. — С.102—105.

[102]

Исследователи высказывают сомнения о наличии в этнических религиях понятия «Рай». Тем не менее, анализ материалов дает положительный ответ. В частности фрагмент традиционных чувашских поминок.

В юпа (поминки) чуваши по пути на кладбище проводится немаловажный обряд, который можно было бы назвать «мостом для покойного». Мостик могли построить как до приезда кортежа со столбом, так и по приезду. Для этого выбирают место недалеко от околицы. У д. Старое Бахтиярово Цивильского уезда мостик покойного строили у оврага по дороге в с. Можарки. Такое место для всей деревни было одно и то же. В зависимости от местного рельефа, локусом могли служить разного рода овраги (глубокие или просто ложбины, с водой и без воды). Овраг своим видом всегда вызывает ассоциацию страха, преграды и просто препятствия в пути. По верованию северо-американских индейцев, «скользкий древесный ствол переброшен через озеро вонючей воды» [Шурц 1923: 642].

Мост строили из 3-5 коротких круглых бревен, расколотых пополам. Их перебрасывают через овражек в неглубоком месте, обычно у самого русла. Для вида и ради безопасности устраивают и перила, вбив по четырем углам палки и соединив их концы палками подлинее. Рядом, чуть повыше от моста, зажигают костер. В качестве основного средства используют солому с телеги, на что исследователям следует обратить особое внимание. Тут же устраивают стол и стул, предназначенные опять только для покойника. Эти примитивные средства непременно на одних ножках, острые концы которых вбивают в землю. Туда же вешают полотенце, чтобы умерший мог вытереться после еды.

Установив стол и стул, начинают обряд хывни — угощение покойника кусочками принесенной еды. На стол в первую очередь кладут сваренную голову животного, зарезанного по случаю юпа. Кроме того, на стол кладут хлеб, соль, блины, яйца, а пиво и вино — в посудах. Если рядом находятся собаки, угощают и их, т.к. собаки, как известно, олицетворяют усопших. В экспедиции 1990 г. нам объяснили, что кусочки пищи бросают и выливают в горящий костер. Такое толкование вполне резонно, ибо огонь способен пожирать и доставить продукты в иной мир самым коротким путем. На Гиндукуше

[103]

пищу, предназначенную покойникам, бросали «воронам в надежде на то, что пища, принесенная в жертву этим способом, достанется покойнику. Она нужна ему до тех пор, пока не сможет перейти по мосту на тот свет» [Йеттмар 1986: 397].

После едят сами.

Далее следуют пение и пляска под аккомпанемент музыкальных инструментов (обычно — волынки). Поют под лад свадебных или рекрутских песен. Например:

В пути, по которому нам предстоит идти,

Из меди мост построен, говорят,

Как мне перейти?

Самым несчастным оказался я.

Пляску открывает старуха: она оборачивается на полночь, подходит к огню, кланяется ему, затем бьет в ладоши и начинает плясать. За ней подключаются все до единого, притом немощных и престарелых поддерживают другие. В конце делают три круга вокруг огня. Впереди идет музыкант (скрипач) и играет на инструменте, остальные пляшут и хлопают в ладоши. Первый круг делают подальше от огня, второй — поближе, а в третий раз — вплотную у огня, при этом притоптывают огонь и окончательно гасят. Пляска завершается словами, адресованными покойнику: «Пусть будет пред тобой». Вербальный короткий текст указывает на смысл церемоний вокруг огня: пища, брошенная в огонь, сгорает и достигает в эфирном виде до адресата.

В ходе такой шумной пляски одна старуха одаривает музыкантов, она подходит к ним и кладет условленную плату: игроку на волынке и гусляру — монеты в зубы, а скрипачу — шелк на струны. Остальные по возможности отделяют им пищу и пиво. Все это время столб — юпа продолжает оставаться на повозке.

Наступает самый ответственный момент: переход через мост. Первым переходит тот, кто строил. Видимо, строительство моста у чувашей было обставлено множеством сакральных моментов, а сам строитель вполне мог считаться лицом особенным в ритуальном смысле. Однако письменные свидетельства об этом не сохранились. Можем только предполагать на сравнениях. Так, в ряде культур мостовщики составляли не только профессиональную, но и конфессиональную группу, и входили в жреческий корпус. Так было в Древней Пруссии. А «значение термина Великий понтифик (лат. Pontifex Maxcimus) в Риме некоторые исследователи объясняют как «делатель моста»« [Топоров 1988: 176-177]. Переходя мост, каждый полагал, что они этим содействуют переходу души покойного через мост — из деревни на кладбище.

На месте церемоний перехода всегда находятся следы событий. Стол и стул бросают в овраг или сваливают тут же. Таким образом,

[104]

в овраге и у моста собирается множество брошенных столов и стульев. Сам мост разбирают нечасто и он может служить продолжительное время. Его достаточно подремонтировать или заменить отдельные поленья.

Именно на мосту решается судьба отправляющегося в иной мир. В зависимости от образа прожившей жизни он может попасть в ад или рай. Кроме того, в мункун (Пасха) души усопших, идя с кладбища в деревню, при переходе через овраг пользуются именно этим мостом. В каждый раз мост качается, т.к. округлые стороны бревен обращены книзу. Мост наделен двумя полярными функциями: он способствует переходу через глубокий овраг и он же готов опрокинуть новопреставленную душу в овраг, символизирующий ад. Мирча Элиаде указывает на связь моста с мифологической системой. Во времена оно, считает он, Землю с Небом соединял мост и переход в иные миры был предельно прост. Тогда не существовало понятия о смерти. Потом, с появлением смертности, связь между Небом и Землею стал доступен только духам. На мосту к тому же появились демоны и чудовища (ср. богатырские сказки), битва с которыми стала необходимостью [Элиаде 1987: 188]. Отсюда исходит объяснение, почему только через 40 дней появляется возможность перехода моста, ибо это — срок для души умершего для его пребывания в этом мире до окончательного отправления. Тем не менее, Мирча Элиаде допускает одну возможность для перехода через мост еще при жизни — для этого следует удостоиться звания «избранности» (экстазное/шаманское состояние, посвященность и сверхмудрость).

Согласно Авесте, ширина такого моста «равна девяти копьям для праведников, но мост становится узким, как «лезвие бритвы», когда на него вступает грешник» [Элиаде 1994: 113]. Этнологи и религиеведы хорошо описали известный по иранской мифологии мост Чинват. Под этим мостом разверзается бездна ада, туда приходят усопшие для путешествия post morten. Авестийское название Чинватского моста — chinvato pэrэtu — означает «мост-разделитель». Поскольку на этом мосту происходит взвешивание праведных и неправедных деяний, языковед Г.Е. Корнилов допускает возможность прочтения этимологии термина «Чинват» через чувашское слово чан/чи «правдивый, истина; самый».

Исследователи указывают на семантически равнозначные мосту понятия в мифах и обрядах разных народов. Это — перекрестки, развилки дорог, узкие двери, два тигра у входа, старухи с огромными ртами и т.д. В.К. Афанасьева приводит примеры из убайдской культуры, где в ряде могил обнаружены глиняные модели лодочек. Она полагает, что эти лодочки отражают мировоззрение народа о переправе через воды смерти в загробный мир. Добавим, что в арабском языке «могила» передается тем же словом, что в чувашском «мост» (кепер —

[105]

кабэр). Получается интересная семантическая цепь в виде «мост — гроб — лодка». Допускаем, что именно этим объясняется изготовление моста чувашами из коротких бревен, расколотых пополам, где каждая половина в отдельности очень напоминает наипростейшую лодку.

Аналогичные мосты с аналогичными назначениями существовали также у осетин, армян и грузин. Если смотреть более шире, «описанные выше верования восходят еще ко временам индоиранской общности» [Литвинский 1984: 159].

Данное место со следами весьма сакральных и таинственных ритуалов покрыто мраком страха, какой может быть у человека, проходящего мимо киреметя или кладбища. Например, в д. Три-Избы-Шемурша Буинского уезда Симбирской губернии на месте обрядового моста построили школу, из-за чего некрещеные и отпадшие от христианства чуваши в течение трех-четырех лет не отдавали своих детей на учебу. Затем на этом же месте построили церковь и теперь даже христиане побаиваются покойников. Рудименты былых обрядов можно встретить на современных кладбищах в виде множества одноногих столиков у могил.

От моста участники обряда юпа следуют на кладбище.

Литература