Болезнь орнаментализма

Борис Чиндыковизвестный прозаик, драматург, переводчик; по выражению Атнера Хузангаяписатель «этнического отчаяния» чувашей. Летом 2012 года Чиндыков выступил с лекцией в лагере общественной организации «Хавал», коснувшись весьма широкого круга темот кризиса чувашской культуры до «русского вопроса» в республике. «Ирӗклӗ Сӑмах» публикует эту лекцию в переводе с чувашского.

Приветствие

Борис ЧиндыковДля начала — аван-и! Есть среди вас самарские чуваши? Они, приветствуя друг друга, говорят не «салам», а «аван-и» (буквально «хорошо ли [живешь]?»- ред.).

В конце 1980-х годов я впервые побывал в Самарской области: мы с молодым композитором Николаем Казаковым напросились в поездку с Чувашским академическим драматическим театром. Ездили со спектаклем «Нарспи» по чувашским районам области. И это «аван-и» было первым, что поразило меня в тех краях.

Мне это слово очень понравилось, хотя никогда раньше я его не слышал: я вырос в Чувашии, а у нас говорят «салам» или просто «здрасьте». «Аван-и», на мой взгляд, лучше и оригинальнее, это что-то вроде английского «how do you do?».

Потом, уже в начале 1990-х, в Чувашии начались времена посвободнее, и я решил издавать газету. Издательским бизнесом это трудно было назвать. Журналистику во всем мире понимают двумя способами: кто-то — как бизнес, а кто-то — как миссию. У нас была скорее миссия. И первым делом мне пришло в голову назвать газету «Аван-и». Лучшего названия придумать было невозможно. Жаль, конечно, что в итоге газета погибла, но несколько лет она выходила и, думаю, свою роль сыграла. Поэтому я говорю вам: аван-и!

I. О «Черной ласточке»

Должен признаться, что я сейчас ничего не делаю и ничего не пишу. Но в последнее время мне больше нравится молчать, чем говорить.

Последнюю свою работу, монодраму «Хура чӗкеҫ» («Черная ласточка»), я закончил десять лет назад. Она была написана специально для известной актрисы Веры Кузьминой. Прежде, чем написать эту драму, я лет семь-восемь к ней подходил. Это небольшое произведение. Может быть, «Черная ласточка» сложновата для театра и его языка; наверное, ее лучше читать. Но Вера Кузьмина ее сыграла.

Пьеса была поставлена с трудом, поскольку руководители театра чинили ей очень много препон. Первая причина была во мне — еще в 1992-м году, после постановки трагедии «Урасмет» («Уразметь»), мы с главным режиссером Академического театра Валерием Николаевичем Яковлевым перестали работать вместе. Кроме того, в «Черной ласточке» всего один персонаж — это героиня, которую зовут Черная Ласточка, обобщенный образ чувашской женщины. Я полагаю, что некоторые люди в театре не хотели видеть Веру Кузьмину в этой роли.

Если бы я просто отдал пьесу театру и режиссеры сами выбрали на роль нужного им человека, то, наверное, с постановкой все было бы проще. Но эта пьеса была написана специально для Веры Кузьминой. И соглашение пришлось раза три-четыре изменить, чтобы до чего-нибудь договориться. В это время я жил в Москве, через товарищей передавал эти договоры...

Возникали забавные ситуации. Сначала я сказал: вот, я написал это произведение для Веры Кузьминой, денег мне не нужно, только поставьте. Мне сказали, что условия нужно зафиксировать письменно. Я отправил факс о том, что отказываюсь от денег. Тогда мне ответили, что этого недостаточно, велели заверить бумагу, что я и сделал. Потом мне прислали стандартный договор. Я его сильно изменил, а фактически заново написал, очень упростив. Написал, что отдаю пьесу, денег не прошу, но ставлю одно условие: если Вера Кузьмина не сыграет в этой роли или перестанет ее играть, договор сам собой теряет силу. Конечно, такой расклад театру не понравился, пьесу не хотели ставить на моих условиях. Как потом мне рассказала Гажидма Домбаевна, сноха Веры Кузьминой, жена Атнера Хузангая, в это время она сходила к тогдашнему министру культуры республики Петру Краснову. И только по его указанию спектакль все-таки поставили.

Потом, к сожалению, так вышло, что Вера Кузьмина, катаясь на лыжах, сломала ногу. И с тех пор, с 2005 года, она не могла играть в полном варианте пьесы. Но на вечерах, где она теперь бывает, Вера Кузьмина старается читать две вещи: фрагменты из «Песен Тилли» ее мужа Педера Хузангая и отрывки из «Черной ласточки».

... Знаете, режиссеры всегда думают, что они самые умные. А лучший драматург для них — мертвый драматург. И такие отношения в театре складываются везде, не только в Чувашии.

II. О современной чувашской литературе, драматургии и театре

Я сейчас, как уже сказал, живу тихо, ничего не пишу. Это не значит, что я не хочу писать. Но я не знаю, как писать, для кого и о ком. Конечно, хотелось бы написать что-нибудь еще, хотя бы пару произведений, но Бог знает, как сложится. Плохие вещи не хочется писать, ведь когда пишешь, самому должно быть интересно. А если неинтересно, то такая вещь, по-моему, и не нужна.

... Есть ли чувашская литература, нет ли ее? Я не могу ответить на этот вопрос. У нас выходит единственный литературный журнал «Тӑван Атӑл» («Родная Волга»), там печатаются и прозаические, и поэтические произведения, но, на мой взгляд, читать в нем нечего. Единственное, что интересного там выходит иногда — это публицистика, мысли некоторых людей. Критик и литературовед Юрий Артемьев пишет, может быть, известные вещи, но все равно они заслуживают внимания.

В современной чувашской прозе ничего интересного для меня нет. Есть русскоязычный журнал «ЛИК», который выходит четыре раза в год. На его обложке с прошлого года пишут: «Рукописи не рецензируются и не возвращаются, журнал не публикует пьесы, сценарии, либретто». Я, конечно, зашел в редакцию и спросил заместителя генерального директора издательского дома прямо: «С каких пор драматургия перестала считаться литературой?» Мне объяснили, что с одним автором, который принес в журнал киносценарий, у редакции произошел конфликт. И чтобы больше не было проблем, они решили вообще не публиковать драматические произведения.

Языки и характеры у драматургов колкие. Если вы знаете его имя, есть такой патриарх чувашской драматургии Николай Терентьев. Начиная с 1960-х годов чувашский театр существовал во многом за счет его произведений. Но Терентьева прогнали из театра, потом меня, потом еще одного драматурга. Сколько себя помню, режиссеры всегда говорили: драматургов у нас нет, — и до сих пор так говорят. А между тем каждый год по линии министерства культуры проводится драматургический конкурс... посмотришь на список жюри — это как раз те люди, которые делают все возможное, чтобы скорее наступил конец чувашской драматургии.

У театра, по-моему, сегодня больше возможностей, чем у литературы. Во всем мире это так, потому что в театре есть живая игра, можно проводить эксперименты, чтобы искать путь к зрителям. У него больше связей с масс-культурой, сейчас легче привлечь человека театром, чем книжкой. Но чувашскому театру все это чуждо, он уже давно идет ложным путем.

Да и не только театр, вся чувашская культура, как массовая, так и профессиональная. Мы давно заболели болезнью, которую можно назвать орнаментализмом. Вы, наверное, часто видите девушек в чувашских костюмах на официальных встречах, на фотографиях с государственного сайта cap. ru. Но за этими костюмами в душе ничего нет, обычно их надевают только для того, чтобы спрятать пустоту. Было бы намного лучше, если бы чуваши ходили в американской одежде, в шортах, в рубашках, но говорили бы при этом по-чувашски. Эта болезнь орнаментализма... не знаю, как от нее излечиться.

III. О конфликте поколений

Здесь сидят люди уже другого поколения, лет 20-25. В конце 1980-х, будучи примерно в вашем возрасте, я написал статью «Хушшӑмӑрти чикӗсем ҫинчен» («О границах меж нами»). В ней я спорил с чувашскими деятелями старшего поколения, которые по-своему понимали чувашскость (чӑвашлӑх).

Мне не нравились их методы. Мне казалось, что действовать нужно радикальнее и эффектнее. И я написал им, старшим: максимум, на что вы способны, — это «похоронить чуваш и нести с похорон лопаты», но придет наше поколение и не даст народу умереть. Теперь я с сожалением должен признать: люди того, старшего поколения что-то сделали. А наше поколение пришло и уничтожило даже это немногое.

О ком я говорю? Могу привести пример Атнера Петровича Хузангая, моего старшего товарища, который в своих статьях ясно очертил чувашскую идеологию. У поколения Хузангая и его соратников, которые лет на 10—15 старше меня, в заслугах все-таки и создание Чувашского национального конгресса (ЧНК), и Декларация о суверенитете. А вместе с нашим поколением пришел Николай Фёдоров. Оказавшись у власти, первым делом он сказал: «Буду выжигать чувашский национализм калёным железом».

В статье «Время и пространство ЧНК», которую я написал весной 2005 года для сайта chuvash.ru, я уже писал о том, что существуют как бы два Фёдорова: один — экспортный вариант, другой — для своих (потом Познер эти слова цитировал в своем знаменитом интервью с Федоровым накануне его прощания с должностью президента Чувашии, когда всем стало ясно, что король-то, оказывается, голый). С одной стороны, Фёдоров показывал себя великим демократом — для Европы, для Москвы, а с другой... диктатором его, конечно, не назовешь, но авторитарный режим он в Чувашии установил.

IV. О национализме

К сожалению, в России национализм понимается весьма упрощенно. Я специально изучал этот вопрос и могу сказать, что для национализма не существует однозначного определения. Но на бытовом уровне наши люди воспринимают его как что-то очень плохое. Я же считаю так: национализм — это только политический инструмент, как нож, как топор. Топором можно выстругать полезную вещь, а можно и жену убить. Но в этом нельзя винить топор, нельзя говорить, что топор — вредная штука.

Так же дело обстоит с национализмом. В определенные моменты истории для некоторых народов он становится необходим. Многие, например, известный наш этнопедагог Геннадий Никандрович Волков, в ответ на обвинения их в национализме говорили, что у чуваш никогда не было национализма. Но я считаю, что это не так. Вспомним Метри Юмана, других национальных деятелей 1920—30-х годов. За что же их репрессировали? Именно за национализм. Если принять формулировку официальных обвинений, то, конечно, национализм у нас был. А если мы говорим, что его не было, — то в чем же обвиняли этих людей?

С другой стороны, во многих словарях говорится, что национализм — это любовь к родному народу и любая деятельность на его благо. С такой точки зрения чувашское движение первой половины XX века было настоящим национализмом. Просто наш национализм был не разрушительным, а созидательным.

Ссылаться на Ленина сейчас считается устаревшим, но среди всего того, что он писал, есть мысль о разных национализмах. Один национализм — у угнетенного народа, другой — у угнетающего. По-моему, сказано очень верно. Так как в России слова «национализм» боятся, то для национализма угнетенных, видимо, нужно придумать другое слово. «Патриотизм» тут тоже не подходит, это немного другое.

V. О чувашском кинематографе

Вы, наверное, знаете, что у нас в Чебоксарах есть международный кинофестиваль, который проходит уже пять лет. Его концепция несколько раз менялась. Сначала она была, на мой взгляд, глупой и непонятной: нам показывали некий фестиваль патриотического кино «На волжском рубеже». Как это понимать? Просто Федоров решил создать международное мероприятие, не заботясь о том, чтобы от него была настоящая польза. В последнее время концепция этого кинофестиваля поменялась в лучшую сторону — теперь там показывают фильмы малых народов. Но опять же возникает вопрос: если мы имеем средства на то, чтобы пять лет проводить международный кинофестиваль, почему же до сих пор нет ни одного хорошего чувашского фильма?

Да, есть малобюджетные любительские картины. Ребята, которые снимают их на свои деньги, делают хорошее дело, никаких претензий к ним быть не может. Что могут, то и делают, и за это им большое спасибо. Вот режиссер Владимир Карсаков со своим фильмом «Аннене анне тееҫҫӗ» («Маму называют мамой») уже вплотную подошел к настоящему кино, хотя в остальном наш кинематограф еще очень далек от этой планки. Есть просто театральные постановки, снятые на камеру, которые трудно назвать фильмами.

Вместо того, чтобы выходить на «мировой уровень» с помощью фестивалей, наши власти могли бы профинансировать скромный, но качественный чувашский фильм. И люди ведь есть для этого. Например, в Минске живет писатель и режиссер Дмитрий Михлеев, чуваш родом из Татарстана. В последний раз я его видел в 1985 году, тогда он хотел снять фильм по поэме «Нарспи». Я и сам с ним об этом разговаривал, и потом в интервью «Советской Чувашии» он говорил о том же... Вот таких режиссеров нужно к нам приглашать.

VI. О будущем чувашской нации

У Гурия Комиссарова-Вандера был такой очерк под названием «Чӑваш халӑхӗ малалла кайӗ-ши, каймӗ-ши?» («Есть ли будущее у чувашского народа?»). Он вышел в 1919 году в Уфе. Каким-то чудом его удалось издать, в советские годы этот труд был запрещен. Уже во времена «перестройки» его в несколько сокращенном виде переиздали в журнале «Ялав». Очерк поделен на две части: в одной говорится о том, что способствует развитию чувашского народа, в другой — о том, что ему мешает. Что-то до сих пор актуально, что-то — нет. Но на мой взгляд, будущее народа в основном зависит от него самого.

Если взять чувашский народ в его основной массе, то большинство все-таки не хочет самостоятельно идти вперед, считает, что лучше существовать, прицепившись к другим народам, что лучше обрусеть или отатариться, чем быть чувашами. Людей в этом винить нельзя, таково их решение.

Атнер Петрович Хузангай однажды сказал: «Нам все время говорят, что нас миллион восемьсот или миллион шестьсот... Но что нам с ними сделать? Если бы нас было пятьдесят или шестьдесят тысяч, но настоящих чуваш, то проку было бы больше». Если эту мысль развить, то даже у народа в 50 тысяч человек есть будущее.

С другой стороны, мир быстро меняется. На наших глазах развалился Советский Союз, а ведь за 10 лет до этого никто такого не ожидал. И в будущем в России могут произойти неожиданные изменения, в том числе политические. Они могут повлиять и на судьбу чувашского народа.

Кроме того, в современном мире благодаря новым технологиям трансформируется само сознание людей. По-другому начинают относиться к исчезающим языкам. Может быть, уважение к «малым» народам наконец дойдет и до нас.

Конечно, на массовом уровне — по крайней мере в Чебоксарах — что-то изменить сложно. Возможно, стоит выделять особый подвид Homo Sapiens для типичных жителей чувашской столицы и назвать его Homo Tscheboxaricus. На форуме Chuvash. org этих людей когда-то называли «чуврусами», но потом администратор запретил такие слова. Впрочем, Чингиз Айтматов уже давно нашел нужное обозначение — манкурт.

Все могло бы сложиться иначе, если бы в 1990-х вместо Федорова к власти пришел другой человек... или если бы Федоров правил только конституционные один-два срока. Я считаю, он нанес большой вред национальному духу нашего народа.

VII. О «русском вопросе»

В начале 1990-х Чувашия приняла, я считаю, ряд очень хороших законов. Во-первых, конечно, Декларацию о суверенитете. А еще... Сейчас чувашских националистов много обвиняют, будто они хотели всех русских выгнать. Но обвинители забывают о том, что в республике был проект Закона о гражданстве. И там был пункт: кто к моменту принятия этого закона жил в Чувашской Республике, тот автоматически становился ее гражданином. Не по крови, не по знанию языка, а именно автоматически. На мой взгляд, это был лучший вариант из возможных. Так что все обвинения в притеснениях русских — это ложь, сказка, миф.

Помню, как депутаты из Алатырского района (в основном русского по национальному составу — ред.) очень противились принятию Декларации о суверенитете Чувашии. В местной газете начали большую кампанию против республики. Алатырь собрался выходить из состава Чувашской Республики, это был такой античувашский сепаратизм.

Я в это время работал консультантом в комиссии Верховного Совета по межнациональным отношениям... пригласил меня туда Атнер Петрович Хузангай, в то время председатель комиссии. Заместителем его был скульптор Федор Мадуров, мы с ним работали в одном кабинете.

Когда началась история с Алатырем, у нас возник спор. Мадуров говорит: пусть сначала отдадут нам Ульяновск (один из традиционных центров чувашского народа — ред.), чтобы мы сделали там столицу, а потом пусть уходят. Я возражал: зачем ты так говоришь? Ульяновск — это один вопрос, Алатырь — другой, не нужно их связывать. Если они хотят отсоединяться, пусть так и делают.

Потом была дискуссия, и в споре с алатырскими депутатами слово взял Хузангай. Его все знали как абсолютно честного человека, который никого не продаст, никому зла не пожелает... У него был — да и сейчас есть — очень высокий моральный авторитет. И Хузангай сказал алатырцам: хотите выйти — выходите, это ваше право. Нам без разницы, кто вас возьмет — Мордовия ли, Ульяновская ли область… После этого все споры прекратились.

Я иногда вспоминаю об этом эпизоде, когда задумываюсь о причинах сепаратистских конфликтов в мире. Если бы люди говорили в таких ситуациях «Это ваше право», то и войн было бы меньше.

VIII. О месте чувашского народа в современном мире

... И мы приняли Декларацию, но вскоре республика сама отказалась от суверенитета. В Чувашии начали выстраивать «вертикаль» (еще до прихода Путина к власти).

Но вертикаль вертикалью, а все решается на местах. В Татарстане и Башкирии люди не боятся решать вопросы самостоятельно — соответственно, и отношение к ним другое. Недавно даже советник главы Чувашии, искусствовед Михаил Кондратьев публично, в газете «Советская Чувашия», высказал такую мысль. Мы, чуваши, говорил он, слишком терпеливые, и это причиняет нам большой вред. Поэтому и Москва нам дает меньше денег из бюджета, чем другим. Там ведь как думают: если вам недодать, вы все равно смолчите.

В других республиках ситуация несколько иная. Например, у марийцев положение во многом еще хуже, чем у нас. Но у них есть сильные финно-угорские связи. Финно-угры поддерживают друг друга. Чуваши же, хотя и близки по мировоззрению к финно-уграм, практически не участвуют в их мероприятиях.

И в тюркском мире мы тоже чужаки. Я по работе много общался с тюрками и не могу сказать, что они нам очень уж близки. Хотя возьмем тех же турок — внешне многие из них сильно похожи на чуваш. Но мне, например, марийцы намного ближе, я вижу в них родственный народ.

IX. О поиске национальных корней. О религии

Сейчас много говорят о наших предках, рассуждают о булгарах, о гуннах... Знаю, что некоторые у нас во время переписи населения записались «суварами». Но ведь очень трудно выяснить, что было на самом деле в такие далекие времена. И даже если изучить все досконально, то с точки зрения перспектив на будущее, мне кажется, это не очень многое нам даст.

Есть те, кто возвращается к истокам чувашской религии. Я их очень уважаю, среди них много умных, хороших, талантливых людей. Но, конечно, невозможно полностью воссоздать утерянные обычаи. Знать свою культуру — это хорошо, но вносить в жизнь древние элементы в их нетронутом виде, резать быков, приносить жертвоприношения — нужно ли это? Мне кажется, в наши дни все это может существовать только как перформанс, как театральное представление.

По поводу христианства есть мнение, что православие нанесло большой вред чувашам. Например, так считает философ Юрий Яковлев, многие его идеи кажутся мне интересными. В последнее время среди чуваш получают распространение протестантские течения, и эта тенденция мне нравится. Во-первых, протестанты и православных заставляют вести себя немного по-другому. А во-вторых, если касаться этики, то протестантизм больше соотвествует складу характера определенной части чувашского народа, особенно вирьял, верховых чуваш. Это, в частности, особое трудолюбие, это неприятие болтовни и замкнутость характера. Может быть, такая этика и поможет нашему народу выжить.

X. О чувашской депрессии

Мы все в депрессии, это правда. Сейчас, мне кажется, чувашам нужна коллективная психотерапия. У нас нет ни одной чувашеязычной газеты, независимой от государства и, соответственно, не занимающейся государственной пропагандой.

Очень много чувашских девушек выходят замуж за пределы России. Можно собрать из них целую армию невест. Они хорошо образованы, знают и чувашский, и иностранные языки, но как можно задействовать их для будущего чувашского народа? Мне кажется, республика должна задумываться над такими вопросами. Она могло бы вкладываться в культуру, создать, например, программу по переводу мировой классики на чувашский язык. И образованные девушки зарабатывали бы этим себе на жизнь.

Независимые люди и некоторое независимое общественное мнение в республике есть: правозащитники, разного рода активисты, но, к сожалению, их проекты очень далеки от чувашской идеи. И часто эти же люди, если речь заходит о чем-то чувашском, первыми выступают против. Еще белорусский писатель Василь Быков писал во времена «перестройки»: «С московскими демократами мы всегда шагаем в одном ряду, мы вместе хотим обновления Советского Союза. Но как только дело доходит до национального вопроса, мои московские друзья тут же перестают меня понимать».

Хотя и с нашей, чувашской, стороны нет особого стремления сотрудничать с ними. Дело, наверное, в какой-то национальной замкнутости. Я могу отвечать только за себя, но участвовать в чем-то, что не касается напрямую чувашской культуры, мне попросту неинтересно.

Источник: http://www.irekle.org/articles...