Татары: этнос и этноним

Каримуллин А. Г.
Татары: этнос и этноним. — Татарское книжное издательство, 1989. — 128 с.

 

---

Легче разложить атом, чем предрассудок.
Альберт Эйнштейн

Введение

Одни народы называются русскими, другие арабами, третьи греками... Кто дал имена народам, то означает название того или иного народа, как и откуда, возникли эти имена? Почему один и тот же народ часто известен под разными названиями? Почему иногда одно и то же название носят различные народы? Чем объяснить, что народы нередко меняют свои имена? Все это далеко не праздные вопросы. И ответить, почему данный народ называется так, а не иначе, далеко не просто, часто и невозможно. О происхождении названия отдельных народов ведутся вековые споры.

Название народа обусловлено историей, его прошлым. Поэтому изучение происхождения названия народа имеет немаловажное значение для установления и происхождения этноса. Название народа — этноним — должно содержать, и содержит в себе и определенную характеристику самого этноса. Но далеко не все этнонимы являются истинными названиями народа. В таких случаях между историей этнонима и историей этноса — народа — всегда остается место кривотолкам, часто ведущим к искажению истории происхождения носителя этнонима.

Среди многих других этнонимов название «татары» относится, по нашему мнению, к числу наиболее запутанных, имеющих сложную многовековую историю. Кого только не именовали «татарами», каких только отрицательных качеств и свойств не навешивали носителям этого имени! Со времен раннего средневековья вплоть почти до наших дней. И на Западе, и на Востоке.

В период Великой Отечественной войны нам приходилось быть свидетелями того, какой страх и даже ужас вызывало упоминание имени «татар» среди рядовых жителей в странах Восточной Европы. Да и в наши дни вы можете наблюдать подобного рода представления. Один наш знакомец, вернувшись из туристической поездки в Польшу и Чехословакию, с удивлением рассказывал об этом. Когда он сказал, что он татарин, слушатели продемонстрировали свое прекрасное знание «татар», эффектно изобразив всадников с раскосыми глазами, с кинжалом во рту, скачущих, размахивая саблями... Даже и в наши дни в странах Западной Европы «татары» для многих остаются варварами, дикарями и ассоциируются с вторгшимися в XIII веке в Европу завоевателями.

Да и не только в Западной Европе. Об этом пишет и наш современник, историк О. Белозерская: «Спросите у своих знакомых о происхождении волжских татар. Девять из десяти (подчеркнуто нами — А. К.) вспомнят о татаро-монгольском нашествии» (Белозерская О. Волжские татары. Знание-сила, 1970, № 7, с. 34-35). К сожалению, автор права. Во время различных командировок, экспедиций, в номерах гостиниц и санаториев, в купе вагонов, когда люди бывают более откровенны и общительны, нам, в разных концах нашей страны, от самых разных людей, приходилось слышать то же самое, о чем пишет О. Белозерская. Среди них встречалось и немало довольно просвещенных людей: врачи и инженеры, ученые и писатели, учителя и руководящие работники... Все они убежденно, со ссылкой на авторитетных авторов (на то они и просвещенные) утверждали, что современные татары и есть потомки монгольских завоевателей. Всякие попытки разубедить их, конечно, не имели никакого успеха потому, что поколебать веру в написанное «черным по белому» очень трудно.

Конечно, это не их вина. Этому их учили в школе, в вузах. Подтверждения тому мы находим и в русском фольклоре, и в русской литературе. В учебниках по истории СССР не только для школ, но и для вузов, татар, как правило, отождествляют или смешивают с монголами. К сожалению, от этого не свободны даже научные труды некоторых историков, не говоря уже о научно-популярных работах по истории. Советский историк X. Гимади, отмечая это явление, писал, «что в нашей исторической литературе до сих пор продолжает бытовать некоторое собирательное понятие «татары», хотя таких «татар» не существует. Встречаются в литературе такие термины, как «татары», «татары-завоеватели», «татарские полчища» и т. п. Читатель отождествляет их с казанскими татарами, ... хотя речь идет о монголо-татарах, об ордах Чингиз-хана или Батыя» (Вопросы истории, 1954, № 8, с. 116). Далее он подчеркивает, что давно «следует покончить с таким неправильным употреблением слова «татары», ибо это противоречит историческим фактам», действительному положению вещей.

Неполная преодоленность такого представления о татарах, поддерживаемое, подогреваемое в ряде новых работ, служит сохранению неприязни к татарам, ставит их в какое-то ложное положение и, естественно, вызывает у последних чувство обиды. Все это не слишком служит взаимопониманию, дружбе, братству народов, строящих плечом к плечу коммунистическое общество, где не может быть места искажению истории народов, их происхождения, обычаев, культуры, их прошлого.

Целью настоящей работы является рассмотрение причин и условий, породивших это ложное представление о происхождении названия «татары», тенденциозности отождествления их с монголами, и, тем самым, способствование преодолению этой реакционной, антинаучной концепции, что, Несомненно, послужит лучшему взаимопониманию народов, укреплению их братской дружбы в борьбе за светлое будущее человечества.

Поскольку история происхождения современных татар как бы нарочно осложнена различными наслоениями в связи с ложным употреблением названия «татары» в отношении не только их, но и многих других народов Востока, автору пришлось проштудировать многочисленные публикации и о них, многие из которых не имели почти никакого отношения к нашей теме. С другой стороны, связь булгар и болгар с народами Евразии потребовала более полного ознакомления с исследованиями, посвященными истории народов, обитавших и обитающих от Иртыша до Дуная. В археографических экспедициях и во время других выездов автор всегда искал контакты с людьми старшего поколения и убедился, что в их памяти происхождение современных татар связывается с булгарами-тюрками и эти люди с обидой говорят о несоответствии между названием народа и его происхождением.

Мысли, гипотезы, возникшие в результате многолетних поисков, апробировались в беседах и дискуссиях не только с коллегами и людьми других специальностей. При написании настоящей работы автору оказывали постоянную помощь консультациями многие специалисты. Прежде всего автор выражает свою признательность профессору, доктору исторических наук Л. Н. Гумилеву, чьи ценные замечания помогли устранить отдельные упущения и неточности, а также приносит благодарность докторам философских, исторических и филологических наук Я. Г. Абдуллину, Ф. А. Ганиеву, Р. Н. Исмагиловой, Ф. М. Мусину, Р. И. Нафигову, А. X. Халикову. М. X. Хасанову, Г. X. Халитову, Н. Г. Юзиеву, А. В. Сагадиеву, кандидатам философских, исторических, филологических, юридических наук С. X. Алишеву, Р. М. Амирханову, А. Г. Мухамадиеву, П. Н. Старостину, Р. Г. Фахрутдинову, А. Г, Циунчуку в другим, писателям Г. Баширову, Г. Ахувову, А. Иванченко, В. Аристову и другим за их полезные советы, замечания, пожелания.

* * *

Итоги научной сессии о происхождении татар

Название народа, этноним, являясь как бы его знаменем, несет в себе и идеологические функции. Поэтому установление истинного названия народа имеет самое актуальное значение. Привнесенное, навязанное название открывает путь к искажению исторической действительности. Это очень отчетливо видно в истории названия «татары». Отождествление современных татар с монголо-татарами начало давать свои горькие плоды, что выразилось в попытках идеализации Золотой Орды в работах отдельных историков и литераторов. В постановлении ЦК ВКП (б) от 9 августа 1944 года «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» были вскрыты серьезные ошибки и подчеркнута необходимость научной разработки истории Татарии, происхождения татарского народа и устранения отмеченных ошибок. При разработке научной истории народа историки натолкнулись на ряд проблем, без разрешения и объективного освещения которых невозможно было воссоздать подлинную историю Татарской АССР. Среди них вопрос об этногенезе татар стал самым злободневным.

О происхождении современных татар существовали в основном три теории, исключающие друг друга. «Часть историков отождествляла казанских татар с теми монголо-татарами, которые в XIII веке покорили Русь и другие страны Восточной Европы. Другие историки утверждали, что нынешние татары — конгломерат тюрко-финских племен Среднего Поволжья и завоевателей-монголов. И, наконец, существовала теория, согласно которой казанские татары являются прямыми потомками камских булгар, получившими от монгол лишь их название «татары» (Происхождение казанских татар. Казань, 1948, стр. 3).

О том, насколько вопрос о происхождении татар стал злободневным, говорит тот факт, что сразу после победы в Великой Отечественной войне, в трудные годы восстановления народного хозяйства была созвана научная сессия при Академии наук СССР, организованная Отделением истории и философии АН СССР, Институтом языка, литературы и истории Казанского филиала АН СССР и проходившая в Москве 25 и 26 апреля 1946 года. Знаменательно и то, что она была первой научной сессией, посвященной этногенезу народов СССР. В работе сессии приняли участие выдающиеся ученые — историки, археологи, этнографы, антропологи, языковеды и другие специалисты, среди которых мы видим М. Н. Тихомирова, Б. Д. Грекова, Н. К. Дмитриева, А. Ю. Якубовского и других.

Поскольку материалы этой научной сессии опубликованы, ограничимся лишь упоминанием основных выводов и положений сего высокого научного форума.

Один из основных докладчиков — историк и археолог А. П. Смирнов, посвятивший всю свою научную деятельность изучению истории Волжской Булгарии, подчеркнул, что «монгольское завоевание внесло незначительные изменения в состав населения булгар». После покорения Волжской Булгарии «между булгарами и завоевателями монголами установились отношения, характерные и для Руси... Можно ли говорить о какой-либо смене населения в Булгарии? Никаких оснований для этого нет» (Происхождение казанских татар. — Казань, 1948. — С. 22). А. П. Смирнов на основе анализа многочисленных археологических памятников устанавливает, что и в последующие периоды культура булгар развивалась по старой традиции. Говоря об антропологии современных татар, он отмечает, что они представляют собой европеоидную группу с незначительной монгольской примесью, «что монголы, пройдя огнем и мечом Волжскую Булгарию, не осели в Среднем Поволжье и во всяком случае не оказали заметного влияния на формирование современных татар». Смирнов, касаясь этнического самосознания народа, подчеркивает, что «татары» испокон веков называют себя булгарами, да и русские летописи еще в XVI веке именуют их не татарами, а булгарами. Базируясь на фактах этнографии, археологии, фольклора, памятниках письменности, искусства, архитектуры, А. П. Смирнов указывает, что «культура булгар золото-ордынского времени сложилась на базе местной культуры предшествующей эпохи. Если провести сравнения культуры булгаро-татарской с культурой Казанского ханства и современных татар, то не трудно убедиться в том, что булгарская культура является основой культуры казанских татар. Последняя за свой длительный исторический путь, как и культура всякого народа (здесь и в дальнейшем подчеркнуто нами. — А. К.), впитала в себя большое число всякого рода влияний» (Происхождение..., с. 16).

Историк-этнограф профессор Н. И. Воробьев, специалист по этнографии татарского и чувашского народов, на этой сессии отметил, что «анализ происхождения бытовых форм татар дает возможность считать их тюркской народностью, в основном потомками тех булгар, которые сложились в результате тесного сближения древнего местного населения и пришедших с юга булгарских племен приблизительно в X—XI вв.»; к ним в XV—XVI вв. влились родственные кипчакские племена (Происхождение..., с. 80).

На основе сравнительного изучения языка памятников письменности булгар с языком современных татар известный языковед-тюрколог Л. Заляй показал полную несостоятельность утверждения отдельных языковедов, считавших булгарский язык вымершим, и установил, что язык современных татар является естественным в прямым продолжением языка булгар: «Первый этап формирования татарского языка относится к булгарскому периоду, что подтверждается наличием прямой связи современного татарского языка (тем более его различных диалектов), как лексически, так и грамматически, с языком древних письменных памятников». Современный татарский язык развивался, формировался «при доминирующей роли булгаро-кипчакских элементов», этих родственных языков (Происхождение..., с. 88).

Выдающийся тюрколог-языковед и историк, член-корреспондент АН СССР А. Ю. Якубовский в своем выступлении задает вопрос: «Какое отношение имеют современные татары к татарам Золотой Орды?» И отвечает: «Думаю, что в данном случае у некоторых историков наблюдается упомянутый мною случай смешивания народов с историей имени другого народа. Население Тат. республики, занимающее территорию былого Булгарского княжества, отсюда не уходило, никем не было истреблено и живет по сие время»; «мы действительно с уверенностью можем сказать, что этнический состав татар или Татарской автономной социалистической республики составляют древние булгары, включившие в себя еще новые элементы, пока еще плохо обследованные, и только впоследствии получившие имя татары» (Происхождение..., с. 132—133).

Академик Б. Д. Греков, подытоживая итоги научной сессии, отметил, что «большинство здесь выступивших с докладами и оппонентов шли по одной и той же линии, и выводы, я думаю, напрашиваются сами собой» (Происхождение..., с. 158). Б. Д. Греков также отметил, что научная дискуссия поставила и новые вопросы, связанные с этногенезом и других народов Поволжья, в первую очередь чувашей, о степени причастности чувашского языка к булгарскому и т. д.

Главный вывод научного форума: современные татары по своему происхождению не имеют никакого отношения к монголам, татары являются прямыми потомками булгар, этноним «татары» в отношении их является исторической ошибкой. Научная сессия также рекомендовала усилить работу по дальнейшей разработке истории народа, выявлению новых фактов, материалов, покончить с произвольным отождествлением современных татар с именем завоевателей.

С тех пор прошло тридцать лет. За этот период проделана большая работа по осуществлению рекомендаций этой научной сессии. Так, в 1951 году появилась большая монография А. П. Смирнова «Волжские булгары», опирающаяся на огромный археологический, этнографический, антропологический, фольклорный, искусствоведческий материал и являющаяся итогом многолетних трудов и поисков автора по изучению истории волжских булгар.

В этой монографии на основе новых документов полностью подтверждены выводы научной сессии о происхождении современных татар. «Теснейшая связь булгар и казанских татар, — указывает А. П. Смирнов, — устанавливается на целом ряде памятников материальной культуры, по антропологическому материалу и по письменным источникам. На тесную связь современных татар с булгарами указывают и те родословные, которые ведутся очень многими татарскими семьями и которые имеют исходной точкой лиц, вышедших из Булгара» (А. П. Смирнов. Волжские булгары. М., 1951, с. 75). «Преемственная связь современных татар с булгарами сохранилась до настоящего времени... Если провести сравнение культуры булгаро-татарской с культурой Казанского ханства и современных татар, то нетрудно убедиться, что основой культуры казанских татар является булгарская» (там же, с. 76). Автор отмечает прямую преемственность быта, одежды, жилищ, орнамента, ювелирных изделий и т. д. у современных татар и булгар. «Можно считать бесспорным, что современное ювелирное искусство татар сложилось и развивалось на базе булгарского. Точно такую же зависимость можно установить, анализируя форму украшений. Сходство идет значительно дальше общих форм, оно заметно в деталях и Орнаменте» (там же, с. 78).

Эти выводы А. П. Смирнова подкреплены новыми фактами в последующих исследованиях известного искусствоведа Ф. X. Валеева: «Орнамент казанских татар» (Казань, 1969), «Древнее и средневековое искусство Среднего Поволжья» (Йошкар-Ола, 1975), «Архитектурно-декоративное искусство казанских татар. Сельское жилище» (Йошкар-Ола, 1975). Выводы научной сессии о происхождении современных татар еще раз получили полное подтверждение также в работах В. Ф. Генинга и А. X. Халикова «Ранние болгары на Волге» (М., 1964), Р. Г. Фахрутдинова «Археологические памятники Волжско-Камской Булгарии и ее территория» (Казань, 1975), трудах археологов и историков Н. П. Старостина, А. Г. Петренко, Е. П. Казакова, Т. А. Хлебниковой, Е. А. Халиковой, Р. М. Полесских и других.

Названные работы являются итогом исследований новых материалов, включенных в научный оборот за последние десятилетия.

Положения Л. Заляя о современном татарском языке как языке — наследнике языка булгар подтверждены исследованиями Г. В. Юсупова (Введение в булгарско-татарскую эпиграфику. — М., 1960), где дан анализ языка письменных памятников Волжской Булгарии и Казанского ханства. Работы Р. Г. Ахметьянова (К вопросу о природе звуковых переходов в тюркских языках. — Вопросы языкознания. — 1961. — № 6), А. Биишева (Соответствие Р//3 в алтайских языках. — В кн.: Исследования по уйгурскому языку. — Алма-Ата, 1965), Ф. Хакимзянова (Следы диалектов в языке памятников Волжской Булгарии. — Советская тюркология. — 1974. — № 4) и другие еще раз подтвердили ту истину, что булгарский язык не исчез, что он был диалектом кипчакского языка и продолжается в языке современных татар.

Новые соматические исследования также подтвердили выводы научной сессии. «Антропологический тип казанских татар сложился на основе тех же антропологических признаков, которые были характерны для болгарского населения Сувар и Болгар» (В. П. Алексеев. Очерк происхождения тюркских народов восточной Европы в свете краниологии. — В сб.: Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. — Казань, 1971. — С. 248).

Казалось, что вопрос о происхождении казанских татар решен на всех уровнях и аспектах и в дальнейшем будет навсегда покончено с неверным употреблением этого этнонима. Однако сила предрассудка, инерции оказалась настолько устойчивой и упрямой, что фактически и сегодня мало что изменилось в литературе. В работах ряда советских историков по-прежнему продолжается отождествление татар с монголами. Можно сказать, количество таких работ не уменьшилось, а наоборот, выросло. Такое отождествление встречается больше всего в работах по общей истории, по истории русского государства, Киевской и Московской Руси, истории народов СССР. Исключение составляют труды тюркологов, т. е. специалистов, знающих фактическое положение вещей: язык, этнографию, культуру, историю татарского народа.

Выводы указанного научного форума о происхождении современных татар были изданы отдельной книгой, но очень малым тиражом: всего 1000 экземпляров. Тираж издания разошелся в пределах республики и не стал достоянием широких кругов ученых-историков, тем более читателей, То же самое нужно сказать и о новых работах археологов, этнографов, языковедов, искусствоведов, появившихся после упомянутой научной сессии. Не издана ни одна работа, популяризирующая выводы научной сессии, ни одно исследование по этногенезу татар, которые могли бы помочь расшатать силу предрассудков, инерции, имеющих вековые традиции (кроме небольшой работы профессора А. X. Халикова, изданной в 1975 году на татарском языке).

Отдельные историки, отличающие современных татар от монголов, ограничиваются в своих исследованиях упоминанием, как бы в скобках, что они не входят в понятие «татарских орд», но в то же время сами широко пользуются названием «татары» именно в смысле «татаро-монгольских завоевателей». Поэтому читателю трудно, даже невозможно представить, что кроме татар могут быть еще какие-то другие татары, так как в настоящее время читатель знает лишь одних татар — именно татар Поволжья, Приуралья и Сибири.

Все дореволюционные русские, а также и современные советские историки, являющиеся специалистами по истории тюркских народов, не смешивают татар с монголами. То же самое мы можем сказать и об археологах, этнографах, занимающихся изучением прошлого народов Среднего Поволжья. Выдающийся этнограф и историк наших дней С. А. Токарев подчеркивает: «... прежний взгляд, что казанские татары являются прямыми потомками батыевских завоевателей, пришедших в Восточную Европу в XIII в., является совершенно неправильным» (А. С. Токарев. Этнография народов СССР. М., 1958, с. 171-172).

В то же время мы видим иные подходы к данной проблеме, в особенности у тех ученых, кто непосредственно не занимался историей тюркоязычного населения Поволжья. Например, этнограф К. И. Козлова пишет, что своими корнями поволжские татары тесно связаны с местным населением Поволжья и, несомненно, одним из основных компонентов, вошедших в состав татарского народа, были волжские булгары» (К. И. Козлова. Этнография народов Поволжья. М., 1964, с. 20-21). Она пытается видеть в формировании современных татар большое влияние иных народов. Не будучи специалистом по этногенезу тюркских народов, зная историю татар лишь по литературе,

К. И. Козлова своей половинчатой концепцией отдает дань ложной теории о происхождении татар. В работе Козловой вызывает удивление ее упорное нежелание принимать во внимание новые исследования по этнографии, археологии, языку современных татар. Ее утверждения не подкреплены фактами, а являются голословными.

Ведущий специалист в новой отрасли знания — этнонимии, хорошо знающий историю происхождения и злоключений названий народов, В. А. Никонов установил, что «современный народ (татары. — А. К. .), по этнониму которого названа Татарская АССР, имеет глубокие местные корни, даже добулгарских... Но история этнонима «татары», — пишет он, — совсем иная, чем история народа, в цитате же (приведенной автором в его работе. — А. К. .) этноним «татары» относится к пришельцам в XIII в. Обе стороны (в разбираемых Никоновым работах. — А. К.) в споре употребляют этот этноним, не понимая друг друга. Такие запутывающие дело споры будут нескончаемы, пока не научимся строго различать историю этнонима и историю народа» (В. А. Н и к о н о в. Этнонимия. — В сб.: Этнонимы. М., 1970, с. 11).

Если уж многие ученые, историки поныне еще не умеют различать историю этнонима от истории народа, чего же ждать от рядовых читателей. В. А. Никонов с горечью констатирует, как наши отдельные историки слишком вольно пользуются этим этнонимом, что вводило и вводит в заблуждение как их последователей, так и массового читателя относительно происхождения татар и их истории.

Происхождение названия «татары» и кого называли этим именем

Происхождение названия «татары» привлекло внимание многих исследователей. О возникновении этого названия имеются различные толкования, и до настоящего времени существуют различные мнения и об этимологии самого слова «татары». Одни выводят этимологию этого слова от «горного жителя», где тат якобы имеет значение гора, а ар — жителя. (А. А. Сухарев. Казанские татары. СПб, 1904, с. 22). Компонент ар, как известно, встречается в названиях многих народов: болгар, мадьяр, авар, хазар, мишар, сувар и т. д. Ар считается словом персидского происхождения в значении «человек». Тюркское ир — мужчина — принято отождествлять с ар. При такой этимологии кажется, что этноним «татар» тюркского происхождения.

О. Белозерская (Знание-сила, 1970, № 7), опираясь на труды по этимологии других авторов, происхождение названия «татары» связывает с персидским словом тептер (дэфтэр — тетрадь, записанный в список) в смысле «колонист». Этноним, вернее, микроэтноним типтяр более позднего происхождения. Этим именем начали обозначать переселившихся из Среднего Поволжья, из Казанского ханства булгар и других на Урал, в Башкирию в XVI-XVII веках, и, как видим, ничего общего в этимологии «татар» и «типтяр» нет. Встречаются попытки объяснить этимологию «татар» от тунгусского слова та-та в значении «стрелок из лука», «тащить», «тянуть», что также сомнительно.

Известный тюрколог Д. Е. Еремеев происхождение этого этнонима связывает с древнеперсидским словом и народом: «В этнониме «татар» первый компонент тат можно сопоставить с одним из названий древнего иранского населения. Как сообщает Махмут Кашгари, «татами тюрки называют тех, кто говорит на фарси», т. е. вообще на иранских языках, так как, например, согдийцев он также именует фарсами. Кроме того, татами тюрки называли и других соседей — китайцев и уйгуров. Первоначальное значение слова «тат» было скорее всего «иранец», «говорящий по-ирански», но затем этим словом стали обозначать всех чужестранцев, чужаков» (Д. Е. Еремеев. К семантике тюркской этнонимии. — В сб.: Этнонимы. М., 1970, с. 134).

В греческой мифологии «тартар» означает потусторонний мир, ад, а «тартарин» — жителя ада, подземного царства. Западноевропейские народы именно в смысле «тартар» и воспринимают название «татары». В их понимании «тартары» — это народ, несущий ужасы, мучения, смерть, конец света. Неспроста в западноевропейских языках, например в Толковом словаре английского языка, слово «тартар», кроме определения названия народа, указывается как имеющее смысл «человек раздражительного характера, мегера, фурия».

Многие авторы происхождение слова «татар» ведут от китайского языка. Под именем та-та, да-да, или татан еще в V веке в Северо-восточной Монголии и Манчжурии жило одно монгольское племя. В отдельных диалектах китайского языка, где имеется звук, напоминающий сонорный р, их называли и тартар и татар. Это племя было довольно воинственным, тревожило не только соседние родственные монгольские племена, но не оставляло в покое и китайцев. Поскольку набеги племени та-та приносили немалые хлопоты могущественным китайцам, последние стремились представить их дикарями, варварами. Позже китайские историки это название, выдаваемое ими за варварское, распространили и на своих северных соседей, на недружественные им народы, в том числе и на немонгольские племена Азии. С легкой руки китайцев название «татары», как синоним презрительным «варвары», «дикари», проникло в арабские и персидские источники (Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Т. 67, 1902, с. 347), а затем и в Европу.

Чинхисхан за обиды, нанесенные его племени татами, заявил: «С давних пор татарский народ губил наших отцов и дедов. За отцов и дедов местью отомстим» (Л. Данзан. Алтай тобчи М., 1973, с. 133). И собрав все силы, уничтожил это племя физически. Советский историк-монголовед Е. И. Кычанов в связи с этим пишет: «Так погибло племя татар, еще до возвышения монголов давшее свое имя в качестве нарицательного всем татаро-монгольским племенам. И когда в далеких аулах и селениях на Западе через двадцать-тридцать лет после той резни раздавались тревожные крики «Татары!», мало было среди надвигавшихся завоевателей настоящих татар, осталось лишь грозное имя их, а сами они давно лежали в земле родного улуса» (Е. И. Кычанов. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир. М., 1973, с. 62).

Чингисхан запретил называть монголов ненавистным ему именем «татары», и когда европейский путешественник Рубрук в 1254 году прибыл в ставку монгольских войск, его об этом специально предупредили. Но это название к тому времени нашло уже такое широкое распространение в Азии и Европе, вплоть до берегов Атлантического океана, что такими административными мерами нельзя было вычеркнуть его из памяти народов.

Это название проникло в Европу еще до монгольского нашествия, благодаря в первую очередь рассказам путешественников, купцов, побывавших на Востоке. Когда же армии монголов достигли центра Европы, всю Европу охватили ужас и тревога. Во Франции король Людовик IX обратился к христианам с призывом проклинать «тартаров» — выходцев с того света и с божьей помощью предотвратить «конец света», чего можно якобы добиться всеобщим постом, молитвами т. п. В своем обращении-молитве он отождествлял монголов с жителями «Тартарии», наступление «тартар» — с наступлением всеобщего ада, конца света. В церквах и соборах по всей Европе начали проклинать варваров-»тартаров», предавать анафеме, обращались с молитвой ко всевышнему отвести от них этих «тартаров», и народ с верой и усердием повторял эти проклинания, видя в этом единственный путь к спасению.

Монголы не вышли к Атлантическому океану, повернули в сторону Адриатического моря и, в это время, получив известие о смерти великого хана, внезапно вернулись обратно. Все это создало у западноевропейских народов впечатление, что их молитвы и заклинания были услышаны всевышним, что этим они предотвратили конец света. С этого времени король Людовик IX получил имя Святого Людовика, а у духовенства, а также у историков «тартары» сделались «исторической печатью варварских народов, у новейших (народов Европы. — А. К.) — коллективным названием, подобно имени скифов у греков и римлян, каферов у магометан»

(К. Риттер. Землевладение Азии. Спб, 1856, с. 667).

Империя монголов распалась еще в XV веке, но западные историки и иезуитские миссионеры даже в XVIII веке продолжали именовать «тартарами» все восточные народы, «распространившиеся от Волги до Китая и Японии, на юге от Тибета через всю нагорную Азию до Ледовитого океана» (К. Риттер. Указ, раб., с. 674). Средневековая Европа, чтобы устрашить народные массы, наделяла «тартаров» рогами, косыми глазами, рисовала кривоногими, каннибалами, и «тем самым ввела в заблуждение все последующие за ними европейские народы, до самых новейших времен», и «употребление слова («тартары» — А. К.) сделалось всеобщим у христианских народов» (К. Риттер. Указ, раб., с. 677). К. Риттер правильно подметил, что «еще большая запутанность произошла оттого, что все европейские народы называли и турские (тюркские. — А. К.) народы» (тартарами — А. К.) и «присоединили турское наречие к татарскому языку, который никому не известен, но который не мог быть различен от монгольского». Тут же он отмечает, что в России не остался ни один монгол, что «даже после подчинения сих стран (Казанского, Астраханского, Крымского ханств — А. К.) русским народом было оставлено их жителям данное им название татар, несмотря на то, что они были турки (тюрки. — А. К.) и язык их стал называться не турским, а татарским» (К. Риттер. Указ, раб., с. 678).

Более того, в средневековой западноевропейской литературе даже русских начали отождествлять с татарами, Московию параллельно именовали «Тартарией», поскольку в свое время как русские, так и булгары были подданными Золотой Орды. Как и китайцы, средневековая Европа считала себя центром Земли и культуры, и поэтому западноевропейцы (читай: клерикалы, церковники, прежде всего) все другие народы считали варварами — тартарами. Таким образом, получился заколдованный круг: слияние идущего из Китая «та-та» и с Запада «тартар» в одном и том же значении варвара, что способствовало закреплению этого названия в нарицательном смысле в сознании народных масс Европы. Фонетическое сходство «та-та» и «тартар» еще более облегчило это отождествление.

В таких «благоприятных» условиях священникам, официозным идеологам и историкам не стоило особого труда представить татар варварами, дикарями, потомками монгольских завоевателей, что привело к смешению в одном названии различных народов. Следствием этого является, прежде всего, искаженное представление о происхождении современных татар. Все сказанное в конечном счете приводило и приводит к фальсификации истории многих тюркских народов, в первую очередь, современных татар. Выдающийся русский географ и историк, учитель тюрколога академика В. В. Радлова, упомянутый К. Риттер правильно подметил: «А потому, несмотря на злоупотребление его (названия «татары» — А. К.) в этнографии и географии, где ошибочно перенесено на западных туркских, так на восточных маньчжурских людей монгольского племени, это название, как обновленное понятие, означает хаотическую массу народа в стране Центральной Азии, очень трудно изучить их исторических и географических описаний сей части света» (К. Риттер. Указ, раб., с. 667). Как видим, еще в середине XIX века отдельные русские ученые прекрасно сознавали настоятельную необходимость различения названий монгол и татар от названий тюркских народов и указывали, что вольное употребление их ведет к искажению истории, прошлого отдельных народов, затрудняет объективное исследование истории, культуры, языка, происхождения народов.

Вопрос о конкретности терминов является одним из самых актуальных в любой отрасли знания. Неспроста ученые пишут, что если бы удалось устранить различное понимание и толкование отдельных терминов, наука избавилась бы от большого груза, шелухи антиномии и ее развитие шло бы намного быстрее. Такого рода явление мы видим и в различном понимании этнонима «татары», ведущего к различного рода вымыслам, путанице, в конечном счете к искажению истории происхождения целого народа.

О предках современных татар

Современный народ, известный под названием татары, или волжские (казанские) татары, является прямым и непосредственным потомком, наследником волжских булгар. А кто же сами булгары?

Происхождение болгар разные историки объясняют по-разному. А. Гильфердинг, К. Иречек, М. Дринов, Н. Золотницкий, Р. Рослер говорят об уралочудском их происхождении;

Ф. Миклоши, А. Вамбери, В. Томашек, Г. Кунн, В. В. Радлов, И. Микола — о тюркском; В. Н. Золотарский, Ф. Маркварт — о гуннском (следовательно, тоже о тюркском) ; Д. Иловайский, Б. М. Флоринский — о славянском; Г. Ценов — о фракийском. Как отмечает советский историк В. Т. Сиротенко, ряд этих авторов для доказательства своих концепций ссылаются на так называемый «Именинник болгарских князей», в коем они находят болгарские имена, которые толкуют каждый по-своему и приходят к прямо противоположным выводам (В. Т. Сиротенко. Основные теории происхождения древних булгар и письменные источники IV-VII вв. — Ученые записки Пермского гос. ун-та, т. XX, вып. 4, 1961, с. 6.). (Для обозначения древних болгар и дунайских мы употребляем форму «болгар», а для волжских — «булгар».) А. П. Смирнов считал болгар автохтонными племенами сармато-аланского происхождения, подвергшимися тюрконизации в середине первого тысячелетия нашей эры. К этой концепция близки взгляды и В. Т. Сиротенко, который считает древних болгар племенами, входившими в состав сарматоалан, живших до прихода гуннов на Северном Кавказе, а также между Доном и Волгой. Со второго века, с приходом в эти районы тюркоязычных племен, эти болгары, по его мнению, были постепенно тюркизированы. Н. Я. Мерперт полагает, что древние болгары не автохтонны, а являются тюркскими племенами, задолго до гуннов, еще в первые века н. э., проникшими из Азии в Приазовье, Придонье, в Кавказские степи, где они вошли в контакт с сабирами и аланами. М. Майер относит древних болгар к огузским племенам, которые, по его мнению, составили основную массу населения Волжско-Камской Булгарии. Имеются и другие взгляды на происхождение древних булгар, которые в той или иной степени являются вариантами указанных версий.

При всех этих различиях мнений почти все историки и языковеды едины в том, что в середине 1-го тысячелетия болгары были тюркоязычными племенами (М. А. Сеиндов. Заметки о гуннской мифологии, — Советская тюркология, 1970. № 2, с. 106). Советский историк Д. Е. Еремеев допускает проживание отдельных тюркских племен в Малой Азии еще до образования турецкого народа. Он пишет, что «необходимо сразу оговорить, что в тезисе об автохтонности турецкою народа есть доля истины. Турки являются в определенной степени и потомками населения Малой Азии» (Д Е. Еремеев. Этногенез турок. М., 1971, с. 21-22). Далее он отмечает, что «уже в III-IV вв. тюркские племена, бесспорно, представляли собой многой численных и постоянных соседей народов Малой Азия, Кавказа и Балкан. Они проникали в эти области все более и более активно» (Д. Е. Еремеев. Указ, раб., с. 53).

Упоминания Геродота (VI век до н. э.), древних армянских историков о присутствии тюркских племен в указанных областях в определенной степени дают основание предполагать, что еще до начала нашей эры в районах Юго-Восточной Европы жили уже и тюркские племена, а приход в эти районы новых их сородичей не привел к коренным изменениям в жизни и языке родственных племен, и поэтому слияние их не привело к появлению совершенно нового этноса.

В этом свете представляют большой интерес наблюдения Ф. Гоммеля о наличии тюркизмов в языке древних шумер (Fг. Ноmmel. Zweihundert sumero-turksche Wortgleichungen, Munchen, 1915), что также говорит в пользу проживания тюркских племен в Малой Азии, но уже в более отдаленные времена, задолго до нашей эры. Наблюдения Ф. Гоммеля в свое время подвергались ожесточенным нападкам индоевропейских языковедов и долгое время не принимались в расчет при изучении истории народов этого района. Новые факты, подтверждающие наблюдения Ф. Гоммеля, мы находим в работе О. Сулейменова «Аз и Я» (Алма-Ата, 1975). Наличие сотен тюркизмов в языке шумер невозможно объяснить случайными сходствами. Трудно не согласиться с доводами О. Сулейменова, свидетельствующими о том, что в так называемом Шумерстане жили и пратюркские племена, и в язык шумер эти тюркизмы вошли от непосредственного контакта с ними.

Шумеры жили в 3-м тысячелетии до нашей эры, а в 24-м году н. э. вошли в состав Аккадского государственного объединения. В этом свете нелишне коснуться и языков народов минойской державы и их культуры, т. е, культуры народностей Крита, Эгейского архипелага и материковой Греции в III-II тысячелетиях до н. э. Сохранившиеся памятники письма минойской культуры давно привлекают внимание ученых. Линейное письмо Б этой культуры уже расшифровано, а вот линейное письмо А этой же культуры, писанное общими знаками письма Б, и поныне не удается прочитать. Ибо языковеды и историки не знают языка, на котором оно написано. Все они признают, что язык письма А не греческий, не индоевропейский. Структурный анализ письма языка А показал, что он напоминает язык народов Полинезии, даже элементы японского. Это сходство установлено лишь на структурном сходстве этого письма с указанными языками. «Но обратимся ко второму источнику, — пишет И. А. Резанов, — к изображению критян на фресках, вазах и статуэтках и, в особенности, к золотым маскам из гробниц. На многих из них явственно выступает азиатский тип лица с широкими скулами и приплюснутыми носами. Как не вспомнить в связи с этим, что, по египетским источникам, критиняне были людьми с красной кожей. Может быть, не так уж невероятно родство японцев и критян? Греческие тексты рассказывают, что население острова Крит было многоязычным. Есть серьезные основания считать, что некоторые из этих народов пришли из Азии...» Ведь в Восточном Средиземноморье скрещивались самые различные языковые семейства, в том числе и алтайские, куда языковеды относят и тюркские (И. А. Резанов. Атлантида: фантазия или реальность? М., 1975, с. Н) 0— 101).

Эти факты, предположения требуют самого пристального внимания, объяснения и учета при установлении времени появления тюркских племен в Малой Азии, в районах Балкан, на Кавказе, между Доном и Волгой, а также и для уточнения появления болгар в Европе и их языка, который, видимо, и в те времена был тюркским языком.

История переселения народов из Азии в Европу (первоначально, возможно, из Африки в Азию и Европу) в древнейшие времена почти не освещена в литературе. Такие переселения, в том числе и массовые, несомненно, происходили еще в глубокой древности. Появление угро-финских народов в Северной, Северо-Западной Европе историки относят к III тысячелетию до нашей эры (Этногенез финно-угорских народов по данным антропологии. М., 1975 с. 16). Как видны, по временя этот период стоит близко к периоду развития культуры шумер, минойской державы. А финно-угорские народы в основном — выходцы из той же Азии, что и тюркские народы, в языках финно-угорских народов сохранилось немало древнетюркских элементов, даже грамматических форм. Неспроста тюркские и финно-угорские языки многие тюркологи и финно-угороведы относят к древнему алтайскому семейству языков. Как видим, появление и проживание отдельных тюркских народностей в Юго-Восточной Европе, Малой Азии, на Балканах уже за много веков до нашей эры перестает быть просто гипотезой. Геродот, Мела, Плиний пишут о народе «торки», живущем за Доном-Танаисом, и это название в русских изданиях переведено, как «иирки», «июрки», которых многие историки считают тюркским народом (3. Ямпольский. О тюрках V века до нашей эры. — Ученые записки Азерб. гос. ун-та, серия язык и литература, 1970, вып. 5/6, с. 10-12). По сведениям древних армянских историков, и болгары известны уже со II века до н. э. в приволжских странах» (А. Ф, Лихачев. Скифские элементы в чудских древностях Казанской губернии. Одесса, 1866, с. 15).

Мы более точно знаем и о переселении других тюркских народов в начале нашей эры. В II-IV веках на исторической арене появляются хунны, в основном тюркоязычный народ, который в 370 году перешел Дон, победил народы Северного Кавказа. Хунны продвинулись еще западнее, в 377-м году достигли границ Римской империи и обосновались в Паннонии. После смерти своего вождя Атиллы союз гуннских племен распался и они вернулись в Причерноморье. Новая попытка завоевания Византин гуннами была безуспешной и «остатки гуннов, оттесненные волжскими булгарами, участвовали в этногенезе чувашского народа» (Советская историческая энциклопедия, т 4. с. 890—891). Возникает вопрос: куда делись огромные по количеству гуннские племена? Ответ на него мы постараемся найти ниже.

Позже на арене появились, вернее сказать, возникли хазары, также в основном тюркские племена Восточной Европы, которые жили в низовьях Волги, в районах Северного Кавказа, т. е. там же, где и гунны. В 60-х годах VI века гунны были покорены тюркским каганатом. Откуда и от кого возник этот каганат? Вопрос тоже не освещен. После распада Западного тюркского каганата возникает Хазарский каганат, который распался в X веке (Советская историческая энциклопедия, т. 15, стлб, с. 484-485). Встает тот же вопрос: откуда и от кого возник и этот каганат? Куда девалось население прежних крупных государственных объединений?

Итак, все эти племенные объединения были тюрко-язычными и поэтому здесь не может быть речи о поглощении одних народов и языков другими народами, а только о нивелировке одноязычных по сути племен, говорящих на различных диалектах. Тогда становится ясным и ответ на поставленные выше вопросы — о том, куда «исчезли» народы этих государственных образований.

В описываемый период на смежных территориях — Северном Кавказе, Придонье, Приазовье — в конце VI века возникает «Великая Болгария». В период правления Кубрата она достигает своего расцвета и устанавливает свое господство в этих районах. Вскоре хазары побеждают Великую Болгарию. Хотя она и распалась как единое государственное объединение, его народ не исчез. Часть болгарских племен под предводительством Аспаруха, сына Кубрата, переселяется на Дунайскую равнину, дорогу куда в свое время проторили родственные им гунны. Здесь болгары, как известно, слились со славянскими племенами, дав им свое название «болгары» и оставив заметный след в антропологии дунайских болгар, в их языке, обычаях. Почему часть болгар переселилась на Дунай? Видимо, потому, что часть из них жила там и раньше. В. Ф. Генинг отмечает: «Поскольку гунны господствовали в Западном Причерноморье до 468-469 гг., а между; восточными гуннами — акапирами и сарагурами — никакие племен не отмечено, остается предполагать, что болгары, выступившие в 480-м году на Балканах, в союзе с Византией, обитали здесь уже раньше, но именовались общим именем гуннов, в состав объединения которых они входили» (В. Ф. Генинг, А. X. Халиков. Ранние болгары на Волге. М., 1964, с. 107).

В VIII веке болгары вместе с союзными, родственными по языку племенами, переселяются и в Среднее Поволжье и создают там государство Волжскую Булгарию (А. X. Xаликов. Татар халкынын килеп чыгышы. Казан, 1974, с. 27-31).

А. П. Смирнов, А. X. Халиков и другие авторы, говоря о переселении болгар в Среднее Поволжье, оставляют без ответа вопрос: осталась ли какая-то часть болгар на прежнем месте их обитания — на Северном Кавказе, Приазовье, Придонье? Если да, кто же оставшиеся там болгары? Пока мы перенесемся вслед за болгарами в Среднее Поволжье, а ниже постараемся найти ответ на поставленный вопрос.

Многие историки считают, что в этот период Среднее Поволжье было населено финно-угорскими племенами, предками марийцев, удмуртов. Но ни письменные, ни археологические памятники не подтверждают, что этот край был широко освоен, заселен до прихода болгар. Это замечено и советским археологом В. Ф. Генингом, который отмечает, «что пришлые болгарские племена, оказавшись на именковской территории, не вступили с местным населением в какой-либо контакт. Возможно, что к приходу болгар на Среднюю Волгу именковцы уже покинули эту местность и ушли в другой район» (В. Ф. Генинг, А. X. Халиков. Ранние болгары на Волге. М., 1964, с. 153).

Отдельные историки отмечают проникновение тюркских племен в Среднее Поволжье задолго до прихода болгар, видимо, в первую очередь, из районов Придонья, Приазовья, Северного Кавказа, возможно, даже из Азии. Поэтому вполне допустимо, что массовое переселение болгар сюда было уже продолжением начатого частью самих болгар или же другими тюркскими племенами еще до VIII века. Чтобы принять решение о переселении в районы Прикамья, болгары, как минимум, должны были заранее хорошо знать о наличии свободных, в то же время богатых в природном отношении земель в этих районах, подумать о возможностях обеспечения себя средствами питания, иметь достаточно полные, достоверные сведения о климатических условиях края. Это переселение свершалось не по горизонтали, а по вертикали, следовательно, природные и климатические условия здесь довольно резко отличались от таковых прежнего места их обитания. Если бы они не знали все это заранее, им не было смысла покидать более благоприятные в географическом и климатическом отношении районы и сменять их на более суровые, и они могли последовать по стопам Аспаруха на Дунай, по горизонтали, или же переселиться в районы, более близкие и терпимые по климатическим условиям. Ведь климатические условия в те времена, при преобладании кочевого образа жизни, связанного со скотоводством, играли решающую роль при переселении масс народов. Поэтому есть достаточно веские основания допускать, что до массового переселения болгар в Среднее Поволжье там жили отдельные болгарские или родственные с ними тюркские племена, имевшие тесные контакты с болгарами задолго до их переселения. Факт проживания болгар около устья Камы задолго до их массового переселения сюда допускают и отдельные историки (Н. А. Аристов. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. — Живая старина, 1896, вып. 3/4, с. 407). Да и быстрая адаптация болгар в Среднем Поволжье говорит в пользу такого предположения.

Племена, входившие в состав Великой Булгарии, по-видимому, отличались по своему происхождению, «но бесспорно также, что при возникновении этого союза объединение образовалась на основе какой-то близости, родственности. Наиболее вероятно, что эта близость проявилась в близких наречиях одного языка, скорее всего древнетюркского» (В. Ф. Генинг, А. X. Халиков. Ранние болгары на Волге. М., 1964, с. 130). Трудно не согласиться с этим положением авторов, которое подтверждается тюркоязычностью племенных объединений и союзов в местах обитания болгар.

Эта близость в языке, несомненно, упрочилась еще более в период Великой Болгарии, в условиях единого государственного объединения с экономическими связями, военной организацией, тенгрианства, тесных кровных общений в едином союзе. При переселении в Среднее Поволжье болгары уже, несомненно, представляли более единую однородную массу, с диалектами единого тюркского языка, возможно, с еще сохранившимися отдельными элементами в своих обычаях.

Булгары в Среднем Поволжье

Истории Волжской Булгарии посвящены многочисленные работы, и поэтому здесь нет необходимости заниматься изложением истории ее развития. Все историки единогласны в том, что освоение булгарами Среднего Поволжья шло мирным путем, без военных столкновений. Во всяком случае, нет сведений и фактов, которые говорили бы о насильственном захвате и освоении края. Установлено, что и в дальнейшем булгары не вели захватнических войн, занимались мирным трудом: выращивали многие виды злаковых и бахчевых культур, сооружали города, снабженные водопроводом, караван-сараи, производили прекрасные ювелирные изделия, выплавляли чугун, занимались обработкой кожи и мехов, вели оживленную торговлю со странами Европы, Востока, Юга, строили мечети, мектебе... Путешественники сообщают, что в Волжской Булгарии существовала полная веротерпимость, развивались культура, поэзия, работали мектебе и медресе, были свои ученые, историки, строители и мастеровые, имелись труды по различным отраслям знаний. Столица Волжской Булгарии являлась центром торговли между Западом и Востоком. Превращение страны в центр торговли между различными народами диктовало мирный образ жизни, веротерпимость, от чего зависело благополучие и расцвет страны.

Тесные контакты с соседними и другими народами, от Китая и Индии до Скандинавии и Западной Европы, открыли путь к освоению культурных достижений многих народов, особенно самой передовой культуры того времени — арабской. Мирный путь развития, отсутствие захватнических войн, развитие школ, официальное принятие единой религии ускорили консолидацию булгар как в языковом, культурном, так и в экономическом отношениях, в быту, нравах, обрядах и обычаях, образе жизни, иными словами, еще более упрочился этнический сплав.

Конечно, после прихода в Поволжье этнос булгар не остался без изменений, в чистом виде. С одной стороны, шла дальнейшая нивелировка по сути родственных булгарских племен, с другой стороны, видимо, происходило смешение, сближение с соседними финно-угорскими племенами, возможно, частично и со славянскими. Говорить, что масштабы этого влияния были значительными, мы не можем. Материалы археологии говорят, что в развитии культуры булгар не произошло заметных изменений. Это подтверждается и этнографическими фактами, и языковым материалом, а также антропологией, Поэтому говорить об изменении в результате этих влияний этноса булгар в заметных масштабах при возникновении нового этноса нет никаких оснований.

В истории трудно найти народ, в этносе которого не происходили бы какие либо изменения. «Как установлено, если не все, то по крайней мере большинство этносов сложилось в результате смешения различных этнических групп, как пришлых, так и автохтонных» (Ю. В. Бромлей. Этнос и этнография. М., 1973, с. 104). У одних народов эти смешения были очень интенсивными, они приводили к возникновению новых этносов, за которым часто происходила и замена этнонима — названия народа. У других народов такие смешения были несильными, и они не вносили особенно заметных изменений в их этнос.

В результате подчинения одного народа другим, уничтожения его самостоятельности, преследования языка, обычаев, обрядов, верований могут исчезнуть покоренные этносы, влиться в этнос покорителей. В отношении этноса булгар говорить о таких изменениях нет достаточных оснований. Трудно допустить, что их этнос изменился заметно за счет финно-угорских влияний, о чем любят говорить отдельные авторы. Поскольку булгары находились на иной ступени развития, имели свою государственность, свои общественные институты, свою письменность, литературу, школы, официальную идеологию — религию, упрочившиеся традиции в экономике, культуре, общественной жизни, они меньше всего могли испытать влияние своих соседей. Нет и фактов, которые говорили бы о насильственной ассимиляции булгарами финно-угорских племен, чтобы могли произойти антропологические изменения в этносе булгар. Мы, естественно, не исключаем, наоборот, предполагаем, что булгары испытывали влияние и своих соседей, но эти влияния были локальными, не слишком заметными и не могли существенно изменить язык, быт, культуру, обычаи, верования, образ жизни, антропологи булгар, что доказано исследованиями историков, археологов, этнографов, антропологов, живших до и после революции. Видимо, соседние финно-угорские народы подверглись более заметному влиянию булгар, что засвидетельствовано и в их языке, культуре, но, несмотря на это, историки не говорят о возникновении нового этноса мари, удмуртов и др.

Покорение монголами Волжской Булгарии, а также финно-угорских земель, также не могло привести к заметному изменению этноса булгар, а также мари, удмуртов, мордвы, русских, Прежде всего потому, что завоеватели не осели на их землях, в том числе и в Волжской Булгарии, где находились с ними в постоянном контакте. Кроме того, монголы резко отличались от булгар и по языку, обычаям, культуре, общественным институтам, традициям. Когда монгольские тумени, проникшие через Иран и Кавказ в Восточную Европу, разбили русско-половецкие (кипчакские) войска на реке Калке и осенью 1223 года послали свои разведочные отряды в Среднее Поволжье, булгары наголову разбили монгольские отряды, и те в панике удрали из окраин Волжской Булгарии. После этого монголы несколько раз пытались вторгнуться в Волжскую Булгарию и каждый раз бывали вынуждены отступить, натолкнувшись на отчаяннее сопротивление булгар. Лишь спустя тринадцать лет монголам удалось покорить Волжскую Булгарию. «Отложенный на некоторое время исход этот осуществился в 1236 году, причем к участию в нем привлечены были князья всех четырех ветвей ханской (чингисханской. — А. К. .) фамилии. От множества воинов, собравшихся на восточной границе земель болгарских, пишет Джувейн, земля стонала, и от громады войск обезумели дикие звери и ночные птицы» (Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 2. Л., 1926, с. 463). Силы были неравны. Волжская Булгария пала в ожесточенной схватке. Города и населенные пункты были разграблены, разрушены, народ понес огромные потери, но не покорился и после поражения. «А затем покорена были аланы, кипчаки, мордва (мокша), буртасы, и, наконец, очередь дошла до русских земель, завоевание которых закончено было в 1240 году» (Г. Е. Грумм-Гржимайло. Указ, раб., с. 463).

Хотя Волжская Булгария пала, булгары не примирились со своим положением и не прекратили борьбу за свою свободу. Поэтому монголы снова и снова подвергали булгарские земли кровавым нашествиям, разрушениям, грабежам. В конце концов победила сила. Волжская Булгария, как и Московская Русь, находилась в вассальной зависимости от Золотой Орды.

Монголы не жили в Волжской Булгарии, если не считать походов карательных отрядов и сборщиков налогов. Поэтому говорить о влиянии монголов на этнос булгар не приходится, хотя отдельные элементы антропологического влияния могли иметь место, в такой же степени, как и на народы других окраин Золотой Орды. Такие элементы смешения не привели к заметному изменению этноса персов, грузин, армян, осетин, русских, финно-угорских народов и других, и то же самое мы можем констатировать и в отношении булгар.

Нашествие монголов на Волжскую Булгарию, последующие их набеги, а затем возобновление походов ушкуйников и дружин русских князей привели к тому, что часть булгар начала переселяться в северные районы Камы, Вятки, на берега Казанки, в местности малозаселенные в те времена, куда уже задолго до монгольского нашествия начали просачиваться булгары. После похода 1431, года Федора Пестрого Волжская Булгария уже не смогла больше оправиться, город Булгар перестал существовать как столица, и с этого времени усилилась миграция булгар в указанные районы.

Ряд историков, исходя из этих фактов, стремится провести водораздел в истории этногенеза булгар: с момента возникновения на севере новой столицы под названием «Новые Булгары», как сперва именовалась Казань, булгар перекрещивают в «татары». Эта тенденция наиболее выпукло выражена у С. М. Шпилевского, который пишет, что после разгрома столицы Волжской Булгарии в 1431 году Федором Пестрым «образовалось новое, сильное татарское царство — Казанское. В состав этого царства вошли прежние болгарские владения с прибавкою новых земель на севере и юго-востоке, в нынешних Вятских и Пермских губерниях и Башкирии» (С. М. Шпилевский. Древнейшие города и другие булгаро-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1887, с. 191). Шпилевский выступает против употребления Татищевым названия «татары» по отношению к 1429 году, так как, по его мнению, тогда «центром Булгарской земли не была еще Казань», что «этих татар должно называть булгарскими до основания Казанского царства сыном Улу-Мухаммеда» (С. М. Шпилевский. Указ, раб., с. 190). Вот так легко и предельно просто, даже с указанием точной даты, булгары по воле отдельных историков сразу превращаются в совершенно новый этнос, в «татар»!

Что же изменилось оттого, что часть булгар переселилась в другие районы, где и до них уже жили булгары, и оттого, что они были вынуждены сменить свою столицу на «Новые Булгары» — Казань, расположенную чуть больше 100 км севернее от прежней столицы? По сути, ничего не изменилось! Основная масса булгар осталась на прежних местах (Р. Г. Фахрутдинов. Археологические памятники Волжско-Камской Булгарии и ее территория. Казань, 1975, с. 86). Не произошло замены языка булгар каким-то новым, тем более «татарским» языком, какого вообще не существовало, тем более в Среднем Поволжье, в районах Казанки, Вятки, Камы. Не произошло смены письменности, религии, обычаев и верований, образа жизни, изменений в форме жилищ и одежды и т. п. Во всяком случае, ни археологи, ни этнографы, ни языковеды, ни антропологи, ни искусствоведы не находят заметных изменений между культурой Волжской Булгарии, Казанского ханства и современных татар. С этого времени, видимо, стали частыми контакты с марийцами, удмуртами, но факты говорят о более сильном влиянии булгар на них, а не наоборот. «Преемственность территории Волжской Булгарии и Казанского ханства прослеживается не только совпадением основных земель этих государств, занятых булгарами и (так называемыми — А. К.) татарами. Территориальная преемственность Волжско-Камской Булгарии и Казанского ханства находит яркое дополнение в преемственности отраслей экономики и культуры булгар и казанских татар: пашенного земледелия на широких площадях с применением паровой системы, развитых международных и внутренних торговых отношений, прежде всего, по волжско-камской речной системе, аналогии в градостроительстве, монументальной архитектуре и т. п., лапидарной эпиграфике, характерной во всем Поволжье для булгар и казанских татар, сходстве и тождестве ювелирного искусства, орнамента, предметов быта, орудий труда и оружия, сходстве и продолжении духовной культуры (письменность, литература, религия), самосознании народа, считающего булгар своими предками, сохранении легенд и преданий о булгарских временах, почитании различных булгарских городов, селений и кладбищ...» (Р. Г. Фахрутдинов. Археологические памятники ..., с. 84-85).

Да и сама Казань была основана булгарами задолго до нашествия монголов, они жили здесь к тому времени уже несколько сотен лет. Еще историк XVIII века П. Рынков отмечал, что Казань была основана булгарами почти за сто лет до покорения Волжской Булгарии монголами

(П. Рычков. Опыт Казанской истории древних и средних времен. СПб, 1767, с. 70-71). Н. Ф. Калинин, А. П. Смирнов и другие историки, непосредственно изучавшие памятники археологии Волжской Булгарии и Казанского ханства, относят ее основание не позже, чем к XII веку, почти за сто лет до появления монголов в этих краях.

Эти наблюдения подтвердились новыми исследованиями. В результате анализа новых археологических, археографических, палеографических материалов доктора исторических наук В. В. Иванов, И. М. Ионенко, А. X. Халиков также пришли к выводу об основании Казани еще в домонгольский период (В. В. Иванов, И. М. Ионенко, А. X, Халиков. Когда возникла Казань. — Коммунист Татарии, 1974, № 10, с. 84—90).

Некоторые историки аргументом для переименования булгар в «татар» считают тот факт, что якобы на казанский трон |ел Улу-Мухаммед, один из бывших ханов Золотой Орды, Но, следуя такой логике, надо было бы и многие народы Средней Азии, Индии называть татарами, ибо в тех странах тоже правили ханы Золотой Орды, или Кук Орды. Пишут также, что с Улу-Мухаммедом пришло еще 3000 воинов. Во-первых, о том, что на казанский трон сел Улу-Мухаммед, нет никаких сведений. Летописи говорят, что это был один из его сыновей. А что касается трехтысячного войска, то 500 из них ушли с сыновьями Улу-Мухаммеда Якубом и Касимом: последнему Московская Русь выделила отдельное княжество, известное в истории как Касимовское. Далее, из этих 3000 человек погибло в боях не менее 500 человек. Даже если принять за истину, что на трон сел Улу-Мухаммед и при нем было 3000 воинов, потомков каких-то «татар», может ли это дать изменение всего этноса булгар? Если исходить из такого более чем сомнительного предположения, то Киевскую Русь нужно было бы именовать Варяжским государством, а ее жителей считать варягами, норманнами, поскольку с Олегом пришло туда не меньше скандинавов. Или же называть ее Половецким государством, а жителей — половцами, поскольку в Киевской Руси жили массы половцев и на престоле сидели князья, в жилах которых текла добрая порция кипчакской крови. Более того, контакты русин Киевской Руси с ними были более активными, что отразилось и в антропологии, языке, даже в обычаях Киевской Руси.

Вполне уместен и такой вопрос: все ли эти гипотетические 3000 человек были монголами? Как хорошо известно, подавляющее большинство населения Золотой Орды составляли кипчаки, т. е. народ, родственный по языку с булгарами. Как известно, монголы насильно мобилизовали в свои отряды юношей всех покоренных народов, в том числе и русских, и половцев, и других.

Одним словом, сказанное показывает очевидную надуманность концепции отдельных историков об изменений этноса булгар на основе этого явно преувеличенного факта. Специалист по истории булгар А. П. Смирнов отмечал, что «было бы неправильным, как делают некоторые историки, связывать Казань с именем Улу-Мухаммеда. Булгарские владения на реке Казанке возникли еще в XII веке» {А. П. Смирнов: Волжские булгары. М., 1951, с. 73).

В Средней Азии, Индии, Персии, где монголы находились в постоянном контакте с местными народами, а в некоторых из этих районов жили на протяжении сотен лет, и в более тесном общении, чем в Среднем Поволжье, эти народы не превратились в «татар», хотя попытки называть их этим именем были, да часто их к именовали «татарами», но несмотря на все это, они есть и остаются персами, таджиками, киргизами, узбеками, казахами, каракалпаками и т. д.

Вспомним еще одно обстоятельство. Многие народы, которые жили в самой сердцевине империи монголов, где несравненно теснее было кровное, этническое, языковое, культурное общение с монголами, даже в этих условиях не превратились в «татар», не стали монголами, и в этом кипящем котле остались шорцы, тувинцы, хакасы, алтайцы и др., в этносе которых, в том числе в антропологии, языке и обычаях монгольского влияния предостаточно. Но вот несмотря на все это, более чем странное исключение сделано некоторыми историками только для булгар!

Специалисты по истории средневековой Руси хорошо знают, что и после присоединения Казанского, так называемого «Татарского» ханства русские летописи еще долго его жителей называли «булгарами, глаголемные казанцами», а цари прибавили к своим титулам и «князя булгарского», а не «князя татарского», т. е. не смешивали булгар с татарами. Русь знала монголов и как татар, и как монголов, а затем официозной историографией задним числом была создана безграмотная конструкция «монголо-татары», поныне не только здравствующая, более того, расцветающая в исторической терминология.

В период Казанского ханства общение булгар с соседними финно-угорскими народами, а также о Московской Русью активизируется. Но не настолько, чтобы это могло привести к изменению языка, антропологии, обычаев, верований. Эти контакты носили экономический, военный, торговый, в меньшей степени культурный характер. Видимо, в этот период шла частичная ассимиляция марийцев, удмуртов на окраинах Казанского ханства, не насильственная, а естественная, в малых масштабах. В противном случае трудно было бы объяснить наличие марийских, удмуртских сел и деревень в окружении татарского населения, жители которых и поныне говорят на своих родных языках, сохраняют свои обычаи, обряды, культуру, несмотря на совместное проживание рядом с булгарами в течение многих столетий.

Как уже отмечалось, болгары жили на Северном Кавказе, в Приазовье, Придонье, где они находились в теснейшем контакте с родственными по языку половцами-кипчаками, часть которых, видимо, входила прямо в состав Великой Болгарии. Не заросла тропа между ними и после того, как болгары переселились в Поволжье. Говорить о кипчакском влиянии на этнос булгар также нет основания, хотя бы потому, что они были родственными по языку народами, так же как, скажем, влияние белорусов, украинцев, словаков не могло привести к существенному изменению этноса родственного им русского народа. Как украинцы, белорусы, словаки, русские — дети одного пранарода, так и булгары, кипчаки, кумыки, казахи, ногайцы, балкары, карачаевцы — дети одного пранарода. Для подтверждения мысли, что в период Волжской Булгарии и Казанского ханства этнос булгар существенно не изменился, чтобы их можно было считать новым этносом — «татарами», обратимся к истории этногенеза других народов.

Возьмем для примера историю формирования русского народа. Еще в период Киевской Руси в формировании этноса русского народа было заметно влияние половцев, частично и влияние скандинавов, греков, армян, которые по языку, быту, происхождению, образу жизни резко отличались от русских. Когда же русские начали распространяться на территории, населенной финно-угорскими племенами чудь, весь, мурома, пермь, печера и др., многие эти финно-угорские племена были почти полностью ассимилированы русскими, а другие отодвинулись на север и восток. В период Московской Руси произошло органическое слияние массы финно-угорских племен с русскими, так что этнос русского народа составил с этого времени сплав «двух компонентов — собственно славянского и финно-угорского» (Е. Хелимский. Детективная лингвистика. — Знание — сила, 1975, № 2, с. 2. См. также: Происхождение и этническая история русского народа. — Труды Института этнографии АН СССР, новая серия, т. 83, 1965).

Как отмечают ученые, данные антропологии, этнографии, языка говорят, что русский народ наследовал в равной мере и черты физического облика и особенности быта и культуры этих племен, что в русском языке также отразились следы языка коренных жителей в так называемых субстратах. Иными словами, этнос русского народа претерпел некоторые существенные изменения, но на название народа, в конечном счете, это никак не повлияло. Даже несмотря на то, что в этот период русский народ даже было получил в Европе новое этническое название — «москалей», «москвитян», а сама Московская Русь почти во всех странах Европы начала именоваться Московией. Русский народ не принял это имя, на основе названия «Русь» обозначил свою страну Россией, а себя — русскими, тем самым подчеркивая, что они по происхождению являются наследниками и продолжателями культуры Киевской Руси. Такого рода явления мы наблюдаем и у булгар. Когда их столица была перенесена в Казань, заселенную теми же булгарами, их в русских летописях начинают именовать «казанцами». Как и русские, булгары не приняли новообразованного названия за этноним, а продолжали называть себя булгарами. После же падения Казанского ханства они уже не имели возможности через дипломатические или иные пути заявить о себе как о булгарах, отстаивать свой истинный этноним, когда начали представлять их в глазах мира как «татар».

Еще в период Волжской Булгарии часть булгар с разрешения Московской Руси переселилась в русские земли, служила московскому государству, приняла затем христианство и слилась с русскими. После присоединения Казанского ханства отмечается также переход булгар в русские Земли, на русскую службу, которые также влились в состав русского народа. С этого времени начинается и насильственная христианизация «татар», продолжавшаяся до начала XX века, в результате чего значительная часть крещенцев также слилась с русским народом.

Из этих булгар, а также из тюрков, влившихся в состав русского народа в течение XVI-XVII веков, ведут свою родословную почти четверть русских дворян, что легко можно установить даже при беглом знакомстве с Бархатной книгой Родословия русских дворян. Хотя многие из них стремились не афишировать свое тюркское происхождение и выступали, как правило, под русскими фамилиями, даже сохранившиеся фамилии с тюркской основой говорят, что таких среди русских дворян было не так уж мало (См.: Е. П. Корневич. Родовые названия и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. СПб, 1886; Н. П Загоскин, Очерки организации и происхождения служилого сословия допетровской Руси. Казань, 1875; К. И. Козлова, Этнография народов Поволжья. М., 1964; А. Успенский. Очерки по истории татарского искусства. — Вестник научного общества Татароведения, 1927, №7, в. 34-61} Татары Среднего Поволжья и Приуралья. М., 1967г. Серия статей Н. Б. Баскакова о русских фамилиях тюркского происхождения, опубликованных в различных сборниках по ономастике В. Ischboldin. Essays on Tatar History. New Delhi, 1963; Rocznik Tatarsky. T. H. Vilno, 1935 и др.).

В указанных работах, а также в воспоминаниях деятелей прошлого и в родословиях отдельных фамилий отмечено происхождение от «татар», например, таких ученых, писателей, государственных деятелей, как Державин, Плеханов, Тургенев, Кантемир, Тимирязев, Рахманинов, Карамзин, Грибоедов, Салтыков-Щедрин, Бунин, Куприн, Чаадаев, Потебня, Достоевский, Циолковский, Радищев, Дашкова, Милюков, Панаев, Кугушев, Еникеев, Утешев, Тенишев, Енгаличев, Шишков, Шаховский, Мещеринов, Урусов, Шереметьев, Строганов, Аракчеев, Давыдов, Жуковский, Ширинский-Шахматов и др. В дворянских родах, носящих польские фамилии, встречаются Базаревские, Соболевские, Кручинские, Халецкие, Сулькевичи, Бучацкие, Барановские, Юзифовичи, Адамовичи, Крючковские и др., т. е. те тюркские люди, которые оказались в России после присоединения Польши к царской России (А. Мухлиевский. Исследования происхождения а состояния литовских татар, Одесса, 1902), Среди русских встречаются даже немецкие фамилии тех по происхождению тюрков, которые в Польше я Литве получили такие фон-баронские фамилии. Видимо, в выражении Наполеона «поскреби русского, выскребешь татарина» есть немалая доля истины.

В русском языке имеются многие сотни слов тюркского происхождения, часть которых вошла еще в период Волжской Булгарии не только вследствие экономических, торговых, культурных контактов, но и в результате слияния части булгар с русскими. Еще с древних времен между русскими и булгарами существовали тесные контакты, которые отразились в обычаях, обрядах, церемониалах, орнаменте, одежде обоих народов. Эти влияния и контакты не привели к изменению этноса ни русских, ни булгар, а лишь обогатили культуры обоих народов.

Обратимся к истории еще одного народа, в течение многих веков стоявшего на самой горячей точке истории народов. Это персидский народ. Был древний Иран, в течение многих веков исповедовавший Авесту. С тех времен Иран и его народ пережили громадные изменения. На его земле жили древние греки, внеся за долгие годы жизни в этой стране новые, существенные изменения в культуру, быт, религию, обычаи и верования, язык, антропологию персов. Иран рухнул под подушками арабской верблюдицы, принёсшей новый порядок, религию, новую культуру, обычаи, которые внесли резкие изменения в этнос персов. В период великих переселений народов в Иране осели массы тюркских племен, которые также внесли много новых элементов в их этнос. Знал Иран и монголов, и турок, испытав и их немалое влияние на этнос жителей Ирана. Далеко не всем известно, что древние персы были белокурыми людьми со светлыми глазами. После всего этого не трудно представить, какие коренные, существенные изменения произошли в их этносе. Но, несмотря на все эти коренные изменения этноса, персы и поныне известны под своим древним именем. Практически современные персы мало что общего имеют в этническом отношении с древними персами. Этнос их стал иным. А этноним они сохранили, и в этом нет ничего странного, наоборот, сохранение за народом своего названия помогает правильному освещению его истории, показывает, что, несмотря на эти изменения, они являются продолжателями культуры древнеперсидского народа, остаются персами.

В отношении же этнонима булгар произошло все наоборот. В их истории не было таких катаклизмов, изменений, смешения, ассимиляции, как, например, в истории персов, каких-либо заметных влияний на их этнос, как, скажем; на этнос русских. Жили и живут они в тех же местах, по крайней мере, уже более тысячи лет, а название народа было изменено, навязано им представителями других народов, вернее, их официозными идеологами.

Из истории этнонимов

Этноним — это название рода, племени, народности, нации. Он образован из двух слов: этнос — народ и ном — имя. В любом этнониме содержится некая характеристика народа, но не всегда она бывает справедливой, верной. Это зависит от того, кем дано это название, или же от того, является ли этноним самоназванием или прозвищем.

В самоназваниях, в истинных этнонимах содержится информация о самом народе. Это представление возникает не просто от самого названия, не произвольно, а на основе непосредственного знакомства с представителями этого этноса, с историей народа. Реальный этнос любого народа определяется рядом признаков, как, например, языком, обычаями, обрядами и верованиями, образом жизни, культурой и т. д. Но не всегда название народа, его этноним правильно отражает реальный этнос, с другой стороны, в определении этноса не все из перечисленных его признаков играют существенную роль. Иными словами — одни и те же признаки данного этноса могут встречаться в совсем не родственных этносах. Главным признаком этноса считается язык. Но классификация этносов только на лингвистической основе также не всегда может быть решающим критерием. Не будем говорить о разных народах, говорящих либо на английском, либо на испанском, французском, португальском языках, тут картина ясна любому. Возьмем немцев и австрийцев, говорящих на одном и том же языке, которые отличаются друг от друга в основном лишь по самоопределению этих самих народов. Встречаются и обратные случаи. Норвежцы говорят на двух языках, но не составляют двух различных этносов, а остаются единым народом. Иногда же у различных народов, резко отличающихся по языку, имеется много общих признаков в образе жизни, даже и в культуре. Например, это видно у таджиков, узбеков и у некоторых других народов Средней Азии, у которых эти общие признаки возникли на основе географических факторов. Кроме того, обычаи, обряды, верования, образ жизни не всегда бывают одинаковыми даже у одного народа. Например, формы одежды, жилища, обряды, образ жизни русских поморов довольно резко отличаются от таковых, скажем, у донских казаков, имеются и языковые отличия между ними. Образ жизни дворян, русской аристократии, их обычаи, одежда резко отличались от таковых у рабочих на демидовских заводах, от крестьян, от разночинцев. Кроме того, эта аристократия даже пренебрегала и русским языком. Но, несмотря на все это, эти группы не составляли отдельных этносов.

Как видим, разные стороны культуры этноса соотносятся друг с другом по-разному. Выделение этноса по языку и связывание его с культурой (как духовной, так и материальной) имеет каждый раз свою специфику. Исходя из этих особенностей, кажущихся несоответствий, некоторые этнографы предполагают, что «было бы правильнее классифицировать (народы — А. К.) по этническому самоопределению» (А. А. Шенников. О понятии «этнографический комплекс». — В сб.: Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. — Вып. 3, Этнография, Л., 1967, с. 40). Такой подход, как отмечает А. А. Шенников, является антинаучным. Действительно, отнесение тем или иным человеком, даже группой населения себя к тому или иному этносу по своему желанию не всегда будет правильным. Любой человек или группа людей могут отнести себя к любому этносу, но от этого они не станут носителями признаков чужого им этноса, к которому они ни физически, ни духовно не могут принадлежать. Такое решение вопроса в определении своего этноса привело бы к самым печальным последствиям в освещении истории народа.

Были времена, когда племена и роды не имели своего имени. Когда они жили изолированно, не знали других, отличных от себя людей, то и не нуждались в этнониме. Название, как настоятельная необходимость, возникает при встрече с неизвестными людьми. Уже на заре человечества, когда еще не было классов, родовой строй знал деление людей на «своих» — сородичей, соплеменников, и на «чужих». В основном этот «чужой» был его конкурентом, «врагом» (В. А. Белявский. Этнос в древнем мире. — В сб.: Доклады отделений и комиссий..., с. 19). Если между «чужими» устанавливались миролюбивые контакты, они становились «друзьями». Как отмечают специалисты, первые этнонимы обычно возникали от таких определений — «чужой», «враг», «друг» и т. д.

В той же глубокой древности, наряду с такими определениями, возникает этноним от слова «человек» и от его производных. Еще тогда при встрече незнакомых людей или 'отдельного человека у него спрашивали «кто он такой?». Обычно, не понимая языка, этот другой человек говорил, что он «человек», а не зверь, и услышанное это непонятное слово принималось как имя этого человека, как этноним этого народа.

Такие этнонимы, как «тюрк», «ары» (ныне — удмурты), «ненцы», «эскимосы», «нивхи», «дойч» и др., ведут свое происхождение от этого слова «человек», «люди», «настоящие люди» (В. А. Никонов. Этнонимия. — В см.: Этнонимы. М., 1970, с. 15-17). Можно привести еще один, довольно новый пример образования этнонима на этой основе. В ходе «освоения» Нового Света исчезли многие индейские племена. В конце XIX века «белые» в Калифорнии около одной бойни натолкнулись на одного индейца, загнанного туда голодом. Он оказался могиканом одного индейского племени, истребленного колонистами. Когда у него спросили: «кто он?», тот, не понимая языка «белых», назвал себя «Иши», что в языке его племени означало «человек» {сравни: кеше). Известный этнограф Т. Кребер, посвятивший свою жизнь изучению культуры индейцев, в дальнейшем установил, что этот индеец по своему происхождению и языку относился к племени яна (Т, Кребер. Иша в двух мирах. Биография последнего представителя индейского племени яна. М., 1970),

Ряд этнонимов по своему происхождению связан с внешними признаками людей, формой их одежды и т. д. «Черные клобуки», известные нам по истории Киевской Руси, это дословный перевод тюркского словосочетания «кара калпаки», — по их обычаю носить черный головной убор. Племена, живущие на отдельных островах Океании, получили свое название от европейцев. «Папуасы» означает «люди с кудрявыми волосами». «Эфиопы» в переводе означает «люди с опаленным лицом».

Этнонимы образовались от различных основу от вида занятий, места обитания, свойств характера, от названий тамг, родовых знаков и т. д. Так, индейцы бхилы получили свое название от слова «лучники», племя тактачи в Турции от рода их занятий — изготовления досок, «скифы» означает род занятий — скотоводство, «дреговичи»— люди леса, племя народов Калимантана нгаджу — люди гор... Негров в Калахари (Африка) называют бушменами от английского «кустарные люди», «люди, живущие среди кустарников». Индейцы «ацтеки» получили свое название от ритуальных божеств, фигур змей, накрашенных в белый цвет, в языке которых ак означает «белый», цилан — «змея», из индейского акцилан европейцы произвели «ацтек». Имеются этнонимы, происходящие от имени предводителей народов, от названий местностей и т. д.

Бывают этнонимы и идеологического происхождения, в которых выражено оценочное отношение. Так, племена островов Новой Гвинеи получили от европейских миссионеров названия «намay», что означает «глупые», поскольку они не захотели принять христианство, что в глазах миссионеров, считавших христианство высшим благом, казалось, без сомнения, «глупостью» и т, д.

Как правило, название народам, племенам дается представителями других народов, и, как видим, далеко не всегда они свободны от элементов случайностей, субъективизма, предвзятости. Часть названий, данных другими народами, затем становится и самоназваниями, принимаются народом как истинное название. А другие отвергаются, как оскорбительные, недостойные прозвища, навязанные со стороны.

В истории этнонимов встречается много случаев, когда один и тот же народ известен под различными именами. Это, в первую очередь, связано с недостаточным знанием этого этноса другими; это бывает и тогда, когда один и тот же этнос получает различные имена у разных народов. Так турки в простонародье и поныне русских называют казаками, поскольку они имели больше контактов именно с этой частью русского народа. Карелы называют русских «карьялами» и т. д.

Тюрков (кипчаков) в Киевской Руси называли «половцами», «торками», а другие, особенно на Западе, знали их как «куманов», а восточные соседи именовали их «кипчаками» и т. д. В истории встречаются случаи рассмотрения одного народа как два этноса, например, грузинов как «грузинов» и как «георгиев».

История этнонимов очень сложна, и по настоящее время еще нет детально разработанной научной номенклатуры этнонимов народов, что создает немало трудностей в изучении истории и этногенеза отдельных народов и нередко приводит к различным казусам.

Кроме того, и по настоящее время нет классификации видов этнонимов, без которой трудно создать научную номенклатуру самих этнонимов. Впервые в нашей этнонимии, науке о названиях народов, М. А. Членовым сделана попытка дать такую классификацию (М. А, Членов, О некоторых индонезийских этнонимах. — В сб.: Этнонимы. М., 1970, с. 99—100). Автор предлагает классифицировать названия народов, подразделяя их на две группы: 1) собственно этнонимы — т. е. названия, означающие реальную этническую общность, 2) псевдоэтнонимы,

т. е. названия, которые обозначают общность других типов. В последнюю группу М. А. Членов включает такие названия, которые базируются на географическом признаке (население определенной территории без каких-либо других признаков, например, «африканцы», «среднеазиаты» и т. д.), по признаку антропологии (негры, желтокожие, бледнолицые и т. д.), на религиозной основе (мусульмане, христиане и т. д.), культурно-исторические псевдоэтнонимы (по наличию того или иного элемента культуры — варвары, кха, альфуры и т. д.), социально-политические псевдоэтнонимы (объединения людей в неэтнические социальные или политические группировки, царствующие скифы, патасива и т. д.), мнимые псевдоэтнонимы (общности реально не существовавшие и не существующие, куда, по мнению автора, можно отнести индиосов, а также «татар» — для всего населения Сибири и Дальнего Востока) (М. А. Членов. Указ, раб., с. 100) и «прочие» псевдоэтнонимы.

Другая группа этнонимов — собственно этнонимы — по классификации М. А. Членова, включает в себя следующие виды: микроэтнонимы, т. е. названия, обозначающие этнографические группы одного этноса; истинные этнонимы, обозначающие народ, целый этнос, и макроэтнонимы, обозначающие этнические общности высокого порядка (славяне, тюрки, германцы и т. д.).

Несмотря на то, что в данной классификации не учтены все виды этнонимов, о чем говорит и сам автор, предлагаемая дифференциация этнонимов является довольно удачной и помогает внести определенную ясность в сложный вопрос изучения истории этнонимов и их места в освещении этногенеза народов, образования отдельных этнонимов.

О названии «татары» и этнониме «булгары»

Наличие различных видов этнонимов, возникших на различной основе, часто приводит к тому, что нередко народы, принадлежащие к разным этносам, называют одним именем, или же отдельные этнические группы одного этноса начинают рассматривать как отдельные, самостоятельные народы. К каким ошибкам могут привести такие вольности, можно показать на примере названия «татары». Как уже отмечено выше, наименование различных народов одним именем, так называемые псевдоэтнонимы, возникают, с одной стороны, оттого, что давший это название не знает или плохо знает язык, культуру, историю наименованного им народа. С другой стороны, псевдоэтнонимы возникают и от сознательного отношения «крестителя», тогда в их основе лежат политические, идеологические причины.

Для турок все европейцы были френчами или франками, поскольку они впервые узнали наиболее близко французов и поэтому перенесли это название и на немцев, англичан и других. Колумб, Веспуччи искали Индию, а открыли Америку, которую приняли за искомое. И из-за этой ошибки всех жителей Нового Света назвали индийцами, которые затем дифференцировали на «индейцев». Коренные жители Нового Света как по языку, так и по образу жизни представляют собой различные народы, различные этносы, даже в антропологическом отношении между ними имеются резкие отличия. Общее между ними лишь то, что они живут на одном материке. Поэтому этноним «индейцы» в отношении к ним является псевдоэтнонимом, возникшим лишь как географическое определение, хотя, по М. А. Членову, оно должно быть отнесено к антропологическому псевдоэтнониму.

Для арабов все христианские народы были «кяфирами» — идолопоклонниками; еще в XVIII веке для русских почти все народы западной Европы были «немцами», «немыми», «непонятными по языку народами» и т. д.

Употребление псевдоэтнонимов, естественно, затрудняло понимание истории и происхождения различных этносов. Да и употребление микро- и макроэтнонимов, исключая истинные этнонимы, создает немало хлопот, затруднений и ошибок в освещении истории и происхождения отдельных народов.

В составе некоторых этносов и сегодня еще различаются племена, роды, этнические группы, хотя это явление — не общая закономерность. Родового и племенного деления «не было у испанцев, французов, итальянцев, англичан, турок-осман, великорусов, украинцев, греков (не эллинов) и многих других» (Л. Н. Гумилев. О термине «этнос». — В сб.: Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. Вып. 3. Этнография. Л., 1967, с. 11). То же самое мы можем сказать и о булгарах. До переселения части болгар в Среднее Поволжье был уже завершен процесс слияния родов и племен в один этнос. Этому способствовала их длительная бурная история, военная организация, единое государственное объединение Великая Болгария. А в период переселения на Дунай и Волгу они уже не знали заметных племенных отличий, не говоря уже о родовых. Этот момент является очень существенным и должен быть учтен в первую очередь при определении этноса булгар, этим же объясняется и устойчивость в дальнейшем их этноса в Среднем Поволжье, что было справедливо подчеркнуто профессором А. X. Халиковым.

У некоторых соседних народов, например у башкир, родовые деления сохранились почти до наших дней. По нашему мнению, наличие родовых делений у казахов, сохранившееся также долго, является уже явлением второго порядка, возникло заново, оно не могло сохраниться в период нахождения основной части предков казахов в составе Дешти-кипчак.

Хотя среди волжских булгар раннего периода отмечено наличие некоторых названий отдельных племен, таких как сувар, биляр, видимо, эти племенные названия представляли собой лишь отголоски прошлого, практически не игравшие существенной роли в период их переселения в Поволжье. При расселении здесь, несомненно, могли быть стремления отдельных групп расселяться по воспоминаниям давнего племенного родства. Это естественное явление, из которого нельзя делать поспешные выводы. Даже в наши дни наблюдаются такого рода явления. Уезжая в районы великих строек, например, на БАМ, приехавшие из одной местности стараются быть ближе друг к другу как по месту работы, так и по месту жительства.

История знает немало примеров того, как «общность исторической судьбы способствует образованию (этноса как из родственных, так и из неродственных племен, народностей. — А. К.) и сохранению этноса, но и историческая судьба может быть одной у двух-трех народностей и разной для двух половин одной народности, например, англосаксы и уэльские кельты объединены с XIII в., однако не слились в один этнос, ... а у армян восточных, подчиненных еще с III в. Ирану, и западных, связанных с этого времени с Византией, судьбы были различны, но этническое единство не разрушилось» (Л. Н. Гумилев. О термине «этнос»..., с. 10). Чем же объяснить такие явления в истории отдельных этносов? Видимо, сложившаяся прочность этноса армян еще в глубокой древности помогла сохранить в целостности этнос, который не могли разрушить различия в судьбе отдельных его частей, силы притяжения оказались намного сильнее влияния таких сильных культур, как персидская и византийская. А эта прочность сама, несомненно, базируется на высоком уровне культуры, традициях и других основных компонентах этноса. Нет противоречия и в том, что англосаксы и уэльские кельты, несмотря на общность исторической судьбы, на протяжении почти семисот лет не создали одного этноса. Причина та же: каждый из них к моменту вхождения в единое образование был этносом прочно сложившимся, резко отличным по своим компонентам от таковых у другого. Это говорит о том, что устоявшиеся, прочно оформившиеся, сильные в культурном и в другом плане этносы мало поддаются ассимиляции. То же самое мы можем в определенной мере говорить и об этносе булгар, дать ответ, почему этнос булгар не претерпел серьезных изменений.

Несмотря на немалую общность исторической судьбы чувашей, марийцев, башкир, удмуртов (покорение монголами, контакты между собой с глубокой древности, совместное проживание в составе единого государства, тесные экономические связи, культурные влияния и т. д.), они не образовали одного этноса и не влились в другие этносы. В этом свете интересно напомнить концепцию Д. Е. Еремеева, утверждающего, что многие народы Малой Азии, Кавказа (если придерживаться его положения, то и Поволжья, Средней Азии. — А. К.) были тюркизированы потому, что «тюркский язык является довольно легким для усвоения иноязычным населением. Он прост фонетически, грамматика его тоже не представляет больших трудностей, особенно в разговорном языке... В тюркских языках нет грамматической категории рода, множественное число образуется очень просто и без всяких исключений из основного правила, отсутствуют неправильные глаголы, спряжение глагола предельно просто, корень — основа во всех словах неизменяем, нет трудностей и при словообразовании» (Д. Е. Еремеев. Этногенез турок. М., 1971, с. 233).

Мы вполне согласны с характеристикой Д. Е. Еремеева насчет совершенства и удобства тюркских языков. К его характеристике мы могли бы добавить еще ряд преимуществ этих языков (отсутствие предлогов, агглютинативный характер, сингармонизм и т. д.). Вполне возможно, что не в последнюю очередь по этой причине ряд народов (вернее — значительная часть отдельных народов) могли легко усвоить какой-нибудь тюркский язык. Как, например, часть греков, армян, живших в районах Северного Причерноморья. Более того, тюркский язык у украинских греков и армян стал даже языком литературы, богослужения, языком дипломатии. И поныне на юге Украины живут греки, говорящие на тюркском языке. Но весь вопрос в том, что от этого эти греки и армяне не стали тюрками, кипчаками, Не изменился их этнос — ни обычаи, ни верования, ни культура, усвоение тюркского языка не сделало их тюрками.

Если тюркский язык нашел широкое распространение среди других народов, благодаря чему привел к отюречиванию народов Малой Азии и Кавказа, как это утверждает Д. Е. Еремеев, почему эти «отюреченные народы» (а именно какие? На это нет ответа у Д. Е. Еремеева) «сменили» свои обряды, верования, культуру, обычаи, тогда как упомянутые греки и армяне, «сменив» свой язык на тюркский, не создали тюркского этноса? Почему не перешли на этот «удобный, легкий» язык персы, грузины, лаки, аварцы, лезгины, кабардины, почему на Кавказе тюркские языки распространены чаще чересполосицей?

В другой работе Д. Е. Еремеев говорит, что ряд тюркских родов и племен в эпоху сельджукских завоеваний в Малой Азии в XI-XII веках был курдизирован, т. е. влился в состав курдов: воспринял их язык, обычаи, обряды (Д. Е. Еремеев. К семантике тюркской этнонимии. -В сб.: Этнонимы. М., 1970, с. 140-141). Получается, что часть народа-завоевателя была ассимилирована побежденными, т. е. курдами. Как видим, у Д. Е. Еремеева получается явная несогласованность между его вышеописанной концепцией и последним утверждением об ассимиляции курдами сельджуков. Мы же здесь хотим лишь выразить свои сомнения в правомерности его концепции о причинах отюречения народов Малой Азии и Кавказа. Такое прямолинейное решение вопроса, предложенное Д. Е. Еремеевым, вряд ли может убедить историков, языковедов, об этом говорит даже его двоякий подход к одному и тому же вопросу, о чем только что говорилось выше.

История вряд ли знает случаи, чтобы на территории, где существует и господствует одинединственный язык, мог возникнуть совершенно новый язык. Победа одного языка над другим является результатом долгой, длящейся веками борьбы. Победа неродственного по языку народа может привести и к победе языка народа-победителя, но это не всеобщее явление. История знает немало примеров, когда выходил победителем язык побежденных народов. В этом играет большую роль уровень прочности этноса, развитость материальной и духовной культуры, перед которыми часто пасует даже количественное преобладание населения победителей. Например, монгольский язык, язык победителей не стал языком ни одного побежденного ими народа. Древнегреческий язык не стал языком империи Александра Македонского. Турецкий язык, «удобный и легкий» для усвоения другими народами, не заменил языка народов Оттоманской империи и т. д.

Вернемся к истории Волжской Булгарии и Казанского ханства. Казанское ханство, как уже знаем, возникло и образовалось не путем уничтожения или покорения булгар несуществующими татарами или какими-то другими мифическими народами, не путем уничтожения их культуры, замены языка булгар, их религии, верований, обрядов, образа жизни. Да и после завоевания Казанского ханства булгарский язык не был заменен языком победителей, хотя количество русского населения со временем превысило здесь число самих булгар. Как любой язык, булгарский язык претерпел изменения в процессе естественного развития, в первую очередь, под влиянием родственных тюркских языков, что привело только к обогащению его лексики, властности, синонимики. Как все тюркские языки, и булгарский язык подвергался сильному влиянию арабского, частично и персидского, затем и влиянию русского языка, видимо, в финно-угорского, хотя я очень незаметному. Эти влияния не привели ни к возникновению новых грамматических категорий, ни к изменению фонетического строя языка, но как уже было отмечено, лишь способствовали обогащению лексики. Такие явления естественны, более того, необходимы, прогрессивны, т. к. обогащают языки новыми понятиями.

При изучении истории развития языков необходимо учесть и специфику отдельных языков, их устойчивость или податливость к тем или другим влияниям. В индоевропейском языкознании считается, что за два тысячелетия полностью меняется лексический состав любого языка. Видимо эта теория приемлема для индоевропейских языков. Но она не приемлема для всех языков мира, ибо не учитывает специфику языков других семейств. Как отмечает О. Сулейменов, индоевропейские языковеды распространили теорию «на все языки мира, без учета их особенностей. Ошибочность такого подхода видна на сравнении индоевропейских и тюркских» языков (О. Сулейменов. Аз и Я, Алма-Ата, 1975, с. 210).

Если в индоевропейских языках за сравнительно короткий срок коренным образом изменились структура языков, морфология, а также лексический состав, то тюркские языки за тот же период не претерпели коренных изменений. На наш взгляд, это объясняется тем, что тюркские языки к тому периоду, возможно, достигли более высокого уровня развития своего грамматического строя, создали грамматические категории, не знающие исключений, строй языка и его категории выкристаллизовались. В отличие от индоевропейских языков, тюркские языки являются агглютинативными, не имеют предлогов. Корень слов никогда не меняется, не меняются и суффиксы; фонетика подчинена законам сингармонизма, ударение всегда постоянное и т. д. Чем больше трудностей, тем больше исключений из правил имеется в языке, тем сильнее язык стремится к усовершенствованию и тем быстрее меняется.

Обнаружение О. Сулейменовым тюркизмов в языке шумер, очень близких и сходных со словами современных тюркских языков, нас нисколько не удивляет. Работая почти в той же области, мы были давно готовы к такому открытию. Нами обнаружены целые пласты тюркизмов в языках индейцев Америки: племен сиу — дакота, майя, инков, ацтеков — тюркизмы, сходные и тождественные с лексикой современных тюркских языков как по форме, так и по содержанию, относящиеся как к миру животных, топонимике, так и к терминам родства, глаголам и другим категориям. Более того, такие тождества между этими языками обнаружены и в формах словообразования, в грамматике, не говоря уже о том, что этим языкам свойствен сингармонизм, агглютинативность и т. д.

Если вспомним, что заселение Америки произошло минимум 10 тысячелетий тому назад (есть теории, которые отодвигают эту дату на 25-50, даже на 100 тыс. лет), нас нисколько не должен удивлять «консерватизм» тюркских языков, их малая подверженность изменениям в сравнении индоевропейскими языками. Чем совершеннее, удобнее любое оружие, тем оно дольше служит, тем дольше остается без изменений.

В свете сказанного нам хотелось бы обратить внимание на такой факт. Тюркские письменные памятники IX-XIII веков мало чем отличаются от современных тюркских языков. Так, в «Дивану лугат ит-турки» Махмудa Кашгари, относящегося к 1072 году, как образец языка булар приведены два песенных четверостишия, которые понятны современному читателю без всякого перевода. Вот одна из них:

Ител суы ака торур,

Кыя тебе кака торур,

Баликъ тэлим, бака торур, -

Кулец тэкый кушарур.

Обратимся к тексту «Кодекса Куманикуса», составленного католическими миссионерами в 1303 году по языку половцев, который довольно легко понятен на основе современного татарского языка. Академик В. В. Радлов, изучивший язык этого памятника, пришел к выводу, что современный татарский язык мало чем изменился с того времени, что язык памятника ближе всего стоит к языку казанских татар (В. В. Радлов. О языке куманов по поводу издания Куманского словаря. — Записки имп. Академии наук по историко-филологическому отделению, 1884, т. 48, с. 1-53. Приложение).

Некоторые литературные памятники XVIII—XIX веков, написанные высоким стилем, современный татарский читатель может понимать лишь в переводе. Дело в том, что такие памятники написаны с обильным употреблением арабизмов. Когда язык был освобожден от арабизмов, он стал намного ближе к языку тюркских памятников раннего средневековья. Как видим, даже засилье арабизмов, а также фарсизмов, нe могли изменить ни лексику, ни грамматического строя языка булгар, что, несомненно, связано с отмеченными выше специфическими особенностями тюркских языков.

В то же время если мы возьмем памятники письменности индоевропейских народов, например, трагедии Шекспира, то увидим, что англичане сегодня плохо понимают звучание языка Шекспира: так сильно изменилась фонетика английского языка с XVII века. Для того чтобы довести слушателям язык того времени, англичане вынуждены сохранять орфографию времени Шекспира, которая уже далека от того, чтобы отражать современное английское произношение. Обратимся к языку «Слово о полку Игореве». Текст его в оригинале современному русскому читателю практически не понятен, известен им в переводе на современный русский язык (В. Молчанов. Прикосновение в тайне. — Правда, 1976, 12 сент.). Да и более поздний памятник, «Путешествие Афанасия Никитина в Индию», труднодоступен в оригинале и он издается для читателей в переводе на современный русский язык Для индоевропейских народов чтение в оригинале своих памятников тысячелетней давности представляет целую проблему, чего нельзя сказать о памятниках тюркской письменности.

Как видно из этого небольшого экскурса в специфику тюркских языков и входящего в это семейство татарского языка, можно утверждать, что язык булгар за период более чем тысячелетнего его бытия в Среднем Поволжье не претерпел существенных изменений. Даже засилье арабского языка не смогло затронуть его строя, изменить лексику общенародного языка, не говоря уже о его морфологии, грамматических категориях, строе языка. Поэтому имеется достаточно оснований утверждать, что современный татарский язык — это тот же булгарский язык, его прямое, непосредственное продолжение, мало в чем отличающийся от языка VIII-IX веков, претерпевший несущественные изменения в процессе естественного развития.

Когда булгар начали именовать татарами и их язык начали называть татарским? Как мы уже увидели выше, название народам дают другие народы, но не все из них принимаются как самоназвание. Как увидим ниже, в этом процессе не последнюю роль играло отношение господствующих представителей народа, давшего название.

После Великой Октябрьской социалистической революции была проделана большая работа по замене оскорбительных названий самоназванием. Были ликвидированы чуждые этносу названия-прозвища, навязанные колониально-национальной политикой самодержавия. Малороссы получили свое самоназвание — украинцы, остяки были переименованы в ханты, самоеды — в ненцы, черемисы — в марийцы, зыряне — в коми, сарты — в узбеки, тунгусы — в эвенки и т. д.

Мы не знаем точную этимологию слова «болгар», от которого образовано «булгар», «балкар», «малкар» и т. д. Существующие толкования этимологии этого слова самые разнообразные, часто противоречивые, и перед языковедами стоит задача раскрытия его первоначального значения. Во всяком случае, компонент ар в этом этнониме, видимо, означает понятие «человек», «мужчина» из персидского или тюркского слова ар или иp. Возможно, что это имя было дано болгарам другими народами, но было принято ими с давних пор как самоназвание. Они называли себя булгарами еще в те времена, когда жили на Северном Кавказе, Приазовье, Придонье. Неспроста их страна называлась Великой Болгарией, от имени самоназвания народа. Этот этноним они принесли с собой и на Дунай, который затем стал самоназванием нового этноса, дунайских болгар. Принесли они это название и на берега Камы, в Среднее Поволжье, которое, как самоназвание, сохранялось там в течение многих сотен лет, живет в сознании народа до наших дней, даже несмотря на упорное стремление называть их татарами в течение более чем 500 лет. Часть булгар проникла в Малую Азию, в арабские страны, где они продолжали называть себя также булгарами, а затем мамлюками, пока растворившаяся часть этих болгар среди тюркских народов Анатолии не потеряла свое название (К. Тахиp, Глубокое ущелье. М., 1971). Между болгарами, появившимися в Малой Азии, в арабских странах, и волжскими булгарами еще ряд столетий сохранялись культурные и экономические контакты (Аль-Холи Эмин. Связи между Нилом и Волгой. XIII-XV вв. М., 1962, 40 с.). Сохранили это самоназвание и остатки болгар на Кавказе, известные сейчас как балкары. Все эти факты говорят о том, что самоназвание «болгары», «булгары» было принято всеми ими и прочно вошло в их этническое самосознание. Насколько это самоназвание было осознанным, говорят и другие факты. Так, авторы сочинений, написанных в Малой Азии и арабских странах выходцами из болгар на арабском языке, именовали себя «Болгари» т. е. к своим именам прибавляли фамилию в качестве свидетельства своего этнического происхождения.

Как называют себя современные татары

В 14-м томе «Советской исторической энциклопедии» читаем: «Для некоторых из них (тюркских народов — А. К.) имя татар стало самоназванием». Из этого утверждения вытекает, что народ, известный сегодня под этим названием, дал себе это имя сам или же принял это название как самоназвание, по своему усмотрению и желанию, как этноним, отвечающий и отражающий его этническое происхождение. Получается так, что «татары» являются истинным этнонимом этого народа. Насколько такое утверждение соответствует истине, действительному положению вещей, можно выяснить, обратившись к фактам истории, к первоисточникам, а также к памяти самого народа.

Страна булгар называлась Волжской Булгарией. Под этим именем страна и его народ были известны не только на Руси, но и на далеком Востоке, в южных странах, в Европе. Несмотря на то, что их сейчас называют татарами, многие народы и поныне знают их не как татар, а под другими именами, например, удмурты, их соседи, и сейчас называют их «бигерями» — т. е. булгарами, а казахи «нугаями» или же северными кипчаками.

Арабский путешественник Ибн Фадлан, посетивший в 922 году Волжскую Булгарию, пишет, что здесь жили поэты, ученые, которые к своим именам прибавляли, как фамилию, название своей страны — Булгари. По свидетельству Ибн Фадлана и других восточных путешественников, здесь работали еще в те времена историки Якуб ибн Ногман аль-Булгари, Ахмед аль-Булгари, философ Хамид ибн Харис аль-Булгари и др. До нас дошел памятник литературы периода Волжской Булгарии «Нахдж аль-фарадис» (написан в 1357г.) Махмуда ибн Гали Булгари. Автором исторического сочинения «Таварихи Булгария» (История Волжской Булгарии), написанной в XVIII веке, был также Хисаметдин Муслими аль-Булгари. Поэт той же эпохи Мавля Кули имел псевдоним Булгари.

В XIX веке, когда в Казани получило широкое развитие печатание татарских книг, один за другим появляются сочинения татарских авторов, многие из которых называют себя Булгари. Такое явление продолжается и в начале XX века. В этот период начинают издаваться учебники, словари, азбуки родного языка, которые уже называются сочинениями по «тюркскому» языку, хотя, наряду с этим встречаем и употребление названия «татарского языка». Дело в том, что авторы свои работы, адресованные к русскому читателю, так называемые самоучители, словари родного языка, вынуждены именовать «татарскими» потому, что русские к тому времени уже забыли названия «булгары», знали их уже как «татар». Видный татарский просветитель второй половины XIX века Каюм Насыри свои учебники по родному языку также называет «татарскими» именно исходя из такого положения, а в своих исторических, этнографических, археологических трудах говорит, что «татары» являются прямыми потомками булгар, и свое происхождение по родословию своих предков выводит из булгар.

Вынужденные считаться с распространенным среди русских названием «татары», многие авторы помимо своей воли применяли это название в своих работах, отмечая при этом, что это название не соответствует их самоназванию, их происхождению.

У булгар существовал неписаный закон — знать изустно своих предков, родословную до девятого поколения. Многие семьи вели и письменно такую родословную, передаваемую из поколения в поколение. Эти родословные, составлявшиеся систематически, показывают непосредственную связь современных татар с булгарами. «Названием «булгар», «булгари», «булгарлык» пользовались с XII по XIX век (мы бы сказали: с VIII-IX веков. — А. К.) — сотни старотатарских авторов, что можно было бы доказать на основе десятка апробированных документов» — родословий, которые яснее ясного говорят об осознанном понимании народом своего происхождения и самоназвания (М. А. Усманов. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв. Казань, 1972, с. 139-140).

О том, что народ ясно отличал себя от монголов, которых булгары, как и другие народы, знали как «татар», и не смешивал себя с ними, сохранились яркие свидетельству и в памяти народа, и в его поэтическом устном творчестве. В фольклоре современных татар доныне сохранились и живут пословицы и поговорки, в которых предельно ясно выражено их отношение к монголам, т. е. «татарам». Вот некоторые из них:

«Татар атасын сатар» — «Татарин и родного отца продаст»;

«Татар турэ булса, чабатасьш тургэ элэ» — «Если татарин станет чиновником, лапти свои повесит в красном углу (на видном месте) «;

«Татар атка менсэ, атасын танымас» — «У татарина на коне, нет отца родного (Сев на коня, татарин отца не замечает) «;

«Татар акылы тештэн сон» — «Ум татарина пробуждается задним числом»;

«Татар ашар да качар» — «Татарин нажрется и уйдет, да и спасибо не скажет»;

«Татар белан каберен, янэшэ булмасын» — «Избавь от соседства с татарином и на том свете» и др.

Вряд ли история знает примеры того, чтобы народ мог высмеивать самого себя так зло, остро и выдумывать о самом себе такие «лестные» пословицы и поговорки. Это было бы противоестественным. Эта оценка, данная в устном народном творчестве «татарам», больше и яснее, чем любые научные трактаты, характеризует отношение народа к «татарам». После этого утверждать, что имя «татары» является самоназванием, истинным этнонимом современных татар, по меньшей мере, было бы невежественным.

В татарских народных сказках, мифах и легендах, песнях мы часто встречаем образ горы «Каф» (Кавказские горы), в которых эти горы представлены как место враждебных сил и нечисти, место сражений. По нашему мнению, это также является следом в памяти народа о его далеком прошлом, пережитого им еще в районах Северного Кавказа до их переселения в Среднее Поволжье.

Русские ученые, которые непосредственно занимались изучением прошлого «татар», ясно видели, что отождествление их с монголами является ошибкой. Историк XVIII века П. Рычков, автор «Опыта Казанской история древних и средних веков» (СПб, 1767) писал, что казанцы не являются татарами, что это название в отношении их является историческим недоразумением. Эта работа, написанная по русским летописям, была первой попыткой установить истину о происхождении народа, попыткой покончить, с начавшим получать гражданство в русской историография отождествлением татар с монголами. В работе он приводит много примеров для доказательства своего положения, среди них и такой факт: «Известный башкирский возмутитель Батырша, возмущая башкирцев к бунту, в письме своем всех здешних магометан болгарским народом называл» (П. Рычков. Указ, раб., с. 18-19).

Известный русский востоковед, крупный тюрколог В. В Григорьев, давший высокую оценку этнографическим исследованиям Каюма Насыри, еще в 1836 году также подчеркивал, что «нынешние татары казанские и сибирские, разнося халаты по улицам русских городов, величают себя «булгарлык», «булгарством»

(В. Григорьев. Волжские татары «Библиотека для чтения», 1836, т. XIX, отд. III, с. 24), т. е. гордятся своим происхождением и знают свою этническую принадлежность.

В 1909 году на страницах «Русской мысли» Г. Алисов, давая ответ растущим измышлениям о происхождении татар, отметил, что если спросить татарина «про его национальность, не назовет себя татарином и этнографически будет отчасти прав, так как это название является историческим недоразумением» (Г. Алисов. Мусульманский вопрос в России. — Русская мысль, 1909, № 7, с. 39).

Русские ученые, занимавшиеся и интересовавшиеся происхождением современных татар по первоисточникам, никогда не смешивали их с завоевателями. Мы могли бы привести высказывания и наблюдения многих этих ученых, но ограничимся только одним наблюдением и выводом. Великий русский революционный демократ Н. Г. Чернышевский, хорошо знавший историю, культуру, жизнь, обычаи татар, владевший татарским языком н письмом, изучавший их историю по татарским источникам, подчеркивал, что «из нынешних крымских, казанских и оренбургских татар едва ли есть один человек, происходивший от воинов Батыя, что нынешние татары — потомки тех племен, живших в этих местах и покоренных Батыем, как были покорены русские. (Н. Г. Чернышевский. Антропологический принцип в философии. —В кн.: Избранные философские сочинения. Т. 3, М., 1951, с. 245-246),

Да и западноевропейские ученые, знавшие татар не только по литературе, а непосредственно, подчеркивают, что бытующие в их странах взгляды на происхождение татар не имеют ничего общего с действительным положенением вещей, что они являются булгарами, народом тюркского корня. Немецкий ученый и путешественник Адам Олеарий, посетивший в 30-е годы XVII века Поволжье, называет их «булгарскими татарами» (А. Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб, 1905, с. 408). Сигизмунд Герберштейн, польский дипломат, знавший татар лично еще до присоединения Казанского ханства к Московскому государству, писал: «Если кто желает описать татар, тому необходимо описывать много племен. Ибо это имя они носят по вере: и это различные племена, далекие друг от друга» (С. Герберштейн. Записки о Московских делах. СПб. 1908, с. 138).

Великий Александр Гумбольдт, посетивший Россию в начале XIX века, также интересовался происхождением татар. Он вел беседы об этом с самими татарами. Подружился с татарским ученым я географом С. Сейфуллиным, труды и наблюдения которого использовал в описании восточных окраин России. В своей работе Гумбольдт подчеркивает, что, употребляя название «татар», он следует лишь традиции западной литературы, а «под татарами» разумеет, «как и русские, не монголов, а народ великого турецкого (тюркского — А. К.) племени» (А. Гумбольдт. Путешествие барона Александра Гумбольдта, СПб, 1837, с. 18-19).

В отличие от таких ученых, побывавших среди татар, знавших их воочию, другие западноевропейские авторы, зная о татарах лишь по литературе, отождествляют их с монголами, считают осколками монгол. К сожалению, утверждения такого рода господствуют и в русской дореволюционной «казенно-патриотической» литературе.

В отличие от западнофилских авторов, выдающиеся русские историки Карамзин, Соловьев, Ключевский и другие не смешивают «татар» с монголами, считают их потомками булгар. То же самое мы видим в работах русских тюркологов-языковедов и историков, изучавших язык, культуру, этнографию «татар» непосредственно. Так, в «Русском энциклопедическом словаре» (Том на буквы «С — П — Т»), где обобщены итоги исследования русских тюркологов, ясно подчеркнуто, что «монгольского элемента в нынешних остатках турецких (тюркских — А. К.) племен нет и следа». В другой энциклопедии также сказано: «татары. (Историческое). Этот термин, как название народа, имеет скорее историческое, чем этнографическое значение. Татар, как отдельного народа, не существует». (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб, 1901, т. 64, с. 671). «Тюрко-татары» или турецко-татарские народы, термин синонимичный сл. «тюрки»... Под словом «татары» или «тартары» еще до настоящего времени, особенно на Западе, понимают совокупность совершенно различных по языку и расовым признакам народов». Далее читаем: «В науке до настоящего времени название татары совершенно опровергнуто в применении к монголам и тунгузам и оставлено только за теми тюркскими по языку народностями, почти всецело ныне входящими в состав Российской империи, за которыми оно сохранилось по историческому недоразумению, в отличие от других тюркских народностей, носящих самостоятельно-историческое название (киргизы, туркмены, сарты, узбеки и т. д.) « (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб, 1902, т. 67, с. 347).

Начало осознанного отождествления татар с монголами в русской исторической литературе получает гражданство особенно с XVIII века и усиливается во второй половине XIX — начале XX веков. Все это начало давать свои отрицательные плоды. В этих условиях татарские ученые пытались объяснять ложность такого утверждения, апеллируя к фактам истории своего народа. Но многое из написанного не увидело света из-за преследования царской цензуры. Царская цензура пропустила в XIX веке, можно сказать, единственную работу поэтому вопросу, а именно сочинение татарского ученого-энциклопедиста Шигабутдина Марджани, да и то потому, что она была написана, можно сказать, на арабском языке, который не был доступен цензору. Ш. Марджани — автор шеститомного фолианта историко-библиографического словаря почти всех выдающихся деятелей мусульманского Востока со времен возникновения ислама до середины XIX века. Это капитальный труд, составляющий энциклопедию Востока, написан на основе изучения огромного количества восточных рукописей, хранившихся в Средней Азии, арабских странах, Турции, в Казани. Он же автор многих монографических исследований по истории уйгуров, сельджуков, хорезмцев, других тюркских народов. Глубокое знание истории восточных народов, скрупулезная тщательность и научная добросовестность этого ученого делают его труды ценным источником по истории многих народов Поволжья, Средней Азии, Анатолии, арабских стран. Академик В. В. Радлов, лично знавший автора, знакомый с его трудами, на IV археологическом съезде в Казани в 1877 году лично изложил итоги одной из работ Ш. Марджани и назвал это исследование новым шагом в правдивом освещении истории «татар». Ш. Марджани дал обстоятельный анализ истории булгар, показал на огромном фактическом материале прямую, непосредственную преемственность современных татар с древними булгарами. В одной из своих работ, посвященной истории Волжской Булгарии и Казанского ханства, — «Моетафадель ахбэр фи эхвали Казан вэ Булгар» (В 2-х томах. Том I, Казань, 1885) на основе изучения древних восточных источников и в свете новых этнографических и других документов Марджани показал непосредственную преемственность культуры, языка, этноса современных татар с булгарами. (К сожалению, многие труды ученого до настоящего времени остаются лишь в рукописи. Да и изданная часть его работ практически недоступна историкам, не владеющим арабским языком и языком высокого стиля татарского языка прошлого.)

Выдающийся историк наших дней, которому подвластны как отечественные, так и восточные и западные источники, Л. Н. Гумилев, говоря о корнях родства народов России, коснулся вопроса взаимоотношений древней Руси и тюрков-булгар и происхождения названия «татары», которые полностью согласуются с излагаемыми нами здесь положениями. Он пишет, что «тысячу лет назад два крупнейших государства Восточной Европы — Киевская Русь и Волжская Булгария заключили мирный договор, который, несмотря на то, что славяне приняли христианскую веру, а тюрки по-прежнему чтили мусульманство, благотворно сказывался на отношениях между народами почти 250 лет, вплоть до Батыева разгрома. Кстати, потомков этих болгар, составляющих значительную часть населения Среднего Поволжья, по иронии судьбы называют именем «татары», а их язык — татарским» (подчеркнуто нами — А. К.). Хотя это не больше чем камуфляж!»

(Л. Гумилев. Корни нашего родства. — Известия, 1988, 13 апр.).

В начале XX века, особенно после первой русской революции, начали появляться новые работы по истории «татар», каковые до этого практически невозможно было опубликовать, ибо царская цензура любую работу по истории тюркских народов считала вредной, ведущей к пробуждению национального самосознания угнетенных народов. Среди работ этого периода укажем на «Историю булгарского народа» (Болгар тарихы. Казан, 1910) историка-демократа Гайнутдина Ахмерова, где специально рассматривается история происхождения современных татар. На основе сопоставительного анализа быта, языка, верований, обрядов, орнамента, искусства, новых археологических а палеографических памятников автор еще раз доказывает полную преемственность этноса булгар с «татарами».

Усиление в русской официозной литературе отождествлений «татар» с монгольскими завоевателями вызвало в татарской периодической печати оживленную дискуссию ученых о происхождении народа, особенно на страницах журнала «Шура», частично «Анг» и в других. Подавляющее большинство участников дискуссии, основываясь на материалах, фактах и источниках, свидетельствах специалистов, еще раз доказали достоверность взглядов Ш. Марджани о происхождении современных татар и подняли вопрос о необходимости отказа от навязанного им названия татары» и принятии самоназвания «булгар». Другая часть историков, полностью поддерживая происхождение «татар» от булгар, но исходя из того, что название «булгар» напоминает этноним дунайских болгар, предложила принять за самоназвание этноним «тюрки» (не путать с этнонимом «турки», как иногда случается у отдельных авторов). Принятие названия «тюрки», по их мнению, является обоснованным, ибо этим названием подчеркивается близость, родство «татар» с тюркскими народами и термин «тюрки» больше понятен другим народам, чем название «булгары».

Среди участников дискуссии нашлись и отдельные лица, которые стремились найти монгольские истоки в формировании современного татарского народа и при этом в качестве доказательства своих «теорий» ссылались на русскую официозную историческую литературу, где татар отождествляют и считают потомками монгол. Сторонниками таких взглядов были буржуазные националисты, которые, отстаивая название «татары», стремились «возвеличить» себя деяниями монгольских завоевателей. Эти предложения, отдающие душком явного национализма, построенные на песке, не нашли сколько-нибудь значительной поддержки. Да и у самих мелкобуржуазных историков не было единогласия в вопросе о происхождении татар. Один из них, Хади Атласи, в своей книге по истории Казани (X. Атласи. Казан тарихы. Казан, 1910) писал, что «татары — это те захватчики, которые разрушили Волжскую Булгарию», что «татары (казанские — А. К.) себя всегда называли булгарами, в крайнем случае, тюркским народом» или же «по религиозному признаку — мусульманами» (с, 15), чтобы их не отождествляли с «татарами», выступив, таким образом, против принятия названия «татары».

Эквилибристика с названиями «тюрк», «турок», «татар», «мусульманин»

Предложения и соображения о целесообразности принятия этнонима «тюрки», «тюркский народ» вместо «татары», или же термина, обозначающего религиозную принадлежность — «мусульманин», споры, возникшие на страницах татарских газет и журналов вокруг этого вопроса, вызвали резко отрицательную реакцию у церковников и идеологов самодержавия. Не понимая или же не желая понять сути вопроса, они стремились представить авторов этих предложений как сторонников пантюркизма или панисламизма.

Любому тюркологу известно, что тюркское произношение слова торки (терки) транскрибируется на русском языке двояко: «тюрки» и «турки». Во всех тюркских языках терки обозначает собирательное название всех тюркских народов в смысле макроэтнонима — «тюркские народы». В этом же смысле, в качестве синонимов, применялись и термины «тюрко-татарский», «турко-татарский», «татаро-туркский», «татаро-тюркские», так же как «славянские», «финно-угорские» — для обозначения родственных народов, родственных языков. Татарофобы, в первую очередь императорские историки, православные миссионеры, пользуясь двояким транскрибированием слова торки, появляющиеся в печати материалы с выражением предпочтения этнонима терки истолковали как стремление к соединению в одном государстве с турками, или намерение перейти под покровительство Турции, воссоединиться с ней (умолчав о тысячекилометровых пространствах, отделяющих их). Пожелания о принятии в качестве самоназвания народа слова тюрки было интерпретировано как появление и распространение среди татарских народных масс пантюркистской идеологии. Путем такой вот эквилибристики с названиями турки — тюрки был придуман в царских салонах жупель «пантюркизма», служивший, как отмечает профессор Р. И. Нафигов, «для отвлечения народных масс от социальных проблем, от революции, для сохранения господства путем натравливания одних народов на другие» (Р. И. Нафигов. Формирование и развитие передовой татарской общественно-политической мысли (Очерк истории 1895-1917 гг.) Казань, 1964, с. 53).

С придуманным жупелом началась и «борьба». Была создана широко разветвленная сеть жандармских и тайных агентов, которым была поручена фабрикация «доказательств» о якобы растущем среди татар пантюркистском движении. К этой работе были привлечены государственные учреждения, органы цензуры, печати, школьные инспекции... Все это оказалось по сердцу и православным миссионерами, которые добровольно и активно включились в разоблачение «пантюркизма» и свои неудачи в политике христианизации начали объяснять проделками «пантюркизма». Не остались в стороне от борьбы с «пантюркистским» движением и разные обнищавшие графы и бароны, даже и пьяные сапожники, люди дна, поскольку это им давало хлеб и политический капитал. И начали строчить доносы, в первую очередь, на татарских социал-демократов, прогрессивных татарских издателей, писателей, учителей, журналистов, на благотворительные общества, мектебе и медресе. Борьба всех этих сил и движений за социальное и национальное освобождение, за реформу школ, языка выдавалась и освещалась как растущее среди татар грозное «пантюркистское движение». И вся официозная печать, органы «великодержавных патриотов», миссионеров начали бить в колокола об угрозе престолу, православной церкви, великой, неделимой Руси, идущей якобы от растущего среди татар пантюркистского движения.

Поскольку татары являлись мусульманами, выдвигались предложения принять за название народа и термин «мусульмане». И оно, как и предложение принять название «тюрки», было истолковано в выгодном царизму, его политике натравливания народов смысле — как явление панисламизма, и с этого времени был придуман наряду с пантюркизмом и панисламизм, как якобы всенародное движение среди татар.

Обвинение татар в пантюркизме и панисламизме начало проникать и в не официозную литературу и печать. Вся эта пропаганда не могла не оказать определенного влияния и на сознание народных масс. Таким образом, образовался еще один заколдованный круг, на этот раз «с угрозами» с другой стороны, якобы идущей от тех же «татар», «потомков монгол», направленной против русского народа, престола, православия. Простому человеку трудно было понять все эти тонкости, более того, к тому времени реакционное духовенство, церковная школа уже основательно вдолбили в его сознание миф о «поганых татарах»; принесших Руси неисчислимые беды. И простой работный люд, малограмотный, забитый, зачастую верил: эти «пантюркисты», «панисламисты», будучи «татарами», являются потомками тех же монгольских завоевателей. В этих условиях не стойло особых усилий натравить православное население на этих «магометан» — «басурманов» — «татар». Хотя такое понимание происхождения «татар», как потомков монголов, и противоречило жупелу «пантюркизма», идеологи царизма пренебрегали этим, хотя, казалось бы, они имели больше «оснований» обвинять их не в пантюркизме, не в панисламизме, а в «панмонголизме».

Рост национального и социального самосознания, влияния передовой русской культуры и школы на татар заметил идеолог православных миссионеров, который еще в 1881 году писал, что «надвигается страшная туча магометанская, новое нашествие, но не монгольское, а мусульманское, не дикарей из Азии, а дикарей цивилизованных, прошедших университеты, гимназии и кадетские корпуса, вспоенных прессой (русской — А. К.). Были прежде отпадения крещеных татар, но то были цветики, а теперь ягодки...» (К. В. Xарлампович, П. П. Масловский и его переписка с Н. И. Ильминским. Казань, 1907, с. 3). Как видим, и этому идеологу было выгодно пробуждение самосознания народа представить как явление, связанное с мусульманством, которому они-де научились в русских университетах, гимназиях, через русскую печать.

Цензор татарской книги Д. Богданов на запрос начальника Казанского жандармского управления о пантюркизме и панисламизме среди татар ответил так: «Выражение «мусульманское милле» (мусульманская нация, народы — А. К.) переносит невольно к панисламизму, ибо все мухаммедане, в числе 300 миллионов, «кардашимизлар», т. е. наши братья; выражение «турецкое» (надо читать — «тюркское» — А. К.) племя — переносит к пантюркизму», (Центральный гос. архив ТАССР, ф. 420, д. 134, л. 14). На запрос казанского губернатора об «объективном всестороннем освещении современного настроения казанских мусульман», что «представляет особый, серьезный интерес (подчеркнуто губернатором — А. К.) для правительственной власти в связи с наблюдающимся за последнее время прогрессивным течением (подчеркнуто нами — А. К.) среди мусульман с ярко выраженною националистическою окраскою» (Центральный гос. архив ТАССР, ф. 420,

д. 256, л. 2), председатель Казанского временного комитета по делам печати, верный служака царской цензуры Пинегин, имеющий к тому времени более чем тридцатилетний опыт цензурования татарской печати, довольно полно знающий направления татарской общественной мысли, отметил: «Идеалы татарской интеллигенции последнего времени — идейное объединение мусульманских племен на почве языка и сохранения своей национальности при заимствованиях европейской культуры — не расходятся с верованиями и взглядами татарской невежественной массы, которая не принимает национальной обособленности племен, принимая всех мусульман за один народ», «во всяком случае, общий тон казанской печати вполне патриотичен, не только при начале войны с Германией и Австрией, но и при открытии действий со стороны Турции... Насколько можно судить по активным выступлениям мусульман патриотического характера — тон их прессы соответствует настроению татарского народа» (Центральный гос. архив ТАССР, ф. 420, д. 256, л. 5-6). Даже такой верный служака, как Пинегин, не находит «в татарском движении» ни панисламизма, ни пантюркизма, которые жандармские власти, миссионеры видели в каждой букве, написанной арабским письмом, письмом Корана, звучащего на «тюркском языке» печатного слова. Мы не исключаем, что в общественной мысли начала XX века среди татар были отдельные панисламистские, пантюркистские мотивы, идущие со стороны представителей буржуазных националистов. Но мы не можем согласиться с тем, что это явление нашло какую-либо поддержку как среди народных масс, так и среди татарской интеллигенции, было сколько-нибудь массовым. Отметим попутно, этот вопрос в литературе еще до настоящего времени достаточно не освещен, мы были вынуждены его коснуться лишь в свете спекуляций терминами «турки», «тюрки», «мусульмане», без чего трудно понять историю рассматриваемого вопроса.

Приведенные примеры достаточно красноречиво говорят о том, насколько важно и актуально точное определение истинного этнонима, и о том, как эквилибристика с терминами может привести к самым печальным результатам, ко всяким измышлениям, извращениям, фальсификации истории народа, его происхождения.

Называя себя «тюрками» (татары себя никогда «турками» не называли), они выражали свою языковую принадлежность к тюркским группам языков, а называя себя «мусульманами», отличали себя от христиан или буддистов и т. д., т. е. указывали на свою религиозную принадлежность. Точно так же русские, белорусы, украинцы, называя себя славянами, показывают, что они по языку и происхождению относятся к славянской группе, а говоря, что они православные, отличали себя от других христиан, от мусульман и т. д. Эти понятия, как уже знаем, являются макроэтнонимами и религиозными псевдоэтнонимами, существующими почти у всех народов.

В трудах дореволюционных русских тюркологов, да и в советском и зарубежном языкознании употреблялись и поныне употребляются термины «тюрко-татарcкий», «турецко-татарский», «татарско-тюркский» и другие формы. Такой знаток почти всех тюркских языков, как Н. Ф. Катанов, одновременно употреблял все эти термины для одного и того же понятия. Для Ч. Валиханова также было безразлично употребление терминов «татарский», «татаро-турецкий», «турецкий» в отношении всех тюркских народов и языков (Ч. Валиханов. Собрание сочинений, т. 1, с. 210, 452 и т. д.). То же самое можно сказать о подобном употреблений этих терминов для одного и того же понятия в работах других дореволюционных тюркологов — языковедов и историков. Как подметила Г. Ф. Благова, в русской литературе (можно добавить — в советской литературе до 40-Х годов) «причудливо переплетались с обобщающим терминов «тюркский» названия «турецкий», «татарский», «турецко-татарский» (Г. Ф. Благова. Вариантные заимствования «турок», «тюрок» и их лексическое обособление в русском языке. «Тюркологический сборник, 1972», М., 1973, с. 117). Благовой рассмотрена сложная история применения терминов «тюрки», «турки», «татары», «татаро-турки», «тюрко-татары» и т. п. для одного и того же понятия, и автор на многочисленных фактах показывает, как такая терминологическая путаница, неразбериха часто приводила к искажению истории отдельных тюркских народов, ввела в заблуждение не только читающую массу, но и ученых.

Против смешивания различных понятий, за унификацию этих терминов, толкуемых разными авторами по своему усмотрению, выступили такие выдающиеся русские тюркологи, как В. В. Радлов, А. Н. Самойлович, В. В. Бартольд, С. В. Ястремский и другие, еще в конце XIX и начале XX веков, но сила инерции, многовековой традиции оказалась настолько устойчивой, что и в наши дни мы становимся свидетелями вольного употребления этих терминов, от чего не избавлен даже научный тюркологический орган — журнал «Советская тюркология».

Выше было отмечено, что многие татарские ученые, писатели, общественные деятели XIX и начала XX веков также стремились навести порядок в этом вопросе. Это было воспринято в официозной литературе как признак пантюркизма. Как отметил А. Н. Самойлович, этим самым татарские авторы стремились внести ту дифференциацию, о которой заботились и передовые русские ученые. Задачей этих татарских деятелей было «вывести из употребления имя «татары», заменяв его именем «тюрк» или именем «булгар» и т. п. «

(А. И. Самойлович. В. В. Радлов как тюрколог. — Новый Восток, 1922, № 2, с. 25, примеч. 2). Далее А. Н. Самойлович отмечает, что среди русских нашлись такие ревнители, которые борьбу за уточнение самоназвания начали изображать как явление пантюркизма среди татар, что, по меткому замечанию ученого, является просто «смешным», ибо «возросшее национальное самосознание тюркоязычных народов России в ряде случаев вело и к отказу от колониального имени (вроде «сарт» для современных узбеков и «татар» для современных азербайджанцев), стремлению противопоставить такому наименованию самоназвание. Неудивительно, что в ряде случаев таким самоназванием стало обобщенное имя «турок» (Г. Ф. Благова. Вариантные заимствования..., с. 125). Поправляя Благову, отметим: не «турок», а «тюрк». Как видим, это было явлением прогрессивным, оно было свойственно не только казанским татарам, но и многим тюркским народам России, прозванным «татарами». К сожалению, выражения «татары» в смысле «татаро-монголы», «татарская орда» весьма в ходу даже в наше время, время перестройки и демократизации в обществе. От влияния отжившей традиции не свободны даже видные русские советские писатели (Е. Евтушенко, Ф. Абрамов, П. Проскурин, М. Шатров и др.), не говоря о ряде молодых поэтов, разрабатывающих тему Родины, советского патриотизма. Для некоторых из них попенять на «поганых татар» является как бы «патриотическим» долгом.

Советский читатель хорошо знает писателя Вл. Чивилихина, особенно по его роману-эссе «Память», который написан в целом по документальным источникам. Несмотря на излишнюю категоричность писателя при оценке некоторых исторических явлений, слепую веру даже спорным утверждениям академика Б. А. Рыбакова, автор ясно осознал всю ложность отождествления современных татар с монголами. Приведем слова самого автора. Он пишет: «Татары», как я уже писал в первых главах этой публикации, — собирательное, чрезвычайно условное название разноплеменного войска, нападавшего на Русь в 1223, 1237, 1239 и 1240 годах, — никакого этнического отношения к предкам современных поволжских татар не имели... (курсив автора). Корни же казанских татар уходят в глубь времен — к многочисленному, стойкому народу, создавшему еще в домонгольское время свое средневековое богатое и сильное государство Волжскую Болгарию (Булгарию)». Далее Вл. Чивилихин пишет о героизме волжских булгар, которые вместе со своими «родственниками и соседями» «первыми победили Субудая в 1223 году, потом стали жертвой первого похода Бату — Субудая на запад. Первыми отчаянно восстали в глубоком тылу их войск, сделались, как и русские, данниками Орды (курсив наш — А. К.) и неверно с исторической и нелепо с лингвистической точки зрения повторять сегодня слова о татарском иге, да еще к тому же... над татарами...

Привычные выражения «монголо-татарские завоевания» или «татаро-монгольское иго» недостаточно полно отражают этнический состав степняков, напавших на Русь в XIII веке, и затушевывают социальную, классовую, автократическую природу феодальной империи средневековья, жестоко эксплуатировавшую позже множество народов и регионов Евразии. Пользуясь этими общеупотребительными терминами, замену которым, очевидно, найти нелегко, мы всегда должны иметь в виду связанные с ними объективные обстоятельства больших исторических событий тех времен» (Вл. Чивилихин. Память. Роман-эссе. Кн. 2, Л., 1983, с. 567-568).

Полностью соглашаясь с Вл. Чивилихиным о неправомерности отождествления современных татар с монголо-татарскими завоевателями, не могу принять его утверждение, что этим «общеупотребительным терминам» нелегко найти замену. Она давно найдена в трудах историков-востоковедов. «Монголо-татарских завоевателей» называют то «монгольскими завоевателями», то «ордами Батыя», «ордами Чингисхана», то «ордынцами» и т, д. Хотя эти названия не полностью раскрывают суть, состав войск монгольских, тем не менее они ближе к истине, чем название «татаро-монгольское» или «татарское» нашествие.

После Великой Октябрьской социалистической революции многие из «татарских», как они именовались в царской России, народов отказались от этого колониального имени, сперва приняли название «тюрки», а затем, чтобы избежать смешения различных тюркских народов, получили новые самоназвания: азербайджаны, узбеки и т. д.

Борьба татар за отказ от колониального прозвища «татары», замену его самоназванием «тюрки» либо «булгары» было явлением, несомненно, прогрессивным, исторически оправданным, не имеющим ничего общего с пантюркизмом или панбулгаризмом, придуманным идеологами царизма, миссионерами, жандармскими чиновниками, а затем подхваченным вульгарными социологами.

Самоназвание «булгар» проходит через всю историю народа. Его они пронесли через тысячелетие, отстаивали как самоназвание сознательно, последовательно. Все это говорит о том, что народ хорошо знал свое происхождение, свою этническую принадлежность к тюркским народам, и в ответ на навязанное прозвище был готов принять за самоназвание «тюрки» — макроэтноним, даже религиозный псевдоэтноним «мусульмане», не потому, что был фанатически предан исламу, а для того, чтобы избавиться от оскорбительного прозвища.

Идеологи престола, миссионеры, «казенные патриоты» обзывали народ и по религиозному признаку, в устах церковников названия «мусульман», «басурман», «басурманин» звучали именно в оскорбительном значении, как антихрист, враг православия, дикарь...

Но народ название «мусульманин» не принимал за оскорбление, ибо это соответствовало его религиозной принадлежности, и поэтому он не реагировал на это «оскорбление».

Всем известно, что затем название «мусульмане», «мусульманский» нашло распространение даже в смысле, близком и к этнографическому. Достаточно вспомнить употребление его в отношении казанских татар и других мусульманских народов после 1917 года. В годы гражданской войны в частях Красной Армии были организованы «мусульманские» полки, легионы, состоявшие из людей мусульманской религиозной принадлежности — татар, башкир и др. Были организованы «Мусульманский социалистический комитет», «Мусульманский комитет при народном комиссариате по делам национальностей» и т. п. и их подразделения в районах Поволжья, Урала, Сибири как органы Советской власти, и никто их не называл «пантюркистскими» организациями. Появись до революции такие «мусульманские» организации, они были бы квалифицированы как панисламистские органы...

Как уже отмечалось, после Октябрьской революции были заменены оскорбительные прозвища, навязанные колониальной политикой царизма многим народам России. Но в отношении булгар прозвище «татар» так и осталось, и естественно, сохранилось в памяти народов и представление о них, культивировавшееся в течение многих веков, как о потомках монгольских завоевателей. В литературе нашлась лишь одна работа, где защищается название «татар» для современных татар. Она принадлежит татарскому историку Г. Губайдуллину (Г. Газизову). В своей ранней работе (Мы тюрки или татары? Казань, 1918. На татар, яз.) он выступает против сохранения за народом названия «татары», предлагает принять за самоназвание имя «тюрки», обосновывая это тем, что название «татары» ни этнографически, ни антропологически, ни лингвистически не соответствует происхождению народа. Спустя десять лет этот же историк выступает с призывом оставить за народом как самоназвание имя «татар» (Г. Губайдуллин. К вопросу о происхождении татар. — Вестник научного общества татароведения, 1928, № 8, с. 131 — 142), И в этой работе взгляды автора ни в чем не отличаются от прежней работы о происхождении «татар». И здесь он отмечает, что современные татары не имеют ничего общего по своему происхождению с монголами, но вопреки этому утверждению предлагает оставить имя «татары» как название народа. Первый и главный его аргумент состоит в том, что русские и другие народы уже давно называют их татарами, и что якобы замена этого названия другим приведет к путанице в представлении этих народов. В этом, естественно, есть доля истины, с чем нет смысла спорить. Далее он ссылается на то, что выдающийся тюрколог древности Махмуд Кашгари в своей уже упомянутой выше работе «Дивану лугат ит-турки» упоминает о племени «татар», которые, по мнению Губайдуллина, по языку были племенем тюркским, что дает, дескать, возможность отождествить современных татар с этим племенем и его именем. В связи с этой «теорией» Г. Губайдуллина коснемся и такого же рода утверждения башкирского ученого Т. М. Гарипова, который считает современных татар осколком этих татар. Его концепция также базируется на том, что, мол, «Махмуд Кашгари причислил башкир и татар к тюркам». Об этом будто бы говорит то, что он писал о существовании тюркского народа, известного под именем татар в северной Маньчжурии, от них якобы и произошли современные татары (Т. М. Гарипов. Махмуд Кашгари и кипчакские языки Урало-Поволжья. — Советская тюркология, 1972, № 1, с. 47). В действительности у Махмуда Кашгари речь идет о «татарах», которые жили в IX веке рядом с Китаем, о татарах монгольского племени, уничтоженного Чингисханом, о чем уже говорилось выше. М. Кашгари этих татар не относит к тюркским племенам. Он пишет, что «кай, кабаку, татар, басмыл'ы, говорят на своих языках; они знают также тюркский язык» (А. Н. Кононов. Махмуд Кашгари и его «Дивану лугат ит-турки». — Советская тюркология, 1972, № 1, с. 13). М. Кашгари, подчеркивая, что эти татары говорят на своем языке, яснее ясного говорит, что их язык не тюркский, а тюркский язык они лишь понимают. Т. М. Гарипов, неизвестно по каким соображениям, произвольно вырывает из контекста отвечающий его концепции отрывок и таким путем делает «открытие»: были татары во Внутренней Монголии в IX веке, говорили на тюркском языке, вот они пришли с монголами и от них ведут начало современные татары, следовательно, они не потомки волжских булгар.

Здесь будет уместно сослаться на академика В. В. Бартольда, который подчеркивает: «То, что язык этих татар отличался от тюркского, было известно Махмуду Кашгарскому» (В. В, Бартольд. Сочинения, т. V, М., 1968, с. 559).

Как видим, ни Г. Губайдуллин, ни Т. М. Гарипов не поняли Махмуда Кашгарского и из этого ложного понимания попытались сделать «открытие».

Г. Губайдуллин, защищая свое предположение, далее пишет, что «мы знаем много народов на свете, которые получили имена своих поработителей. Нельзя думать, что русские славяне не были поработимы и угнетены после того, как стали господствовать над ними варяги, а все же русские не бросили название «русь», которое есть варяжское слово. Точно так же дело обстоит с французами». Не касаясь истории происхождения названий этих народов, отметим только одно: за названиями «русь», «русский», а также «француз» никогда не было того нарицательного наслоения, которое, как шлейф, тянется за названием «татары», что в корне меняет положение. Если придерживаться такого предложения, то и другие народы, известные как «татары», не должны были заменять этого имени, поскольку они также были покорены монголами и долгое время в литературе отождествлялись с остатками монголов. Как мы уже знаем, против оставления такого названия решительно выступили и азербайджанцы, и узбеки, и другие народы.

У Г. Губайдуллина есть еще один «аргумент»: принятие этнонима «булгары» приведет к смешиванию современных татар с дунайскими болгарами. Как в первом, так и в этом доводе, конечно, есть доля правды. В пользу этого довода имеются даже отдельные примеры в литературе, когда дунайских болгар иногда смешивали с болгарами Великой Болгарии. Это уже зависит от степени компетентности, знания исследователей.

В наши дни эти термины четко дифференцированы, дунайских болгар называют «болгарами», а волжских — «булгарами». Конечно, остается фонетическая близость в произношении этих слов. Но это не создает практической трудности. В работах, посвященных истории дунайских болгар, ни один читатель не будет подразумевать волжских булгар, и наоборот. А в общих работах, где одновременно могут встречаться эти термины, их авторы могут употреблять прилагательные «дунайские», «волжские», что и делается при изучении истории древних, волжских, дунайских болгар-булгар. Конечно, было бы идеальным, чтобы этнонимы народов были несхожи и по звучанию. Но это желание не может быть главным критерием в установлении самоназвания современных татар. Можно привести немало примеров существования названий различных народов, которые очень близки по своему звучанию, как «индейцы» и «индийцы»; «славяне», «словены», «словаки» и т. д. Как видим, опасения Г. Губайдуллина и в этом случае не являлись достаточно серьезными, чтобы отказаться от имени «булгар».

В наши дни в более чем двадцати странах живут арабы, этносы которых между собой не всегда тождественны. Имеются арабы, принадлежащие к различным верованиям, к различным расам. В этническом отношении арабы Марокко, например, резко отличаются от арабов Ливана или же Йемена. Да и арабы одной страны, например, Ливана, также имеют ряд отличий между собой. Но только исходя из этого никто не предлагает сменить их общий этноним другими названиями. Видимо, наименование народов всех этих стран одним названием создает некоторые трудности в изучении их истории, культуры, но только из-за этого они не идут на замену своего имени и не страшатся, что их перепутают. Эти трудности в литературе легко преодолеваются прилагательными по признаку страны или другими микроэтнонимами. Язык человечества настолько богат, что он способен преодолеть любые терминологические затруднения.

В последнем доводе Г. Губайдуллина не учтены две вещи. Прежде всего, «поработившие» дунайские племена болгары сами слились с этим славянским племенем, тогда как монголы не оказали какого-либо заметного влияния на этнос булгар. Дунайские племена от этого слияния претерпели заметные изменения в своей антропологии, обычаях, быте, музыке, образе жизни, частично даже в языке, т. е. это слияние привело к образованию нового этноса. Кроме того, проникновение болгар в бассейн Дуная не сопровождалось войнами, насилиями, а шло мирным путем, и не возникло вражды между пришлыми болгарами и местными славянскими племенами, поэтому растворение этих народов произошло безболезненно для обеих сторон.

Несмотря на то, что в двух аргументах Г. Губайдуллина есть доля истины — трудности, связанные с заменой имени, — они, разумеется, не могут быть достаточным аргументом. Автор здесь противоречит своему же выводу о том, что «история Золотой Орды... не является основной частью истории волжских татар», что эта история является «общей историей всех указанных (подвластных ей. — А. К.) народов, весьма близких и тесно связанных между собой со стороны общей культуры, и, в особенности, со стороны языка» (Г. Губайдуллин. К вопросу..., с. 141). Из этого замечания, конечно, совсем не вытекает вывод о необходимости называть булгар татарами.

Болгары, балкары, булгары

Выше был задан вопрос: осталась ли какая-то часть болгар на местах прежнего обитания? Не являются ли балкары и другие народы Северного Кавказа также потомками древних болгар?

Историки и языковеды долгие годы вели спор о языке и происхождении древних болгар. Оставим этот вопрос специалистам и перейдем к ответу на поставленный вопрос. Вспомним, Великая Болгария распалась в VII-VIII веках, и часть болгар переселилась на Дунай и Волгу. Часть болгар оказалась и в Малой Азии, арабских странах, где они слились с другими народами, не образовав своего государственного объединения.

Другая часть болгар Великой Болгарии осталась на прежних местах, но передвинулась под натиском других народов, в том числе и кабардинцев, глубже в горы Северного Кавказа. История не знает случая, чтобы большие народы целиком, всем населением покинули обжитые места, в которых они жили сотни лет, вросли корнями. Чтобы не быть голословными, сошлемся на свидетельства древних авторов и на исследования ученых прошлого и настоящего. Венецианский купец Барбаро, который более 15 лет (1436-1452 гг.) жил в Тане, в устье Дона, оставил ценные сведения об остатках болгар в этих районах (Барбаро и Контарини о России. Л., 1971, с. 5-96). О происхождении балкар и карачаевцев от древних булгар говорят путешественники и историки, побывавшие в этих краях в разные времена (Адыги, балкары и карачаевцы в известиях авторов XIII-XIX вв. Нальчик, 1974, 635 с.).

Дореволюционный русский этнограф Н. А. Караулов пишет, что, по преданию самого народа, они раньше жили на равнине в северокавказских степях, затем, теснимые кабардинцами, ушли в горные районы, в бассейны рек Черек, Чегем, Баксан. Что балкары и карачаевцы «представляют из себя осколок болгарского народа, жившего на Волге и продвинувшегося по Южной России до Балканского полуострова». Поскольку здесь они долгие годы жили изолированно, «они сохранили свой язык в чистоте, куда и сейчас трудно проникнуть» (Н. А. Караулов. Балкары на Кавказе. — В кн.: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 38, Тифлис, 1908, с. 132-133).

Карачаевцы и балкары являются народами одного этнического происхождения, говорящими на одном и том же языке. Об их происхождении, как и о происхождении «татар», придуман целый букет «теорий», исключающих друг друга. Карачаевцев одни считали остатками гуннов, а балкар — одной из ветвей чехов, т. е. выводили из различных, далеко не родственных народов. Другие оба эти народа считали осколком ногайской орды или полчищ Тимура. Тюркологи считают эти народы потомками хазар или половцев, а отдельные ученые считают прямыми потомками древних болгар.

X. О. Лайпанов, разбирая все эти версии, показал, что карачаевцы и балкары являются прямыми потомками древних болгар, населения Великой Болгарии. После ее распада, из остатков болгар в этих районах образовались четыре племени, а именно: «Купи-Булгар», «Дучи-Булгар», «Охондор болкар», «Чдар болкар», от которых ведут свое происхождение современные балкары и карачаевцы (X. О. Лайпанов. К истории карачаевцев и балкар. Черкесск, 1957, с. 68). Автор признает и определенное влияние на их формирование соседних народов, что является общим явлением почти для всех народов. Но оно, как отмечает автор, не изменило ни языка, ни основ этноса балкар и карачаевцев.

С. О. Шахмурзаев и Дж. Коков установили, что топонимика края «основана на исконно балкарской лексике и объясняется средствами балкарского языка» (Дж. Н. Коков, С. О. Шахмурзаев. Балкарский топонимический словарь. Нальчик, 1970, с. 4 — 5).

Язык карачаевцев и балкар стоит в самом близком родстве среди всех тюркских народов с языком кипчаков-половцев, современных татар, ногайцев, башкир и кумыков (Н. 3. Гаджиева. Проблемы тюркской ареальной лингвистики. М., 1975). В языке карачаевцев и балкар слов аланского происхождения ничтожно мало (X. И. Хаджилаев. Очерки карачаевско-балкарской лексикологии. Черкесск, 1970, 170 с.).

22-26 июня 1959 года состоялась научная сессия, посвященная проблеме происхождения этих народов. Вот выводы специалистов. Языковед А. X. Саттаев: «Современный балкарский язык сохранил болгарские элементы». антрополог и археолог Е. П. Алексеева: «Археологические данные подтверждают болгарское происхождение балкар», антрополог В. П. Алексеев отметил, что по внешнему облику, соматически балкары близки к болгарам (Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, 1960, с. 94, 103, 330),

Несмотря на некоторые разногласия по частным вопросам, научная сессия отметила, что оба эти народа являются по своему происхождению потомками древних болгар, подвергшимися определенному влиянию аланских и соседних племен Кавказа, которые не внесли существенных изменений в язык, культуру, обряды, образ жизни балкар и карачаевцев.

Участник этой сессии Е. П. Алексеева в своей новой работе (Древняя и средневековая история Карачаево-Черкессии, М., 1970) говорит об этом уже по-другому: «Основное ядро формирования карачаево-балкарской народности составили горские племена» (с. 204). В предисловии к этой работе Е. И. Крупнов пишет, что «не всех читателей удовлетворит кажущийся на первый взгляд слишком прямолинейным вывод автора, что тюркоязычные карачаевцы и балкары — это коренные народы Кавказа» (там же, с, 4). Кто эти коренные народы, горские племена по языку — тюркские или аланскиеили еще какие-то другие? Без ответа на этот вопрос вывод Е. П. Алексеевой повисает в воздухе. Если они, эти горские племена, были тюркоязычньми, надо было указать на это, если же они были нетюркоязычными племенами, то необходимо было объяснить, почему балкары и карачаевцы стали тюркоязычными. Ведь чечены, ингуши, кабардинцы, адыги и другие, находящиеся географически даже ближе к болгарам Великой Болгарии, не отюречились, сохранили не только свои языки, но и обряды, обычаи. Автор предисловия, хотя и поддерживает выводы Е. П. Алексеевой, своим признанием «прямолинейности» выводов, помимо своей воли вынужден признать неубедительность выводов Е. П. Алексеевой.

В новой работе другого участника этой же научной сессии В. П. Алексеева (Происхождение народов Кавказа. М, 1974) сделана попытка пересмотра раннего своего вывода. Здесь он уже говорит, что по антропологии балкары и карачаевцы ближе стоят к аланским племенам. Видимо, чувствуя, что одни антропологические данные не могут решить вопрос этногенеза карачаевцев и балкар, автор вынужден признать и выводы С. К. Бабаева и А. X. Саттаева, которые указывают на «близость карачаево-балкарского и древнебулгарского языков, как на один из существенных аргументов», на котором «основываются и сторонники болгарского варианта тюркской гипотезы карачаевско-балкарского языка» (В. П. Алексеев. Происхождение народов Кавказа..., с. 200). Поскольку автор не языковед и не тюрколог, он тут же отмечает, что «языковая принадлежность этих народов» для его выводов «имеет лишь косвенное значение» (там же, с. 200), т. е. вынужден признать, что «внимательное рассмотрение (подчеркнуто нами, — А. К.) имеющихся данных позволяет найти аргументы и в пользу этой (болгарской — А. К.) гипотезы» (там же, с. 400). Такая половинчатость невольно настораживает. Кроме того, автор не совсем точен в своем утверждении о том, что такой авторитетный специалист по этногенезу, как X. Г. Гимади, якобы был не совсем согласен с болгарским происхождением этих народов. Участник, научной сессии о происхождении этих народов X. Г. Гимади, наоборот, поддерживал болгарское происхождение балкар и карачаевцев (см.: Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, I960). В своем выступлении он лишь высказал пожелание, чтобы эта теория была еще более подкреплена новыми фактами языка, археологии, чтобы в дальнейшем не было места для кривотолков о происхождении этих народов.

После этой научной сессии появились новые работы, полностью подтверждающие ее выводы о болгарском происхождении этих народов, но они почему-то остались вне внимания В. П. Алексеева. Вот одна из них: Ц Кристанов. Към вопроса этногенеза на бълкарския народ — Исторический прегляд (София), 1966, № 3, с. 33—51. Его выводы: по данным антропологии, балкары и карачаевцы очень близки к дунайским болгарам. Болгары пришли на Кавказ в I-III веках н. э., они вначале населяли южные районы Азербайджана, где река Балкар-Чай на границе с Ираном получила свое название от этого народа еще в те времена. Балкары и карачаевцы — остатки тех болгар, часть которых во главе с Аспарухом переселилась на Дунай и участвовала в этногенезе дунайских болгар.

Скажем несколько слов и о самом авторе. Ц. Кристанов в 30-е годы жил в Кабардино-Балкарии, занимался изучением антропологии балкар и карачаевцев, а в годы Великой Отечественной войны продолжал свои исследования, на этот раз занимаясь антропологией тюркских народов Средней Азии. Им установлено, что среди казахов по антропологическим признакам 90%, а среди узбеков 10% составляют монголоиды, среди балкар и карачаевцев монголоидность отсутствует. Им обследовано более 2000 балкар, карачаевцев — мужчин, женщин, детей, стариков, по которым проведено сравнение их с антропологией дунайских болгар.

На основе исследования древних памятников Карачаево-Черкессии с руническими письменами в Новочеркасском музее и на камнях Маяцкого и Хумаринского городищ М А. Хабичев еще раз доказал их общее, древнетюркское-древнеболгарское происхождение, язык которых понятен без особых трудностей современным балкарам и карачаевцам (М. А. Хабичев. О древних рунических надписях в аланских катакомбах. — Советская тюркология, 1970, № 2, с. 64-68). В другой работе этого же автора, посвященной истории этнонимов народов Северного Кавказа, установлено, что «нет никаких оснований отрицать генетическую связь между этнонимом «малкар» и «балкарец» и древними «булгар», «булк-'ар», «блк'р», «болкар», что этноним «карачайлы» является огузской формой этнонима «кара-баликарли» — «черный болгарин» (М. А. Xабичев. Об этнонимах... — Советская тюркология, 1971, № 2, с. 126- 129). Тут же автор указывает, что болгарский язык — язык Великой Болгарии — есть тот же язык печенегов, что «карачаевцы и балкары донесли до наших дней свои этнические названия алан, болгарин, печенег» (там же, с. 129), и попутно отмечает, что В. А. Кузнецов болгарский язык отождествляет с языком хазар (В. А. Кузнецов. Надписи Хумаринского городища — Советская археология, 1963, № 1, с. 303).

Родство, близость, тождество языка балкар и карачаевцев с печенежским, хазарским, отмеченные некоторыми исследователями, а также вхождение языка карачаевцев и балкар в кипчакскую (половецкую) группу (Советская тюркология, 1970, № 3, с. 145), такое же родство и близость последних с татарским, ногайским, кумыкским, башкирским, казахским и другими заслуживает самого серьезного внимания и объяснения, что имеет очень важное значение не только для истории тюркских языков, но и для более точного, объективного освещения этногенеза этих народов.

К сожалению, мы часто оказываемся пленниками этимологических эквилибристик, манипуляций макро- и микроэтнонимами, от чего происходят различные казусы, кривотолки, домысливание истории происхождения отдельных народов, их прошлого, и на основе которых делаются далеко идущие выводы. Это в первую очередь относится к этнонимии тюркских народов. Всем известно из исторических работ, что в южнорусских степях, на Северном Кавказе, Приазовье, Придонье, на Нижней Волге, в Казахстане когда-то жили киммерийцы и скифы, сарматы и савроматы и другие народы, которые как-то и куда-то исчезли, испарились без следа, не оставив потомков. Потом в тех же почти районах появились гунны, хазары, которые также исчезли. В тех же районах мы видим и печенегов, кипчаков-половцев, которые также испарились, исчезли ни с того ни с сего, вроде только от болгар что-то осталось. Если в вопросе о времени появления гуннов и хазар у историков имеются определенные мнения, то на вопросы о времени появления печенегов, болгар, половцев-кипчаков в их работах трудно найти ответ. Таких вопросов накопилось немало. К ним же относится и вопрос: как почти на одних и тех же территориях, почти в одни и те же времена жили такие большие и «разные» племенные объединения, громадные количества «разных» народов?

Поневоле напрашивается вопрос: не являлись ли все или почти все эти объединения однородными племенными союзами, которые с победой одного или другого племени или союза меняют свои названия по их микроэтнониму? Возможно, в этом и лежит ключ к решению этих сложных, запутанных вопросов. Видимо, одни племена, племенные объединения пришли раньше, а другие позднее, но были ли они совершенно отличными друг от друга по языку, обычаям, верованиям, образу жизни? Если мы допустим наличие таких резких отличий между ними, то должны были бы найти и их осколки в лице каких-то современных народов, хотя бы в элементах компонента их этносов. Мы намного больше знаем об арийских племенах, живших за много тысячелетий до упомянутых племен на севере Евразия, находим остатки их лексики, верований и обрядов в этносе финно-угорских народов Севера, славян (Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский. От Скифии до Индии. Загадки истории древних ариев. М. г 1974, 124с, ). Знаем и наследников этих арийских народов — персов, отдельные индийские народы. Утверждать, что киммерийцы, скифы, сарматы, эти мощные объединения со сложившейся культурой, исчезли полностью, не вошли в состав других народов этих районов, будет не совсем убедительным. Весьма возможно, что они — гунны, хазары, печенеги, болгары, кипчаки — и есть потомки племенных объединений, живших в этих районах и после исчезновения их названия, но не самого народа, или же слившихся с родственными народами. Как ни парадоксально, мы знаем много памятников их культуры, образ жизни, но не знаем их происхождения, можно сказать, и их языков. Возможно, мы ищем совсем не там, напрасно считаем их племенами, исчезнувшими полностью? Может, в языке современных тюркоязычных народов немало слов этих этнических объединений, которые мы не в состоянии отличить потому, что их язык не был совсем другим? Может быть, свое незнание мы хотим объяснить тем, что ничего не осталось от их языка? Если языковеды находят следы древних ариев даже в языках ряда народов нашей страны, живущих в средних и северных районах, то трудно поверить тому, что народы, жившие в районах Евразии в сравнении с арийскими совсем недавно, полностью исчезли, что от их языка, языков ничего не осталось.

Еще такой вопрос: какими признаками, временными границами определяется понятие аборигенности? Ряд народов Кавказа считаются аланцами по происхождению, т. е. осколками арийских племен. К аборигенному населению относят и некоторые тюркские народы Кавказа. А вот хазар, скифов, гуннов принято считать пришлыми.

Многие из этих больших племенных объединений, союзов племен, живя в этих районах почти в одни и те же исторические времена, могли называться у различных народов различными именами, по своим микроэтнонимам, которые потом были приняты как этнонимы как бы различных народов, различных племенных объединений. Не сыграли ли и здесь злую шутку манипуляции с микро- и макроэтнонимами, возникшие от незнания этноса, языка, истории народов.

Почти все историки пишут, что скифы, гунны, хазары пришли из Азии, с Востока, видимо, не только по путям, проходящим севернее, но и южнее Каспия, обитали почти в тех же районах от Иртыша до Дуная. Эти племена, племенные объединения, несомненно, были родственными как по языку, так, видимо, и по другим признакам. Возможно, именно поэтому побежденные и победители без особого сопротивления, безболезненно нивелировались между собой на основе этой близости и выступали затем под именем микроэтнонима победителей, который затем становился известным как название всего объединения как среди них, так и у соседей, т. е. становился истинным этнонимом. Если они были бы разноязычными, резко отличающимися по этносу племенами, союзами племен, вряд ли они так быстро могли бы сменить свои языки, перестроить свой образ жизни, верования, культуру, создать такие крупные тюркоязычные союзы, государственные объединения.

Историки отмечают, что Великая Болгария, Хазарский, Тюркский каганаты занимали почти одну и ту же общую Для них территорию, уступая власть в борьбе друг другу. Если каждое из этих объединений было бы образовано разными племенными союзами, куда могли деваться, «исчезать» на время эти самые племена, «исчезать» на сотни лет, а потом «появляться» откуда-то и составлять население нового государства? История, конечно, знает исчезновение вследствие физического истребления или же в результате стихийных бедствий, эпидемий небольших этнических групп, но не громадных объединений. Ни одного из этих явлений не было в истории указанных племенных объединений, в истории тюркских народов Евразии. Вследствие таких причин могли исчезнуть малые народы, а не огромные объединения. Как известно, ни один народ, кроме указанных случаев, не исчезает физически. Даже малочисленные этносы, кроме отдельных случаев. Они вливаются в другие племена, народности. Если вливаются племена неродственные, побеждает один из языков — побежденных или победителей, но и побежденный язык не исчезает полностью, а оставляет след в языке-победителе, да и этнос народа-победителя приобретает немало элементов из обычаев, образа жизни, культуры побежденного. При вливании же родственных по языку племен и народностей не может возникнуть какой-то новый язык, а идет обогащение одного и того же языка за счет так называемых его племенных «диалектов». И гунны, и хазары, и болгары, и половцы-кипчаки были тюркскими народами и от них возникал каждый раз только один тюркский язык, т. е. языком этих объединений был тот же тюркский язык, а не какой-то новый или другой язык.

Когда речь идет о классификации тюркских языков Северного Кавказа, Поволжья, Приуралья, Западной Сибири и Казахстана, все тюркологи едины о месте балкарского, карачаевского, татарского, башкирского, ногайского, кумыкского языков как языков кипчакской группы в семье тюркских. Сюда же относят и крымско-татарский, гагаузский, язык караимов, румынских татар. Дальнейшая подклассификация в этой группе языков уже носит больше географический характер. В эту же кипчакскую группу относятся и языки казахов, каракалпаков, ныне распространенные чуть в иной географической зоне, предки которых веками обитали в тех же южнорусских степях, в большой, единой семье кипчакской степи. Вспомним «черных клобуков» — современных каракалпаков, предки которых жили и в Киевской Руси. Все эти перечисленные кипчакские народы и поныне живут в основном в тех же районах, где гунны, хазары, болгары, печенеги, торки, половцы-кипчаки, да и скифы, киммерийцы. Все современные народы — балкары, карачаевцы, татары, башкиры, казахи, гагаузы, каракалпаки, кумыки, ногайцы, караимы, румынские и литовские татары — относятся к кипчакской группе тюркских языков, и все они являются потомками упомянутых под различными именами тех крупных государственных объединений и союзов Евразии, которые в разные времена выступали то как хунны-гунны, то как болгары, то как половцы-кипчаки.

Если подойти к истории этих союзов племен с точки зрения их преемственности, близкого родства, языковой общности, обычаев, верований, то вряд ли есть нужда в слишком заумных иногда упражнениях о происхождении этих народов, об их прошлом. Например, исходя из различного названия одних и тех же половцев, как кипчаков и как куманов, отдельные языковеды и в настоящее время продолжают видеть под ними два различных этноса. Так, в изданной солиднейшей монографии «Фундаменто тюркико» Юнеско (Париж, 1959, т. I) А. Габаин пишет об отдельном языке куманов, а О. Прицак — о языке кипчаков, да еще выделяет отдельные языки мамлюков-кипчаков и армяно-кипчаков. В этой работе интересно и то, что авторы не выделяют в древних тюркских языках Евразии наличие отдельных языков гуннов, болгар, отличных от «кипчакского», «куманского» языка, или языка «торков», «черных клобуков», «берендеев» и т. п. Неспроста историки считают, что кипчаки явились основным ядром союза племен и они включили в себя и узов и печенегов, и торков, черных клобуков, ковуев, берендеев и других, сохранивших кипчакскую основу языка, некоторые из них сохранили черты и огузского (также тюркского) языка. (Большая Советская Энциклопедия, 2-е изд., т. 24, с. 168). Видимо, нужно признать, что название кипчак-половец было не собственно этнонимом, а макроэтнонимом, вернее, если можно сказать, полумакроэтнонимом большой группы тюркских народностей. Часть этих половцев-кипчаков затем вошла в состав других тюркских народов, непосредственно не связанных со степью, например, туркменов, узбеков, азербайджанцев, турков и др. В IX-X веках, да и в последующие времена, еще до нашествия монголов, булгары в период усиления нашествия ушкуйников и русских князей сотнями семей-арб бежали в Венгрию, где они обосновывались в венгерских степях, известных как степи Великой Кумании. Уход отдельных групп булгар в районы Дуная и Тиссы наблюдается и в период распада Золотой Орды, когда на булгарские земли возобновились набеги ушкуйников. Если Булгары не были бы народом единого происхождения с кипчаками, трудно было бы объяснить, почему они бежали к дунайским болгарам, к куманам Венгрии, во Францию, Македонию, Болгарию. Это можно объяснить только тем, что булгары прекрасно знали свое родство с ними и знали дорогу к ним, имели контакты с ними в течение многих веков, для которых расстояния в тысячи километров не были настолько серьезной помехой, чтобы вытравить из их сознания свое генетическое родство с ними. Иначе им легче было бы переселиться в районы восточнее Урала или на Юг, в местности, более им знакомые и близко расположенные.

Мы прекрасно понимаем, что за долгий период истории кипчакских народов их язык, обычаи, образ жизни не оставались неизменными. Они, несомненно, испытывали влияние своих соседей, произошли изменения, связанные и со сменой мест проживания, естественным развитием средств производства. В области языка даже за этот долгий период эти изменения были менее значительными, чем в других компонентах этноса. Об этом говорит тот факт, что нет никаких существенных отличий в структуре языков кипчакской группы, ни в лексике, ни в грамматических формах и категориях. Встречающиеся Отдельные отличия в лексике этих языков связаны, главным образом, с заимствованиями из языков соседних народов, с новыми словообразованиями из тюркских слов разного корня, в большем или меньшем сохранении древней лексики, в количестве употребляющихся в языке арабских и персидских заимствований.

Так, для татар не представляет никакой трудности башкирский язык, к татарскому стоят очень близко языки карачаевцев, балкар, кумыков, ногайцев, затем другие кипчакские языки. Если близость башкирского к татарскому языку можно объяснить их непосредственным соседством с булгарами, то как объяснить такую же близость к татарскому балкарского и карачаевского языков, носители которых удалены друг от друга во времени более чем на тысячу лет, а в пространстве также более чем на тысячу километров? При этом нелишне напомнить, что карачаевский и балкарский языки в течение последнего тысячелетия развивались в окружении совсем иных языков, а татарский — в окружении финно-угорских и русского языков, что, казалось бы, должно было привести к возникновению больших различий между этими языками.

Ответ на этот вопрос может быть только один — общее происхождение булгар, карачаевцев, балкар и современных татар от древних болгар. А вот язык татарских соседей — чувашский, который некоторые языковеды включают в тюркскую семью, очень существенно отличается от всех тюркских языков, в таких же масштабах от языков своих тюркских соседей. В этом языке имеются не более 20-30% слов тюркского происхождения (Ф. С. Фасеев. Опыт сравнительно-статистического исследования лексики татарского языка — Вопросы татарского языка и литературы. Кн. 4. Казань, 1969, с. 46), которые, очевидно, представляют заимствования из тюркских языков.

Т. М. Гарипов, автор сравнительного исследования языков Урало-Поволжья, отмечает, что эти тюркские языки (кроме чувашского) имеют единую семантическую структуру, около двух третей слов в татарском и башкирском языках совпадают и по звуковому, и по морфологическому, и по грамматическому строю, в чем выражено их единое происхождение (Советская тюркология, 1974, № 2, с. 105). Ф. С. Фасеев же установил, что татарский, башкирский, казахский, кумыкский, ногайский языки «исключительно близки» и имеют в среднем 70-85% слов общетюркского происхождения (Ф. С. Фасеев. Указ. раб., с. 46). У обоих авторов речь идет о языках народов, относящихся к кипчакской подгруппе. Эти народы и ныне; живут в основном в тех же районах, где жили гунны, хазары, болгары, кипчаки-половцы. Проведение сравнительного исследования карачаевско-балкарского языка с татарским и башкирским, несомненно, могло бы подтвердить такую же близость между ними.

О ЖИВУЧЕСТИ ПРОЗВИЩА «ТАТАРЫ»

Выше уже говорилось о происхождении названия «татары» — «тартары» и о роли Китая и Европы в навязывании этого прозвища многим народам и о результатах, к которым привело такое тенденциозное употребление этого термина. Отмечалось также, что русские и после присоединения Казанского ханства еще долго знали их жителей как булгар, или же называли казанцами, ясно отличали от «татар». Но и в этот период, особенно в моменты обострения отношений между Казанью и Москвой, русские князья и церковники не стеснялись обзывать казанцев «татарами», выражая этим свое недовольство ими. После покорения Казанского царства его население упорно сопротивлялось колонизаторской политике царизма, не раз выступало с оружием в руках за свою свободу. Будучи сравнительно передовым народом, имевшим глубокие культурные традиции, осознавшим свою этническую общность, свои обычаи и верования, казанцы не пошли на добровольную христианизацию и после ликвидации своей государственной самостоятельности, в течение веков упорно сопротивлялись ассимиляторской политике царизма, что вызвало озлобление и ожесточение престола и православной церкви, привело к применению в отношении мусульманского населения края все новых репрессивных мер, дальнейшему экономическому угнетению и преследованию языка, культуры, обычаев, традиций народа. Кроме того, активное участие «татар» во всех освободительных движениях под предводительством Булавина, Степана Разина, Емельяна Пугачева также сильно тревожило царизм и его чиновников. Ко всему этому добавилась способность татарского купечества даже в неравных условиях конкурировать с русским купечеством на восточных рынках. Сильное этническое самосознание народа, его упорная борьба за развитие своей культуры, просвещения, наличие своих мектебе и медресе почти в каждом селении, борьба за открытие своей печати, продолжающиеся традиции культурных связей с народами мусульманского Востока, — короче, непокоренность населения, осознанное понимание им своего этноса сильно тревожили престол, церковь, миссионеров.

Все это в конечном результате привело к тому, что царизм, наряду с экономическими, репрессивными мерами, начинает применять и методы идеологической обработки русского населения, чтобы представить татар врагом православия, святой Руси. В этих условиях, кроме поголовного обвинения татар в пантюркизме и панисламизме, казанцев начинают изображать в глазах православного населения как потомков монгольских завоевателей, бывших монгольских орд, разоривших русские земли и державших в угнетении народ в течение двухсот лет. Из архива истории было вытащено обветшалое чучело, которое в закамуфлированном виде было использовано, как пугало, для затуманивания сознания народных масс. В условиях этой идеологи-ческой войны самодержавие, официозные императорские историки, миссионеры и чиновники сочли своим «патриотическим» долгом принять участие в преследовании любыми средствами и мерами языка, культуры, просвещения, учебных заведений, печати, всяческом ущемлении интересов и естественных прав татарского населения, а растущее сознание, национальное пробуждение народов представляли как подготовку к новому «татарскому» нашествию на Русь.

Официозная историография, миссионеры, идеологи царизма, пропитанные духом патриотического шовинизма, всеми средствами стремились подогревать в сознании русских людей чувства неприязни, оживить призраки «татарских» орд на Руси в прошлом.

Распалась Золотая Орда. Появление нового царства на месте разрушенной Волжской Булгарии официозные историки стремились отождествить с еще не забытой в памяти народа Золотой Ордой, а ее население — с монголами-татарами. Тем более что эти «татары» были мусульманами, следовательно, «врагами» православия, ибо, по учению церкви, все неправославные — это «антихристы», «поганые», «варвары». Таким образом, название «татары» усилиями казенных патриотов и деятелей православной церкви и на Руси получило то же нарицательное, оскорбительное значение, что и в Европе и Китае. Все это должно было служить воспитанию в народе духа патриотизма, ненависти к «татарам» и оправданию в глазах народа колониально-национальной политики царизма на Востоке.

Борьба России за выход к Черному морю в последующие века, войны с Крымским ханством и Турцией, присоединение территорий, населенных тюркскими народами, в дальнейшем привели к тому, что и эти народы начали именовать «татарами». В таком освещении деятельность русского правительства в этих районах в глазах Европы должна была выглядеть не как колониальная политика, а как исторический акт возмездия в отношении прошлого «татар». По мере продвижения русского оружия на Юг и на Восток название «татары» было перенесено и на многие народы Кавказа, Сибири, Средней Азии, в том числе и на нетюркские.

Задним числом к «татарам» причислили и половцев, населявших южнорусские степи и часть Киевской Руси еще до нашествия монголов, боровшихся рука об руку с русскими против монгольских завоевателей. «В современной историографии и художественной литературе кипчакам повезло еще меньше, чем на Калке. Раненых мечами добивают перья» (О. Сулейменов. Аз и Я. Алма-Ата, 1975, с. 162-165). «Такое расширение сферы употребления слова «татар» в известной мере, безусловно, питалось и русской просторечной традицией, для которой все восточное, басурманское, непонятное было «татарским». Так, в русских былинах XVII-XVIII вв. «татарский» совершенно распространяется и на турецкий язык» (Г. . Благова, Вариантные заимствования..., с. 105—106), Г. Ф. Благова правильно подметила, что «хотя самое слово «татар» в Европу пришло от русских, а западноевропейские летописи и ученые издавна черпали свои сведения о татарах именно от русских, весьма широкое и надолго задержавшееся на Руси использование слова «татар» в качестве обобщающего этнического имени, безусловно, поддерживалось встречной книжной традицией с Запада» (Г. Ф. Благова, Вариантные заимствования…, с. 103). Остается добавить только одно — упрочению названия «татар» в превратном, искаженном смысле в странах Европы в XVI-XIX веках мы обязаны уже русской казенной историографии.

В конце XIX и начале XX веков, когда под влиянием русского освободительного движения началось активное социальное и национальное пробуждение и татарского народа, еще более усилилась идеологическая обработка русского православного населения, направленная против «басурман», цель которой была посеять вражду между народами, задержать растущее в стране революционное движение, кровью народа откупиться от надвигающейся социальной революции, и царизм при этом не стеснялся в средствах, идя на инсинуации, фальсификацию фактов.

Ректор Казанской духовной академии, один из активных практиков и теоретиков антимусульманской обработки населения П. Знаменский, которого никак невозможно отнести к сочувствующим положению татар, писал, что «от русских они (татары — А. К.) живут особняком» и тут же отмечал причины этой отчужденности: «конечно, в этом много виноваты сами русские, вследствие своего крайне отрицательного отношения к ним, от которого не спасает их даже обращение в христианство, «татарская лопатка», «собака» — самые частые клички из уст русского человека, которые можно услышать постоянно». Далее он подчеркивает, что «такие отношения сформировались у русских только к татарам, к другим инородцам русский относится довольно снисходительно, допуская насчет их только добродушные шутки и прибаутки». Знаменский подметил и некоторые причины такого отношения русских к татарам: «Причин этой антипатии можно найти в истории всех их взаимоотношений; много их и теперь, и едва ли не главная причина в самой крепости татарской народности. Татарин искренно гордится и своим происхождением, и образованием, и моральными качествами, и религией... Своим упорством против всех усилий миссионеров и властей татары навлекли на себя даже настоящее гонение, о бедствиях которых хранятся у них озлобленные предания даже доселе. Епископ Лука Канашевич насильно брал их детей в свои школы, ломал их мечети... разобрал остатки уважающихся татарами булгарских сооружений. Правительство со своей стороны, назначая для крещеных татар разные льготы, против ислама (надо читать — против татар-мусульман — А. К.) принимало разные репрессивные меры, запрещало строить новые мечети, ломало некоторые старые, отягощало упорных мусульман увеличением сборов и повинностями и переселением на другие места» (в Сибирь — А. К.) (П. Знаменский. Казанские татары. Казань, 1910, с. 36). Эти строки, написанные одним из идеологов миссионерства, несмотря

на умалчивание и сглаживание многих путей и форм преследования татарского народа, его культуры, дают возможность представить в некоторой степени масштабы и методы гонений на татар лишь за то, что они были «татарами», «мусульманами». Антитатарская политика царизма, православной церкви, шовинистической историографии «превратилась в национальное издевательство над татарами» (С. X. Алишев. Татары Среднего Поволжья в пугачевском восстании. Казань, 1973, с. 49).

Для самих казенных патриотов не было тайной, что татары не имеют ничего общего с монгольскими завоевателями, о чем пишет тот же Знаменский: «Сами татары называют себя булгарами (булгарлы), ставя таким образом в самую непосредственную связь с этой... народностью» (П. Знаменский. Указ, раб., с. 4).

В основе рассмотрения казенными историографами Волжской Булгарии отдельно от истории Казанского ханства, как не связанных, населенных различными народами государств, лежит как бы практический расчет, своего рода доктрина, правда, шитая белыми нитками: ведь если татары являются прямыми наследниками общепризнанной высокой культуры булгар, тогда их трудно было бы назвать погаными, варварами, отсталым народом, и в таком свете представить в глазах других народов. Путем изображения булгар и татар, в угоду политике царизма, совершенно различными народами была создана концепция, согласно которой татары не есть потомки булгар, а значит, и культура Волжской Булгарии не имеет никакого отношения к татарам. И на этой основе была сделана попытка считать эту культуру наследием другого народа, принявшего православие.

Под влиянием антитатарской пропаганды в русской литературе, начиная с XVI, особенно с XVIII века, появляется и антитатарский «патриотический фольклор», «народные истоки» которого затем будут воспеваться и пропагандироваться официозными историками и литераторами.

Вся эта пропаганда, естественно, оказала немалое влияние на формирование сознания народных масс, последствия которого не изжиты полностью и сейчас, нет-нет да дают себя знать как в жизни, так и в произведениях отдельных писателей и в работах некоторых историков. Ограничимся лишь одним примером, хотя они не единичны. В вышедшей двумя массовыми изданиями в издательстве «Наука» работе доктора исторических наук В. Каргалова «На степной границе» (1973) первые строки начинаются словами: «Героическая борьба русского народа и других народов нашей страны с монголо-татарскими завоевателями и наследниками их недоброй славы — агрессивными татарскими ханствами — продолжалась несколько столетий... Взятие Казани в 1552 г., покончившее с разбойничьим гнездом на Волге — Казанским ханством...» (Указ, раб., с. 3). выделенные нами строки достаточно ясно говорят о силе живучести старой традиции, несостоятельных теорий и взглядов, истоки и причины возникновения которых рассмотрены выше. Мы могли бы сослаться и на другие работы этого автора (Монголо-татарское нашествие на Русь. XIII век. М., 1966; Народ-богатырь. М., 1971 и др.), в которых также отождествляются татары с монгольскими завоевателями. Автор современных татар считает прямыми потомками этих завоевателей и родину булгар называет разбойничьим гнездом, перещеголяв этим даже дореволюционных официозных историков. О том, насколько подобный взгляд искажает историческую правду, мы постарались показать выше. Здесь же было бы уместным напомнить слова Ф. Энгельса: «Прежде всего необходимо сохранить истинно интернациональный дух, исключающий возникновение какого бы то ни было патриотического шовинизма» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е, т. 18, с. 500). Чтобы восстановить объективный взгляд на историческую действительность, как того требует научная истина и человеческий долг, обратимся к трудам российских историков. Хотя экскурсы в далекую историю отношений государств и народов иногда малоприятны. Они иногда вытекают как необходимость, но лишь для доказательства научной истины.

Историки Карамзин, Соловьев, Ключевский в своих сочинениях насчитывают более тридцати крупных походов и набегов ушкуйников и русских князей на Великие Булгары и Казань, во время которых разрушались города и селения, страна подвергалась грабежам, много населения уничтожалось и захватывалось в плен. В ответ на это и булгары иногда бывали вынуждены отвечать такими же визитами в русские земли. По сведениям академика Б. Д. Грекова, глубоко знавшего историю Волжской Булгарии и Казанского ханства (Волжские болгары в IX-X веках. — Исторические записки, т. 14, 1945, с. 3-37), уже упомянутого А. П. Смирнова (Волжские булгары. М., 1951), С. М. Шпи-левского (Древнейшие города и другие булгаро-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1877), Н. И. Ашмарина (Болгары и чуваши. Казань, 1902) и многих других, да и по русским летописям, набеги булгар-татар на русские земли не превышают шести-семи походов, которые, по свидетельству источников, носили характер ответных. «В 1360 году, — пишет А. П. Смирнов, — новгородцы открыли целую серию походов на Булгарию, чем положили начало планомерному наступлению русских на восток. Походы сопровождались многочисленными набегами ушкуйников... С шестидесятых годов XIV столетия походы новгородцев стали постоянным явлением. Видя полную безнаказанность ушкуйников, их постоянную удачу, русские князья снова поднялись на борьбу с булгарскими князьями, на ту борьбу, которая проходит красной нитью через X-XII вв.» (Подчеркнуто нами — А. К.) (А. П. Смирнов. Волжские болгары. М., 1951, с. 68, 70). Говоря о характере этих походов, другой историк отмечает: «И в XIII столетии походы русских князей не потеряли хищнического характера, от прежних походов они отличались разве только большою дерзкостью»; «если булгары иногда и отплачивали русским за разрушение тем самым, как, например, взяв и разорив Устюг в 1218 году, то все-таки историческая справедливость требует сказать, что булгарская земля принесла Руси больше пользы, чем вреда» (Н. Н. Фирсов. Чтения по истории Среднего и Нижнего Поволжья. Казань, 1921, с. 41).

Надо думать, что и те, и другие, совершавшие эти походы, не были ангелами. Ведь речь идет о периоде феодальных войн и связанных с ними разбойничьих нападениях. И все же отношения государств и народов складывались не только из войн. Это далеко не так, что подтверждается и взаимоотношением булгар, казанцев со своими соседями. «При внимательном изучении русских летописей... обнаруживается, несмотря на их односторонность, следующее. Походы казанских феодалов на земли чуваш, мари, мордвы и удмуртов и войны между народами Среднего Поволжья не прослеживаются. Походы на русские земли феодалов Казани совершались в основном только в годы войн между двумя государствами, состояния постоянной борьбы не наблюдалось» (С. X. Алишев. Присоединение народов Среднего Поволжья к Русскому государству. — В кн.: Татария в прошлом и настоящем. Казань, 1975, с. 173).

Говоря об этих войнах, нельзя забывать, что они были не расовыми, а феодальными войнами, что присуще истории всех народов средневековья, и их нужно рассматривать именно так, а не как войны против «разбойничьего гнезда».

Как известно, летописи регистрируют, как правило, критические моменты истории — войны, перевороты в жизни отдельных народов. Поэтому в них мы найдем больше сведений об отваге отдельного капрала, чем подробности мирной жизни страны в течение сотни лет. Кроме того, всегда нужно иметь в виду, что хронисты являются детьми своего времени, слугами своего государства, господствующих классов и его идеологии и поэтому всегда стремятся оправдать и оправдывают действия одной стороны и все «грехи» валят на противников, сознательно подправляя причины таких столкновений, преувеличивая «злодеяния» чужих, оправдывая и ретушируя свои. Наши знания об отношениях Руси и Волжской Булгарии, Казанского ханства почти полностью базируются на русских летописях и выводах их толкователей. В какой степени это может привести к искаженному пониманию сути дела, говорит уже рассматриваемый нами факт интерпретации этнонима «татары».

Как известно, монголы покорили многие народы, в том числе и тюркские, и славянские. В ряды армии завоевателей насильственно мобилизовывали юношей и мужчин всех покоренных народов. После покорения Руси в монгольские отряды было мобилизовано и много русских, которые участвовали как «монголы» в покорении многих стран и народов Европы и Азии» (С. 3акиров. Дипломатические отношения Золотой Орды и Египта. М., 1966, с. 15; Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М, 1970, с. 219). Грумм-Гржимайло на основе сведений китайских и западноевропейских источников отмечает наличие «под 1330 годом военно-земледельческой колонии у гор. Пекина, насчитывающей 10000 русских» (Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 2. Л., 1926, с. 518). Это не в пределах Золотой Орды, а рядом с Тихим океаном, за тысячи и тысячи километров от центральной Руси, где русская колония вела уже мирный оседлый образ жизни. В свете этих фактов не трудно представить, что количество воинов русского происхождения в империи монголов было довольно большим. Об этом же пишет историк А. Н. Носонов, который отмечает, что «Золотая Орда только условно может называться татарским государством», ибо его армия «состоит из присоединенных к ним войск русских, черкесских, кипчакских, маджарских и других» (А. Н. Носонов. Монголы и Русь. М. — Л., 1940, с. 53). Поэтому утверждения некоторых авторов, что отряды монголов Золотой Орды состояли якобы из покоренных кипчаков, является явно надуманным. Неспроста Грумм-Гржимайло отмечает, что Батый «неоднократно отдавал приказания не щадить даже детей» кипчаков, взятых как добычу, когда еще «при Чингисхане, как правило, щадились женщины, дети и люди, обладавшие техническими познаниями, которые уводились в плен», и опустошенная путем уничтожения кипчаков половецкая степь начала «заселяться славянскими элементами, притом преимущественно с Запада, лишь начиная с XIV столетия» (Г. Е. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия..., с. 465).

В состав монгольских армий были, видимо, мобилизованы и булгары, но это не может считаться достаточным основанием, чтобы булгар считать татарами, так же, как и русских.

После Великой Октябрьской социалистической революции в исторической литературе начали исчезать факты отождествления монгол с татарами. В период Великой Отечественной войны, когда воспитание народа на боевых традициях русского народа стало одной из важнейших задач, появилось большое количество работ, популяризирующих великие подвиги народа в прошлом, его борьбу с иноземными захватчиками. Но тут получилось одно недоразумение: началось новое отождествление татар с монголами. Тогда, в годы тяжелых испытаний, видимо, не было времени входить в тонкости этого вопроса, и авторы, изображая борьбу русского народа в прошлом, еще по незабытой традиции начали широко употреблять в качестве синонима «монгольский» термины «татарское иго», «татарские захватчики». Такое явление было признано как ошибочное, и поэтому сразу после Великой Отечественной войны была созвана научная сессия, посвященная вопросу происхождения современных татар, о чем уже говорилось выше. Но выводы этой сессии остались вне внимания историков, не дошли до широкого читателя, а уже с 50-х годов снова начала набирать силу старая традиция отождествления татар с монголами.

После Великой Отечественной войны автору в Крыму в Молдавии, в Средней Азии и на Украине, на Кавказе и в Поволжье из уст экскурсоводов часто приходилось слышать, как они, рассказывая о прошлом края, непременно описывали те беды, какие перенесли от нашествия «татарских орд», при этом даже «забывая» добавить слово «монгольских». В указателях, выпущенных для туристов, как на русском, так и на иностранных языках, мы читаем то же самое. В газетных и книжных киосках продаются открытки, среди которых имеются прекрасные иллюстрации палехских мастеров, в том числе и картин Андрея Рублева, где нарисованы «татары», покорители Руси, с соответствующими текстами и опять же без упоминания «монголов». В ряде кинофильмов, передач по радио и телевидению говорят о татарах так же, как о монголах. Уже со школьной скамьи дети получают ложное представление о татарах как о монгольских завоевателях, на основе чего в смешанных русско-татарских школах возникают ненужные инциденты, о чем прекрасно известно учителям. В учебниках истории для школ, даже и для вузов не указано даже в примечаниях, что современные татары не имеют никакого отношения к описываемым в этих учебниках «татарам».

Любое отождествление татар с монголами, вольное употребление этих терминов, независимо от желания автора, создает у читателя представление о современных татарах как о потомках монголов, ибо в наше время есть только один народ, носящий имя татары, который и знает читатель. Ему некогда думать и интересоваться тем, являются ли эти современные татары народом, отличным от татар-завоевателей. Такая путаница в употреблении этих терминов имеет и другие теневые стороны. Среди некоторой части молодежи, как реакция на это ошибочное отождествление, возникает стремление «кичиться» деяниями монголов и отождествлять свой народ с именем этих завоевателей.

Между булгарами-казанцами и русскими испокон веков существовали дружественные, добрососедские отношения, отношения взаимопомощи и поддержки, чего не могли перечеркнуть возникающие отдельные конфликты, трения. Об этом есть сведения даже в русских летописях, которые обычно не говорят о мирных контактах. Это было подмечено и академиком Б. Д. Грековым, который писал, что «русские летописи говорят о Булгарии односторонне: почти исключительно о военных столкновениях с Русью, хотя тут есть и интересные исключения» (Б. Д. Греков. Волжские булгары..., с. 14). В голодные, неурожайные годы на Руси булгары всегда спешили на помощь своим соседям — везли на десятках судов булгарский хлеб голодающему русскому народу, булгарские мастера строили в русских городах замечательные сооружения, церкви. Между ними существовали самые тесные торговые, экономические и культурные связи, в Булгарии и Казани жили целые колонии русских, работали церкви, они рука об руку боролись против иностранных захватчиков, учились друг у друга, перенимали отдельные обычаи, обряды, элементы языка... Неспроста великий татарский поэт Габдулла Тукай писал:

На земле российской народ мы древний и известный,

В его истории мы чисты как зеркало без пятен,

С русскими испокон веков живем мы в дружбе,

Учась друг у друга, перенимая опыт, обычаи, слова,

(Г. Тукай. Эсэрлэр, т. 3. Казан, 1955,

с. 243. Подстрочный перевод наш. — А. К.)

Академик Б. Д. Греков, описывая добрососедские и дружественные отношения булгар и казанцев с русскими, пишет: «Так, не только военные, но и торговые и культурные нити издревле связывали обе стороны» (Б. Д. Греков. Волжские булгары..., с. 16).

Выдающийся тюрколог, ученый-энциклопедист истории, культуры, языка тюркских народов академик А. Н. Кононов подчеркивает: «Многовековое непосредственное общение восточных славян, русов, с различными восточными, в первую очередь с тюркоязычными, племенами и союзами племен, обитателями в южнорусских степях, в Поволжье, в Крыму, на Северном Кавказе, нашли отражение в этногенезе, словарном составе, быте и в жизни наших гнедков. Широко распространенное мнение об извечной вражде русов и тюрок... явно надуманного происхождения и не имеет ничего общего с истинным положением вещей». (А. Н. Кононов. Из истории изучения тюркских языков в России. — В кн.: Библиографический словарь отечественных тюркологов. Дооктябрьский период. М., 1974, с. 9).

В распространении ложного отождествления татар с монгольскими завоевателями немалую роль сыграли и невежество и предвзятые мнения, ставшие затем непререкаемой «истиной». Как отмечает выдающийся русский востоковед В. В. Григорьев, исторических трудов Востока и восточных источников не знали ни в России, ни в Европе, или знали очень плохо и считали их труды баснями. Не зная или зная очень поверхностно восточные языки, тем более культуру этих народов, восточные источники переводили неграмотно. Если труды восточных историков противоречили «писателям греческим» — тем более им не верили, ибо «греческие источники были для них предметом поклонения и восхищения», поскольку европоцентристы все, что «не освещено печатью грецизма, считали недостойным для веры» (В. В. Григорьев. Россия и Азия. СПб, 1876, с. 3, 5).

Насколько оскорбительным для народа является приписывание ему исторически конкретного, эмоционально (отрицательно!) окрашенного имени «татар» и отсюда, автоматически, и деяний этих «татар», проиллюстрируем на одном примере. Советский узбекский ученый, доктор исторических наук В. Ю. Захидов заявил! «Мы должны вести беспощадную борьбу против попыток причислить узбекский народ к тюркской национальности» (!), подразумевая под этим «причисление» узбеков к народу «тюркского племени» (О марксистско-ленинском освещении истории и культуры народов Узбекистана. Ташкент, 1951, с. 39). Как известно, после падения Золотой Орды чингизиды осели в Средней Азии, Индии и местное население находилось под их господством. Причисление народов этих районов к «татарам», как это было в дореволюционной историографии, является, конечно, такой же кричащей несправедливостью, как и по отношению к современным татарам. В пылу горячности упомянутый автор доходит даже до крайности — требует считать узбеков народом нетюркским!

Приведем еще один пример, на этот раз из более далекого прошлого. Крещеный татарин, православный священник Д. Григорьев писал: «Едва ли начальству известно, что для крещеного татарина нет выше обиды, когда называют его татарином. Вот уже прошло 350 лет, как первые из казанских инородцев — мусульман приняли святое крещение, и стали называть себя крещеными, а начальство все еще продолжает называть их ненавистным именем татарин, и, главное, даже требует этого», «нередко бедные крещены терпят и лишения из-за ненавистного случая» (имени «татар» — А. К.) (Д. Г. Григорьев. Зовите нас крещенами. — Известия по Казанской епархии, 1906, № 14/15, с. 450). Эти примеры напоминают крик отчаявшейся души.

Употребление лжеэтнонима «татары» мешает объективному освещению прошлого многих тюркских народов, создает трудности и в других областях. Обратимся к исследованию М. С. Михайлова под названием «К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова «татарским» языком», опубликованному в первом выпуске «Тюркологического сборника» (М. -Л., 1951, с. 127-136). Неспроста автор в заглавии слово «татарский» берет в кавычки, и в ходе всей статьи вынужден объяснять, что этот «татарский язык» является не татарским языком, т. е. языком монгол, а является общим названием языков народов Кавказа: азербайджанцев, ногайцев, кумыков... И пишет: «Вопрос о «татарском» языке со времен Пушкина, Лермонтова, даже Л. Толстого (в период написания «Казаков») — вопрос спорный. Спорность его усугубляется еще тем, что тогда называли «татарами» не только представителей различных тюркоязычных народов, но и всех мусульман» (Указ, раб.,

с. 130).

Как известно, природа не терпит пустоты. Если татары не являются потомками булгар, как это стремилась представить официальная наука до революции, следовательно, и их культурное наследие, язык, письменность, памятники культуры и т. д. также не могут считаться наследием татарского народа. Пользуясь тем, что ложная теория о происхождении современных татар все еще не похоронена, нашлись «теоретики», которые объявили булгарский язык живым языком современных чувашей, а также культуру булгар наследием чувашского народа. Явная тенденциозность и антинаучность такой концепции доказана и этнографами, и языковедами, и археологами. Результаты этих исследований подытожены в недавно вышедшей работе известного историка-археолога, долгие годы занимающегося историей Волжской Булгарии, Ю. А. Краснова. На основе анализа накопленных фактов археологии, этнографии, антропологии, языка, памятников письменности Волжской Булгарии и Казанского ханства он приходит к заключению: «Ни письменные источники, ни данные этнографии, лингвистики и антропологии не могут дать детальной картины формирования чувашского народа», «важнейшие звенья, которые могли бы показать преемственность домонгольской булгарской культуры с культурой чувашей-анатри, отсутствуют» (Ю. А. Краснов. Проблемы происхождения чувашского народа в свете археологических данных. — Советская археология, 1974, № 3, с. 117-118). Отметим, что анатри — это нижняя, южная группа чувашей, непосредственные соседи волжских булгар, которые имели контакты с булгарами. Верховые, северные чуваши — вирьялы, которые не жили в непосредственном контакте с булгарами, не имеют почти никаких элементов влияния культуры булгар. Сторонники булгарского происхождения чувашей ссылаются на наличие в их языке нескольких «булгаризмов», якобы сохранившихся и свойственных только чувашскому языку, что не соответствует действительности. Сошлемся здесь на выводы академика В. В. Бартольда: «Ашмарин приводит некоторые слова, несомненно заимствованные некогда у мусульманских народов, но получившие у чувашей иное значение. Языческие молитвы начинаются словами «псемелле» (араб, «бисмиллах») ; бог, повелевающий волками, называется «пихпмпар» (перс, «пайгамбар» — пророк) ; душа умершего — «киремет» (араб, «карамат» — благодать, чудо). Если бы чуваши действительно происходили от волжских болгар, которые были городскими жителями, и получили эти выражения от своих предков, то это свидетельствовало бы о невероятном, вряд ли еще где-либо в мусульманском мире встречающемся, возврате к дикости» (В. В. Бартольд. Сочинения, т. 5, М., 1968, с. 520).

Несколько слов о быте и культуре булгар-«татар»

Выше уже были приведены выводы из отдельных наблюдений о высоком уровне культуры булгар. Добавим к этому еще только несколько фактов. Булгары раньше других народов Европы знали и освоили чугунное литье, притом лучшего качества (А. В. Арцеховскии. Основы археологии. М., 1955, с. 234). Сохранились многочисленные «предметы особенно высокой техники булгарской металлургии» (А. П. Смирнов. Волжские болгары. М., 1951, с. 82). Установлено, что в 1377 году они имели огнестрельное оружие (В. Мавродин. О появлении огнестрельного оружия на Руси. — Вестник Ленинградского университета, 1946, № 3). Не только в городах, но и во многих населенных пунктах еще в IX веке работали мектебе и медресе (А. Ю. Якубовский. К вопросу об исторической топографии Итиля и Болгар в IX и X вв. — Советская археология, т. X, М., 1948, с. 270), в булгарских городах чеканились монеты для русских князей от Дмитрия Донского до Ивана Васильевича (середина XIV — начало XVI вв.) (А. Успенский. Очерки по истории татарского искусства. — Вестник научного общества татароведения. 1924, № 7, с. 51). О высокой культуре булгар имеются и другие многочисленные факты и свидетельства. Обратимся к свидетельствам очевидцев, представителей русской национальности о быте «татар» в далеком прошлом.

Как мы уже отмечали, вся официозная печать представляла «татар» в самом неприглядном виде, не жалея красок, рисовала их «грязными», «вонючими», «дикарями». Такая пропаганда привела к проникновению в сознание масс превратных представлений о культуре и быте татар, особенно у той части русского населения, которая не знала татар практически. Влияния этой пропаганды отразились и в русском фольклоре. Ведь известно, самое превратное во взаимоотношениях народов начинается тогда, когда «казенные патриоты» образ жизни своего народа, его верования, обряды, одежду и т. п. считают идеальным, образцовым и начинают судить о других народах исходя из этого образца, и поэтому то, что не похоже на него, считается признаком дикости, отсталости, подвергается осмеянию. Отсюда шовинизм, отсюда появляются расистские представления.

Русские люди, знавшие татар лично, знакомые с образом их жизни, говорили о культуре и быте татар совсем другое, резко отличное от выдумок официозной пропаганды. Даже ярый миссионер Я. Коблов, далеко не симпатизировавший татарам, был вынужден признать, что «при каждой мечети имеется непременно школа. Школьное дело у татар очень развито и неграмотных среди них почти нет: школы строятся на общественные средства и пожертвования» (Я. Д. Коблов. О татаризации инородцев Приволжского края. Казань, 1910, с. 3).

Автора не умиляет грамотность народа, наоборот, это его тревожит: будучи грамотным народом, татары якобы «развращают» чувашей, марийцев, удмуртов, мордвин, увлекая их в мусульманство путем «чрезвычайно ласкового отношения к ним, уважения их обычаев и нравов», своей грамотностью. Допустим, что оценка Я. Коблова дана лишь для того, чтобы оправдать неудачи миссионеров в христианизации народов края и учащение отпадения многих из них от православия. О том, что оценка эта соответствует действительности, говорят наблюдения и оценки высокой грамотности татар, данные многими русскими учеными в разные века (Георги, К. Фукс, П. Знаменский и др. Подробнее см.: А. Г. Каримуллин. У истоков татарской книги. Казань, 1971, с. 34-36).

М. Пинегин, председатель Казанского временного комитета по делам печати, близко знавший быт и культуру татарского народа, конфиденциально сообщал казанскому губернатору, что «татарская масса не лишена, конечно, способности к восприятию новых идей, она доходит до нее через те школы, через молодых мулл и едва ли не главным образом через татарские газеты и журналы, проникающие в самую гущу населения, 80 процентов которого по своему грамотно» (Центральный гос. архив ТАССР, ф. 420, д. 258, л. 5). Вот эту грамотность по-своему, т. е. умение писать и читать на родном языке, в дореволюционной статистике не признавали за грамотность, в переписях населения лишь умение читать и писать по-русски было критерием для определения грамотности татар.

Врач А. Спасский, проводивший историко-этнографическое обследование татар, пишет, что татары «очень гостеприимны. Самая лучшая черта их — гостеприимство», «грамотность среди татар сильнее, чем среди русских», «татары живут очень опрятно», «в их доме чистота, печи белят несколько раз в год, даже в развалившихся хижинах их женщины свое хозяйство ведут в большом порядке и чистоте», «для дойки коров татарки всегда одевают чистый фартук, вымя коров моют теплой водой и молоко покрывают чистым полотенцем» (А. Спасский. Казанские татары. Казань, 1916, с. 16). Эти строки взяты из диссертационной работы ученого, изучавшего жизнь татар непосредственно в татарских деревнях. Автор приходит к выводу, что по уровню своей культуры и быту татары «бесспорно должны быть поставлены на первое место из всех инородцев» (там же, с. 8, 28).

Историк и этнограф начала XIX века, профессор Казанского университета К. Фукс, также специально изучавший быт и культуру татар, писал, что они «горды, честолюбивы, гостеприимны, сребролюбивы, чистоплотны, рождены для торговли, хвастливы, между собой дружелюбны, искательны, вкрадчивого свойства и довольно трудолюбивы... Каждый народ имеет свое хорошее и дурное. Равным образом и татары, этот уже более двух веков покоренный и рассеянный между русскими, народ так удивительно сумел сохранить свои обычаи, точно как они жили отдельно» (К. Фукс. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. Казань, 1844, с. 21).

Так характеризовали татар русские люди, знавшие народ непосредственно; и в литературе можно встретить немало таких наблюдений, количество которых, конечно, утопает в потоке разных материалов противоположного содержания.

Каков вывод?

Целью настоящей работы является не изучение происхождения татар. Если мы коснулись и вопросов этногенеза, то это было сделано лишь в свете рассмотрения этнонима «татары». История этнонима не есть история происхождения народа, хотя для выяснения последнего и этимология этнонима имеет определенное значение. Этнонимы могут быть ложными или истинными, они могут меняться и заменяться, может меняться и содержание самих этнонимов. Но для этого не обязательно, чтобы изменился сам носитель этого названия, т. е. этнос. Подмена одного этнонима другим, как правило, приводит к различным трудностям, даже осложнениям. В таких случаях ложно данное имя может привести к прямому искажению истории народа, его происхождения. Классическим примером этого является рассмотренный здесь вопрос истории названия «татары». Название «татары» по его истоку есть не что иное, как прозвище, навязанное булгарам колониально-национальной политикой царизма и его идеологами, лишь после Октябрьской революции в условиях равноправия и братства народов СССР утратившее официально презрительный смысл. Придумано и навязано было оно для затуманивания сознания народных масс, для оправдания грабежа и угнетения народа, для разжигания национальной вражды, как средство отвлечения трудящихся масс от социальных проблем, от влияния передовой общественно-политической, революционной мысли.

Это название было навязано как прозвище почти всем народам Востока России, Кавказа, а «задним числом русские летописи в XIV в. именуют татарами и половцев и даже старинных печенегов, тюрков X-XI вв.», живших в Киевской Руси, в южнорусских степях (Энциклопедический словарь Граната. Т. 41, часть VII, стлб. 58).

Самоназванием татар Поволжья и Приуралья является «булгары». Какими бы традициями, аргументами, ссылками ни отстаивалось имя «татары» как самоназвание, оно противоречит исторической действительности, сути этноса, вело (и ведет) к искажению подлинной истории татарского народа, истории его происхождения. Оно, навязанное как средство идеологического затуманивания сознания народных масс, вошло в сознание, стало как бы истинным этнонимом, хотя и поныне нередко оскорбляет мысли, чувства народа. Известный советский историк Л. Н. Гумилев указывает: «Одной из пагубных для научного мышления ошибок являются предвзятые мнения, которые будучи некогда высказаны как гипотезы (в нашем случае: преднамеренно — А. К.) в дальнейшем принимаются как непререкаемые истины. Сила давности (и традиции — А. К.) парализует критику, и ложное мнение укореняется, искажая историческую правду». (Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1970, с. 279). Что мы и видим в истории названия «татары».

Историки, особенно популяризаторы исторической науки, публицисты, авторы учебников по истории СССР я других учебных пособий должны строго разграничивать понятия и термины, касающиеся истории этносов и этнонимов, в особенности такой запутанной, сложной, как происхождение названия татары и современной татарской социалистической нации, на научной основе разъяснять читателю всевозможные исторические недоразумения, связанные с неточной терминологией, предостеречь от ошибок и заблуждений.

От автора

Эта работа является результатом многолетних поисков. Была она завершена более десяти лет тому назад и представлена в книжное издательство для опубликования. В течение этих лет ко мне поступили сотни писем от читателей. В них говорилось, что под именем «татары» во всех концах Союза понимают монгольских завоевателей, более того, даже сами современные татары, пусть не все, причисляли себя к ордынцам, ибо на страницах печати, радио, ТВ то и дело встречали материалы, говорящие об этом. Все пожелания сводились к одному — как можно быстрее издать эту работу и чтобы она стала доступна широкому кругу многонационального советского читателя.

Со времени написания этой работы на страницах периодической печати, а также в ряде сборников появились статьи, связанные с историей этногенеза современных татар, в которых затрагиваются и вопросы названия народа. Автора радует, что эти публикации практически идут в одном русле с наблюдениями и выводами нашей работы, поэтому здесь нет необходимости останавливаться на них. Эти публикации не носят характера монографического освещения этнонима и этноса современных татар. В них поднимаются частные вопросы, уточняющие те или иные грани происхождения татар. Для читателей, желающих шире знакомиться с перипетиями истории народа и его имени, в конце прилагается список литературы, где представлены названия основных публикаций, в том числе и последних лет.

Вопросы этноса и этнонима татарского народа имеют многовековую и сложную историю. В этом вопросе пласт за пластом накоплены ценные наблюдения и тенденциозные оценки ошибки и передержки, связанные не только с уровнем научных достижений прошлых времен, компетентностью авторов, но и их политическими, идеологическими взглядами. Именно последние внесли много противоречивого в вопросах этнонима и этноса моего народа. Были и другие причины хождения вокруг да около этих вопросов, связанные с господством культа личности, годами застоя, когда любое новое слово в вопросе о нациях и национальностях вызывало настороженность и отрицательную реакцию. Задержка с изданием этой работы тому свидетельство.

Предлагая данную работу читателю, я просил бы учесть две момента.

Мною сделана попытка учесть все основные работы, связанные с вопросами этноса и этнонима современных татар и на основе анализа, раскрытия имеющихся противоречий, предложить свою концепцию или поддержать тех авторов, с выводами и наблюдениями которых я согласен. Для этого привлекались результаты и исторических, и лингвистических, и этнографических, и фольклорных исследований и т. д. Только при таком комплексном подходе можно приблизиться к решению такого сложного вопроса, каким является этноним и этнос татарского народа.

Считаю долгом заранее оговорить: я не претендую на окончательную истину, на то, что мною поставлены и решены все аспекты в рассмотренных вопросах. Полагаю, что, как и любой автор, имею право на свое понимание и освещение поднятых мною вопросов.

Заранее признателен читателям за их критические замечания, пожелания и предложения, которые, безусловно, помогут мне в дальнейших исследованиях. Это, во-первых.

Во-вторых. Пусть читатель поймет меня правильно — я не предлагаю заменить название «татары» на «булгары». Но в то же время не стою за сохранение названия «татары». С какими трудностями, потерями связаны замена имени народа или сохранение за народом этого названия, — читатель, прочитав эту книгу, поймет сам, и пусть он скажет свое слово. Но, как мне кажется, трудно дать гарантии в том, что оно — название «татары» — не будет звучать в устах других народов в том же искаженном смысле и в будущем. Ибо, перефразируя слова А. Эйнштейна, можно сказать, что, пожалуй, легче разложить атом, чем вытравить предрассудок в сознании миллионов людей в отношении вышеназванного этнонима.