Аскизская культура Южной Сибири. X—XIV вв.

Источник: http://kronk.spb.ru/library/kyzlasov-il-1983.htm

Оглавление

Предисловие

Средневековая археология Южной Сибири ещё не вышла из стадии накопления основных материалов. Четверть века назад в трудах её ведущих исследователей (С. В. Киселёв, Л. А. Евтюхова, В. П. Левашева) из-за отсутствия данных изложение доводилось лишь до X в. За последние 20 лет появились работы, публикующие раскопочные материалы II тысячелетия н. э. Они позволили выделить ведущую культуру того времени, названную аскизской по местонахождению серии характерных могильников, раскопанных на р. Аскиз в Хакасии (Л. Р. Кызласов). Она занимает во времени промежуточное положение между средневековыми культурами чаатас (VI-IX вв.) и тюхтятской (IX-X вв.) и этнографической культурой современного хакасского народа и относится к длительному периоду с конца X вплоть до XVII в., хотя поздние памятники (XV-XVII вв.) остаются пока практически неизвестными. Только за последние 15 лет целенаправленными раскопками удалось получить основную массу аскизских комплексов. Появилась возможность разностороннего исследования культуры. Происхождение культуры, закономерности её развития, место памятников в общей цепи культур изучаемого района — одни из основных вопросов археологической науки. Их постановка и решение невозможны без выработки хронологии. В изучении аскизских памятников основное внимание уделялось погребальному и поминальному обрядам, конструкции надмогильных сооружений и меньше — погребальному инвентарю. Первый для средневекового южносибирского материала опыт подробной систематизации предметов, произведенный с учётом основных тенденций развития каждой категории, позволил нам не только выделить новый этап аскизской культуры, относящийся к XIII-XIV вв., но и расчленить уже известные серии памятников конца X-XII в. на три последовательных периода. Появилась возможность датировать аскизские курганы предмонгольского времени с точностью до 50 лет. Относительная хронология этих периодов твёрдо устанавливается типологическим анализом серий. Точно определить абсолютную дату каждой фазы сейчас вряд ли возможно. Правда, насколько позволяет материал, в работе предпринята попытка определить конкретные хронологические рамки каждого периода и каждого известного комплекса для наиболее изученного сейчас малиновского этапа.

Основой исследований служат предметы из 140 погребальных типично аскизских комплексов, из двух курганов с инвентарём смешанного характера и сотни разрозненных случайных находок, аскизская принадлежность которых несомненна. Собраны сведения о 99 комплексах Хакасско-Минусинской котловины: 69 раскопаны Хакасской экспедицией МГУ под руководством Л. Р. Кызласова, 21 выделен нами в музеях из числа случайных раскопок; 27 происходят с территории Тувы (6 раскопано экспедицией МГУ), 8 — из Красноярско-Канского района, 5 — с Алтая и 1 — из Северо-Восточного Казахстана. Подчеркнём, что различные районы, некогда занимаемые носителями аскизской культуры, изучены крайне неравномерно. Результаты картографирования памятников по хронологическим периодам не служат основанием для выводов о густоте или особенностях расположения аскизского населения в том или ином районе, его перемещениях и т. д. Однако приводимые карты не только отражают степень изученности различных областей, но и совместно с хронологическими наблюдениями служат важным подтверждением выдвигаемых положений о локализации культуры и условиях ее формирования.

Неопубликованные материалы своих раскопок любезно предоставили для исследования М. П. Грязнов, Я. И. Сунчугашев, Я. А. Шер и А. И. Кулемзин. Доброе отношение археологов М. П. Завитухиной, Л. Л. Барковой, Н. В. Леонтьева, М. В. Фехнер, Н. Г. Недошивиной и многих других позволило успешно использовать музейные собрания. Автор всем им очень признателен.

Особенно глубокие чувства благодарности и любви автор книги испытывает к своим дорогим Учителям и в жизни, и в науке — Анне Владимировне и Леониду Романовичу Кызласовым, которым он и преподносит этот свой труд.

Заключение

В проделанном исследовании отчётливо выявилась непрерывность развития и взаимная преемственность средневековых археологических культур Саяно-Алтайского нагорья: культуры чаатас, тюхтятской и аскизской. [1] Эта цепочка восходит к ещё более ранней таштыкской культуре гунно-сарматского времени. Археологически доказанная генетическая преемственность перечисленных культур свидетельствует в первую очередь о том, что за столь длительный период времени в данном районе не происходило кардинальных смен основного состава населения. Это, конечно, не исключает всей сложности процессов местной этнической истории. Вместе с тем появляется довольно редкая в археологической практике возможность изучения конкретного этноса на столь длительном хронологическом пути развития.

Выявленная преемственность целого ряда взаимосвязанных культур свидетельствует о многих качественных изменениях, претерпеваемых материальной и духовной культурой одного и того же в своей основе этнического организма, развивающегося на протяжении более чем полуторатысячелетнего периода. Это, несомненно, связано со значительными глубинными социально-экономическими процессами, многое изменившими в данном обществе.

Во весь рост встаёт теперь задача смыкания полученных археологических данных с материалами этнографии и с современными культурами южносибирских народов. Известные этнографические материалы указывают на значительную роль носителей аскизской культуры в сложении нескольких современных народов Южной Сибири. [2] Выявление роли аскизской культуры в формировании материальной культуры коренного населения Кузнецкого Алатау, Хакасско-Минусинской котловины, Тувы и Алтая — необходимое звено в общей цепи работ по выяснению этногенеза современных народов Южной Сибири. Следует провести сопоставление этнографических культур всех этих народов: алтайцев, шорцев, хакасов, тувинцев и тофов.

Однако для выполнения таких задач необходимо сначала выявить и изучить типы изделий аскизской культуры на наиболее поздних этапах её развития в XV-XVII вв. Для этого следует разыскать и раскопать погребальные, поминальные и бытовые памятники, оставленные населением здешних мест на протяжении второй половины II тысячелетия. Сейчас в силу полной археологической неизученности позднесредневекового материала XV-XVII вв., а также практической неисследованности этнографической материальной культуры хакасов XVIII-XIX вв., особенно изделий из металла, мы можем лишь предварительно и в самых общих чертах наметить дальнейшее развитие форм инвентаря аскизской культуры. В коллекциях случайных находок хорошо выделяются предметы позднего, если не этнографического, то хронологически предэтнографического происхождения. Их принадлежность культуре позднесредневековых хакасов подтверждается не только местными адресами или часто заметной связью с погребениями по обряду трупосожжения, но и всегдашней особенностью оформления — серебряной аппликацией по железной основе. Разбирая возможность существования аскизской культуры в XV-XVII вв., Л. Р. Кызласов, наряду с прочими данными, привёл ряд исторических свидетельств, подтверждающих бытование в это время такого традиционного для средневековых хакасов оформления железных предметов. [3] Сохранение этой особенности и в этнографической культуре хакасов [4] — одно из важных подтверждений их генетической связи с населением, оставившим памятники средневековой аскизской культуры. Отмечая это сходство, необходимо указать и на те различия в приёмах серебряной аппликации, которые заметны при сравнении средневековых изделий с более поздними предметами. Если в конце X-XIV в., а возможно, и несколько позднее, железные детали снаряжения воина и его коня, отдельные орудия труда и другие вещи украшались набивкой тонкой серебряной фольги на предварительно подготовленный фон, то в предэтнографический и этнографический периоды на железо уже набивалась серебряная (или иная) проволока, свободные изгибы которой формировали узор прямо под молотком ювелира. Наложение её сомкнутыми рядами позволяло покрыть сплошь всю намеченную поверхность. Особенно важно, что при этом «ленточном» способе серебряной инкрустации фон насекался косой насечкой и волнистыми линиями, часто повторяющими контур отдельных элементов оформления. Как мы видели, эта черта впервые появилась на предметах каменского этапа аскизской культуры. В оформлении украшенных «ленточным» серебрением предметов бросаются в глаза и иные детали, сближающие их с памятниками XIII-XIV вв. Прежде всего, это широкое применение прорезного насквозь узора. Здесь наряду с новыми, не отмеченными для каменского этапа орнаментальными мотивами и элементами (овальные вырезы с ромбовидными завершениями, угловидные и крестообразные фи-

(69/70)

гуры), сохраняются и уже известные в XIII—XIV вв. круги и полукруги, полукруги с вырезом в основании и т. д. [5]

В позднесредневековом материале и хакасской этнографии сохраняются и некоторые присущие аскизской культуре черты и формы инвентаря и состава его категорий. Так, узды имеют крюковые удила и уплощённые кольчатые псалии, крепящиеся к нащёчным ремням при помощи железных наконечников (например, ММ-5999, 6019 и др.). Сохраняются и наносные султаны (ММ-6989, 8121, 8202), и составные застёжки из пластин-рамок и пластин-крюков, а также Т-образные застёжки (ММ-7337, 7763, 7615, 3394, 3395). Сёдла часто украшаются круглыми ажурными бляхами (ММ-7165, ГИМ-54 746/205), применяются шарнирные подвески, ременные бляхи, наконечники. Приведённые аналогии — лишь примеры, не исчерпывающие всего материала. Он мало изучен. Но уже и они ясно определяют направление необходимых поисков.

После детального изучения облика аскизских изделий появляются возможности и для другого обширного поля деятельности. Возникают условия не только для того, чтобы изучать взаимоотношения аскизской культуры и иных южносибирских культур во времени, но также и в пространстве. Учитывая важность политических событий XIII—XIV в. для судеб многих евразийских народов, появление возможностей подобных исследований южносибирских памятников конца X—XIV в. для понимания конкретных особенностей исторического процесса, протекавшего на этой весьма обширной территории, трудно переоценить.

[1] За пределами этой работы остались результаты, полученные Л. Р. Кызласовым в 1972—1981 гг. при раскопках средневековых хакасских городов, существовавших в VIII—XII вв. Этот важный источник изучения исторической связи названных археологических культур не только в области инвентаря, но и архитектуры, градостроительства и экономики сейчас всесторонне обрабатывается. Нуждаются в исследовании городские материалы XIII—XIV вв. Без них нельзя конкретно ответить на вопрос о политике, проводимой древнемонгольскими феодалами в отношении южносибирских народов и сыгравшей значительную роль в их исторических судьбах.

[2] Кызласов Л. Р., 1969б, с. 174; Савинов Д. Г., 1977, с. 45-47.

[3] Кызласов Л. Р., 1975, с. 211.

[4] Степанов А. П., 1835, с. 85, 86; Клеменц Д. А., 1886, с. 55-56, 64; 1889, с. 46-47, 50; Яворский П. К., 1889, с. 2; Яковлев Е. К., 1900, с. 41, № 5.

[5] Клеменц Д. А., 1886, табл. XVIII, 3; ГИМ-54746/205, 208 и др.