«Утренняя звезда татарского пробуждения». Шихабуддин Марджани — учёный, философ, просветитель

Абдуллин Я.
«Утренняя звезда татарского пробуждения». Шихабуддин Марджани — учёный, философ, просветитель. // Татарский мир. — 2002. — № 8.

Источник: http://www.tatworld.ru/article...

Имя этого человека олицетворяет переломную эпоху в жизни татарского народа — исторический период отчаянных и мужественных усилий по высвобождению его национального самосознания и жизнеустройства от мертвящих оков средневековой догматической идеологии, период формирования татарской нации, накопления ею сил для мощного взлёта образования, культуры, науки. Столетие назад, в начале ХХ века новая волна общественных деятелей — Г. Тукай, Ф. Амирхан, Г. Ибрагимов, Г. Камал, М. Гафури и другие благоговейно признали в этом человеке своего духовного отца.

Шигабуддин ибн Багаутдин ал-Марджани родился 16 января 1818 года в селении Ябынчы под Казанью. Вскоре его отец становится имамом села Ташкичу и организует при мечети медресе. Здесь Шигабуддин получает первоначальное образование, штудирует книгу за книгой сначала довольно богатой библиотеки отца, а потом деда. С 17 лет он помогает отцу в обучении его воспитанников, а двадцатилетним юношей для продолжения образования отправляется в Бухару.

В этом крупном центре мусульманской культуры Марджани получает уроки у самых уважаемых мударрисов (преподавателей медресе — Ред.), читает в лучших библиотеках города, общается с людьми, известными склонностью к самостоятельному мышлению. Сам Марджани особо выделял Хусаина ибн Мухаммад ал-Кирмани ал-Каргали. Не будучи официальным мударрисом, он выделялся как крупный мыслитель, располагал богатой и ценной библиотекой, великолепно знал арабский, персидский и тюркские языки, сочинял на этих языках стихи и проявлял глубокий интерес к истории. В Бухаре Марджани близко сошёлся с другим крупным учёным — Низамутдином ал-Илхами, который интересовался медициной, астрономией и геометрией.

Не получая материальной помощи, Шигабуддин вынужден был зарабатывать на жизнь уроками у детей богатеев и перепиской книг, а весной выезжал учительствовать в сельскую местность. Но денег хватало лишь на удовлетворение самых скромных потребностей. Впоследствии он говорил своим ученикам-шакирдам:: «во время пребывания в Бухаре, чтобы попасть на уроки, ежедневно по 3-4 километра приходилось шлёпать в башмаках на босу ногу».

После пятилетнего пребывания в Бухаре Марджани перебирается в Самарканд и устраивается в медресе «Ширдар». Здесь он близко сходится с казием абу-Сагидом ибн Абдулхай ас-Самарканди — крупным учёным, кроме теологии хорошо знавшим историю, математику, астрономию, географию и другие науки, располагавшим богатой библиотекой из редчайших книг, которые были предоставлены в полное распоряжение пытливого молодого мыслителя с берегов Волги. «Книги этой библиотеки, — говорил потом Марджани, — оказались для меня подлинными наставниками. Они дали мне знание и выправили мой образ мысли».

Через два года Шигабуддин Марджани возвращается в Бухару, устраивается в знаменитом медресе «Мири-араб», продолжает самообразование.

За десять лет в Бухаре и Самарканде Марджани, помимо мусульманского богословия, обстоятельно изучил арабский и персидский языки, философию и историю, занимался математикой, особенно геометрией и астрономией, познакомился с наследием таких корифеев мысли как ал-Фараби, ал-Бируни, Ибн Сина, Ибн Рушд, ал-Кинди, ал-Маари, Ибн Халдун, с произведениями выдающихся поэтов Востока — Саади, Фирдоуси, Хайама, Низами, Руми, Навои и других.

Вернувшись в 1849 году на родину, Шигабуддин Марджани становится имамом 1-й Казанской мечети и мударрисом (настоятелем и главным преподавателем) медресе при ней. Здесь он с головой уходит в педагогическую и научную работу.

В Казани у Марджани устанавливаются близкие отношения с известными учёными-востоковедами А. К. Казембеком, В. В. Радловым, И. Ф. Готвальдом и другими. Он был связан с петербургским ориенталистом В. Вельяминовым-Зерновым. Эти связи, постоянное общение с учёными Казанского университета позволили ему приобщиться к достижениям русской и западной научной мысли. Общение с русскими учёными, знакомство с русской и западноевропейской наукой и культурой сыграли существенную роль в становлении просветительских взглядов Марджани.

Начавшись в Бухаре, до последнего дня жизни продолжалась его научная деятельность. Одной из первых была книга «Илам абнаи ад-дахр би ахвал ва ахл Мавараэннахр» («Извещение сынов эпохи о делах и людях Средней Азии»). В ней подвергаются критике фанатизм и невежество, царившие среди бухар ских учёных. Автор призывает молодёжь отказаться от поездок в Бухару и рекомендует изучать светские науки. В Бухаре же Марджани написал работу «Танбих абнаи ал-гаср ала танзиях анбаи Абу Наср» («Извещение сынов эпохи беспристрастными известиями Абу Насра — ал-Курсави — Ред.). Широким фронтом развернулась его научно-творческая деятельность после возвращения на родину. Всего им написано более 30 томов научных работ. Среди них — семитомный «Вафиййат ал-асляф ва тахиййат ал-ахляф» («Подробное о предшественниках и их приветствия потомкам») — труд по истории научно-философской и художественной мысли, жизни и деятельности её наиболее видных представителей, а также двухтомный «Мастафад ал-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар» («Полезные сведения, привлечённые для истории Казани и Булгара») — историю булгаро-татар и их взаимоотношений с другими народами.

В 1883 году в Казани вышла из печати на арабском языке книга Марджани «Мукаддимате китабе Вафиййат ал-асляф ва тахиййат ал-ахляф». Эта книга представляет собой историко-философское исследование, в котором автор излагает свои взгляды на исторический процесс, на происхождение и распространение наук, свои философско-методологические воззрения.

Научное творчество Марджани, имевшее ярко выраженную просветительскую направленность и сыгравшее важнейшую роль в развитии татарской общественной мысли, было принизано идеей освобождения своего народа из-под власти феодально-патриархальных отношений и средневековой идеологии, приобщения его к достижениям мировой цивилизации. От произведений Марджани, как писал в 1915 году писатель, учёный и политический деятель Галимджан Ибрагимов, веет духом «отстаивания свободы мысли, ясной веры в будущее и уважения человеческого разума… С первых строк и до последней их пронизывает идея борьбы против рабства мысли, её закованности мёртвыми традициями и стремлением к разрушению цепей, наложенных на человеческий разум».

Будучи рационалистом, Марджани решительно выступил против схоластической премудрости, оспаривал незыблемость богословских книг и отстаивал свободомыслие. Он нередко ссылается на священное писание, но при этом удар свой направляет против фанатизма и мистицизма.

Марджани мужественно выступил против мусульманско-богословского принципа таклид, в соответствии с которым проповедовалась необходимость беспрекословной веры признанным авторитетам прошлого, слепого следования традициям и заветам древних. Распространение идеи таклида Марджани считает величайшим бедствием для народа, питательной почвой фанатизма, опорой закостенелости и отсталости. Он писал: «В любое время, пока существует человечество, каждый должен находиться на пути творческих исканий». В качестве непогрешимых авторитетов, оставивших людям абсолютные знания, мусульманское богословие выдвигало муджтахидов — одарённых творческой способностью мыслителей прошлого. Марджани же смотрит на них как на обыкновенных смертных и заявляет, что «муджтахид тоже может допустить ошибку». А раз так, нельзя слепо повторять их высказывания: «Каждый человек, — считает Марджани, — может и должен развить в себе способность к самостоятельному суждению и умозаключению». Марджани крушит апологетов таклида выдержками из священных текстов, показывая, что учение пророков имеет отношение лишь к проблеме веры людей, а не к законам природы и истинной основе явлений действительности. Об этих законах и причинах явлений пророки речь не вели, выяснение их — задача самих людей.

Марджани заслуженно считается основоположником научной истории татарского народа. Видный деятель татарской культуры Дж. Валиди назвал его «нашим Геродотом». И в самом деле, в отличие от прежних религиозно-мистических сочинений, выдаваемых за труды по истории, Марджани создал в подлинном смысле гражданскую, светскую историю, исследовал историю татарского народа без всяких религиозно-мистических наслоений, на основе анализа достоверных исторических данных.

При освещении истории татарского народа Ш. Марджани опирается на исследования арабских историков, ссылается на воспоминания путешественников из восточных стран и обращается к русским источникам. Вместе с тем центральное место в них занимают данные, полученные автором путём самостоятельных исследований. Для восстановления исторической правды он обращается к огромному количеству первоисточников: старинным монетам, ярлыкам, устным и письменным преданиям, письмам государственных деятелей и частных лиц, надписям на надгробных камнях, на полях старинных книг и т. д. Для сбора этих свидетельств прошлого он выезжает в деревни, совершает долгие и утомительные поездки. Добытые сведения он подвергает тщательному исследованию и критической оценке.

Такое скрупулёзное исследование свидетельств прошлого дало Марджани возможность вести речь об истории татарского народа предметно и с большой убедительностью.

В своих трудах он поднимает важный вопрос о генезисе татар Поволжья и Приуралья. Анализ этой проблемы учёный начинает с булгарского этноса, образовавшего в Х столетии мусульманское государство в Поволжье. Опираясь на свидетельства арабских авторов, он доказывает, что волжско-камские булгары — это тюркское племя, что «у них и язык, и нравственные представления, и обычаи, и обряды, и оставленные ими памятники — все являются тюркскими». Современные же поволжские татары являются потомками этого тюркского племени.

Безусловно, Марджани не игнорирует включение в состав татарского этноса кроме булгарского и других этнических компонентов, не усматривает большой этнической разницы между булгарами и кипчаками: тесная связь и взаимное проникновение между ними для него факт само собой разумеющийся. Он фиксирует также включение в состав булгарского, а затем татарского этноса угро-финского компонента и усложнение этнической истории с образованием Золотой Орды включением в этнический процесс новых племён.

Проблема этногенеза для Марджани не только и не главным образом проблема кровного родства — это одновременно и прежде всего процесс развития культуры. В обоснование этнокультурной преемственности между булгарами и татарами Поволжья Ш. Марджани ссылается на литературные памятники. Именно булгаро-татарскими литературными памятниками являются, считает он, «Кыйссан Йусуф» Кул Гали, «Нахджел-Фарадис», «Башлагали», «Насыйхтес-Салихин» и баиты «Ноуруз», «Шахри Болгар газыйлары». Как по своему содержанию, так и по языку эти произведения, полагает учёный, могли создаваться лтшь булгарами или в булгарской среде. По языку, пишет Марджани, они сходны с надписями на булгарских надмогильных камнях и отличаются от языка турок-османов, узбеков и казахов, да и распространены они только в наших краях, а в других районах не встречаются.

Вместе с тем он выступил с защитой отвергаемой в то время широкими кругами своих соплеменников этнонима «татары», был реалистом и отчётливо представлял конкретно-исторические условия, в которых жил его народ, чувствовал требования времени. Время это характеризовалось бурным развитием обмена с другими народами, а последние называли соплеменников Марджани татарами. В этих условиях представлять себя лишь мусульманами, что упрямо насаждалось духовенством, было непрагматично. Межнациональные отношения устанавливаются не на религиозной, а на этнической основе — учитывая эти обстоятельства, Марджани ратует за принятие этнонима «татары». При этом он ясно осознаёт, что этот этноним навязан извне.

Несомненна заслуга Ш. Марджани в преодолении национальной замкнутости и в борьбе за приобщение татарского народа к достижениям других народов в науке и культуре. «Для будущности нашего народа, обеспечения ему возможности управления собственными делами и избавления его от вечного гнёта на арене жизни, — говорит он, — мы нуждаемся в европейских знаниях, просвещении, культуре и промышленности. Весьма полезна для нас учёба в европейских школах. Умение и просвещение можно брать везде, где оно есть. Знание и просвещение не знают ни национальных, ни языковых границ».

Он был и видным философом-мыслителем, подверг острой и язвительной критике установки мусульманского богословия по коренным мировоззренческим проблемам — таким, как сущность Бога и его атрибуты, мир и его сотворение, конечность и бесконечность времени, бытие и небытие.

Отвергнув понятие возникновения во времени, Марджани вступил в противоречие с богословским учением о предшествовании Бога вселенной во времени и сотворении им вещей и явлений мира в определённое время. Вместе с тем он не отвергал идею Бога. «Есть, — пишет Ш. Марджани, — беспрерывная природа, которая существует благодаря непрерывной смене своих постоянно обновляющихся частей. Эти части и их чередование бесконечны как в прошлом, так и в будущем. Беспрерывная природа, бесконечное течение её процессов имеет своим источником бесконечного творца».

Подвергнув мировоззренческие установки богословия критике, Марджани занял смелую для своего времени позицию, согласно которой научные знания представлялись более предпочтительными, чем установления шариата. При наличии в шариате положения, противоречащего научно обоснованным фактам, считал он, лучше «изменить понимание этого положения, чем встать на путь отрицания того, истинность чего очевидна и научно обоснована».

Марджани был противником практики такфира — обвинения в ереси любой попытки научного объяснения действительности и проявления вольнодумства. Эта своеобразная форма мусульманской анафемы на протяжении многих веков служила в качестве орудия борьбы богословов и консервативного духовенства против науки и философии. Человек, которому приклеивался ярлык еретика и безбожника, оказывался вне общины и закона, подвергался всяческим гонениям и нигде не мог рассчитывать на поддержку.

«Брань в адрес науки и знания, отрицание их значения — признак непросвещённости и удел невежд», — смело заявил Марджани. Людей, способных заниматься наукой и философией, он, в отличие от богословов-мутакаллимов, считал самыми выдающимися представителями рода человеческого.

В условиях отчаянного противодействия со стороны консервативного духовенства попыткам приобщения к русской культуре и представления об изучении русского языка как о величайшем грехопадении и отступлении от мусульманства, Марджани настойчиво доказывал, что знание русского языка для татар — жизненная необходимость и призывал отбросить в этом вопросе любые предубеждения. Он был в числе инициаторов открытия в Казани школы для подготовки учителей русского языка для татарских учебных заведений. На торжественном акте по этому случаю выступил с приветственной речью и, несмотря на раздававшиеся вокруг проклятия, пошёл в эту школу преподавателем. Этот шаг виднейшего имама имел немаловажное значение в переломе настроений у людей не только в отношении учёбы в русско-татарской учительской школе, но и изучения русского языка вообще.

Призывая к приобщению к европейской и русской культуре, к овладению русским языком, Марджани, безусловно, был далёк от односторонности. Приобщение к европейской и русской культуре, по его мнению, ни в коей мере не должно вести к забвению родной культуры и родного языка. «Ислам, — пишет он, — не против знания различных языков мира и приобщения к иноязычному просвещению… Мы убеждены, что изучение русского языка нам не повредит. Но безусловно повредит игнорирование при этом родного языка».

За вызов старому миру его проклинают, называют вероотступником и пособником миссионеров. Работа Марджани в Казанской татарской учительской школе, посещение университета и общение с русскими учёными воспринимается как предательство. На Марджани организуется травля, пишутся обличительные сочинения, муллы-противники во время богослужения настраивают против него прихожан. По ложному доносу он дважды лишается своей должности, а его медресе — поддержки влиятельных богачей.

Работал он самозабвенно. Даже будучи тяжело больным, не прекращал занятий в своём медресе, а когда окончательно был прикован к постели, принимал шакирдов у себя дома, давая им уроки.

По свидетельству современников, Ш. Марджани при простоте, обходительности и внимательности в отстаивании своей позиции был твёрд и неуступчив. На увещевания отца не отрываться от людей и считаться с мнением большинства, он ответил: «Большинство имеется и на суконном рынке. Но прежде всего надо иметь в виду не большинство, а истину и верность». Этим убеждением определялись все его поступки в жизни. Когда дело качалось правды и человеческого достоинства, он не останавливался перед разрывом с самыми влиятельными людьми, осложнениями в работе, лишениями.

Одно из своих произведений просветитель назвал «Молнией, уничтожающей врагов». Действительно, его деятельность оказалась молнией, просветившей своими лучами жизнь татарского народа. Она оставила глубокий след в духовной истории татар. Лучшие сыны татарского народа имя Марджани вспоминали с великой благодарностью. Г. Ибрагимов назвал его великим учителем и «утренней звездой татарского пробуждения».

Он мечтал о всеобщем обновлении жизни, о пробуждении сознания народа. Осуществлению этой мечты он отдал все свои силы. И это не было напрасным.