Описание живущих в Казанской губернии языческих народов

Описание живущих в Казанской губернии языческих народов, яко черемис, чуваш и вотяков, с показанием их жительства, политического учреждения, телесных и душевных дарований, какое платье носят, от чего и чем питаются, о их торгах и промыслах, каким языком говорят, о художествах и науках, о естественном и вымышленном их языческом законе, також о всех употребительных у них обрядах, нравах и обычаях; с приложением многочисленных слов на семи разных языках, как то на казанско-татарском, черемисском, чувашском, вотяцком, мордовском, пермском и зырянском, и приобщенным переводом Господней молитвы «Отче наш» на черемисском и чувашском языках, сочиненное Герардом Фридрихом Миллером, Императорской Академии Наук профессором, по возвращении его в 1743 году из Камчатской экспедиции.

Санкт-Петербург. Иждивением Императорской Академии Наук. 1791 года.

Введение

В Казанской губернии, кроме переселенных там Русских переведенцев, находится шесть народов, которые из давнейших времен в оной жительство имели, и ныне по большей части в тех же местах живут. Оные народы по известному в России званию суть следующие:

1) Татары, которые живут отчасти в самом городе Казани, також и в окольных деревнях, так что их и в Кунгурском уезде довольное число находится, к чему причитаются и Башкирцы, живущие в Уфимской провинции.

2) Черемисы¹ и

3) Чуваши, которые живут по обоим берегам реки Волги, выше и ниже города Казани.

4) Вотяки², которые почти все места между Волгою и Камою под собою имеют.

92

5) Мордва, которые настоящее жительство имеют в Нижегородской губернии; однако же некоторое число их есть и в Пензенской провинции, которая принадлежит к Казанской губернии.

6) Пермяки и Пермичи³, яко жители между Солью-Камскою и Чердынем, которые с Зырянами Устюжскими, Соль-Вычегодскими и Яренскими⁴ за один народ почитаются.

Хотя всем вышепоказанным народам обстоятельное описание не бесполезно будет, однако оного теперь надлежащим образом учинить не можно. Что касается наипаче до Татар и Башкиров, то они с живущими в Сибири такого же звания народами сходство имеют, о которых при описании Сибирских народов известие сообщить необходимо должно. В Мордву за дальним их расстоянием с дороги заехать мне никак невозможно было; а о Пермяках также много писать нечего, по тому, что они уже давно обращены в Христианский закон и от прежних своих нравов и обычаев, имея всегдашнее обхождение с Русскими людьми, по большей части отстали.

Того ради в сей книге сообщу я токмо описание Черемис, Чувашей и Вотяков по достовернейшим тем известиям, которые в бытность мою в Казани и на пути через Кунгур в Сибирь собрать мне можно было: однакож для потребного сравнения языков приобщу здесь собрание и прочих народов. Татарские и Мордовские слова собраны в Казани Русскими толмачами, которые знали оные языки; а слова на Пермском и Зырянском языках собрал и к первым приобщил я сам в бытность у сих народов при возвращении моем из Сибири.

I. О жительствах Черемис, Чуваш и Вотяков и о политическом их учреждении

Черемисы, Чуваши и Вотяки, суть особые три языческие народа в Казанской губернии, которые жилищами своими простираются до 200 верст выше и ниже города Казани, по обе стороны реки Волги так, что Черемисы по большей части жительство свое на левом берегу помянутыя реки, и к востоку по разным местам до Кунгурского уезда, а Чуваши наибольшее по правому берегу реки Волги; Вотяки же имеют жилища свои от Волги в сторону, а именно в половине северной части Казанской губернии, то есть около реки Вятки.

93

Олеарий, и по нем все прочие землеописатели, положили различие между Нагорными и Луговыми Черемисами⁵ и всех имеющих жительство по правую сторону Волги назвали Нагорными, а живущих по левую сторону оной же реки Луговыми Черемисами. Из давних лет и в самой России такое же разделение в обыкновении было, которое утверждается на разных обстоятельствах берегов реки Волги; ибо правый или западный берег по большей части высок и горист, того ради и называется Нагорной берег; а левый по низким местам прозван Луговым, или Лужным. Но по таковому разделению Чуваши с Черемисами смешиваются, ибо и на правом берегу реки Волги также живет некоторое число Черемисов, хотя и весьма мало, и токмо в одном Козьмодемьянском дистрикте⁶, которое столь малое место с противолежащею стороною, где они живут великим многолюдством, сравнить никак не можно. Чуваши, о которых прежде сказано, что они наипаче занимают правый берег реки Волги, живут также по разным местам деревнями и на левой стороне реки Камы, около городков Старого и Нового Шезминска⁷, Билярска, Тиинска, Майнска, Мензелинска, Салинска⁸ и прочих. Но кто бы захотел по таким малым обстоятельствам к разделению какого народа взять повод? Да и предъявленное Олеарием предосужение ни мало не справедливо, якобы вся правая сторона реки Волги по причине находящихся в ней гор весьма пуста и неплодородна, а вместо того на левой стороне хороших и плодоносных мест находится довольно; ибо везде по обе стороны есть леса великие, а где нет лесу, там пашни, с тою только разницею или преимуществом, что левая, или ровная сторона, за низкими местами больше наводняется, и в сухие лета бывает весьма плодоносна, а в дождливые не столь много плодов приносит.

Множество находящихся в сих местах лесов есть тому причиною, что все вышеупомянутые народы жилища имеют или в лесах, или между лесами, и к поселению своему выбрали такие места, что каждая деревня построена при нарочитой реке, или речке, или озере, а при том по близости и к пашням. На некоторых местах есть также и степи, как то в сибирской провинции по правую сторону Волги, где живут Чуваши. Сия степь столь велика, что тамошние жители по ней за дровами часто по три дня ездить принуждены бывают, и сказывают, что будто там находятся остатки старинного земляного города, и один конец его вала за Волгу до Мензелинска простирается.

А пониже сии места внутрь земли никакими землеописателями еще не объезжены, то весьма бы полезно было, ежели бы

94

кто не столь многими занятый делами, сколько оных в бытность путешествия моего имел, постарался помянутые места осмотреть, и остатки древности с прочими достопамятными вещами описать, которых заподлинно по разным местам немало находится. В пример сему представить можно остатки прежнего города Булгара, яко столицы старинного Болгарского царства, где на надгробных камнях знатных и простых людей находятся надписи на Арабском и Армянском языках, с которых и из Казанской Губернской канцелярии сообщены мне списки.

Учинившийся изданием Российской ландкарты и описанием северной и восточной части Европы и Азии знаемым г. Стралемберг⁹ пишет, что помянутый город прямо надлежит называть Булган, а не Булгар, по тому, что первое звание на Татарском языке значит лагерь ханской валом обведенной; того ради и на ландкарте означил он остатки помянутого места под именем Vradera urbus Bulgan, т. е. «остатки города Булгана». Но сие должно считать между прочими от чрезмерного последования произведению слов происходящими погрешностями, ибо восточных стран писатели, из которых Гербелот несколько приводит, всегда пишут Булгар; да и на вышепоказанных старинных надгробных надписях в четырех местах звание сие Булгар написано¹⁰.

Между Волгою и Камою на Казанской дороге к Весе Соликамской и далее поставлены верстовые столбы, только не такие, какие обыкновенно в России бывают. Там считают везде по чумкасам¹¹, а в чумкасе считается пять верст: но они гораздо больше Российских мерных верст по 500 сажень, или по 1500 аршин; разве одну чумкасу положить с Немецкою милю, которых в градусе по 15 считается, ежели они еще более не будут: а как прежде государствования блаженные и вечнодостойные памяти Государя Императора Петра I, вышепоказанные большие версты и в России также бывали, то довольно явствует, для чего у прежних писателей Российской Империи по 5 верст в одной Немецкой миле положено. Татары Чумкас называют на их языке Алечук¹², Черемисы Кешмаш¹³, а Вотяки так же, как и Русские, Чумкас.

Черемисы, Чуваши и Вотяки по городам, или по слободам, вместе с русскими не живут, но в особливых деревнях, и там разнятся от Татар, которые и в Русских селениях своими живут слободами. Черемисы ныне живут также и с Татарами, Чуваши по некоторым местам с Татарами и с Мордвою, и в Козьмодемьянском дискрикте. Черемисы и Чуваши живут без разбору, так, что их по всем обстоятельствам почти за один народ почесть можно: одни Вотяки так дики и грубы, что они ни с каким народом

95

дружеского обхождения иметь не хотят, или чтобы жить вместе в одной деревне.

Черемисские деревни очень малы, и по большей части состоят из двух только или трех дворов, а весьма редко бывает, чтобы в одной деревне дворов с 10 или с 20 было; такие деревни стоят часто одна от другой не подалеку; напротив чего Чуваши почти везде большими деревнями так, что в оных по 20, по 80 и по 100 дворов бывает, и редко найти можно, чтобы в которой деревне меньше десяти дворов было. Около Маинска, ниже устья реки Камы, есть Чувашская деревня, называемая Пиктубаева, в которой более 200 дворов считается. Вотяцкие деревни по большей части состоят из 20, 30 и из 40 дворов, смотря по тому, сколько между дикими лесами под известное число дворов места будет и сколько пропитания для себя и для скота найдут. У Черемис и у Вотяков есть такое обыкновение: ежели им на старых местах жить не покажется, то они сламывают иногда целые деревни и хоромное строение переносят на другое место; а иногда дворы оставляют и на старых местах и отдают оные охотникам в наем. Между Вяткою и Камою, чумкасов на 20 от первой реки, на большой Сарапульской дороге примечены мною остатки Вотяцкой деревни, которая называлась Кибия, и от тамошних жителей за три года пред тем перенесена на другое место, на три версты от прежней под тем же названием. Кажется, что сей народ произошел от древних гамоксобитов, с которыми в житии нынешние народы во всем сходствуют.

О Вотяках еще и то примечать надлежит, что они некоторые из своих деревень называют именем Пилги, а других не называют, и сему никакой причины показать не знают; да и того сказать не могут, что значит слово Пилги, а только объявляют, что их предки сии места так называли; чем любопытный путешествующий писатель и по неволе должен быть доволен¹⁴.

У сих народов дворы построены так, как и у Татарских мужиков, и тем разнятся от деревенского строения Русских мужиков; ибо у них нет чёрных изб, но над печами и очагами сделаны дымовые окошки и комли. В избах везде делаются у них, как и у Татар, широкие лавки, или полки, так, что поперек оных протянувшись человеку лежать можно; токмо оные лавки не по всей избе шириною одинаковы. Оконницы по большей части паюсные, от чего зимою у них весьма тепло бывает, или из тонких берест. Я не мог приметить того, что пишет Стралемберг о дворах Чувашских, якобы у них все избы дверьми на полдень строятся; ибо, хотя я сам ни в одной Чувашской деревне не был,

96

однакож Чувашский толмач, который долгое время у них жил и в Казани мне дан был, Стралембергова объявления нимало не подтвердил¹⁵.

Помянутые народы из давних лет состоят беспосредственно под Российскою державою; однако каждый народ имеет вольность, по своему рассуждению из своих выбирать в сотники, в выборные, в старосты и в десятники, яко судей в их деревнях. В каждой деревне есть свой выборной, староста и несколько десятников, и некоторое число деревень состоят в ведомстве у одного сотника. Иногда бывает в деревне и свой сотник, как то обыкновенно у Чуваш, у которых деревни велики; тако и у Черемис, которые живут в дистрикте Алатском¹⁶. Помянутые люди, яко старые и главнейшие, чинят расправу всяким небольшим делам и ссорам; а буде кто явится по уголовным делам, таковые за караулом отсылаются в городы.

Кроме подушных денег не платят они никаких податей, которые собираются с них по примеру Российских Государевых крестьян, а именно по рублю по десяти копеек с каждой души мужского полу наличными деньгами. Оные деньги каждой деревни выборной собирая, отдает в полковую канцелярию того города, к которому какая деревня приписана. В одном только Кунгурском уезде¹⁷ есть несколько Черемисских деревень, которые вместо подушных денег платят подати куницами. Здоровый и бодрый человек дает по две куницы, а немощные и старые только по одной. Ежели же им оных куниц натурою дать не можно, то берутся с них в казну по тамошней цене деньги, а именно по 40 копеек за каждую куницу. Помянутым деревням из давних лет позволено платить куницами, которую вольность и тамошние Татары имеют со времени завоевания оных земель, и по тому просто прозваны «Куничными татарами».

II. О их телесных и душевных дарованиях

Лицом Черемисы, Чуваши и Вотяки таковы, что их между прочими соседственными народами весьма легко распознать можно. Черемисы и Чуваши много походят на Татар, а разнствуют токмо (отличаются только) тем, что они суше, и за тупостию их разума кажутся на взгляд весьма глупы и боязливы; а Вотяков по их внешнему виду можно сравнить с Чухонцами¹⁸. У Чухонцев волосы на голове и бороды по большей части темноватые, а у

97

Чуваш, напротив того, почти у всех желтые, или рыжие. Они все ходят с бородами, и бороды у них не широки, но продолговаты клином. Усы они бреют, а многие по обыкновению Татар бреют также и головы, или подстригают волосы весьма коротко; и сие делают они не по обязательству своего закона, но только по обыкновению восточных народов. Черемисы и Чуваши росту среднего, а между Вотяками больше мелких, нежели крупных. Вотячки почти все имеют малые и быстрые глаза, что их невоздержанию от питья приписать можно. Черемисские женщины красотою других превосходят, и от соседственных народов лучше татарок почитаются. В бытность мою в Казани, при множестве новоизбранных рекрутов из сего языческого народа, случилось мне видеть нечто удивительное, что они гораздо полнее и лучше лицом и станом пред своими земляками были. По сему я заключил, что может быть из всех молодых людей сего народа в службу выбраны были самые лучшие, здоровые и способнейшие люди, а наипаче, когда я после того времени в Черемисских и Вотяцких деревнях ни одного не видал такого хорошего человека.

По душевным дарованиям народов сих також мало хвалить можно. У них разум весьма туп, и по тому крайне невежи, и к порокам весьма склонны. Они не знают ничего о честности и добродетели, також и о внутреннем естественном законе, кроме того, чему с принуждения научены будут. Ежели один другого, или кого из соседственных народов обмануть захочет, тот ни одного не упускает случая, и при том весьма склонны к воровству, однакож не с довольною осторожностию; ибо почти всегда в том явно попадаются. Некоторые из них ходят на разбои, которым несколько в оправдание служит то, что нищета их к тому, как зима голодных волков, принуждает. В одном только Кунгурском уезде Черемисы нарочито достаточны. Чуваши крадут более лошадей, как мне в Чебоксаре случилось многих видеть, которые за таковое их шаловство скованые по улицам кругом ходили и некоторые из них работали, а другие милостыню просили.

Они почти все, как мужчины, так и женщины, к пьянству склонны. Вотяки наипаче имеют к тому хороший случай по тому, что они при завоевании их земли от Великого царя Иоанна Васильивича IV получили вольность, сидеть во всех своих деревнях вино¹⁹, что у Черемис и у Чуваш весьма редко бывает; но вместо того умеют они варить пива и меды столь крепкие, что они с сего питья так же могут быть пьяны, как с вина.

В Вотяках приметил я еще и тот порок, что они пред прочи

98

ми народами весьма упрямы, в чем они паки с финскими мужиками, как и по внешнему виду, очень много сходствуют.

В том помянутые народы хвалы достойны, что они неистовому мужеловству не касаются, да и звания сему пороку у них нет; а прочие восточные народы в помянутой нечистоте весьма охотно валяются.

III. О их платье

Во всех помянутых трех народах мужской пол носит платье почти одинаковое, наподобие того, какое бывает у Русских мужиков; одни только Черемисы в том разнствуют, что праздничные их наряды в верху около шеи бывают с воротником, который назади на четверть аршина вниз висит, и что кафтаны снизу по обеим сторонам до поясницы прорезные. В женском платье есть большая разность; чего ради за потребно рассуждено, дабы их праздную одежду сличить с платьем Кунгурских и Уфимских Татар, с одного платья снять рисунки.

Во-первых, платье можно различить по летам мужеского и женского полу. Старухи и вдовы весьма редко в уборном платье ходят, а девки носят убору больше; более же замужние жены: при том же примечать надлежит разность между повседневным и праздничным платьем.

Замужние женщины носят платье различное по местам жительства их, те, которые живут между Вяткою и Камою, також и в Кунгурском уезде, носят платье такое, как на рисунках № 1 и 2 показано; а которые жилища свои имеют на запад от Вятки к Волге, в оном по большей части сходствуют с Чувашами; живущие же в Козьмодемьянском дистрикте от Чуваш ничем не разнятся. Чувашские женщины, сколько мне известно, носят одинаковое платье, как на рисунках под № 3 и 4 изображено. В таком же платье ходят и Вотячки, как представлено на рисунке под № 5. На прочих же рисунках под № 6, 7 и 8 изображены платья Кунгурских и Уфимских Татарок, которых мне случилось видеть в полном их уборе между реками Окою и Кунгуром и между Кунгуром и Рифейскими горами²⁰, и с оного приказал я снять рисунки.

У Черемисок примечания достойнейший есть безмерно высокий головной убор, о котором упоминает и Олеарий. Голову сперва повязывают они двумя повязками, из которых одну завязывают под горлом, а другую с волосами на затылке. Обе бывают украшены набором из серебряных копеек и мелких корольков²¹. Сверх сего накладывается у них береста наподобие стакана, которое покрывается холостиною, или кожею, и спереди укладывается шелехами²², серебряными копейками и висячими корольками, а сзади украшается копейками и шелковою, или нитяною бахромою. С сего головного убору вниз висит широкая лопасть по спине, которая также выкладена бывает копейками и корольками. К сему лопастю прививаются волосы, которые связывают-

Рис. 1.

Костюм замужней вотячки (удмуртки). Междуречье Вятки и Камы, Кунгурский уезд. Вид спереди.

Рис. 2.

Костюм замужней вотячки (удмуртки). Междуречье Вятки и Камы, Кунгурский уезд. Вид сзади.

ся одною из вышеупомянутых на затылке повязкою. Такой головной убор называется у них Шуркъ²³. Некоторые привешивают еще раковины; а убогие женки вместо серебряных копеек носят оловянные бляшки, величиною и видом похожие на серебряные копейки. В ушах носят они кольцы с висячими корольками.

Те, которые таких высоких шапок не имеют, носят повязки или начелыши, с пришытыми поперек их так же серебряными копейками, шелехами, корольками мелкими, фарфоровыми

100

штучками и проч. Помянутою повязкою на затылке завязываются вместе и волосы; при том висят вниз по спине лопасти с таким же набором, что у них все Ошпу²⁴ называется. На половине головы до затылка, кроме вышепоказанного убора, носят они еще повязки холстинные, вышитые разноцветными нитками, а сверх оных повязок почти до затылка покрываются платком и завязывают оной под горлом, и оный вышит таким же образом и называется по их Шерпан²⁵. В ушах носят они сквозь

Рис. 3.

Чувашский женский костюм (первая половина XVIII века). Вид спереди.

Рис. 4.

Чувашский женский костюм (первая половина XVIII века). Вид сзади.

продетые медные проволоки, не так как кольцы, а наподобие полукружия ободом с хороший палец. Я видел такой убор у Черемисских женок в Казани; но с оного снять рисунки за потребное не рассудил по тому, что платье с Чувашским сходствует²⁶.

При праздничном и повседневном уборе носят рубахи не самого толстого холста, которые по подолу так же вышиты; а на вороту против грудей застегиваются большой медною запонкою. На сей запонке у некоторых привешивается широкий ремень, с

101

висячими на нитках большими корольками, длиною на палец, при том внизу украшен бывает фарфоровыми кусочками. Такие ремни с корольками называются Ширкама¹¹. Под рубашкою носят они порты. По рубашке подпоясываются поясом, к которому назади прививаются заплетенные головные волосы. Между Вяткою и Волгою живущие Черемисские жены носят на поясах также и крупные разноцветные корольки с привешенными по разным местам круглыми медными бляшками, а при том и с кистя-

Рис. 5.

Удмуртский женский костюм (первая половина XVIII века).

Рис. 6.

Женский костюм кунгурских и уфимских татарок (башкирок).

ми нитяными, которые висят до колена. Сей убор называют они Иленем^2S. Також носят они на поясу на левую сторону нож в ножнах, а при том в продолговатом небольшом мешочке и деньги свои, или нечто по их обыкновению драгоценное, что им беречь хочется. Когда они куда выходят, тож сверх своего женского платья надевают еще мужской кафтан, а зимою шубу; обувь же носят по обыкновению Русских крестьян, онучи и лапти.

Чувашские женщины носят головной убор, что надлежит до волосов, повязок и спинного украшения, такой же, какой Чере-

102

мисские носят другого роду платье. Повязки с лопастями, висячими по спине, называются у них Тастар²⁹ и Кошпа³⁰. В праздничные дни, или когда сряжаются в гости итти, надевают они с правого плеча на левое особливый ремень, или широкую перевязку из снурков сплетенную, которая спереди и сзади так же, как и повязка, выстрочена бывает, и сей ремень называют они Девет³¹. Рубашки и прочее платье носят такое же, как Черемиски.

У Вотяцких баб в платье разность наипаче есть в том, что

Рис. 7.

Женский костюм кунгурских и уфимских татарок (башкирок).

Рис. 8.

Девичий костюм кунгурских и уфимских татарок (башкирок).

некоторые к повязкам берестяным, которые какою-нибудь истканью обложены и часто упоминаемыми мелочами убраны, привешивают над глазами еще корольки; впрочем же все носят на голове от одного уха к другому бересто, какою-нибудь истканью покрытое, вышиною в четверть аршина³². Сверх сего покрываются платком четвероугольным, которого один конец висит спереди, другой сзади, а прочие два по плечам. Сей платок не только по краям разноцветными нитками выстрочено бывает, но еще и с бахромою, и издали много походит на прежние фонтанжи

103

Европейских наших женщин³³. Такой головной убор называется у них Айшон. Удивления достойно, когда случится ночью поздно проезжему к Вотякам заехать; ибо, как их жены пробудившись от сна с печи долой полезут, то они во всем уборе весьма странными покажутся; что мне неоднократно случалось видеть. Они весьма скоро умеют убирать свои головы. Волосы заплетают в косу, которую с косником, убранным копейками и корольками, к поясу привязывают. На руках многие носят зарукавья корольковые, как Татарки. Рубашки бывают у них такие же, какие у Черемисок и у Чувашек. Сверх оных носят они еще особливое платье, которое с низу до верху прорезано, а рукава по Польскому обыкновению с плеч висячие, в которые рук не вздевают³⁴. Вообще говоря, платье Вотяцких баб не таково хорошо, чисто и дорого, как у прочих тамошних народов.

У всех трех вышепоказанных народов девки от баб в платье разнятся тем, что они на головах носят особливый убор, також не смеют надевать Черемисские Шуркъ и Ошпу, Чувашские Тастар и Koшпа, а Вотяцкие Айшак³⁵, но вместо того носят на головах чепцы, серебряными копейками, или таковыми же оловянными бляшками укладенные, как то обыкновенно у Черемис и у Вотяков бывает, или покрываются только выстроченными платками, как у Чуваш носят³⁶. Женской убор надевают на девок при свадьбах в церемонии. Все вышеупомянутые народы больше синий и красный цвет в платье любят.

IV. О их пропитании, торгах и промыслах

Все вышепоказанные народы питаются дома вскормленным скотом и дикими зверьми, рыбами, полевыми и огородными овощами. Они великие охотники до лошадиного мяса, а напротив того по Татарскому обыкновению свиней у себя не держат; однако большая часть из них у Русских в городах свиное мясо есть не отрекаются: напротив того Вотяки кажется охоту до свиней имеют; ибо их сотники и другие зажиточные люди свиней иногда у себя водят: только из Чуваш есть некоторые, которые свиным мясом вовсе брезгают, и когда им случится у Русских есть, то они наперед спрашивают, нет ли в естве свинины; а для чего не едят, тому никакой причины сказать не могут.

Они все любят кровь всякого скота и зверей, и убивши сцеживают оную весьма бережно: Чуваши её варят, смешав с

104

жиром и с крупою, в сычуге, или пузыре убитой скотины³⁷. Они делают и колбасы, которые на воздухе вялят, и берут оные по большей части с собою в дорогу³⁸. Салма³⁹ или Яшка⁴⁰ называются у Чуваш смешанный с салом, или с коровьим маслом хлеб, в мелкие и продолговатые куски разрезанный, и в воде крепко варенный, которой они едят с кислым молоком⁴¹.

Они пьют воду, молоко, пиво и мед. Которые зажиточны, те пьют и вино, а паче из Вотяков, которые, как прежде объявлено, сами винокурни имеют. Мужчины и бабы нюхают табак и кладут за губу. Между Чувашами некоторые и курят табак, только весьма редко.

Разве то в прежние лета была правда, что Олеарий написал о Черемисах, якобы они не сеют, не жнут, но питаются только дичиною и медом, который в лесах собирают; но ныне производят они и земледельство, так как Чуваши и Вотяки, из которых не так сами, как их жены, пашни пашут, да и во все зимнее время всякую домашнюю работу они же делают. Они имеют у себя огороды, в которых сажают капусту, репу, огурцы, чеснок, лук, редьку и прочие овощи, которого они большую часть, яко излишний, в городы на продажу возят.

Хотя они мед собирают в лесах, однако из имеющихся там своих ульев. Скотоводство у них везде в обыкновении. Живущие при реках питаются и рыбою. На промысел звериный ходят они все весьма часто.

Больших зверей ловят по большей части ямами, а мелких сетьми. Черемисы умеют из луков стрелять весьма метко и проворно, а Чуваши из винтовок, которые заряжают пулями величиною меньше горошины, и стреляют наипаче из оных белок, глухих и полевых⁴² на деревах. Между Вотяками стреляют некоторые из луков, а другие из ружья. Они во всю зиму иного ничего не делают, как только за промыслом звериным ходят; ловят же и стреляют дичину в толиком множестве, что сами всей съесть не могут, но почти еженедельно в окрестные города для продажи отвозят.

Ремесленных людей у них столько нет, сколько к убранству их платья требуется, и что они на платье употребляют, то покупают у Русских: ножи, ножницы, мелкие фарфоровые куски, шелехи, крупные и мелкие корольки, рульной табак, красные и синие исткани и прочее, у всех у них весьма похожие товары, и на оные меняют мехи, и паче лисьи черевьи⁴³, бельи⁴⁴, волчьи, и сим подобные. В северной стороне на Вятке есть также и собольи, с добротою не таковы, как Сибирские.

105

На Вятке делаются изрядные чашки точеные, и ежели оные велики и при том тонко и чисто выточены, також и олифою хорошо наведены, продаются недешево. Помянутая посуда делается из нарослей на березах, которые рождаются на корке помянутых дерев от действия соку с внешней стороны, и от воздуха столь крепки становятся, что оные весьма способно точить можно. Чем больше оные наросли, и чем лучше жилы в оных бывают, тем и чашки делаются больше, лучше и продаются дороже. Иногда точат помянутые чашки так тонко, что оные прозрачны бывают. Прежде наведения олифою чашки бывают беловаты в просерь, с черноватыми в пробеле жилками; от олифы же прочее дерево становится желто, а жилки черноваты в прочернь. При покупке таких чашек надлежит того смотреть, чтобы олифа была хороша и запаху противного от оной не было. Чашки иногда бывают не целые, но складываются из двух штук, и ежели в оные нальется горячая вода, то разваливаются. Впрочем же производить над ними опыт надлежит так: положивши оные в горячую воду, не вынимать до тех пор, пока там разведутся и будут полоски как тарелка, а по тому, как простудятся, по прежнему опять станут. Равным же образом примечать надлежит, чтобы олифа, которую не всяк хорошо умеет делать, от горячей воды не попортилась, а влитая в чашки вода олифного бы запаху или вкусу не приняла.

V. О их языках, о художествах и о науках

Помянутые три народа в языках между собою разнятся. Черемисский язык имеет некоторое сходство с Финским, а по жительству их близ Татар и Русских, есть в нем много Татарских и небольшое число Русских слов. Чувашский больше сходствует с Татарским языком, а Вотяцкой много с Черемисским, а по большей части с Пермским⁴⁵. Каждый язык разделяется еще на два особливые диалекта или наречия. Черемисы, которые живут по правую сторону Волги и Козьмодемьянска, говорят иным наречием, нежели те, которые жилища свои имеют по левую сторону, так, что одни других в речах и разуметь не могут: Можно бы было думать, что в Черемисском языке разность произошла может быть по близости от Чувашского и Мордовского языков; только то неправда, ибо оный язык есть особливое наречие. Чуваши, имеющие жительство около Василева, Козьмодемьянска

106

и Чебоксар, говорят так же, хотя и не весьма отменно, однако инако, нежели те, которые живут ниже устья реки Камы; да и между Вотяками, которые живут по верху и внизу по реке Вятке⁴⁶.

В бытность мою в Казани помощию данных мне из тамошней губернской канцелярии толмачей Черемисского, Чувашского и Вотяцкого языков, как по близости от Казани оными языками говорят, собрал я несколько слов, к которым присовокупил еще знания на Мордовском и Казанских Татар языках, дабы о сходстве сих языков тем подлиннее судить можно было. Оныя слова приобщены на конце здешнего описания, и по тому можно будет как Стралембергов на разных языках словарь так и имеющийся у Витзена⁴⁷ в описании «Северной и Восточной Татарии» оных языков словарь исправить и дополнить. Не похваляся могу сказать, что очень нелегко чужестранные слова по свойственному произношению уроженцев того языка употребительным у нас на Латинских буквах произношением изобразить, как я о приведении того в большую исправность имел старание.

О разности второго Чувашского диалекта еще объявляю, что будучи в городе Чебоксаре случай имел я собрать несколько слов на оном диалекте, которая смотря на нарочитой разности к словам общего наречия приобщил. Аппонеже переводы Господней молитвы на различные языки по мнению некоторых ученых в нынешние времена також много к рассуждению о происхождении и о сходстве языков способствуют, того ради я и того втуне не оставил и с помощью вышеупомянутых толмачей Господню молитву «Отче наш» на Черемисской и Чувашской языки перевел, которой переводы к тому же приобщены. Только сожалею, что толмачи Татарского, Вотяцкого и Мордовского языков настоящего понятия довольно не имели к вспоможению в сочинении на оных языках такого же перевода.

Впрочем, все помянутые народы пребывают в крайней слепоте своего невежества. У них нет ни писем, ни книг; и ежели кто о том их спросит, то в шутках говорят, что книги у них корова поела. Стралемберг, принимая сию пословицу якобы за правду, пишет, что есть у них о том повесть: но как я спрашивал их о том в разные времена не однократно, почитают ли они то за правду, то получил от них в ответ, что у них хотя такая пословица и есть, только оная употребляется в шутках⁴⁸.

У всех вышеупомянутых народов нет никаких повестей, кроме что которыя надлежат до их закона, и один от другого по преданию содержат. Они не стараются ни о каких науках, да и

107

не желают ни мало оным себя поисправить. Трудно сказать, такой народ, который бы не имел какого-нибудь годового счисления; но сии народы не знают ничего, когда год начинается, кроме что лету и зиму считая вместе годом называют. Равным же образом не имеют они никакого понятия о месяцах; однако недели они знают, считая в каждой по семи дней, и каждый день называют собственным именем, что они по большей части от Татар приняли⁴⁹.

Сперва надеялся я получить у сих народов о древних их временах, о их происхождении, о прежних жилищах, о бывших воинах и о прочем, некоторое хотя не ясное и баснословными обстоятельствами соединенное известие, но тщетно. На таковые вопросы они ни малого ответа не имеют, а извиняются своею простотою, которая им о таких делах размышлять не позволяет. Все то, что я к приращению Истории и Географии по сказанию их собрать мог, состоит только в малом числе названия народов, городов и рек, на разных языках сих народов. Потребного произведения и причин оным званиям, довольных рассуждений о изобретении новых, или к подтверждению исторической истины древних времен, не всегда выведать мне можно было⁵⁰.

Черемисы не называют себя Черемисами, но Мори⁵¹, которое имя у Стралемберга Море или Мере не право написано, и из того производит он такое рассуждение, что тем о описуемых у Иорнанда⁵² страшилищах, мере или море называемых, от которых произошли Гунны, обстоятельнейшее понятие иметь можно. Помянутый же Стралемберг пишет еще о Вотяках, что они себя называют Арр, а землю свою Арима, и по тому рассуждает, что у Плиния⁵³ упоминаемый народ Арамеи⁵⁴ есть тож, что и Вотяки. Но я сего подтвердить не могу, ибо Вотяки, в которых местах я был, не называют себя Арр, но именем Уд-Мурт. Слово Уд по-Черемисски именуется Ода и есть имя собственное, а Мурт имя нарицательное⁵⁵, по тому, что Русских называют они на своем языке Дюч-Мурт⁵⁶. Сверх же того земля не называется по их Ма, как у Стралемберга на разных языках в его словаре объявляется, но Музьем⁵¹, а у Татар уведомился я, что они Вотяков Ар называют⁵⁸.

Чуваши Русских называют Вюрез, которое имя от испорченного Татарского произношения Орус или Урус произошло⁵⁹. Иногда они к Татарским словам, начинающимся с букв О и У, прибавляют букву В; например: десять по-Татарски он, по-Чувашски вонна; огонь по-Татарски от, по-Чувашски Вод; лес по-Татарски урман, по-Чувашски Вурман, и проч.⁶⁰ Черемисы Русских называют Руш, а Татар Сюешь, которое слово на Чувашском языке

108

значит обманщика⁶¹. Чуваши, которые також Чувашами, а по-Мордовски Вьедене⁶² называются, свойственное Татарское имя удерживают, и выговаривают оное Тотар⁶³, а Вотяки называют Татар Бигер⁶⁴; но по чему, то мне не известно. При сем приметил я, что Стралемберг пишет о некотором языческом народе, который будто живет между Ломовым, Тамбовым и Пензою, по его названию именуемый Мохшиане: но под сим именем должно разуметь Мордву, ибо они сами себя не называют Мордвою, но Макша, а некоторые из них Эрзе. В оных местах иного народу кроме Мордвы не обретается; и то весьма странно, будто Мохшиане есть особый народ⁶⁵.

В Стралемберговых сочинениях есть еще и другая погрешность, когда он в своем предисловии о городе Казани пишет, что помянутой город Татары, как и Турки, называют Шавие-Болгар⁶⁶, то есть Болгарским главным городом: разве под сим именем надлежит разуметь старинные Болгарские остатки, о которых от меня выше упомянуто; ибо сколько известно, Татары вышеупомянутого звания у себя не имеют: они говорят Казань, и сим же именем называют котел⁶⁷, откуда некоторые землеописатели происхождение имени производят. У других народов имя Казань также употребительно, только испорченным произношением. Черемисы говорят Озанг, Чуваши Хозан, а Вотяки Кузон. Есть еще и другие имена городов, которые не прямо выговариваются, например: у Черемисов Свие⁶⁸, то есть Свияжск, Вюрсум⁶⁹, то есть Уржум; Ипе⁷⁰, то есть Уфа; у Чуваш произносится Свия⁷¹, а прямо Свияжск; Чобашкар⁷², а прямо Чебоксар; Кокшань⁷³, а прямо Кокшайск; Шозма⁷⁴, а прямо Шезминск, и прочая.

Многие города несходственными именами называются наипаче у Чуваш; например: Козьмодемьянск они называют Чиклен¹⁵, Цивильск — Сюрби^7б; Сергиев — Сок⁷⁷, по реке Соксе, на которой стоит оный городок; Уфу — Упги⁷⁸, город Хлынов называется у них особым именем, а именно Вятка⁷⁹, по которому имени прозвана и вся провинция. Татары и Черемисы называют помянутой город Наукрад и Науград⁸⁰. Река Вятка по вышепоказанным же причинам так же называется разными именами: Вотяки именуют оную Вятка-Кам, Черемисы Науград-Вич, а Татары Наукрад-Идель⁸¹. Кам⁸², Бич или Виц⁸³ и Идель⁸⁴ в моем словаре показаны такими словами, которые на вышеупомянутых языках значат вообще реку.

И так по вышепоказанным обстоятельствам река Кама называется разными именами: Вотяки называют оную с придачею Буджим-Кам⁸⁵, то есть большою рекою; Черемисы — Чолман- Виц⁸⁶, а Татары — Чолман Идель⁸⁷, по чему же так называют,

109

тому причины я выведать не мог; а именем Идель у Татар называется також и Волга, яко знатнейшая в тех местах река, или по употребительному в великой Татарии наречию Алем⁸⁸, и Этет⁸⁹, с которым словом Калмыцкое имя Эчиб⁹⁰ несколько сходствует.

Из Татарского слова Идель или Адель Чуваши сделали Адал⁹¹, и Волгу, по обыкновению живущих по Каме Вотяков, называют Асли-Адал⁹², то есть большою рекою, а напротив того Каму — Шорог-Адал⁹³, то есть белою; и сие последнее название взято от того, что вода в Каме светлее, нежели в Волге. Повыше устья речки Казанки, при которой город Казань стоит, в 40 верстах с западной стороны⁹⁴ впала в Волгу небольшая речка, которую Чуваши по выше показанной же причине Шорог-Шу, то есть белою речкою называют; по-Русски именуется оная Беловочкою речкою, по которой также большое село, стоящее при устье речки на самом высоком яру того берега по реке Волге, с построенными многими дворами вниз по оной же реке, называется Беловолжским селом⁹⁵.

Реку Волгу Черемисы и Чуваши называют совсем отменным именем, ибо у Черемис именуется оная река Иуль⁹⁶, а у Мордвы — Рау⁹⁷, которое имя с званием у Птолемея⁹⁸—Радес⁹⁹, за одно почитать надлежит. Кроме вышепоказанных имен и званий, у помянутых народов ни коим образом ничего выведать не можно.

Понеже в начале сего описания обещал я к собранным словам на языках сих народов присовокупить столько же слов на Пермском и Зырянском языках, которыя возвращаяся из Сибири я собрал; того ради объявлю здесь собранные мною некоторые звания народов, городов и рек на Пермском и Зырянском языках. То именование, которым мы их называем, у них совсем иное. Они называют себя и один другого Коми или и с придачею Коми-Мурм, а Русских Роджь или Рочь; Вотяков також Вотяк, Вогуличей Вогол, а Самоядь Яранг. Река Кама называется у них Кума, Вычегда — Эшва, Вымь — Емва, город Соль Вычегодская — Солдор.

VI. О их естественном законе, и о понятии, которое они имеют о Боге и о Божией твари

Понятием естественным о Боге и о Божьей твари вышеозначенные народы ни мало не просвещены и недостаточны. Все члены их закона, без всякого одного народа пред другим изъятия, вкратце состоят в следующем.

110

Во-первых они верят, что есть Бог, который хотя на небе пребывает, только на все человеческие дела на земле смотрит. Он им не только ниспосылает всякое добро, но еще и отвращает всякое зло; и того ради достойно есть ему поклонятися. Второе: верят, что есть дьявол, который жилище свое имеет в воде, и делает им всякое зло и оскорбление, и чтоб избавиться от его наветов, причину они имеют так же молиться Богу. Третье: что они Бога грехами своими прогневляют и за то долженствуют ожидать себе наказания, ежели они его не умолять. Четвертое и последнее: что Бог тех, которые его с молением просят, в грехах прощает, и которых любит, всяким изобилием в сем житии награждает.

Кроме вышеописанного они ничего не знают, так что и будущей вечной муке, и воздаянию быть ни мало не верят. То, что Олеарий с некоторым Черемисом о сем предмете разговаривал, кажется мне весьма основательно. О сем же предмете говорил и я с Черемисским стариком, и во многих разговорах напоследок получил нарочито разумной следующий ответ: они, яко простые, низкие и грешные люди почитают себя недостойными к наследованию от высочайшего их Юмы¹⁰⁰ мной жизни; нам же сопричастниками быть онаго блаженства не возбраняется потому, что Бог ведает, что мы во всем пред ними преимущество имеем.

Они вечно ничего ни надеются, ни боятся. Приносимые ими к Богу молитвы касаются только до временного состояния их самих, их сродников, и их мнения; а наказания, которые ниспосылает на них Бог, по их мнению, состоят в болезнях, в бесплодии супружества, в недороде плодов, в несчастии скотоводства, в худых удачах на промыслу зверином, в рыбной ловле, и во временной смерти; а наипаче боятся они, чтобы Бог не убил их громом. А понеже по всем вышепоказанным обстоятельствам бедное состояние сего народа и крайняя слепота их невежества довольно явствует; того ради тамошнее Российское духовенство не упускало со своей стороны старания, языческой сей народ многократно повторенными представлениями и увещаниями склонять к восприятию православного христианского закона; только все такие старания и поныне были бесплодны: а которые, и то малое число из них, в разных местах православную веру Греческого исповедания и восприняли, то все таковые большею частию с младенчества в воспитании взросли у Русских. Старики о том совсем не хотят слышать. Ежели нынешние учреждения в Силантовом монастыре¹⁰¹ Казанской Епархии, где по указу Святейшего Синода для обучения малолетних отроков из оного

111

языческого народа первым основаниям Христианского закона и Российскому языку заведена семинария, во время свое к желаемому концу обратить сей народ не сильны будут, то заподлинно можно сказать, что впредь мало надежды к тому останется.

По сему одному путешествующие взяли повод рассуждать, якобы во обращении начало уже действительно учинено, что все оные три народа большие праздники, которым христианская церковь пред прочими отменно празднует, яко Рождеству Христову, Пасхе и Пятидесятнице, також некоторым образом, а именно упокоением через несколько дней от дел своих, празднественно препровождают. Они в городах спрашивают прилежно, когда оные праздники случаются, и хотя они в счете иногда несколькими днями ошибаются, однако же обыкновению их то не препятствует ни мало. Стралембергу может быть сие подало повод сказать, что Чуваши несколько о Христе знают; только я могу уверить, что то не имеет никакого основания, и что вышеупомянутое обыкновение произошло от светского Русских обыкновения. Равным образом и по тому заключать не должно, что живущие близ Казани Черемисы отдают некоторое почтение стоящей на Спасских воротах Казанской крепости в большом кивоте местной иконе нерукотворного Спасителева образа, которому они приезжая в город свечи ставят; ибо известно есть, что они делают сие опять последуя Русским, и по моему мнению, может быть смотря на величину образа, отдают оному почтение: но Татары им в том весьма смеются; и не без основания можно думать, что Татары по большей части чинят препятствие, что из них столь мало в Христианский закон обращаются. Объявление же Гвагниново, которое и Олеарий в своем сочинении приводит, очень основательно, якобы некоторые из Черемис держат Магометанский закон, и по рождении вскоре обрезаются, и сие может быть от того произошло, что как Черемисы, так и прочие языческие народы, равно с Магометанами празднуют пятницу яко великий день в неделе, в которой они и никакой работы не отправляют.

В сей день не служат у них никакой службы, и не знают показать причины, для чего они пятницу паче прочих дней в неделе празднуют; и сие кажется мне паки мирское обыкновение, которое вошло к ним от их соседов Татар.

VII. О вымышленном их языческом законе и о принадлежащих к тому обрядах

Все три народа содержат одинокий языческий закон и в принадлежащих к тому обрядах почти никакой разности не имеют. Кажется, можно заключить и по именам, которыми Черемисы и Чуваши называют поклоняемого ими бога, якобы у Черемис Юма есть тот же, что в древние времена у Финнов Юмала, а Чувашский Тора тож, что у старинных Готов Тор¹⁰². Кроме сего бога почитают Чуваши еще несколько малых божков, яко защитников и хранителей некоторых деревень и мест, и сравнивают оных с нашими святыми. Те Чуваши, которых я видел в Чебоксаре и около того города, того бога, которого они признают за особливого своего защитника, называют Бородон¹⁰³.

У них у всех нет никакого особливого дня, в которой бы они паче прочих к отправлению Божией службы сходились; ибо хотя они, как выше показано, пятнишний день некоторым образом свято содержат, только сего обыкновения нельзя нимало утвердить по их закону. Время их благоговения основание свое имеют на тех обстоятельствах, в которых они находятся, или на тех причинах, по которым они нужду имеют просить о помощи их бога.

Равным же образом по обыкновению других народов нет у них никаких молитвенных домов. Они отправляют свои молитвенные приношения в своих домах, или на непокрытом месте, а по большей части в отдаленных местах, где они для такого действия какое-нибудь место вкруг забором обгораживают и посреди оного поставляют несколько столбов, покрывая оные деревянною кровлею, а под оною столб и несколько скамей. Такие места на всех трех языках называются одним именем Кереметь.

Повыше Чебоксара в двадцати верстах на правом и при том гористом берегу реки Волги видел я одно такое место, где тамошние Чуваши служат свою службу, к которым за густыми лесами и за крутым берегом никакого как с превеликою трудностию дойти можно было; а между Вяткою и Камою и в Вотяцких деревнях случилось мне приметить, что Вотяки свои Керемети имеют також на непокрытом месте, что может быть делается для того, что они там от прочих народов живут отдельно, и в отправлении своих молитв никакого опасения не имеют.

Иногда же у каждой отдельной семьи есть по одной собственной Керемети, а у иной и более; да сверх того в каждой деревне

113

находится по общей большой Керемети, где они ежегодно в некоторой день, которого число переходит и определяется от стариков в той деревне, сообща молитвы свои отправляют. Да есть же у Черемисов и во всяком дистрикте по особой Керемети, в которую из 10, 20 деревень и более жители в одно время в годовые большие праздники собираются¹⁰⁴.

Такая же Кереметь находится при небольшой реке Усемде на высокой горе, о которой упоминает и Олеарий, но в том погрешает, что он Усемду называет небольшим озером. На Вятке, верст около 80 повыше Уржума, есть большая слобода, называемая Кукурск¹⁰⁵, которая прежде сего была городом, как по званию видеть можно, по тому, что оное слагается из двух слов Ку и Кар, из которых последнее на Вотяцком языке значит город. Под оною слободою с правой стороны впала в Вятку река Пышма, а в двух верстах повыше устья впала в Пышму Усемда.

Когда Стралемберг о язычниках Вотяках пишет, будто они помянутую речку весьма свято почитают, и приносят при оной жертву и служат свою суеверную службу, то не правда; ибо в тех местах нет ни одного Вотяка, но жительство имеют только Черемисы; притом же я будучи в Казани говорил с разными Черемисами, которые при помянутой реке живут, и от них о том получил потребное известие.

Малая речка называется Шокшем, о которой и Олеарий упоминает, находится в тех же местах. Она впала в речку Оню, Оню в Лаш, а сия в Усемду. О объявленном особом жилище дьявола, по сказанию Олеария, тамошние жители ничего не знают, кроме что, как прежде показано, думают, что дьявол в воде живет.

На сих местах у них отправляема бывает языческая их служба так, как и в дому, и в общих собраниях, в большие годовые праздники, и как при особливом случае в рассуждении главных обрядов у всех трех народов одинаково; только в нынешние времена в некоторых небольших неважных обстоятельствах, смотря по случаю, между ими в том есть некоторая разность.

В каждом народе есть некоторые особливые люди, которые у русских ворожеями называют, и им по соединенному с тем суеверию подобны. Такие люди все бывают седобородые старики, которые между прочими по мнимому их о будущих случаях предсказанию, или по некоторому с Богом тайному обязательству, состоят в великом почтении. Черемисы называют их Мушан или Мушангече¹⁰⁶, Чуваши Иоммас или Юммазе¹⁰⁷, а Вотяки Тона или Туно¹⁰⁸. Иногда бывают такие колдуны и бабы ворожейки.

Не во всех же деревнях случается иметь по Мушану, Иомассу

114

или Тоне, но временем четыре деревни и более довольствуются одним колдуном. Есть же они и в Чувашских деревнях, где их по два или по три вместе бывает. Оных колдунов по справедливости можно почесть за начальников их суетной и самовольно вымышленной жертвы; ибо все зависит от их поведения, где и когда, и каким образом службу служить, а паче какую животину, и при каком случае в жертву приносить надлежит, по тому, что их служба наипаче состоит в жертвоприношении зверей, которых они сами после в снедь употребляют.

Жертвоприношение их к богу происходит не от естественного просвещения и внутреннего побуждения, но паче от случайного намерения о приключившемся временном несчастии. Ежели бы не так, то бы они всеконечно некоторой один день пред прочими всевышнему Богу посвятили; но того у них нет; ибо ни один о Боге не думает, пока кто из их семьи не занеможет, или не заразится их скот какою язвою, или будет им несчастие в промыслу зверином и рыбном, или недород в хлебе, и прочее. Ежели случится несчастье только одной семьей, то кроме оной другие никакого покаяния не приносят; ежели же какое зло постигнет всех, то вся деревня или и окрестные места обращаются на покаяние. Что бы ни было, о том о всем предлагается сперва Мушанам, Иоммасам, или Тонам.

Когда первые люди в семье или старшины в народе печаль свою открывают, то колдун делает разные приемы для удовольствия требующего помощи. Все три народа имеют общее обыкновение, что у них колдуны ворожат бобами; а именно: взявши числом 41 боб, которые при всех на столе раскладывают и передвигают несколько раз по разным местам, пока усмотрят, что требующим по их желанию, или в противность сделалось. Во время сей ворожбы смотрит он не спуская глаз на бобы и при том приказывает, на каком месте, в который день и в который час, и с какими людьми и приношением какой животины умилостивлять им должно прогневавшегося Бога.

Черемисские Мушаны и Чувашские Иоммасы, взявши свой пояс, меряют оным свой локоть с пястью руки. Чувашские Иоммасы положивши на стол небольшие два куска хлеба и два угля на четыре угла, да в средину еще один кусок хлеба, в которой втыкают иглу, и подняв руку в верх держат и смотрят, куда игла с хлебом поворотится, к хлебу ли, или к углю: но при сем действии не сказывают они ничего, а только приказывают, что требующему делать надлежит.

Вотяцкие ворожеи больше ворожат нюхальным табаком,

115

которой в руках держат, или, наливши в чарку вина, мешают оное мешалкою, или ножом скоро, и смотрят несколько времени в налитую вином чарку весьма прилежно.

В некоторой Вотяцкой деревне имел я случаи видеть Вотяцкого Тону и сделать опыты над их колдовством. Хотя и у Вотяков, и у прочих народов часто спрашивал про таких колдунов, только всегда сказывали мне, что таких людей в той деревне или нет, или куда-нибудь отбыли; однако принужден был я приказать Вотяцкого Тону силою сыскать. Сии люди весьма боятся, чтобы мнимая святость их Тонов ни чем не была опорочена.

Помянутой Тона был мужик в большой деревне, называемой Сараман-Пилги, которая почитается первою Вотяцкою деревнею, и через оную из Казани в Кунгур ездят, чумкасов с 4 на восток от реки Вятки. Он сказывал, что ему от роду 60. Борода у него темнорыжая, а на взгляд пред своею братьею гораздо лукавее. Присем случае показал я себя весьма важным, сколько мне возможно было, дабы ему не приметить, что я его велел привесть только для разговора или для выведания его мудрости; а призвать я его велел для следующей причины: на проезде от прежнего до тутошнего стану пропала у меня некоторая вещь; и хотя думал я, что конечно оную из саней украли у меня ямщики, однакож желал, чтоб он указал мне того вора, дабы мне возвратить свою пропажу. По сем попросил он у меня несколько нюхального табаку и взявши оной в левую руку пальцами кругом тер, а при том несколько пособлял к растиранию оного пальцами и правой руки. Как казалось, то во время сего действия оной колдун не спуская глаз смотрел на табак весьма пристально; потом, как можно думать, дабы ямщиков вывести из подозрения объявленной покражи, сказал, что та вещь забыта в прежней деревне, где мы новые подводы брали, и хозяин де, у которого мы ночлег имели, о том весьма сожалеет и желает, чтоб оная вещь опять взята была.

Тем я был доволен: однако над искусством сего угадчика хотел я учинить еще опыт, и сказал, будто я чувствую в себе жестокое колотье, и желаю, чтоб от той болезни чем вылечиться. Сей колдун или Тона может быть подумал, что я, яко неверный, не достоин его пользования, или может быть боялся лечить меня своим лекарством, чтобы за недействительную оного силу не попасть ему в наказание; того ради искал он сперва случая уйти, говоря, что мы скоро приедем в Татарскую деревню, и там надлежит мне требовать помощи у Абыза¹⁰⁹ или Татарского попа, который прочтет во утоление болезни статью их

116

Алкорана¹¹⁰, и от того де ты придешь опять в прежнее здоровье. Чтением из Алкорана Татары Магометанского закона от болезней своих обыкновенно пользуются; да и в соседстве живущие народы иногда тому же последуют¹¹¹. На сие не взирая, старался я всякими мерами пользоваться от него и принуждал его ласкою и силою, уверяя его совершенно своею на него надеждою, пока он не попросил с вином чарки. Как ему чарку с вином дали, то спросил он о моем имени. Я ему сказал не прямое имя, но какое тогда мне вздумалось. Он, всему тому поверя, взял нож, и мешал в чарке вино нарочитое время, и смотря в оную пристально шептал нечто неразумительное. По сем давал мне из помянутой чарки вино, будто какое лекарство, выпить; только я не мог себя принудить, чтобы выпить оное вино, но просил, дабы он сам вместо меня выпил, что он охотно и учинил, обнадеживая, что то все равно, и болезнь через несколько часов утолится.

О сем тем известнее можно было ему наперед угадать, поелику он заподлинно знал, что мы чрез четверть часа в путь отправиться намерены были. При том я его еще спросил, какие он мешая в чарке вино слова шептал? и в ответ получил, что сказать ему сего не можно, ибо де от того все действие будет бесплодно, и несколько поговоря вдруг ушел так, что и найти его не можно было. По сему вышеописанному явствует не что иное, как крайнее невежество или, вероятнее сказать, обманство сего народа.

У Черемис кроме Мушанов есть еще и другие духовные люди, которые у них Юктюч¹¹² называются; а должность их состоит в том, чтобы при отправлении их служб учреждать порядки и читать молитвы: у прочих же народов таких людей не бывает потому, что у них каждой хозяин должность Черемисского Юктюча отправляет.

Служба их состоит в приношении в жертву некоторых животных, которых они колют и варят, и по отправлении над оными молитв от служащих по обещанию службу людей, оных в снедь употребляют. В числе приносимых в жертву наипаче бывают лошади, быки, коровы и овцы; а иногда гуси, утки, куры, тетеревы, полевые зайцы и прочие. Свиньи из того числа выключаются потому, что большая часть из Черемисов, как выше показано, свиным мясом гнушаются. Диких птиц и зверей мелких приносят они в жертву при отправлении домашних своих служб, а крупный скот в Кереметях; Вотяки же диких птиц и зверей в духовных своих обрядах не употребляют. У всех народов приносятся

117

в жертву более лошади, и в большие годовые праздники на жертву приводят по большей части белых лошадей, и из Черемис никто кроме тех, которые прежде мылися в бане и надели на себя белые рубахи, сих есть не дерзают. Что надлежит до бань, то кажется, что сие обыкновение с другими многими вошло к ним от Татар. Такому обыкновению больше последуют те Черемисы, которые при всяком случае, по примеру Татар, моются и в банях парятся, при том же и по совокуплении с женою омытие за законную причину почитают.

Большие ежегодно отправляемые у них службы от повседневных ничем не разнятся, кроме что для великого множества народу торжественнее препровождаются. Кажется, что упоминаемый у Стралемберга большой Чувашский праздник есть то же, что годовой их праздник. Что же они празднуют оной ежегодно всегда в Октябре, то без основания; ибо препровождение такого праздника, как уже выше показано, назначается с воли и согласия всех окрестных деревень; однакож то правда, что к празднованию такого дня пред прочим годовым временем по окончании жнитва выбрано осеннее время по тому, что они тогда богаче бывают и больше свободного времени имеют¹¹³.

По приводе скота на жертвенное место, Черемисской Юктюч приказывает особливому человеку оной скот бить; а у Чуваш и у Вотяков отправляет то, кто хочет. При том же наипаче примечать надлежит, что убитой скотины крови ни капли напрасно не теряют; а кожу сдирают, пока убитая скотина еще совершенно не утомилась, и в знак своего благоговения вешают такие в Керемети противу востока на деревьях, а именно на дубу, или на березе, которые они паче прочих дерев в чести имеют.

Хотя Черемисы обыкновенно вешают только кожи лошадиные, а коровьих и овечьих не вешают; только оныя, яко вещь святую, держат у себя в дому в сохранности и не продают, но берегут для своих потреб, чтоб оным не попасться в чужие руки и тем бы не быть оскверненным; Чуваши же и Вотяки вешают всякие кожи; только вышеупомянутые обряды не так точно наблюдают, как Черемисы, по тому, что многие из них такие кожи и в городы на продажу отвозят. На тех местах, где близко Русские или Татары живут, вешать кожи весьма опасно бывает, ибо они оныя из Кереметей часто крадут: чего ради Чуваши прорезывают свои кожи во многих местах ножиком, чтобы тем на другое употребление оные сделать негодными. Вынявши и выполоскавши кишки, мясо режут без дальнего рассекания в средние куски, которое они вместе с кишками в одном котле

118

варят; только жир с кишок наперед обдирают, и смешавши с кровью и с крупою, начиняют оным сычуги или пузыри, и зашивши горло нитками, или укрепивши спицами, в том же котле варят.

Черемисы и Вотяки варят и поедают всю убитую тогда скотину вдруг. У них почитается за грех, ежели хотя малое что останется; и того ради в приношении жертвы толикое число и людей определяется, чтобы все съесть можно было; а у Чуваш не так: к жертвоприношению своему они других людей не приглашают, кроме тех, которые по случаю в обещаниях их участие имеют, и следовательно убитой скотины варят они столько, сколько людей находится и сколько съесть можно; а остальное неваренное берут с собой назад домой. При такой Чувашской церемонии однажды я был, где в Керемете только два человека было, и от малой овцы наваренного мяса более половины осталось¹¹⁴.

Вареное мясо кладется на вышепоказанном месте посреди Керемети на стол. Прежде ядения у Черемис Юктюч, а у прочих народов хозяин, или который между ими познатнее, обратившися лицом на восток, читает приличные к учрежденной их жертве краткие молитвы. Он становится яко главнейший напереди, приклоняет свою голову даже до земли, а прочие стоящие позади его то же делают.

У Черемис главнейшая молитва состоит в словах Юма Сирлага, то есть, Господи помилуй нас! а у Чуваш Тора Сирлаг или Тора батир¹¹⁵, то есть, подай Господи! К тому же прибавляют они и то, о чём просят, говоря: Тора батир вюлих, Тора батир гириволь¹¹⁶, то есть, подай Господи скота, подай Господи детей, и прочая. В годовые большие праздники изъявляется в таковой же краткой молитве прошение всех людей тоя страны.

Олеарий пишет о Черемисах, что они молятся повешенной коже убитой скотины. Они причитают сие себе в великое поношение, когда их тем порицают; а такая погрешность может быть вошла от того, что кожи в Кереметях обыкновенно вешаются на ту же сторону, на которую и отправление молитв бывает, то есть на восток. Равным же образом и то несправедливо, когда Олеарий об них пишет, что они молятся солнцу и луне; ибо как Черемисы, так и прочие народы, в своих Кереметях, о которых знают, как оныя стоят, никогда к солнцу, где оно во время приношения их молитв находится на небе, не обращаются, но всегда становятся лицом на восток.

К сей их священной службе хлеб пекут из муки пшеничной, ржаной или и овсяной, по возможности каждого, нарочно пре

119

сной большими караваями, и с жертвенным скотом вместе в Кереметь относят.

Прежде ядения, от сваренного мяса все мелкие части обрезывают, а именно уши, глаза, ноги и прочая, и бросают оныя в огонь, також сердце, кишки и прочую внутреннюю. Тот, который у Чуваш главнейшим при отправлении службы бывает, по небольшому куску хлеба и мяса бросает на землю одаль себя. Во время и после ядения Чуваши часто бросают по нескольку ествы своей в огонь, и при том у всех народов после ествы кроме костей ничего не остается.

Оставшиеся кости собирают они все до одной, и принесши с собою в дом пережигают в печах в пепел, дабы оныя не попалися собакам, или другому какому зверю. Помянутые кости почитаются у них за вещь святую, яко такого животного, которое посвящено всевышнему Богу: а что Стралемберг пишет, что будто они кости с кожами на деревах вешают вместе, то несправедливо¹¹⁷.

Впрочем Чуваши прежде сего в своих Кереметях имели и сие обыкновение, что при приношении своей жертвы в некоторые выдолбленные столбы деньги бросали, которые после старший или знатнейший между ими в определеннное время вынимал и оныя употреблял на пирушки, или на общие расходы: но ныне у них сие почти из обыкновения вышло, поелику они к великому своему огорчению принуждены были видеть, что такие с деньгами столбы из их кереметей крадывали.

Отправляемая у них на дому жертва от кереметской почти ни чем не разнится, кроме того что бьют они для того самую мелкую скотину, и варят мясо не на дворе, но на обыкновенных очагах, или в печах, и напоследок, ежели они стороны света не знают, то оборотятся лицом к солнцу, молитвы свои отправляют; а пьют и едят определенную в жертву скотину на дворе, и в том от Мордвы разнствуют; ибо хотя они в домашних службах с Чувашами некоторое сходство имеют, токмо такую жертвенную еству едят в избах. Женщины при всей такой службе никакого дела не имеют. Они не ходят никогда в публичные собрания и в домах не едят жертвенной ествы, но должно то делать токмо одним мущинам, которые и за женские грехи жертву приносят; и можно сказать, что сие обыкновение принято у них также от Татар, у которых по силе Магометанского закона женской пол также от всех духовных церемоний и всенародных служб свободу имеют.

По примеру Татар, не имеют они у себя ни писанных красками, ни резных идолов, и тем разнствуют от прочих языческих и

120

идолопоклоннических народов, которые литым и деревянным, или и красками писанным молятся и поклоняются: токмо между Черемисами находятся некоторые, что на ободранных липовых корках вырезают некоторые фигуры, которые ничего не значат, и оные корки в знак своего благоговения в лесах вешают. Помянутые липовые корки с вырезанными на них фигурами называют они Куда-Водаш¹¹⁸.

VIII. О их светских поведениях и обыкновениях

Между светскими поведениями и обыкновениями сих народов полагаю, во-первых, их послушание и обязательство, которыя они друг другу, також и их старшинам при всяких случаях оказывают: по том следуют их обряды и обычаи, которые происходят на родинах, на свадьбах и на похоронах; и, на последок, их забавы в пляске и в играх; а кроме сего более примечания достойного у них ничего не находится.

Ежели один другому что обещает или с кем в договор вступает, то оное обязательство для большего утверждения и уверения бывает при некоторых поруках, или свидетелях. При заимодавстве заимодавец и должник берут две палочки, которые между собою складываются, и на оных палочках вырезают столько крестов или херов (XXX), или зарубок (III), сколько будет гривен, или копеек, и каждый вырезывает на своей палочке на конце под крестами, или под зарубками, какой-нибудь вместо рукописания знак... употребительные же у них знаки суть такие: ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? и другие сим подобные, какой кому на ум придет для себя выбрать, который они во всех случаях, где требуется подписка, обыкновенно употребляют¹¹⁹. Потом палочками оными между собою размениваются, которые у них такую же силу имеют, как у нас наикрепчайшие обязательные письма. Но сие поведение служит у них токмо сумме денег, в которой не свыше десяти рублей; ежели будет более десяти рублей, то берут они в таких долгах в городе записи. Вышепоказанные знаки в употреблении бывают и между Татарами у таких людей, которые писать не умеют.

Важных обязательств у них между собою никаких нет. Когда случится генеральная присяга, или кто взят будет в солдатскую службу, то обязательство делается у них следующим образом: старшина, или который в деревне познатнее, нарезывает хлеба

121

четвероугольными кусками величиною такой, чтобы в рот положить можно было, и посыпавши солью дает по куску в рот присягающему с конца ножевого, говоря при том такие слова: ты обещаешься теперь, на пример, по преставлении такого то Монарха наследнику его во всем, не щадя живота своего, верным подданым быть; и как ты подлинно желаешь впредь хлебом и солью насыщаться, то так же совестно старайся о сохранении клятвенного твоего обещания. При взятии в солдатскую службу пред присягающим держат два палаша концами в верх крест на крест, и через оные палаши, так как и прежде объявлено было, от кого-нибудь из них дается в рот хлеб с солью. При случае родин не бывает у них никаких дальных обрядов, как что родители по большей части дают имена новорожденным детям по имени того, кто вскоре после родов первый в дом их придет. Ежели же никого скоро не будет, то родители дают имена детям по своему благоизобретению; или например: буде родится сын, а придет сперва в дом женщина, то, поелику оному мальчику по званию той женщины женского имени дать не можно, в сем случае пришедшая женщина должна новорожденного назначить другое имя, какое ей вздумается. Они почитают себе за щастие, или за доброе предзнаменование, когда во время родов, или вскоре потом люди к ним приходят, которых они в показание своей радости пивом и медом, а буде есть достаток, то и вином подчивают. Ежели же никто не придет, то вминяют они себе за нещастие и за худые знаки.

Напрасно' их в том порочат, будто бы они своим детям давали имена по званию тех животных, которые сперва вскоре по рождении младенца на двор к ним войдут¹²⁰. Между Чувашами и Вотяками находятся многие, которые оставя прежнее свое обыкновение по примеру Русских просят иногда Русских же себе в кумовья, по чему некоторые из сего народа и Русскими именами называются.

У сих народов природные их собственные имена суть следующая; например, у Черемис мужские имена: Аксюн, Кундуган, Тойдерек, Тилмемек, Игашках, Тоибатир, Токсовай и проч., женские звания: Асильдик, Кюстелет, Ксилбиках и прочая; у Чуваш мужские имена: Чулпан, Рыгав, Йимменке,Черебатир, Илмеш, Мингур и прочая; у Вотяков мужские звания: Дузмеке, Ишкейка, Камаш, Айтуген, Эшмурза, Батыр, Катерка и прочая; женские имена: Туйбике, Байбике, Нюлька и другие многие. Впрочем при сем случае ни Мушаны, ни Иоммасы или Тоны, також у Черемис ниже Юктючи, никакого дела не имеют, и

122

Гваниново объявление о Черемисах, которое приведено у Олеария, что некоторые из всех вскоре после рождения детей своих обрезывают, совсем ложно, как о сем уже показано; и от чего бы у сего народа можно было произойти слуху о Магометанском законе? Что касается до их супружества, то у них по примеру всех восточных народов многоженство позволено; однакож никто более пяти жен у себя не имеет; а большая часть, особливо у Вотяков, за скудностию их по одной или по две жены у себя держат. У Черемис и у Чуваш достаточные люди женят сыновей своих пяти и шести лет с тем намерением, чтобы в домашней работе более иметь вспоможения; ибо у них жены, как и у Татар, совсем покорны быть долженствуют. За тем же и девок, чтобы в домашней работе знать силу и иметь искусство, пятнадцати лет никогда, а двадцати лет редко, выдают замуж. Вотяки от десяти до двенадцати лет детей своих никогда не женят.

При том же законы сродства наблюдают они точно, так оных ни мало не нарушают. На сестрах и на сестриных детях они не женятся. Братьям не можно брать за себя двух сестер. Один не берет в одно время двух сестер: токмо есть у них в обыкновении, что оставшуюся по смерти большого брата во вдовстве жену берет за себя меньшой брат, но большому брату в таком же случае того делать не позволяется. Они особливо любят жениться на двух, или на трех сестрах по одиночке. В Казанском уезде Вотяцкий сотник, именем Катерка, хотя не по правилам, однако в одно время женился на двух сестрах, которые и по ныне живут с ними. При заговоре и женитьбе на вдове, которая сама в себе вольна, никаких больших околичностей не бывает. Тот, кто хочет её за себя взять, засылает свата, и как он с нею о том согласится, то в назначенной с обоих сторон день в провожании множества веселых свадебных гостей отводится в дом к жениху, где свадьба без всяких дальностей совершается; ежели же женится на девке, то много отмены бывает.

Во-первых, родители, или вместе их ближние сродники, девок даром замуж не выдают, но по Татарскому обыкновению за вывод её платит жених несколько денег, что у Татар Калым, у Черемис Олон, у Чуваш Голон Окси, а у Вотяков Калюм называется¹²¹. Таких выводных денег дается много, или мало, смотря по красоте, богатству и знати невесты; или у жениха уже много жен есть, или было; а больше смотрят на богатство; сколько отцы, или сродники, за невестою дают приданого. Вотяки, которые прочих народов убожее, дают за девку по 5, по 10 и по 15 рублей; Черемисы и Чуваши неубогие платят по 10, по 20 и по

123

30 рублей; а Черемисы в Кунгурском уезде, которые всех богаче, дают по 100 и более рублей. Ежели кто сверх первой жены похочет взять другую, то отцы, опасаяся будущего между женами ревнования, дочерей своих выдают неохотно, и того ради просят за них дороже. Равным же образом, когда у кого несколько жен умерло, то не меньше же имеют опасения в случае смерти о наследниках. Первого обыкновения наипаче держатся Черемисы, а последнего Вотяки. Которые находятся не в состоянии высокой калым заплатить или не хотят денег истерять, те ищут способа, чтобы силою достать любезную свою невесту; и так: подговаривают они себе на вспоможение несколько человек из своих приятелей и в тот дом, где живет невеста, врываются силою и девку уводят; при чем Вотяки для большей безопасности, и дабы полученная добыча тем была надежнее, тотчас на дороге при некоторых свидетелях с увезенною плотски совокупляются. То же делается, когда кто по смерти первой жены пожелает жениться на сестре её (ибо все сии народы имеют к тому особливую с природы склонность), а отцы выдают за него не похотят.

Сватовство происходит посредством третьего человека: и тому же, когда жених еще молод или состоит под властью отца своего, то за него сам отец сватает. Главное дело состоит в том, чтобы, смотря по обстоятельствам с жениховой и невестиной стороны, положить калым, и договариваются до тех пор, пока о том согласятся. Ежели же вдова имеет у себя отца и мать, и живет у них в доме, то жениху должно и за нее так же заплатить некоторой калым, но не столь великой, как за девку. При том же должно договориться, сколько невеста жениху принесет приданого; а обыкновенно бывает так, что за невестою дается приданое смотря по калыму, и отцы или сродники на невесту убор кладут из помянутого же калыма.

При сговоре назначается срок к игранию свадьбы по 4 или по 6 неделях, а иногда и по прошествии нескольких месяцев, и в то время варят они пиво и мед и заготовляют съестные припасы как у отцов невестиных, так и в дому жениховом. На свадьбу зовут всех обывателей той деревни, а временем и из других деревень, когда новосговоренные живут не в одной деревне: однако Черемисы зовут в гости только Черемис, а Вотяки только Вотяков; а прочих приятелей и знакомцов, которых кто из другого народа имеет, також ежели в соседстве живут Русские, Татары, Мордва, или другие какие, с которыми жених особливо знается, просят вскоре после свадьбы, по елику забавы у них продолжаются дни по 3 и по 4, а иногда и целую неделю.

124

С жениховой и с невестиной стороны сперва пирушки бывают порознь. Гости приносят с собою кушанье и питье, и каждой подчивает всех своим. У Чуваш есть такое обыкновение, что у жениха и у невесты на пирушках ставят на стол блюдо с хлебами, и в оные втыкают стрелы, на которыя кладется головной убор Чувашских баб, который у них Тастар называется. У жениха на пирушке кладут Тастар матери или сестры его, а у невесты тот Тастар, которой и после на нее, как на жену надевается. На оное блюдо каждой из гостей новобрачным кладет по нескольку копеек.

Из всех народов свадебные обряды у Вотяков короче всех бывают. Они едят, пьют, играют и пляшут до тех пор, пока пивом и вином допьяна упьются, и после того отходит жених с невестою спать. У Черемис, да и у Чуваш, свадебных обрядов бывает более.

У Черемис в дому невестина отца несколько времени гости будучи подчиваны и по заплате от жениха положенного на сговор сватом калыма, невеста в провожании с её стороны гостей отводится в дом к жениху, отец и мать и ближние сродники при том плачут весьма жалостно, и ни один из них её не провожает, кроме брата и сестры ее, или, ежели брата нет, то кто-нибудь из ближних сродников с своею женою, кого невестин отец к тому назначит. У невесты лицо всегда бывает закрыто платком, пока она не вступит в дом женихов. На дворе у жениха раскидывается шатер, в которой невеста приводится двумя женщинами, одна из них с невестиной, а другая с жениховой стороны, которая при входе на женихов двор её принимает. Я не знаю, да и наведаться не мог, что у них в шатре бывает, ибо и те, которые мне о сем сказывали, сильною клятвою божились, что они и сами про это не знают, по тому, что шатер кругом накрепко запирается, а сват кругом ходит и смотрит, чтобы к шатру их гостей никто не приближался; однако думают, что может быть женщины, которых с Русскими свахами и с бываемыми у Немцов на свадьбе с жениховой и с невестиной стороны посажоными матерьми сравнить можно, наставляют в сем шатре невесту в надлежащих до супружественного жития полезных правилах, надевают на невесту женское платье и снявши с нее платок, накладывают шурк, или ошпу, как головной убор Черемисских женщин, а сверх того венок. При выходе из шатра встречает жених, и взявши за руку вводит её в избу, где Юктюч о новобрачной паре читает некоторые молитвы, чтобы Бог им даровал детей и к домостроительству их ниспослал свое благословение; а между тем жених и невеста

125

несколько времени стоят на коленках. В то время Юктюч подчивает гостей пивом и медом по своему произволению. Потом гости расходятся по своим домам, а новобрачных обе свахи спать отводят.

И сия есть токмо одна церемония, которую Юктюч кроме публичной жертвы отправляет. У других народов таких обрядов в обычае нет, и как свадьбы, так родины и похороны, почитаются у них за светские обряды, до чего духовные люди никакого дела не имеют.

У Чуваш свадьбы происходят с следующею отменою. Невесту, как то у Черемис бывает, в дом женихов не водят, но жених сам должен по невесту приехать, и при том бывает много обстоятельств: ежели невеста живет в другой деревне, то жениху несколько чумкасов или миль за нею ехать надо.

Наипаче всего наперед знать желают, щастлива ли, или нещастлива оная езда будет; и того ради на дороге пред воротами колют петуха и на землю бросают. Ежели заколотой петух не трепещется, то та езда будет щастлива; буде же он трепетаться будет, то они опасаются нещастия, и для того остерегаются.

Часто случается жениху проезжать несколько деревень; и тогда посылает он наперед людей, чтобы подать весть о приезде: чего ради жители той деревни в знак радости зажигают огни и приготовляются проезжих гостей подчивать. Как скоро жених придет, то садится он на дворе у раскладенного огня за столом, а провожатых подчивают в избах, и дружка выносит жениху есть на двор.

Как скоро жених приедет в ту деревню, где живет невеста, то ездит он в санях, или в телеге, или верхом, с дружкою несколько раз: вокруг двора невестина, при чем дружка громким голосом по Татарски поздравляет Солом малик¹²², при том же и спрашивает, тут ли невеста, или инде где? Ежели невеста в том доме, то жених в оной ехать не смеет, но должен стать на ином дворе; а по большей части делается у них так, что в то время невесты дома не бывает. Вскоре потом жениха с невестою сводят, чтобы он её видеть и дарить мог. У невесты в дому жениха на подклет не водят, но делается то в жениховом дому, куда все гости на другой день или по прошествии нескольких дней подымаются, и собравшись невесту убирают в женское платье, а потом новобрачную пару спать кладут вместе. Впрочем, ни Черемисы, ни Вотяки сохранности девства не разбирают; но Чуваши того не пренебрегают. Дружка и обе свахи, стоя у дверей, дожидаются, где спят новобрачные, и при том беспрестанно поют и поют до

126

тех пор, пока по прошествии получаса ожидающим женщинам позволено будет туда войти. Ежели невеста сохранна, то пьют и веселятся весьма много; буде же не сохранна, то дружка взявши чарку проверчивает на оной диру, и зажавши оную пальцом из оной гостям подносит: тогда питье, кто оное из гостей примет, из той чарки потечет на пол, и тем приключившееся нещастие каждому явно бывает. Невесте при том так стыдно бывает, что она потом гостям и глаз своих не кажет; однакож муж за то ей ничего не делает, но сносит равнодушно.

Вообще говоря: народы или на сохранность девства не очень смотрят; да и будучи уже женаты, за непозволенное обхождение жен своих наказав, живут с ними опять в совете; к тому же нет у них того поведения, чтобы для таких причин с женою разводиться; ибо, ежели муж своею женою не будет доволен, то вместо разводной и того довольно бывает, что он лишает её своего ложа, и вместо того женится на другой, а первую содержит у себя яко работницу.

Черемисы и чуваши погребают умерших в том платье, которое они носили, и кладут в могилу между двумя досками, а сверх оных накрывают еще доскою и напоследок могилу засыпают землею¹²³. Туда же кладут они всякой домовой скарб, а именно котлы, ложки, ножи и прочая. На похоронах сродники плачут весьма жалостно и мертвого провожают до самого кладбища, которое пред каждою деревнею на особливом месте в лесу обыкновенно бывает.

Вотяки погребают умерших в их платье обвернувши берестами, поодаль деревни в лесу, а домового скарба с ними не кладут; при том же есть у них такое обыкновение: когда ношатые из лесу возвратятся, то хозяин, или хозяйка, или кто-нибудь из ближних сродников умершего, навстречу им бросают пепел, чтобы, по их сказкам, запретить, дабы они опять не приходили и более мертвых не носили.

Ежели умрет кто из знатных, то Черемисы и Чуваши в честь умершему празднуют неделю, месяц или и целый год, как они заблагорассудят. На дворе вколачивают они в землю две палки, и между оными протягивают толстую нить, и вздевают на оную кольцо. Потом все молодые люди из сродников или из гостей, не доходя до помянутого места шагов на десять, в кольцо стрелами стреляют, и кто первой в оное кольцо попадет, тот берет лошадь, на которой покойник езжал; ежели же будет женщина, то берет иную какую-нибудь лошадь со всем убором и ездит на ней вскачь до трех раз на могилу и оттуда назад. Потом оную

127

лошадь у Черемис на дому, а у Чуваш на кладбище в память умершего заколовши варят и едят, причем бывает много плача, игры, пляски, питья. В знак памяти у Черемис на кладбищах обыкновенно раскидываются на жердях плашки, а Чуваши на могилу ставят деревянные столбы, которые ныне они стали раскалывать, чтоб оные чрез то к другому употреблению негодными сделать; ибо прежде сего часто случалось, что такие могильные столбы, так как и звериные кожи, из лесов у них крадывали.

Их игры и пляска на свадьбах и при прочих увеселениях состоят в том, что старшие и знатнейшие из гостей сидят по лавкам или на столе и забавляются питьем, а молодые мужского и женского пола на полу, при игре на разных инструментах, без всякого порядка кругом скачут и пляшучи бьют в ладоши. Из игральных инструментов первой у них есть наподобие лежачей гарфы, видом полумесяца, об 18 струнах¹²⁴. Такие инструменты употребительны и у Русских, которые называются гуслями, и кажется, что как употребление сего инструмента, так и звание оного по примеру других вещей и слов взято у Татар, ибо Татары называют так же Гусли¹²⁵, Черемисы Кюсел¹²⁶, Чуваши Гюссле¹²⁷, а Вотяки Кресс¹²⁸.

Второй инструмент Татарская волынка, которая по-татарски называется Сурнай¹²⁹, по-Черемисски Шюбберъ¹³⁰, по-Чувашски Шипюрь¹³¹; третий Варган, по-Черемисски называемый Кобаш¹³², по-Чувашски Кобас¹³³, а по-Вотяцки Умкрес¹³⁴.

Примечания

1. Черемисы — старое название марийцев.

2. Вотяки — старое название удмуртов.

3. Пермяки, пермичи — коми-пермяки.

4. Зыряне — коми-зыряне.

5. Нагорные и луговые черемисы — горные и луговые марийцы.

6. Дистрикт — административный округ; здесь речь идет о Козьмодемьянском уезде Казанской губернии.

7. Старый и Новый Шезминск — ныне сс. Старошешминск и Новошешминск Чистопольского района Татарстана.

8. Билярск, Тиинск, Майнск, Мензелинск, Салинск — населенные пункты в Закамье, ныне входят в состав Татарстана и Ульяновской области.

9. Стралемберг — Филипп Иоганн Страленберг (Иван Филиппович Табберт) — шведский капитан, взятый в плен во время Полтавской битвы 1709 г. Долгое время жил в Сибири, в 1721 г. вернулся к себе домой в Ништадт и в 1730 г. в Стокгольме издал книгу «Северная и Восточная части Европы и Азии... » (второе издание под названием «История путешествия по России» вышло в Лейпциге), в которой приведены некоторые сведения о Поволжье и обитающих там народах, в том числе и чувашах.

10. Правильная форма безусловно Болгар; колебание в чтении булгар ~ булган вызвано графической близостью арабских букв. ? «ра» (р) и ? «нун» (н).

11. Чумкас или чункас, а также чум (пермск.) — расстояние длиной в 5 верст, больше по реке (см.: Даль, IV, 615); «мера расстояния в 3 версты по течению реки» (Фасмер, IV, 381). Слово распространено в основном в северо-восточных говорах русского языка и происходит от коми чомкост «расстояние между двумя шалашами (чом)», т. е. расстояние между двумя хранилищами продовольствия для охотников в лесу.

12. Татар. алачык «лачуга, хижина, летняя кухня» (соответствует чуваш. лаҫӑ «лачуга», русск. лачуга) — строение, идентичное коми чом.

13. В словарях марийского языка соответствующее слово не отмечено.

14. Слово пилги в современных словарях удмуртского языка не отмечается, однако оно родственно с удмуртским же беляк «сосед, родственник», первоначальное «род, родовая группа». Родственные слова в составе названий населенных пунктов представлены в мордовском и марийском языках. Слово ими заим-

129

ствовано из древнечувашского (булгарского) языка, где оно означало выделившуюся из племени родовую группу, их поселение, т. е. поселение семейно-родовой группы. В современном чувашском языке сохранилось в форме пӳлӗх (от пӳл — «разделять») в значении «удел, надел» (отсюда пӳлӗхҫӗ «предопределитель» — божество, наделяющее людей благими дарами всевышнего бога).

15. Сведения И. Ф. Страленберга были верными, что подтверждается многократными известиями более поздних авторов. Былая ориентация чувашских домов, как и жилищ других тюркоязычных народов, дверями на восток, сохранилась в народной памяти до настоящего времени, хотя уже начиная с петровских времен чуваши стали селиться улицами, и ориентация домов дверями на восток была утрачена ещё в XIX в.

16. Еще во времена Казанского ханства в Заказанье существовала так называемая Алатская дорога (даруга). Упомянутый Г. Ф. Миллером Алатский дистрикт впоследствии вошел в состав Казанского уезда Казанской губернии. В Высокогорском районе Татарской Республики до сих пор существуют с. Алат, с. Малый Алат, д. Средний Алат, а также с. Алатский спиртзавод. В «Списке населенных мест Российской империи по сведениям 1859 года» по Казанской губернии (СПб, 1866) в Казанском уезде отмечены четыре населенных пункта с названием Алат, ср.: с. Алаты, д. Малые Алаты (Деревенька), Средние Алаты (Курманаевка), Большой Алат (Шулабаш), а также Алатбаш. Не следует путать Алатский дистрикт с Алатырским уездом, в последнем никогда марийцы не проживали.

17. Территория Кунгурского уезда ныне входит в состав Пермской области. Административным центром Кунгурского района является город Кунгур.

18. Чухонцы — старое название финнов.

19. Сидеть вино — гнать»вйно, курить вино.

20. Рифейские горы — старое название Уральских гор.

21. Корольки — раковины каури, ужовки.

22. Шелеха (шелег) — мелкие серебряные монеты; бляшки на монисто.

23. Шуркъ — в современной графике шурка — головной убор замужней марийской женщины. Название родственно с русским сорока «женский головной убор, род кички», но марийская шурка по своей конструкции напоминает головной убор чувашских женщин хушпу, потому что марийский головной убор шурка в своем развитии претерпел сильное булгаро-чувашское влияние.

24. Ошпу — женский головной убор или украшение из сереб-

130

ряных монет у марийских женщин. Распространен у некоторых этнографических групп луговых марийцев. Конструктивно весьма близок к головному убору северо-восточных (средненизовых) чувашек. Как сам головной убор, так и его название (из чуваш. хушпу) были заимствованы марийцами у булгаро-чувашей.

25. Шерпан — в современном марийском шарпан — название женского головного убора в виде полотенца, вышитого с обоих концов и по краям, носится замужними женщинами. Сам убор и его название (из чуваш. сурпан) заимствованы марийцами у древних чувашей, о чем наглядно свидетельствует идентичность конструкции, размеров, орнаментации и способов ношения марийских шарпанов и чувашских сурпанов.

26. Ушные украшения из изогнутой серебряной проволоки (алка, сӑрка), идентичные описанным Г. Ф. Миллером у марийских женщин, были широко распространены и у чувашей, у верховых чувашей они сохранились вплоть до начала XX в. Практически не отличимы друг от друга и околоушные украшения из серебряных монет, бытовавшие в прошлом у чувашских и марийских женщин. Судя по названию (мар. серга, сырга), марийцы восприняли эти типы ушных украшений также у булгаро-чувашей.

27. Ширкама — в современной марийской графике шыркама (лугов.) или шӹркама (горн.) — «женское украшение на груди в виде овального кольца с заколкой, подобие брошки», «нагрудник из монет и ужовок». Марийские шыркама идентичны чувашским нагрудным украшениям сурпан ҫакки и шӳлкеме. Судя по названию, марийцы заимствовали это нагрудное украшение у чувашей.

Чувашское же слово шӳлкеме происходит от русского шелег «неходячая монетка», «бляшка на монисто» (из немецк. шиллинг) и чув. ама, алма «подвеска» (от ал- «вешать»).

28. Илен — в современных словарях марийского языка такое слово не отмечено.

29. Тастар — то же, что и сурпан. Этот головной убор бытовал в недавнем прошлом у низовых чувашей. Название зафиксировано также в словаре Н. И. Золотницкого (Золотницкий, 1875, 238) и «Начертание правил чувашского языка... » (Вишневский, 1836, 165).

30. Кошпа — это, бесспорно, название женского головного убора из серебряных монет и бисера хушпу. Определение «повязка с лопастями, висячими по спине», относится к наспинной части хушпу, прикрывающей волосы женщины. Обыкновенно хушпу носится поверх тастара или сурпана и наспинная часть

131

хушпу, называемая по-чувашски хушпу хӳри — «кончик хушпу», обычно ложится поверх обоих концов тастара.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Миллер считал эти два самостоятельных убора одним. Примечательно, что Миллер привел слово хушпу в верховом окающем варианте. Более поздние авторы, за исключением С. М. Михайлова, у верховых чувашей хошпу не отмечают. Зафиксированная Миллером форма кошпа дает повод думать, что в первой половине XVIII в. верховые чувашки еще носили соответствующий убор.

31. Девет — в современной орфографии тевет — женское нагрудное украшение в виде широкой ленты, украшенной монетами, бисером, ужовками и вышивкой. Его носили девушки и молодые женщины через левое плечо. В. П. Вишневский приводит это слово в форме теветь (Вишневский, 1836, 165; см. еще: Золотницкий, 1875, 241).

32. Речь идет об удмуртском женском головном уборе айшон, наподобие кокошника или кички, близком чувашскому хушпу и марийскому шурка и ошпу.

33. Поверх айшона удмуртки носили сюлык (из чуваш, ҫулӑк «платок») — женский головной убор в виде богато вышитого платка с бахромой. Судя по названию, удмурты заимствовали этот головной убор у болгаро-чувашей.

34. Здесь Миллер описывает распашную холщовую одежду удмурток шортдэрем (от шорт «пряжа» и дэрем «рубаха»), типологически сходную с чувашским шупӑр или хыс. Верхнюю одежду удмуртки носили продевая руки в вырез рукавов. Для этого на верхней части рукавов шортдэрема делали специальный вырез колтырмач (из чуваш, хултӑрмач) и богато украшали её вышивкой. Во время работы руки пропускались в эти вырезы, а концы рукавов шортдэрема перевязывались за спиной, чтобы не мешали в работе. Такой способ ношения верхней одежды был широко распространен в Средней Азии, в частности — в Хорезме. Эту традицию в Среднее Поволжье принесли волжские булгары. Примечательно, что на верхней части рукавов чувашских женских рубах, а также мужских халатов сохранилась поперечная вышивка, носящая название хултӑрмач (ср. также марийск. колдырмац), но самого выреза нет даже на самых старых экземплярах одежды. Не сохранился нарукавный вырез и у марийцев, хотя на его месте имеется специальная вышивка колдырмац. Удмурты же сохранили более архаичную традицию, воспринятую у булгар.

35. Айшак — описка или, скорее, опечатка вместо правиль

132

ного удмуртского айшон; чуть выше это слово напечатано совершенно верно.

36. Здесь Миллер описывает головные уборы марийских, чувашских и удмуртских девушек типа тухйи — девичьей шапочки, украшенной монетами и бисером. Исследователи установили, что к марийцам и удмуртам этот головной убор попал от волжских булгар. Чувашские девушки этот весьма драгоценный убор уже в XVIII в. носили только по праздникам, а в обычные дни довольствовались вышитыми платками. И в наши дни тухья одевается на свадьбы и в большие праздники.

37. Здесь описывается приготовление кровяной колбасы тултармӑш. Аналогичное блюдо известно многим тюркоязычным народам.

38. Описывается приготовление разных видов домашней колбасы, известных под названиями сукта и шӑрттан. Рецептура, технология приготовления и названия колбасных изделий совпадают у целого ряда тюркских и иранских народов и имеют тысячелетнюю историю.

39. Показательно, что салму чуваши еще в XVIII в. готовили с добавлением сала и масла. Другие источники об этом умалчивают.

40. В современном чувашском языке слово яшка означает различные виды похлебок: супы, щи, уху. Миллер не различает слова салма и яшка, видимо, не случайно. В XVIII в. яшка, очевидно, означало похлебку с домашней лапшой, то есть салма яшки. Показательно в этом отношении родственное марийское слово лашка, лӓшкӓ, имеющее только значение «лапша». Очевидно, в старочувашском яшка также имело более узкое значение «лапшевник». Похлебки с домашней лапшой различных видов широко распространены у тюркоязычных народов и соседей.

41. Тюркские народы начиная с незапамятных времен и до нынешних дней добавляют в крепкий мясной бульон кислое молоко (айран) или кумыс. Эта традиция, впервые отмеченная Миллером, жива у чувашей до настоящего времени. Вообще в кухне чувашей сохранились сильные кочевнические традиции, неудивительно, что Миллер ни словом не обмолвился об овощных блюдах. Очевидно, в первой половине XVIII в. в чувашской кухне овощи занимали весьма скромное место.

42. Глухой тетерев — глухарь, полевой тетерев — тетерев, куропатка и т. п. дичь. Примечательно, что в жизни чувашей в XVIII в. охота и рыболовство занимали заметное место.

43. Лисьи черевьи — черевый мех, черевчатый — мех, от брюш-

133

ной части лисьей шкуры, ср.: «Черевьи меха легче и мягче, а хребтовые — гуще, пушистее и прочнее» (Даль, IV, 591).

44. Бельи — беличьи меха.

45. Г. Ф. Миллер весьма точно определил родственные отношения между перечисленными языками. Современная лингвистика подтверждает прозорливость Миллера. Миллер сумел сделать это важное открытие всего лишь за несколько недель общения с живыми носителями языков.

46. Заслуга Миллера велика и в определении диалектного членения чувашского, марийского и удмуртского языков.

Современная наука практически полностью придерживается этой системы.

47. Витзен — Николас-Корнелиссон Витсен (1641—1717) голландский юрист, впоследствии бургомистр Амстердама. В 1664 г. в составе голландского посольства прибыл в Москву, прожил там один год и в 1665 г. летом вернулся на родину. С помощью думного дьяка А. А. Виниуса, служившего переводчиком при Посольском приказе, Витсен собрал материал для своих будущих трудов. В 1692 г. в Амстердаме он издал книгу «Северная и Восточная Тартария» (2-е изд. — 1705; 3-е изд. — 1785), в которой обобщил сведения по тюркским, финно-угорским, монгольским и другим восточным языкам. Для второго издания книги Витсен воспользовался лингвистическими материалами, собранными для него Российской Академией наук. В 1687 г. он издал «Новую карту Севера и Востока Азии и Европы». Следуя примеру своих предшественников Страленберга и Витсена, Г. Ф. Миллер собрал обширный языковой материал, а также предпринял перевод молитвы «Отче наш» на разные языки.

48. В настоящее время легенды о том, как их национальную книгу корова поела, выявлены у всех трех описываемых народов. Они часто встречаются в произведениях писателей. Выявлено также, что мифологический сюжет о корове, поевшей национальную книгу, распространен почти по всему Евразийскому континенту.

49. Времяисчисление и календарь у многих народов в старину считались священными и знание их было привилегией жрецов. Тайну календаря содержали в секрете и раскрывали не каждому соплеменнику. Известно, что у чувашей корректировкой календаря в високосные годы руководили жрецы, присматривающие за особо почитаемыми киреметищами. Видимо, руководствуясь этими соображениями, толмачи не решались раскрыть чужестранцу секреты календаря. Между тем первые сведения о чувашском календаре зафиксированы практически в то же время (1737—1738 гг.) в

134

анкете В. Н. Татищева, где, между прочим, записаны и названия месяцев (Димитриев, 1960, 280).

50. История народа также относится к сфере сакрального и держится в тайне от непосвященных. Многие авторы XVIII—XIX вв. сетуют на то, что чуваши, а также марийцы, удмурты и другие языческие народы понятия не имеют о своей истории. Однако дело обстоит совсем по-другому: знатоки священной истории держали её в тайне от иноплеменников. Исторические предания и легенды не передавались и детям до достижения ими совершеннолетия. Не случайно также, почти все из опубликованных в XVIII—XIX вв. исторических преданий записаны природными чувашами: С. М. Михайловым, М. Ф. Федоровым, М. П. Арзамасовым и др.

51. Точное самоназвание марийцев не мори, а марий, что значит «мариец», а также «муж», «мужчина».

52. Иорнанд — точное название Иордан — готский историк и церковный деятель первой половины VI в. Главное его произведение — «О происхождении и деяниях гетов», в котором содержатся исключительно ценные сведения о гуннах, древних славянах, германцах, мордве, мере и других финно-угорских племенах Восточной Европы. Перу Иордана принадлежит и другое интересное произведение — «Римская история».

53. Плиний Старший — римский писатель, ученый и государственный деятель I в. н. э. Сохранился его труд «Естественная история в 37 книгах», завершенная в 77 г. Эта энциклопедия античных знаний содержит немало ценных историко-географических сведений.

54. Арамеи у Плиния — кочевые семитические племена, родиной которых является Аравийский полуостров. В XIV в. до н. э. арамеи проникли в Сирию, наводнили почти всю переднюю Азию. С рубежа новой эры под арамеями следует понимать коренное население Передней Азии, принявшее арамейский язык. Отдельные поселения с арамейским населением сохранились до наших дней в Сирии. Упомянутые Плинием арамеи никакого отношения к удмуртам не могли иметь.

55. Слово мурт в удмуртском языке имеет значения: «человек», «личность», «персона», «муж», «жених».

56. Дюч-мурт — в современной удмуртской орфографии ӟуч мурт «русский человек», где первый компонент ӟуч восходит к слову рус.

57. Музьем — в современной удмуртской орфографии музъем значит «земля», «почва», «грунт».

135

58. Чуваши, как и татары, называют удмуртов арами (ар). Это слово скорее всего имеет булгарское происхождение. Булгарское ар (с ротацизмом) соответствует пермскому (древнеудмуртскому) одо «удмурт» (ср. древнетюрк. адакъ «нога» — чуваш, ура «нога»),

59. Современное чуваш. вырӑс. Слово восходит через средне-булг. урӑс к древнебулг. орус. Этноним рус бузусловно был известен древним булгарам. В татарский, а также в другие тюркские языки это слово могло попасть только с начала второго тысячелетия н. э.

60. Г. Ф. Миллер верно подметил появление так называемого протетического в- (в других тюркских языках соответствующие слова начинаются с огубленных гласных), но не совсем верно объяснил природу этого явления. Чуваши не прибавляют согласный в- к татарским словам, он появляется только в начале исконно чувашских слов.

61. Сюеш — в современном марийском литературном языке утвердилась форма суас в значении «татарин», а форма суасламары — в значении «чуваш». Так марийцы называли как чувашей, так и казанских татар. Термином суасламары — букв. «мариец на чувашский лад», т. е. «очувашившийся мариец» — горные марийцы называют своих соседей — верховых чувашей. Казанские татары, как показывают исследования последних лет, образовались в результате ассимиляции местного булгаро-чувашского населения пришлыми кыпчаками в конце XVI—XVII вв. Русские источники вплоть до XVIII в. фиксируют в Предкамье и Заказанье «чювашей», которых марийцы и называли первоначально суасами. После ассимиляции булгаро-чувашей кыпчаками этноним суас по инерции стал означать татар. В марийском языке этноним суас (сӳӓс, ш́ӓш́, сӓс) является заимствованием из чувашского языка. Диалектные формы этого марийского этнонима явно показывают его старое звучание ҫӑвӑҫ «язычник» — из древнетюркского йагъычи «жертвоприноситель», от йагъ- «приносить жертву». Не следует путать это слово с древнетюрк. йогъчи «участник поминального обряда, плакальщик», от йогь «поминальный обряд», откуда современное чуваш. ҫӑва «могила».

В золотоордынский период на территории Среднего Поволжья появилось весьма пестрое в этническом и языковом отношении пришлое население (монголы, тюрки-кыпчаки, тюрки-огузы, ираноязычные персы и таджики, армяне, славяне, финно-угры и др.), основная масса которого была исламизирована. Местное сельское булгаро-чувашское население, придерживавшееся традиционных языческих верований, называло себя ҫӑваҫ.

136

К концу золотоордынского периода местное булгаро-чувашское население впитало привнесенную золотоордынцами хорезмийскую культуру, о чем, в частности, свидетельствуют чувашские названия всего гарнитура одежды и украшений. Пришлое же население восприняло язык булгаро-чувашей, в пользу чего говорят языковые особенности булгарских этнографических памятников XIII— XIV вв. Таким образом, ко второй половине XIV в. основным признаком, различающим пришлое золотоордынское и местное булгаро-чувашское население на территории бывшей Волжской Булгарии, стала выступать религиозная принадлежность. По этому признаку местное булгаро-чувашское население называлось ҫӑваҫ, и марийцы это восприняли как этническое название. А пришлое золотоордынское — бесермен (от арабского муслимин).

Окончательно этноним чӑваш складывается в период Казанского ханства. Переселившиеся во второй половине XV в. в Среднее Поволжье кыпчаки восприняли термин ҫӑваҫ «жертвоприноситель» в качестве этнического названия и, согласно произношению кыпчакского (татарского) языка, переделали его в чӑваш. В такой форме это попало в чувашский и другие языки. В конце XIV в., в результате геноцида со стороны золотоордынских эмиров, булгаро-чувашей в Правобережье почти не осталось. Этой кучке чудом сохранившихся булгар волею судьбы было суждено стать основой нового двухмиллионного этноса, вошедшего в историю под именем чӑваш — чуваши.

62. Современная мордва чувашей называет не въедене, а ветьке. Впервые этот этноним зафиксирован в «Слове о погибели Русской земли», написанном после монголо-татарского нашествия 1237—1238 гг., но до 1246 г.

Наряду с черемисами (марийцами) и мордвой автор «Слова» упоминает малоизвестных буртасов и народ вяда. Их идентификация всегда вызывала у исследователей трудности. Под племенем вяда некоторые исследователи подразумевали вотяков (удмуртов) или одно из удмуртских племен — ватка. Однако с этим трудно согласиться. Автор «Слова» упоминает вяда между черемисами и мордвой. Поэтому под вядой следует разуметь чувашей, ибо мордва до сих пор называет их ветьке.

Это название отразилось на карте Московского государства начала XVII в., составленной голландским путешественником Исааком Масса. В. Н. Татищев писал, что «мордва чюваш... называют ветке» (Татищев, 1963, II, 201). Участник Академической экспедиции 1768—1774 гг. И. Г. Георги констатировал, что чувашей называет видками, а черемисы курке марами. В мордовском

137

фольклоре Чувашия именуется Ветькень мастор — «Чувашская земля». Следовательно, чуваши под мордовским названием вяда впервые упомянуты в первой половине XIII в.

63. Г. Ф. Миллер приводит чувашское название татар в верховой окающей форме, в литературном языке утвердилось низовая укающая форма — тутар.

64. Удмуртское название татар бигер восходит к этнониму булгар. Первоначально этим именем удмурты обозначали булгаро-чувашей. После ассимиляции булгаро-чувашей кыпчаками и образования казанско-татарского этноса этноним бигер стал относиться к татарам.

65. Мордовский народ состоит из двух этнических групп — мокши (чуваш. мӑкшӑ, марийск. мокшо) и эрзи (чуваш. ирҫе). Ф. И. Страленберг мохшианами именовал бесспорно мокшан. Г. Ф. Миллер мокшу называет макша, эрзю — эрзе, а обоих вместе — мордвой, причем верно подчеркивает, что «они сами себя не называют мордвою».

66. Шавие-Болгар ошибочное написание татарского Шәһре Болгар — «город Булгар». Г. Ф. Миллер правильно указывает, что под этим названием следует подразумевать не город Казань, а «старинные Болгарские остатки», но надо заметить, что татары долгое время называли Казань «Новым Булгаром». Закамские чуваши развалины города Булгара также называют Шери-Пӑлхар — «стольный град Булгар».

67. Казань татары называют Казан. Однако между названием города и татарским словом казан «котел» нет никакой этимологической связи. Омонимичность этих различных по происхождению слов породило множество легенд. Одна из них объясняет происхождение названия Казан от золотого котла (казан), который якобы упал в реку Казанку на том месте, где была построена Старая Казань (в 45 км от современной). На самом деле название города Казани происходит от имени её основателя — булгарского князя Хасана, жившего во второй половине XIV в. После разгрома Булгарского улуса Золотой Орды эмиром Булат Тимуром в 1361 г. булгарские князья Хасан и Мухаммед Султан переправились через Каму и укрылись в Заказанье, где и основали город, получивший впоследствии название Казань (чуваш. Хусан). В 1437 г. Старая Казань была взята Улуг Мухаммедом и после образования в 1445 г. Казанского ханства вскоре была перенесена на современное место близ устья Казанки.

68. В современном марийск. Сийа, Сӳӓ — «река Свияга», Сийа ола, Сӳӓ ола — «город Свияжск».

138

69. В современном марийск. произношении Вӳрзым — «город Уржум» (на реке Вятке).

70. В современном марийск. встречаются варианты Ӳпö, Ӳпöн, Ӳпэн, Ипон ола — «город Уфа», Ӳпö вуд — «река Уфимка»; ср. чуваш. Ӗпхӳ.

71. Современное чуваш. Сӗве — «город Свияжск», «река Свияга».

72. Современное чуваш. Шупашкар, верх. Шопашкар, ср. также марийск. Шавашэнгӹр, Шовашэнгер, Шобашэнгер, Шапшэр, Шопшэр, Шовашэнгер и т. д. — «город Чебоксары» (из марийск. шовакш, шоваш «кадушка» и энгер «речка»).

73. Современное чуваш. Какшан «Кокшага» (река) и «Кокшайск», Какшамар — «Кокшайский мариец».

74. Современное чуваш. Шуҫӑм, Ҫиҫӗм — «река Шешма», «села Старошешминск и Новошешминск».

75. Город Козьмодемьянск по-чувашски называется Чикме или Чикме хули. У Г. Ф. Миллера, очевидно, опечатка.

76. В современной чувашской орфографии Ҫӗрпӳ — «город Цивильск» (от ҫӗр «сто» и пӳ «князь»), то есть «город сотского князя», первоначально — «деревня сотника». История сохранила и имя последнего чувашского сотского князя, жившего на месте будущего Цивильска — Пулат.

77. Современное чуваш. Сук — «село Сергиевск» Самарской области; «река Сок».

78. Современное чуваш. Ӗпхӳ — «город Уфа»; транскрипция Г. Ф. Миллера скорее всего отражает старочувашскую форму Ӳпхӳ; ср. татар, Ѳфѳ, башкир. Ѳфѳ.

79. Хлынов, Вятка — старые названия города Кирова.

80. Марийск. Науград и татар. Наукрад, в современном произношении Нократ. Названия, зафиксированные Г. Ф. Миллером, свидетельствуют, что это название происходит не от татарского слова нократ «старинная монета», «серебро» (из арабского через персидский), а восходит к русскому Новгород, так как город Хлынов, позднее — Вятка, с 1934 г. Киров — основан новгородскими ушкуйниками.

81. Марийск. Науград-Вич (вернее — Наград вуд), татар. Наукрад-Идель (сейчас пишут Нократ Иделе), а также чуваш. Нухрат Атӑл буквально означают «Новгородская река».

82. В современных словарях удмуртского языка слова кам в нарицательном значении нет, но в староудмуртском слово кам означало «река». Впоследствии это слово перешло в разряд гидронимов. Аналогичный путь развития прошли чуваш, атӑл и

139

татар. идел — первоначально «большая река», затем название реки Волги и его основных притоков.

83. В современном марийск. в значении «река», «вода» употребляется слово вӳд. Приведенные Миллером фонетические варианты отражают диалектное произношение.

84. В современном татар. слово идел в значении «река» употребляется редко, оно встречается главным образом в составе гидронимов.

85. В современной удмурт. орфографии Бадӟым ком «Большая река», обычно Каму удмурты называют просто Кам или Кам шур.

86. Сейчас марийцы реку Каму называют Чолман или Чолман вӳд.

87. Татары реку Каму начиная от истоков и до слияния с Белой называют Чулман, Чулман иделе, Чулман суы. Чувашские гидронимы Чулман, Чулман Атӑл, Чулман шывӗ также служат названием верхнего течения Камы до слияния с Белой, хотя в последнее время этими названиями стали обозначать Каму в целом.

88. Алем — скорее всего опечатка вместо правильного тюрк. Ӓдил — «Волга», «большая река».

89. Этет — очевидно, ошибка, следует читать Этел — название реки Волги, фонетический вариант Ӓдил.

90. Эчиб — очевидно, ошибочное написание или опечатка вместо правильного Эчил, ср. современное калмыцкое название Волги Иҗл (старокалм. Иҗил, Эҗил).

91. В современной чуваш. орфографии Атӑл.

92. В современной чуваш. орфографии Аслӑ Атӑл букв. «Великая Волга», т. е. вся река Волга в целом. Болгаро-чуваши под названием Аслӑ Атӑл подразумевали в совокупности реку Белую, нижнее течение Камы и нижнее течение Волги. В недавнем прошлом верхнее и среднее течение Волги от истоков до слияния с Камой чуваши считали притоком Большой Волги и называли его Хура Атӑл — «Чёрная Волга», а нижнее течение — Кӑвак Атӑл — «Голубая Волга», так как в устье Камы воды «Черной Волги» разбавлялись водами «Белой Волги», то есть Камы.

93. Правильно — Шурӑ Атӑл — «Белая Волга». Под этим названием чуваши еще с булгарских времен объединяли реку Белую и нижнее течение Камы, начиная с места слияния с Белой и до впадения её в Волгу.

94. «С западной стороны» — то есть с правой.

95. Современное чуваш. Шуршу — название речки Белая Воложка (Беловолочка), правого притока Волги; оно же — общее название ряда селений Козловского района.

140

96. В современной марийск. орфографии Юл «Волга».

97. Волга называется Рав, Раво в эрзянском и Рава в мокшанском; как и в других языках Поволжья, название Волги в мордовских языках имеет также нарицательное значение «большая река».

98. Птолемей Клавдий — древнегреческий астроном, математик и географ, создатель геоцентрической системы мира. В труде «География» дал сводку географических сведений античного мира и привел координаты около 8000 различных географических пунктов. Карта Птолемея простирается от Канарских островов и Исландии на Западе до Восточной Азии на Востоке.

99. Радес — у Птолемея название Волги приведено в форме Ра; исследователи сравнивают его с авестийским Рангха, древнеиндийским Раса и другими индоевропейскими соответствиями. Ра — самое древнее из названий Волги.

100. Юмо — марийское название Бога, букв. «(обожествленное) небо».

101. Зилантьев (Зилантов) монастырь в Казани, который посетил Миллер в 1733 г. В то время в монастыре размещалась духовная семинария, где обучались чувашские, марийские, мордовские, калмыцкие и татарские мальчики.

102. Чуваш. Турӑ «Бог» вне всякого сомнения происходит от пратюрк. Тангри «небо», «божество». Сходство между чувашским Турӑ и германо-скандинавским Тор плод чистой случайности.

103. Скорее всего опечатка вместо правильного Хородон. У верховых чувашей в прошлом широкой популярностью пользовался киреметь Хура-Тӑван (варианты: Хора Тӑван, Хоратан, Хоратоан и т. п.), около села Ильинки Моргаушского района. Из материалов экспедиции известно, что Г. Ф. Миллер и И. Г. Гмелин вместе с переводчиком, слугами и солдатами, из которых двое были чувашами, в районе Ильинской Пустыни (ныне село Ильинка) на правом берегу Волги посетили киреметище и наблюдали жертвоприношение по старинному чувашскому обычаю. Судя по всему, участники экспедиции побывали на знаменитом Ильинском киреметище Хура Тӑван (или Хоратоан, Хоратан).

104. Г. Ф. Миллер здесь впервые подметил, что у народов Поволжья имелась строгая и достаточно сложная иерархическая система Киреметей. По его наблюдениям, у чувашей, марийцев и удмуртов были семейно-родовые, сельские и общинные киреметища.

105. Вероятнее всего Кукарка, теперь город Советск Кировской области.

141

106. В современном марийск. орфографии мужан, мужанче «ворожея», «гадалка» (от мужан «ворожба»).

107. В современной чуваш. орфографии юмӑҫ «знахарь», «знахарка», «ворожея», «гадалка».

108. В современной удмурт. орфографии туно, а также туно-пеллё, туночи «гадалка, ворожея, знахарка».

109. Абыз — русск. абыс, абыз «мулла, татарский священник» (из арабского через тюркско-татарское посредство).

110. Священная книга мусульман Коран.

111. Чуваши, проживающие в соседстве с татарами, в случае болезни кого-нибудь из членов семьи приглашали татарского муллу или абыза для чтения Корана.

112. Юктюч — в доступных словарях марийского языка похожего слова мы не нашли. Очевидно, оно происходит от марийского йук «голос», «звук», йуктеш «читать» и буквально означает «чтец (молитв)».

113. В октябре чуваши проводили обряд освящения нового урожая чӳклеме, символизировавший связь между старым и новым урожаем. До проведения этого обряда нельзя было употреблять в пищу хлеб нового урожая. Ф. И. Страленберг имел в виду именно этот обряд.

114. Г. Ф. Миллер упоминает здесь о своем пребывании на Ильинском киреметище Хура Тӑван (см. примеч. 103).

115. В современной чуваш. орфографии Турӑ, ҫырлах. Турӑ патӑр. — «Боже, помилуй. Дай, Боже».

116. В современной чуваш. орфографии Турӑ патӑр выльӑх, Турӑ патӑр хӗр-ывӑл — «Да подаст Бог скота, да подаст Бог детей».

117. Голову, ноги и хвост жертвенного животного чуваши оставляли вместе со шкурой и вывешивали на дерево, посреди киреметища, головой на восток. Кости, оставшиеся после ритуальной трапезы, обычно сжигали тут же на костре, полагая, что вместе с дымом жертвенное животное возносится к Богу. Так что в определенной мере правы оба исследователя. Описанный Г. Ф. Миллером чувашский обряд жертвоприношения идентичен обряду сибирских тюрок, бурят и уходит своими корнями в глубокую старину.

118. Соответствует современному марийск. кудыводыш, кудывадыж, «дух шалаша» (от кудо «лачуга», «шалаш», «летняя кухня», «усадьба», «двор» и водыж — название низшего божества), то есть «дух-хозяин двора», «дворовый дух».

119. Описанные Г. Ф. Миллером знаки являются родовыми тамгами или знаками собственности. Чуваши называли их тӑмха «тамга» или ана палли «полевой знак», «полевая метка».

142

120. В случае гибели первенцев последующим детям чуваши давали имена по названиям животных, птиц и даже деревьев, например: Курак «грач», Шӑнкӑрч «скворец», Упи «медведь», Юман «дуб» и т. п. Подобные «имена» были ложными, заменяющими настоящие, чтобы уберечь младенца от козней злых духов. Такие подставные имена собственно антропонимами не являются, и тонкое замечание Г. Ф. Миллера заслуживает внимания.

121. В современной орфографии: татар. калым, марийск. олно, олын (из чуваш.), чуваш. хулӑм укҫи, хулам, удмурт. калым (из татар.).

122. В современной чуваш. орфографии обычно пишется саламалик — традиционная восточная форма приветствия, восходящая к арабскому благопожеланию ас-саляму алейкум «Мир над Вами!»

123. У чуваш до сих пор бытует поговорка: «Вилнӗ ҫынна виҫӗ хӑма ҫеҫ кирлӗ». — «Усопшему достаточно трех досок». Имеются и другие записи, подтверждающие отмеченный Г. Ф. Миллером факт. Вместе с тем немало свидетельств и того, что чуваши до появления продольных пил хоронили усопших в долбленых гробовищах.

124. Речь идет о гуслях.

125. Гусли — в современном татар. гѳслә.

126. Кюсле — в современном марийск. кӳсле «гусли».

127. Гюссле — в современном чуваш. кӗсле «гусли».

128. В современном удмурт. крезь «гусли».

129. В современной татарской орфографии сорнай (ср. чуваш. сӑрнай, от сор «рог» и най «камыш», «свирель») — род волынки, зурна; а также «трехструнный щипковый музыкальный инструмент».

130. В современном марийск. шӳвыр «пузырь, волынка».

131. В современном чуваш. шӑпӑр (ср. тюрк. сыбыз, монгол. шуур «духовой музыкальный инструмент») «пузырь, волынка».

132. В современном марийск. ковыж «губной музыкальный инструмент», «марийская скрипка-долбленка».

133. В современной чуваш. орфографии купӑс «скрипка»; тута купӑс «варган»; хӑма купӑс, сӗрме купӑс, сӗркӗч купӑс «скрипка»; хут купӑс «гармошка», «гармонь».

134. В современной удмурт. орфографии ымкрезь «губная гармонь», «дудка».