Впервые опубликовано:

Иванов В. П. Влияние миграции из села на демографические и этнические характеристики чувашских городских семей  // Сельское хозяйство и крестьянство Среднего Поволжья в условиях развитого социализма. — Чебоксары: Изд. ЧНИИ, 1982. — С. 100—124.

Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981-1985 годы и на период до 1990 года наметили проводить «эффективную демографическую политику, способствовать упрочению семьи как важнейшей ячейки социалистического общества...»¹.

Проблемы развития современной семьи тесно связаны и определенно взаимообусловлены с демографическими процессами. Получить полное представление о современной семье невозможно без выяснения роли и места социально-экономических и демографических процессов в изменении ее не только социально-демографического, но и этнического облика.

Изучение этнических аспектов развития семьи является одной из задач этнографической науки. Семья остается важнейшей микроячейкой воспроизводства этноса и представляет собой активное поле многоплановых этнических процессов. А между тем одними из важнейших условий их протекания на современном этапе остаются индустриализация и урбанизация*, а также сопутствующие им миграционные перемещения населения.

Главным образом этим обстоятельством и обоснован выбор темы для настоящей статьи. Из множества аспектов городской семьи автором берутся в основном демографический и этнический, и рассматриваются они в плане влияния на них факторов, связанных с миграцией чувашского сельского населения в города.

Специальные исследования по этой новой проблематике в этнографии Чувашии отсутствуют; в общей форме некоторые важные аспекты затронуты П. П. Фокиным³.

В данной работе поставлена цель установить общий характер и некоторые особенности влияния миграции на демографические и этнические параметры чувашской городской семьи.

В статье поставлена задача: во-первых, дать общую характеристику роли и места миграции в урабанизационных процессах в Чувашской АССР; во-вторых, выяснить особенности демографического и этнического облика семей — выходцев из села и коренных горожан; в-третьих, рассмотреть некоторые этнические аспекты психологии сельских мигрантов.

В качестве основного объекта исследования автор избрал семью городского рабочего. Ведь городские формы жизнедеятельности более характерны именно для рабочего класса, да и горожане в своем большинстве состоят из рабочих Достаточно отметить, что доля рабочих в городском населении Чувашии достигает ныне 67,6 %³.

В основу работы легли данные вторичного корреляционного анализа материалов специального этносоциологического исследования, осуществленного автором в 1979 г. на пяти предприятиях городов Чебоксары, Канаш и Козловка Чувашской АССР. Кроме того, привлечены некоторые данные Всесоюзных переписей населения 1970 и 1979 гг.

Вторичный анализ показал, что на социально-демографические и этно-

140

культурные характеристики семей чувашских городских рабочих существенное влияние оказывает фактор миграции из сельской местности. Не будет преувеличением сказать, что когда мы пишем о чувашской городской семье или вообще об образе жизни чувашей-горожан, чаще приходится останавливаться именно на таких аспектах, как миграция из села в город, адаптация мигрантов-чувашей к полиэтнической городской среде, связи горожан с селом, ибо значительная часть самодеятельного чувашского городского населения республики (особенно Чебоксар) состоит из выходцев из сельских районов.

Формирование и рост рабочего класса Чувашии происходили преимущественно за счет выходцев из сельской местности. Быт и культура этой части национального отряда рабочего класса характеризуется наличием и функционированием традиционно-национальных норм, установок и обычаев, отражением сложных и противоречивых процессов трансформации этноспецифических элементов, закреплением интернациональных, общесоветских.

Исследование этих моментов сквозь призму семьи имеет важное теоретическое и практическое значение, так как общие закономерности формирования, развития и функционирования городских рабочих семей не исключает некоторых особенностей, присущих национальным отрядам рабочего класса, что обусловлено, в частности, различным исходным уровнем социально-исторического и экономического развития конкретного народа Исследование этих особенностей представляет для этнографической науки несомненный научно-познавательный интерес. Оно полезно также и для совершенствования управления процессами качественного роста национальных отрядов рабочего класса, усиления ведущей роли рабочего класса в сближении советских народов.

Общая характеристика роли сельско-городской миграции в урбанизационных процессах в Чувашской АССР

Приступая к изучению быта и культуры городского населения Чувашии и связанных с этой проблематикой других вопросов, исследователю необходимо учесть три важных обстоятельства: сравнительно короткую урбанизацию в республике (в 1926 г. в городах проживало всего около 5 % населения республики), факт прироста численности городского населения в значительной степени за счет мигрантов из сельских районов и двунациональный в основном состав (русские и чуваши*) населения городов. Естественный прирост самого городского населения был далеко не определяющим. Доля естественного прироста городского населения Чувашской АССР в 1970-1979 гг. составила 37,6 %, а доля миграции — 61,4 %. Остальной прирост произошел за счет включения сельских населенных пунктов в состав городских поселений⁴. Именно с миграцией сельского населения связан быстрый рост городов. Более половины общего роста численности горожан в СССР за 1926-1980 гг. приходится на миграционный прирост⁶.

Динамика роста современного городского населения Чувашской АССР довольно интенсивна. И хотя удельный вес его здесь несколько ниже по сравнению с общероссийским показателем (по переписи 1979 г. последний составил 69 %, по Чувашии — 46 %), но увеличивается он более высокими темпами⁷. Например, за период с 1959 по 1979 г. возрос в 1,9 раза (в РСФСР в 1,3 раза).

141

Таблица 1. Этнический состав населения городов Чувашской АССР в 1970 и 1979 гг. (в %)*

Важную роль в миграционных и урбанизационных процессах играет столица республики — Чебоксары, на которую теперь приходится более половины всего городского населения Чувашии⁸. Можно полагать, что и в будущем роль Чебоксар в этом смысле будет значительной. Ныне здесь ведется сооружение одного из гигантов отечественного тракторостроения — завода мощных промышленных тракторов, близ города возводится крупная гидроэлектростанция — последняя из Волжского каскада.

В связи с интенсивным строительством усиливается миграция, роль которой в приросте городского населения, по мнению урбанистов, возрастает с увеличением размеров городов. В результате, несмотря на значительное промышленное строительство в других городах, — Новочебоксарске, Канаше, Шумерле, Алатыре, концентрация производства и трудовых ресурсов в Чебоксарах получила преобладающее развитие. Кроме чисто социально-экономических факторов, следует отметить также все возрастающую роль Чебоксар как центра консолидации чувашского этноса

Существенные изменения произошли за последние годы в этническом составе населения городов Чувашской АССР. В 1926 г. 85,7 % горожан составляли русские, чуваши — 11,0 %, в 1970 г. — соответственно 49,8 % и 44,4 %⁹. К 1979 г. чуваши вышли на первое место в городах республики: они составили 48,7, %, русские — 45,9 % (см. табл. I) ¹⁰. Причем преобладание чувашей характерно для населения большинства городов Чувашии, особенно Чебоксар, что необходимо рассматривать как следствие пополнения их в значительной мере за счет мигрантов из сельской местности самой республики, в которой 84, % жителей составляют чуваши¹¹.

Одной из основных причин миграции сельских жителей в города являются противоречия между уровнем развития личности или ее потребностями и условиями их удовлетворения в сельской местности¹². Абсолютную массу сельских мигрантов составляет молодежь. Например, в 1976 г. почти 90 % всех переселенцев из сельской местности Чувашии составляли лица трудоспособного возраста, из них более 80 % — в возрасте до 30 лет¹³. Безусловно, город, более того, центр республики, предоставляет новоселам

142

большие возможности для совмещения работы и учебы, широкий выбор в сфере профессиональной деятельности, общения, досуга, культурной жизни.

Не менее существенную роль в стимулировании миграции из села играет и такой социоэкологический фактор, как высокая плотность населения Чувашии. Если по данным на 1974 г. она составляла 69 чел. на 1 кв. км, то в 1979 г. — уже 70,7 чел.¹⁴. Высокая плотность предполагает большую концентрацию трудовых ресурсов в сельской местности. В этом, несомненно, заключался и заключается резерв потенциальной миграции в города

В связи с тем, что в последние пя тилетки промышленность Чувашии развивалась быстрыми темпами, в республике резко возрос удельный вес рабочего класса. В целом в состав рабочего класса входит 74,8 % занятого чувашского населения и 63,4 % занятого русского населения городов Чувашское АССР¹⁵. Некоторое преобладание чувашей в составе рабочего класса республики можно объяснить, кроме всего прочего, тем, что основным источником трудовых ресурсов стало чувашское село.

Конкретные материалы исследования автора показывают, что по удельному весу мигрантов чувашские и русские рабочие довольно контрастно разнятся между собой, четко указывая на основные источники пополнения своих рядов (табл. 2). Из общего числа опрошенных рабочих русские чаще представлены как коренные жители (т. е. родившиеся в городе). Значительны различия между чувашскими и русскими рабочими и по предыдущему до переезда в данный город месту жительства. Например, переселилось в Чебоксары из другого города 23 % русских рабочих, 12, % чувашских Среди канашских рабочих эти показатели составляют соответственно 20 % и 7, %.

Среди рабочих русской национальности уроженцев города больше, чем среди чувашей. И, естественно, воспроизводство и пополнение русской части рабочего класса в большей мере происходит за счет горожан, за счет естественного прироста. В то же время чувашская часть рабочего класса пополняется в основной своей массе выходцами из села Эго удалось подтвердить, изучив также данные выборки, подготовленной в 1981 г. для этносоциологического исследования в Чувашской АССР. Выяснилось, что в Чебоксарах выходцами из села являются 83 % чувашей и 53 % русских И, напротив, доля коренных горожан значительнее оказалась у русских — 28 %, чем у чувашей

Таблица 2. Распределение рабочих в зависимое т от местожительства до переезда в данный город (в %)

— 143

Таблица 3. Длительность проживания чувашских и русских рабочих в данном городе (в %)

— 12, %. Это обстоятельство накладывает отпечаток на многие аспекты чувашской городской семьи.

Представляет интерес сопоставление данных о длительности проживания опрошенных рабочих в данном городе (см. табл. 3). Анализ этих показателей позволяет в некоторой мере определить, насколько различаются рабочие по «стажу» жизни в городе, насколько их семьи являются «городскими». В составе русских рабочих доля лиц с длительностью проживания в городе 16 и более лет представлена в целом значительнее, чем в составе чувашских рабочих. Это и понятно, если брать в расчет также высокий удельный вес русских среди коренных жителей. Заметим, что данные табл. 3 не дают ответа на вопрос о действительном «стаже» проживания опрошенного рабочего вообще в городе, потому что в ней приведены показатели проживания рабочего только в данном городе и не учтена длительность проживания в других местах Но если иметь в виду, что у русских доля коренных жителей и мигрантов из других городов явно преобладает над долей мигрантов из села (в то время как у чувашей наблюдается обратная картина. См. табл. 2), то реальная длительность проживания в городе (любого типа) у русских рабочих гораздо выше, чем это видно из данных табл 3.

Анализ материалов выборки 1981 г. позволяет подтвердить это положение. Действительно, 19 % русского населения Чебоксар переселилось сюда из другого города, в то время как среди чувашей таковые составляют лишь 5 %.

Довольно выразительны особенности малого города¹⁶. Налицо и некоторое «постарение» рабочих, обусловленное уменьшением доли молодых возрастов. Это четко прослеживается при сопоставлении с соответствующими данными крупного и среднего городов. Если в Чебоксарах и Канаше рабочие обеих национальностей в возрасте 51 года и старше представлены небольшими долями — 4 % и 6 %, то в Козловке таковых 17 %. Эта тенденция проглядывается и при сравнении в возрастной группе 41-50 лет. Чувашские рабочие Козловки в возрастной группе до 30 лет представлены более чем в два раза меньшей долей (15 %), чем русские (33 %). Налицо факт «оттока» чувашской молодежи из малого города или же, с другой стороны, сельские мигранты «обходят» малый город, переселяясь в крупный.

Таким образом, обзор некоторых; данных о динамике миграционных и урбанизационных процессов в Чувашии ясно показывает, что существенное влияние на этнодемографическую структуру городского населения, в частно-

144

сти, рабочего класса, оказывает миграция из сельской местности. Она производит известные изменения в этнической и половозрастной структуре, семейном составе городского населения, содействует определенной модификации этнозначимых взглядов и норм поведения горожан.

Особенности влияния миграции на демографические показатели чувашской городской семьи

Семья, будучи одним из важнейших элементов структуры общества, связана с ним во всех аспектах жизнедеятельности. И все те изменения и процессы, которые происходят в окружающей семью социально-экономической и этнокультурной среде, а также проблемы, присущие этой среде, получают соответствующее отражение в структуре семьи.

Бесспорными являются изменения, происшедшие с количественными параметрами семьи. Так, средний размер семьи по Чувашской АССР за счет продолжающегося снижения рождаемости как в городах, так и в сельской местности уменьшился с 4,1 чел. в 1970 г. до 3,7 — в 1979 г. ¹⁷. Дифференцированно по сельской и городской местности эта тенденция характеризуется следующими показателями: если на селе средний размер семьи составил в 1970 г. 4,4 чел. и 3,9 — в 1979 г., то в городе он равнялся соответственно 3,6 и 3,4 чел. Как видно, и в сельской местности республики наблюдается снижение средней людности семьи, что обусловливается в значительной степени опятъ-таки последствиями миграции из села молодежи, т. е. лиц в активном репродуктивном возрасте.

По нашим данным, тенденция сокращения численного состава особенно показательна для семей рабочих крупного города. Если в Чебоксарах доля семей с числом членов 6 и более человек составляет 9 %, то в Канаше и Козловке она достигает соответственно 11 % и 14 %. Характерность этого момента подтверждается и данными переписи 1979 г. Судя по ним, в наше время в городе типичной стала семья из 3-4 человек: их доля составляет 61,5 %¹⁸.

Интересно отметить, что сложных (т. е. многопоколенных) семей стало больше в Чебоксарах, чем в Канаше и особенно в Козловке. Казалось бы (традиционно так и принято считать), в Козловке, как в городе малом, промышленно неразвитом и тесно связанном с сельским производством и образом жизни, должно быть гораздо меньше нуклеарных семей и значительно больше сложных Между тем, как видим, складывается обратная ситуация: сложных семей больше зафиксировано в Чебоксарах (они там составляют 24 %) и меньше в Козловке (15 %).

В демографической литературе отмечается, что на увеличении доли сложных семей в наше время определенно сказывается возрастание продолжительности жизни населения. К примеру, в 1926—1927 гг. продолжительность жизни в нашей стране составляла 44 года, тогда было гораздо меньше, чем теперь, супружеских пар, у которых были живы родители мужа или жены¹⁹. К 1976 г. в нашей республике уровень смертности по сравнению с 1913 г. сократился более чем в 3 раза, а средняя продолжительность жизни увеличилась в два с лишним раза²⁰. Однако, несмотря на это, характерной тенденцией остается рост доли нуклеарных семей. На стремление женатых детей к территориально-бытовому отделению от родителей оказывают существенное влияние морально-психологические факторы, воздействие которых усилива-

145

ется фактом утраты современной городской семьей некогда традиционных хозяйственно-производственных функций.

Большой удельный вес сложных семей в крупном городе и низкий в малом в значительной степени связан, на наш взгляд, с миграционными перемещениями и, как определенное следствие этого, с проблемой обеспечения жильем каждой семьи. Нуклеарных семей в Чебоксарах — крупном городе — было бы, несомненно, гораздо больше, если бы каждая семья имела возможность получить отдельную жилплощадь. Известно, что ввиду нехватки жилплощади многие молодожены, коренные горожане, вынуждены жить совместно с родителями одного из супругов. Конечно, в Канаше и Козловке обеспеченность рабочих семей жилплощадью тоже еще нельзя считать достаточной. Однако в городах этих типов имеются широкие возможности для строительства индивидуальных домов, что значительно нейтрализует остроту жилищной проблемы.

Кроме того, на снижении доли сложных многопоколенных семей в среднем и особенно малом городе сказываются особенности местной демографической ситуации, тесно связанной с миграцией. По мере перехода к районам с большим миграционным оборотом неуклонно сокращается доля сложных семей. Как в районах въезда, так и в районах выезда миграция способствует формированию нуклеарных семей²¹. Обратимся к конкретным данным.

Средний возраст населения Козловки гораздо выше, чем населения Чебоксар. Если сопоставить показатели удельного веса рабочих старших возрастов, в каких несомненна вероятность появления внуков, т. е. образования трехпоколенной семьи, то обнаруживается, что эти показатели в Козловке в 2-2,5 раза выше, чем в Канаше и Чебоксарах Если следовать логике этих данных, то сложных многопоколенных семей в Козловке должно быть больше, чем в двух других городах. Однако дело обстоит как раз наоборот: молодежь покидает малоперспективный город, «разрежая» и упрощая в нем структуру городской семьи. Мигрирующая молодежь заводит свою семью уже в другом городе, как правило, крупном, оставляя родительскую семью на «нуклеарном» уровне.

Чуваши-мигранты прибывают в город в молодом возрасте, не успев еще обзавестись семьей. Они создают семьи и начинают устраивать свой быт уже в городе, самостоятельно, зачастую без прямого участия родителей. Таким образом, территориально-бытовое отделение молодых супруг ов, ставших горожанами, от родителей, живущих на селе или в малом городе, происходит в законченной и радикальной форме. Конечно, родители могут переехать к ним в город, но в большинстве случаев воздерживаются. Впрочем, даже в тех случаях, когда позволяют условия и дети-горожане настоятельно просят родителей (особенно бабушек) переехать к ним, «старики» на такой шаг решаются редко и неохотно. Это особенно касается чувашей-селян, которым переключение из привычной этнической и социально-экономической среды дается труднее, нежели русским. Последние гораздо легче переносят процесс адаптации к новым условиям жизни в городе и не в последнюю очередь ввиду отсутствия для них проблем этнического характера. По наблюдениям П. П. Фокина, если чувашка-мать все же перебирается к детям в город на зиму, в другие сезоны она живет преимущественно в селе. И даже в зимнее время, если позволяет здоровье, чувашки-пенсионерки по нескольку раз приезжают в село — навещать своих родственников и соседей, присмотреть за домом²².

146

Таким образом, развитие семейной жизни большинства чувашских городских рабочих протекает автономно, в отрыве от старшего поколения, что способствует увеличению у них доли неуклеарных семей и снижению доли сложных многопоколенных В то же время русские рабочие этих возрастных категорий, будучи в значительной массе коренными горожанами, создают свои семьи и налаживают быт, территориально не разобщаясь с родителями (мужа или жены). Причем под одной крышей с родителями многим этим молодым семьям приходится жить до получения своей жилплощади довольно значительное время. Отсюда и больший удельный вес сложных семей среди русских рабочих

Любопытно заметать, что типологическая классификация этнически смешанных семей обнаруживает на фоне однонациональных чувашских и русских примерно средние показатели. И это закономерно: этнически смешанные семьи состоят в основном из чувашей и русских А это в условиях интенсивных миграционных перемещений означает, что такие браки зачастую сводят мигранта (скорее чуваша) и коренного жителя (скорее русского). Следовательно, этнически смешанная семья получает, таким образом, равные шансы оставаться семьей нуклеарной или сложной. Сложной она станет, если войдет в состав семьи одного из супругов — коренного горожанина. Вместе с тем нельзя забывать, что для молодых супругов из этнически смешанных семей более чем характерно бывает стремление отделиться от «стариков», что вызывается непривычностью обычаев и этикета национальной среды родителей одного из супругов и требует приспособления. Степень этой отчужденности, как отмечается в литературе, зависит от величины различий в культурно-бытовом комплексе национальной среды родителей каждого из супругов²³. На наш взгляд, было бы неправильным считать отмеченный фактор актуальным для взаимоотношений супругов и поколений в этнически смешанных (особенно чувашско-русских) семьях в условиях Чувашской АССР.

Несомненно, те или иные особенности формирования типов семей по поколенному составу и характеру родственных отношений их членов являются следствием воздействия целого комплекса социально-экономических демографических и этнокультурных факторов. Поэтому было бы неверно все сводить к однозначному объяснению. Например, выявленная нами более устойчивая связь поколений в русских семьях обусловливается также и тем, что лиц старшего возраста в городах Чувашии больше среди русского населения, чем среди чувашского²⁴.

Для нашего времени стала характерной малодетная семья. В литературе указывается, что урбанизационные и миграционные процессы оказывали и оказывают, как правило, снижающее влияние на детность. «Это влияние обусловлено совместным действием нескольких факторов, в число которых входят более высокий по сравнению с сельской местностью культурный уровень населения (прежде всего уровень образования), обычно большие жилищные трудности, большое вовлечение женщин в общественное производство, на работу вне дома...»²⁵.

Данные нашего обследования показывают, что доля многодетных семей во всех этнических группах рабочих выше в малом и среднем городах, чем в крупных Если в Козловке 3 и более детей имеют 24 % русских 35 % этнически смешанных и 63 % чувашских семей, то в Чебоксарах — соответственно 14 %, 15 % и 55 %. В крупном городе семьи рабочих, независимо от этнического состава, почти одинаково малодетные. Причём русские и этнически

147

смешанные семьи однодетны гораздо чаще, чем чувашские; последние в основном двудетны.

Существует мнение, что коренные горожане в целом малодетны, и воспроизводство городского населения в большей мере обеспечивается за счет высокой рождаемости в семьях мигрантов, прибывших значительной частью из сельской местности²⁶. Специалисты отмечают, что в первые годы вселения в города у выходцев из села показатели рождаемости оставались выше, чем у коренных горожан²⁷. Конечно, эта тенденция для известных регионов и демографических ситуаций может быть характерной. Наши данные позволяют отметить вероятность большей многодетности семей мигрантов, но в то же время заставляют согласиться с мнением о том, что миграция не только компенсирует низкую рождаемость в городах, но даже, по-видимому, может способствовать малодетности семей²⁸. Что касается первого положения, то в нашем исследовании достаточно четко было зафиксировано доминирование мигрантов из села над коренными горожанами по показателю многодетности. В Чебоксарах, в группе чувашей — выходцев из села — в возрасте до 30 лет 21 % семей имеют 2 детей и 4 % — 3 и более, в то время как среди чувашей — коренных горожан 2 детей имеют 17 % семей и ни одна семья не имеет 3 и более. В возрастной группе 31-40 лет 3 и более детей имеют 26 % мигрантов и только 2 % коренных горожан. Но в то же время среди мигрантов из села велика доля бездетных супругов, что, как мы уже отмечали, объясняется в первую очередь отсутствием благоприятных и стабильных жилищно-бытовых условий. В этой связи демографы отмечают, что для мигрантов характерен более поздний срок вступления в брак и рождения первого ребенка, более продолжительным является у них так называемый протогенетический интервал²⁹.

Как уже отмечалось, чуваши в сельской местности отличаются от русских традициями многодетности. Например, в сельских районах с преимущественно чувашским населением рождаемость на 30-40 % выше, чем в районах с преимущественно русским населением (Алатырский, Порецкий) ³⁰. Поэтому нельзя полностью сбрасывать со счетов возможность определенного влияния сельских традиций и норм на репродуктивное поведение выходцев из села и в условиях города. Однако реализация этих традиций и норм на первых порах жизни в городе наталкивается на ряд трудностей объективного характера. Конечно, приобщаясь к городскому образу жизни, в соответствии с новыми условиями, мигранты меняют свои представления о желательном числе детей в семье. К примеру, обследование семейных мигрантов в Ижевске (осуществленное в 1976—1977 гг. на трех предприятиях) показало, что 33,4 % рабочих после переезда в город своего намерения иметь определенное число детей не изменили, а у 63,3 % желаемое число уменьшилось³¹. В то же время показательно, что демографическая структура семей чувашей — коренных горожан не отличается, по существу, от структуры семей русских, в большинстве своем коренных горожан.

Как видим, при сравнении структур русских и этнически смешанных семей с чувашскими городскими семьями обнаруживается ряд особенностей, которые в немалой степени обусловлены факторами, связанными с миграцией из сельской местности. Влияние миграции из села опосредуется, в частности, через жилищные проблемы (недостаточная жилплощадь, жизнь в общежитии) в сочетании с социально-культурными и психологическими факторами. В итоге растет нуклеарностъ и сокращается детностъ семей чувашских рабочих.

148

К вопросу о некоторых этнопсихологических аспектах миграции

В современную эпоху национально-особенное не способно устойчиво сохраняться даже в сфере семейного быта (особенно это касается его материальных компонентов) и смещается в область духовной культуры и психологии. Эта тенденция наиболее выразительно проявляется в городских условиях³².

Как показывают наши материалы, фактор урбанизированной среды во взаимосвязи с миграцией существенно влияет на этнопсихологические установки чувашей-горожан. Мы рассмотрим главным образом особенности этноязыковой ситуации в чувашской семье, этнические предпочтения мигрантов и коренных горожан в системе культурных ценностей и национально-традиционной обрядности.

Сфера семьи и быта в большей мере, чем другие сферы жизнедеятельности горожан, характеризуется выраженностью этнопсихологического климата. Следовательно, свои особенности имеет и этноязыковая микросреда. Если в других сферах деятельности (на производстве, в общественных местах и т. д.) чуваш-горожанин пользуется тем или иным языком (или двумя языками) не столько потому, что ему так легче и привычнее, сколько потому, что это целесообразно и объективно необходимо (или этого требуют нормы определенного этносоциального окружения), то в своей семье он, как правило, сам формирует этноязыковую ситуацию и говорит здесь на том языке, какой предпочтет.

Этнические процессы в республике получают рельефное отражение именно в изменении языкового поведения чувашского населения, особенно городского; возникает и развивается двуязычие, накладывающее свой отпечаток на характер межличностных и внутрисемейных отношений. Два важнейших аспекта: свободное владение другим языком и переход на другой язык — тесно связаны между собой³³. Высокий процент чувашей-горожан, свободно владеющих русским языком (в возрасте 11—45 лет их доля составляет от 96,1 % до 98,7 %), а также признающих русский язык в качестве родного (28 %) ³⁴, является закономерным результатом широкого приобщения их к русскому языку и интенсивности межэтнических контактов.

В повседневной жизнедеятельности чуваши-горожане редко задумываются над тем, на каком языке они говорят. Их реальное речевое поведение обусловливается конкретной сигуацией, которая в большинстве случаев требует двуязычной деятельности. Двуязычие следует понимать двояко: как просто свободное владение вторым языком (т. е. языковая компетенция) и как практическое использование его в повседневной жизни (попеременно или в равной мере), наряду с родным (т. е. языковая активность). Именно последнее и характерно для чувашей-горожан.

Как показало еще наше исследование, существенное влияние на речевое поведение чувашских рабочих в семье оказывает комплекс факторов, включающий возраст, уровень образования, длительность жизни в городе, социальный состав семьи и даже тип жилища. Бесспорно, что в семьях недавних выходцев из сельской местности на чувашском говорят чаще, чем в семьях коренных горожан. Наиболее существенные различия между коренными жителями и мигрантами обнаруживаются в связи с разной длительностью проживания по новому месту жительства.

149

Так, в Канаше 63 % супругов, у которых длительность проживания в городе составляет не более 5 лет, общаются между собой только на чувашском, в то время как для супругов с длительностью проживания в городе 16 и более лет это характерно в гораздо меньшей степени (43, %). Интересно также отметить, что горожане со значительным «стажем» (это в основном коренные жители) активно двуязычны примерно в два раза чаще, чем новоселы (в большинстве мигранты из села). В особенно жесткой зависимости от длительности проживания в городе находится преимущественное употребление русского языка в общении родителей с детьми. Например, если среди чебоксарских рабочих со «стажем» городской жизни не более 5 лет говорят с детьми на чувашском 25 %, а на русском — 58 %, то в группе горожан со «стажем» 16 и более лет доли таковых составляют соответственно 6 % и 72 %.

Чуваши-мигранты сохраняют довольно тесные и многосторонние связи с родной деревней и сельскими родственниками в течение продолжительного времени. Они гораздо чаще, чем коренные горожане, выезжают к ним в праздники и выходные дни, проводят отпуск, как правило, также на родине. Частые контакты на таком семейно-родственном уровне можно рассматривать как своеобразную систематическую подзарядку традиционно-этнических взглядов и установок в обыденном сознании горожанина — выходца из села. Это находит свое отражение и в его языковом поведении.

Между тем было бы ошибкой подходить с одной и той же меркой ко всем мигрантам. Ясно, что они различаются между собой по ряду характеристик, среди которых возраст и образование представляются важнейшими. Преобладающее большинство молодых рабочих из числа мигрантов имеет законченное полное среднее образование и еще до переезда в город достаточно хорошо овладевает русской речью. Этому значительно способствуют кино, телевидение и пресса, доступные современным сельским жителям почти в такой же мере, как и городским. В языковом поведении определенной часта молодых чувашей-горожан наблюдается, на и ант взгляд, некоторая этническая индифферентность, выражающаяся в стремлении как можно реже говорить на чувашском языке, чаще и больше (даже без нужды) — на русском. Судя по нашим многолетним наблюдениям, некоторые молодые рабочие, приезжая из города в родное село, охотно прибегают к русскому языку даже в общении с близкими родственниками. Мы уже не говорим об их языковых предпочтениях в кругу сверстников.

В подтверждение и развитие сказанного сопоставим языковое поведение супругов в возрасте от 20 до 30 лет и в возрасте 41 год и старше. Выясняется, что межсупружеское общение только на чувашском языке в этих двух в общем близких возрастных группах определенно различается и составляет соответственно 35 % и 44 % в Чебоксарах, 43 % и 50 % в Канаше, 20 % и 77 % в Козловке. Иначе говоря, в Козловке молодые чуваши-горожане несколько реже прибегают к чувашскому языку даже в семейном общении. Действительно, общая этнокультурная ситуация в Чебоксарах и Канаше несколько отличается от таковой в Козловке, где сильно влияние коренного русского населения; чуваши здесь являются горожанами первого поколения. Сюда, как в малый город (первая отборочная ступень миграции в крупный город), стекались и стекаются в основном выходцы из окрестных сел. Как правило, их отличают невысокий уровень образования и некоторые особенности социально-психологических потребностей и идеалов. Часть из них, не имея зачастую достаточно устоявшихся взглядов и жизненных планов, обнаруживает

150

склонность поддаваться влиянию внешнего окружения, определенной социально-этнической среды. Понятно, что это присуще прежде всего молодежи. В то же время для другой части козловчан — мигрантов из села — характерен типично сельский образ жизни.

Географически, отчасти и экономически, Козловка больше тяготеет к Казани и промышленному городу Волжску (Марийская АССР), расположенному на противоположном берегу Волги. Эти моменты тоже следует учитывать при характеристике этнокультурных и языковых особенностей козловчан.

Говоря о широком распространении двуязычия и русского языка во внутрисемейном общении чувашей-горожан, нельзя не отметить и тог факт, что абсолютное большинство их детей с ранних лет говорит в основном по-русски. Эго вызвано объективной необходимостью создания условий для нормального и полнокровного обучения, воспитания детей в детских дошкольных и школьных учреждениях, в общественных местах и т. п. Чувашский язык дети горожан в большинстве случаев не понимают или понимают лишь в ограниченном объеме (знают только значение обиходных слов). В этом смысле интересны некоторые сравнения возрастных групп. В группе 11—15-летних (т. е. в основном родившихся в городе) чувашский язык был родным у 49,8 % чувашей, в группе 16-19-летних (мигрируют из села в основном в этом возрасте) — у 80,6 %, в группе 20—29-летних — у 89,3 %, а в группе 30—39-летних — у 94 %³⁵. Становится очевидно, что именно миграция остается фактором, вызывающим увеличение доли чувашей с родным языком своей национальности среди горожан старше 16 лет.

Что касается низкого процента детей с родным чувашским языком (в группе до 10 лет он равен 43,5 %), то это, скорее всего, вызвано тем, что родители стараются обращаться с детьми на русском, тем самым сознательно создавая в семье определенную языковую среду.

Немаловажным фактором развития двуязычия в городской семье, в частности, в общении родителей с детьми, являются, по мнению П. П. Фокина, межродствениые контакты: поездки детей на лето в деревню к бабушкам — дедушкам, визиты в город сельских родственников-чувашей³⁶.

Наше исследование показало, что реальное языковое поведение чувашей-горожан обусловлено целым рядом личностных социально-культурных и демографических характеристик. А что касается фактора сельско-городской миграции и, как следствие этого, сохранения тесных и разносторонних связей горожан с сельскими родственниками, то он оказывает и будет оказывать наиболее ощутимое воздействие на интенсивность функционирования чувашского языка в семейном быту горожан. В чувашской городской семье, независимо от миграционных характеристик супругов, складывается новая этноязыковая ситуация, характеризующаяся значительным возрастанием в семейно-бытовой сфере роли русского языка, формированием двуязычного речевого поведения супругов в общении друг с другом и особенно с детьми.

Изучение этнопсихологических аспектов миграции было бы неполным, если бы вне поля зрения осталась повседневная культурно-духовная жизнь сельских мигрантов. Значительную часть своего свободного времени горожане отводят просмотру телевизионных передач. Эта пассивная форма потребления культуры особенно характерна для тех городов, где ощущается дефицит условий для обеспечения их жителей разнообразными формами повседневной культурной жизни.

151

Таблица 4. Просмотр телепередач на чувашском языке в семьях коренных горожан и мигрантов (в %)

Чувашские зрители, несмотря на сравнительно небольшой объем телевизионных передач на родном языке, имеют возможность знакомиться с достаточно разнообразной про1раммой и широким кругом внутриреспубликанской информации. Как показало наше исследование, в Чебоксарах и Канаше телепередачи на чувашском языке смотряг ежедневно соответственно в 44 % и 41 % семей чувашских рабочих (от случая к случаю — 34 % и 36 %). Между тем в Козловке на просмотр передач на чувашском языке ориентирована несколько меньшая доля чувашских семей (здесь смотрят ежедневно в 35 % семей, а от случая к случаю — в 28 %). Программы Марийской и Татарской телестудий, из-за географического положения Козловки, принимаются здесь, даже лучше, чем передачи Чувашской телестудии.

Конечно, выбор языка телепередач зависит от целого ряда факторов. Но то, что в семьях недавних выходцев из села интерес к чувашским программам несколько выше, чем в семьях коренных горожан, выявляется достаточно четко (см. табл. 4).

Эго и понятно, если иметь в виду, что чуваши — коренные горожане — в повседневной жизни общаются чаще на русском, а на родном языке — лишь изредка. Не только вне семьи, а зачастую даже и в семье чуваш-горожанин находится в такой, уже привычной для него, языковой атмосфере, в которой почти полностью доминирует русская речь. Для этой категории чувашей-горожан телепередачи (пресса тоже) на чувашском языке бывают часто просто непривычны. Кроме того, следует учесть, что, в отличие от мигрантов, коренные горожане в большинстве своем не учили чувашский язык в школе, хотя и знают разговорную речь. Разумеется, средний массовой телезритель отбирает и смотрит телепередачи, исходя прежде всего из своих культурно-эстетических и информационных потребностей. При этом соображения этнического характера, как правило, играют второстепенную роль.

Заметим, однако, что телевизионные программы на чувашском языке адресуются в большей мере сельским жителям. И тем не менее внимание зрителей акцентируется не только на проблемах сельской жизни, сельского хозяйства, но также на вопросах развития национального искусства. Телепередачи, посвященные какому-нибудь деятелю национальной литературы и искусства (такие передачи довольно часты), у большей части коренных горожан не вызывают большого интереса, ибо они почти или совсем незнакомы с творчеством этих деятелей: коренные горожане, да и многие недавние выходцы из села, предпочитают читать русские книги и журналы.

Культурное поведение человека, его ориентацию в системе культурных ценностей можно определить с точки зрения качественного уровня культурно-эстетических потребностей. И в этом смысле частое посещение театра следует признать как свидетельство сравнительно более развитой личности. Эго

152

тем более верно, что посещение театра или концерта сопряжено, как известно, с определенными, порой значительными усилиями (необходимо отобрать из репертуара нужную постановку, купить входной билет, специально на театр выделить время, быть соответствующим образом одетым и т. д).

Мы исходили из предпосылки о довольно высокой активности чувашей в посещении театров и концертных залов. Такое предположение основано в большей мере на том, что большинство театров республики, будучи по характеру национальными, включают в свои репертуары в основном постановки чувашских авторов и пьесы народно-эпической тематики. Театр в Чувашии необычайно популярен в народе. Представления театрально-зрелищных предприятий республики в 1976-1980 гг. посетило 6153,6 тыс. зрителей³⁷. «На театральной площади, — отмечают в этой связи авторы недавно вышедшей книги, — в морозные зимние вечера выстраиваются вереницы автобусов и машин с районными номерами: за сто — сто пятьдесят километров, в любую погоду приезжают сюда со всех уголков республики сельские зрители»³⁸. Чувашские зрители — большие любители и ценители театрализованных зрелищных представлений, особенно основанных на фольклорном материале. И смотрят они их на сцене с пристрастием и неподдельным интересом.

В плане сказанного весьма примечательными представляются и наши данные. Судя по ним, чувашские рабочие — недавние выходцы из сельской местности — в театрах и концертных залах бывают гораздо чаще, нежели русские рабочие из этой же группы. Например, если в группе чувашей-рабочих трех чебоксарских предприятий и канашского завода доля посетивших театр и концерты хотя бы один раз за последние три месяца составила 59 %, 44 %, 50 % и 33 %, то у русских эти показатели оказались равными соответственно 42 %, 33 %, 15 % и 26 %. При этом наиболее часто бывают в театре те мигранты, у которых продолжительность жизни в городе составляет не более 5 лет. В основном это люди моложе 30 лет, имеющие сравнительно высокий уровень культурных запросов. Потому неудивительно, что наше исследование выявило меньшую «театральную» активность у рабочих старших возрастов. Имея в виду эти моменты, исследователи проблем рабочего быта подчеркивают, что общий рост культуры и постепенное сближение города и деревни привели к тому, что образование сельской молодежи (а она составляет заведомое большинство среди мигрантов) стало меньше отличаться от образования коренных горожан, чем в 20-30-е гг. Соответственно в повседневной культурной жизни города сегодня слабее ощущается замедляющий эффект миграции из села³⁹.

В исследованиях не только проблем семьи, но и вообще традиций и отрядов принято уделять основное и первоочередное внимание трем важнейшим компонентам семейного обрядового цикла: рождению человека, свадьбе и похоронно-поминальным обрядам. Пожалуй, именно в этих обрядах и сохранились в наибольшей полноте традиционные и этноспецифические элемента, включая иногда и религиозные. Даже в современную эпоху и в условиях урбанизированной среды процессы трансформации этих обрядов протекают относительно медленно и имеют довольно противоречивый характер.

Возьмем, к примеру, свадебную обрядность. Если акт торжественного бракосочетания является церемонией общественно-юридического значения, потому обязателен и, как правило, одинаков для всех горожан, то свадьба — семейно-бытовое торжество (можно ведь и без нее) — проводится в каждой

153

семье по-разному и с разной мерой соблюдения традиционных обрядов и обычаев. Для получения представления о характере бытования чувашских свадебных обрядов в современном городе необходимо его чувашское население дифференцировать по основным социально-миграционным характеристикам. Известно, что по поводу свадебных обрядов предпочтения и взгляды у представителей различных социально-профессиональных групп большей частью не совпадают. Но существуют в этом вопросе различия и внутригрупповые, зависящие, на наш взгляд, особенно ог показателей миграционного движения. В ряде исследований прямо указывается, что миграция из сельской местности привносит в городскую среду различные элементы традиционной культуры, придают быту горожан дополнительную этническую окраску⁴⁰. Несомненно, массовые миграционные перемещения из села получили и получают отражение и в характере развития современной городской свадьбы. Основываясь на этих соображениях, браки между горожанами можно условно подразделить на три следующих типа: 1) брак между мигрантами из села, 2) брак между коренными горожанами и 3) брак между мигрантом и коренным горожанином.

Рассмотрим вначале особенности свадебной обрядности в браках первого типа. Жених и невеста живут, как правило, в общежитии или снимают квартиру. У обоих родители в деревне. Знакомятся же молодые люди в городе или, нередко, во время поездок на выходные дни в деревню к родителям. Поэтому часто молодые люди бывают выходцами из одного и того же или соседних сел.

Ныне в целом ряде случаев родители юноши и девушки заранее знают об их дружбе и планах, так как молодые люди часто еще до заключения брака ездят вместе то к одним, то к другим родителям. Таким образом, здесь необходимость сватовства отпадает. Заранее устраивается встреча родителей, в организации которой большую роль играют сами молодые, разговоры при этом идут о датах регистрации брака и свадьбы, составляется список гостей, обсуждаются другие «организационные» вопросы.

Свадебные торжества горожан-мигрантов в преобладающем большинстве устраиваются не в городе, а в деревне — у родителей⁴¹. Правда, в некоторых случаях свадьбы играют в ресторанах или же на квартире у кого-либо из ближайших родственников жениха или невесты. Торжественную регистрацию брака почти всегда стараются проводить в городе. На церемонию во Дворце бракосочетания собираются не только друзья, товарищи по работе и совместной жизни, но и многочисленные сельские родственники молодых Интересно, что в последнее время на торжества по случаю регистрации брака многие сельские женщины приезжают в ярких национальных нарядах чего раньше не наблюдалось.

После церемоний во Дворце бракосочетания все приглашенные в автомашинах выезжают в деревню к родителям — играть собственно свадьбу. Часто бывает и так, что день регистрации брака и день свадьбы по ряду причин не совпадают. В этом случае торжества по случаю официальной регистрации брака проводятся довольно скромно и нешумно в узком кругу ближайших друзей и родственников или в ресторане, или в общежитии, или на квартире у одного из обосновавшихся в городе родственников. А в назначенный день в деревне в дом жениха и невесты съезжаются приглашенные гости, друзья, родственники. И начинается традиционная чувашская свадьба.

154

Примерно (т. е. схематично) так выглядит организация свадеб, устраиваемых в случае брака горожан — выходцев из сельской местности. Ясно, что в условиях современного города организация традиционной чувашской свадьбы затруднена и, пожалуй, едва ли даже возможна. Весь комплекс национально-традиционных свадебных обрядов в городском быту с его специфическим характером взаимоотношений людей подвергается радикальным изменениям: часть традиционных обрядов модифицируется (в этом случае нередко от обряда остается едва ли не одно название), а часть (как правило, архаичная и тесно переплетенная с религией) — размывается, утрачивается. Образующийся в итоге вакуум заполняется (правда, не в полном объеме) новыми элементами, привнесенными из опыта современного общественно-духовного развития народа или из обрядов других, главным образом контактирующих народов.

В этом смысле особенно показательны свадьбы чувашей — коренных горожан. Они проводятся нередко в ресторанах и кафе, и поэтому традиционная обрядность в этих случаях проявляется незначительно. Такие свадьбы больше похожи на шумное и многолюдное застолье, праздничное торжество.

Для третьего типа брака — брака коренного горожанина и мигранта характерно смешение городского и сельского вариантов свадьбы. Здесь многое зависит от того, где устраивается свадьба, в городе или в селе. Если в селе, то в свадебных торжествах найдет определенное проявление и ряд традиционных обрядовых элементов. А если свадьбу играют в городе, эти возможности, наоборот, сужаются, хотя и не в той степени, как на свадьбе коренных горожан. Дело в том, что участие в свадьбе многочисленных сельских родственников одного из молодых не может не накладывать на нее определенный национально-традиционный отпечаток.

В контексте темы о семейно-брачных обрядах горожан все еще актуальной остается изучение влияния на них религиозных взглядов. Причем воспроизводству религиозных обычаев и традиций в семейно-бытовой сфере горожан благоприятствуют не в последнюю очередь сохраняющиеся связи их с сельскими родственниками.

Нередко на свадьбах, устраиваемых в частных домах сельского типа, влияние присутствующих сельских родственников бывает настолько значительно, что соблюдается целый ряд религиозно-мистических действий (благословение иконой, встреча молодых с иконами, зажигание свечей, обычай креститься и т. п.). Таким образом, связи мигрантов-горожан с селом можно рассматривать также как фактор сохранения в городской семье не только национальных ценностей и традиций, но и пережиточных обычаев и взглядов.

Теперь обратимся к вопросу о психологической предрасположенности горожан к национально-традиционным свадебным обрядам. Вопросом «Если бы Вам пришлось начать, так сказать, жизнь сначала, то, вступая в брак, какую свадьбу Вы хотели бы устроить?» респонденты были поставлены в проективную ситуацию. Установки на соблюдение традиционных свадебных обрядов чувашам присущи в большей мере, чем русским. Последние чаще предпочитают обойтись обычным застольем, свадебным вечером. Но в то же время полученные данные не подтвердили наше предположение о более сильней приверженности чувашей-мигрантов к традиционной свадьбе. Оказалось, что доля лиц, пожелавших (проективно) соблюсти национально-традиционную обрядность, более значительно представлена среди коренных горожан (в Чебоксарах и Канаше по 44 %), а не среди выходцев из сельской местности

155

(соответственно 28, % и 27 %). В то же время следует обратить внимание на своеобразие распределения ответов рабочих Козловки. В целом чуваши-козловчане менее «национальны» и «традиционные, чем русские, что для малого города в других случаях совершенно не характерно. Кроме того, обнаруживается, что традиционную свадьбу предпочли бы в Козловке только 9 % коренных горожан, в то время как в крупном и среднем городах этот показатель выше в пять раз.

Характерное для коренных жителей крупного и среднего городов более положительное отношение к традиционной обрядности следует рассматривать, на наш взгляд, как известное проявление стремления среди некоторых из них психологически компенсировать чувство неудовлетворенности своим поведением в реальных этнозначимых ситуациях В проективной ситуации многие чуваши — коренные горожане высказываются за такую свадьбу (т. е. с соблюдением традиционных обрядов), какую в реальных специфи ческих условиях города они не в состоянии были устроить даже при наличии желания. Не будет, думается, ошибочным и утверждение, что у некоторой части чувашей — коренных горожан с увеличением длительности проживания в городе наблюдается (особенно в последние годы) определенный рост этического самосознания. Они активнее, чем недавно прибывшие из села мигранты, проявляют интерес ко всему национальному, традиционному и большую склонность обсуждать эти темы. Видимо, как с возрастом, так и за годы жизни в многонациональной городской среде, объективные условия которой стандартизируют уклад жизни народов, «нивелируют» и сглаживают его национальные особенности, в психологии указанной части горожан вполне возможно некоторое оживление этнически значимых установок.

Что касается мигрантов из села, го их несколько индифферентное отношение к национально-традиционным свадебным обрядам нельзя объяснить однозначно. Здесь во всяком случае следует иметь в виду одно немаловажное обстоятельство: для большинства мигрантов традиционная свадьба не экзотическое и красочное празднество (как представляется она многим коренным горожанам), а реальный факт, событие личной жизни. Для многих мигрантов представления о традиционной свадьбе конкретны и нередко ассоциируются с чем-то очень долгим, тяжелым, нудным и шумным. Действительно, с рациональной точки зрения, организация и проведение такой свадьбы по сей день остается делом чрезвычайно сложным и нелегким, особенно для женщин. Последние зачастую так и заявляют, что достаточно небольшой праздничной вечеринки. Многие после своих свадеб остаются недовольными: сильная психологическая нагрузка, большие, ничем не оправданные и неокупаемые расходы. На наш взгляд, эта моменты вполне могут сказаться на ответах мигрантов, особенно тех, кто начал семейную жизнь именно с такой свадьбы.

С другой стороны, этническая индифферентность мигрантов обусловливается спецификой процесса и «механизма» их психологической адаптации к полиэтнической городской среде. Мигрант стремится как можно скорее и полнее приобщиться к городскому образу жизни, стать похожим на всех. Несмотря на большие затруднения, которые испытывает на первых порах адаптации в городе, он всем своим поведением, манерой одеваться, речью старается подчеркнуть свою компетентность в городской жизни, дать всем понять, что он теперь «свой» в городе. Это особенно свойственно

156

молодежи, которая и составляет основной контингент мигрантов из чувашского села. Все, что так или иначе связано с сельским бытом и традиционно-обрядовой жизнью народа, многими из молодых мигрантов воспринимается как нечто архаичное, отсталое и не заслуживающее в наши дни никакого внимания.

Традиционно-обрядовая жизнь современной городской семьи и психологическая предрасположенность чувашей-горожан к национально-традиционной свадьбе формируются под воздействием самой городской среды, миграции из сельской местности и разнообразных связей горожан с сельскими родственниками. В этом смысле справедливо указывается, что «современная свадьба в городе не вылилась в форму единого обряда. Она имеет множество вариантов, в которых проявляются личная инициатива и постоянное творчество. Ведущая роль в этом творчестве принадлежит молодежи»⁴².

* * *

Таким образом, анализ некоторых демографических и этнических аспектов чувашской городской семьи, проведенный в свете влияния на них сельско-городской миграции, приводит к выводу о научной целесообразности и практической необходимости учета этого фактора.

Следует учесть, что чуваши-мигранты покидали и покидают свои села, как правило, в совершеннолетнем возрасте, т. е. тогда, когда начинается и активно протекает процесс осознанного усвоения и закрепления специфических норм, обычаев и взглядов сельского (а значит, и национально-традиционного) образа жизни. Они способны устойчиво сохраняться и в определенной мере модифицироваться в нормах поведения, обыденном сознании и этнических установках пришельцев, оказывая определенное влияние (в связи с массовым характером) уже на городской образ жизни.

Переезд из деревни в город следует рассматривать как тип социального перемещения широкого плана, как изменение всей совокупности условий существования, социального, этнического — формального и неформального — окружения. Одним из благоприятных условий, значительно облегчающих процесс адаптации сельских мигрантов в городе, является широкое распространение в современном селе наиболее существенных и характерных черт городского образа жизни. Тем не менее выходец и из таких, скорее маргинальных по образу жизни, сельских семей непременно сталкивается в городе с рядом новых проблем. Несомненно, диапазон трудностей, которые испытывает чуваш-мигрант в городе, шире и сложнее, чем, например, у мигранта-русского, именно из-за дополнительных проблем этнического свойства (языковой барьер, груз сельских традиций, взглядов и этнических установок и т. д.).

Нельзя недооценивать значение связей горожан-мигрантов с сельским и жителями, особенно если эти связи приобретают многосторонний, интенсивный и более или менее систематический характер. В значительной степени благодаря этим связям в условиях города более или менее сохраняется этническое самосознание, сознание связи со своим народом, практическое знание родного языка и т. д. Другими словами, село, с которым связан горожанин, куда он часто выезжает или откуда принимает (например, в госта) родственников и земляков, остается одним из важнейших источников этнически значимой информации. Прерывание же этих связей или их долговре-

157

менное отсутствие зачастую способны повлечь за собой снижение роли национально-особенных элементов и черт в образе жизни и поведении ^ватка-горожанина, что не может не сказаться на этнопсихологической атмосфере его семьи и быта.

Литература и источники

¹ Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, С. 136.

* «Урбанизация», «урбализацнонные процессы» понимаются здесь не только как количественный рост городов, но и как исторический процесс повышения роли городов в развитии общества, который охватывает социально-демографическую структуру населения, его образ жизни, культуру, размещение производительных сил, расселение и т. д. (см.: Коган Л. В., Покшишевский Б. Б. Урбанизация // БСЭ, т. 27. М., 1977. С. 204.).

² Фокин П. П. Социология современной чувашской семьи (Постановка проблемы) // Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР / Труды ЧНИИ, вып. 85. Чебоксары, 1978. С. 76-92; он же. Некоторые аспекты связи чувашской сельской семьи с молодыми мигрантами // Там же. С. 103-114.

³ НА ЧНИИ, отд. X, ед. хр. 825. С. 6.

⁴ Сбор информации был осуществлен в составе более крупного социологического исследования, организованного на ряде промышленных предприятий Чувашии Институтом истории СССР АН СССР совместно с кафедрой истории СССР ЧГУ им. И. Н. Ульянова с целью изучения процессов становления и развития трудовых коллективов в условиях развитого социалистического общества. Подробнее об этом исследовании см.: Иванов В. П. Влияние этнических особенностей на культурную жизнь рабочей семьи // Актуальные проблемы истории рабочего класса автономных республик РСФСР. Чебоксары, 1980.

* Представители этих национальностей на 17 января 1979 г. составили 94,6 % городского населения республики.

⁵ См.: Викторов В. И. Современные сопиально-демографические процессы в Чувашской АССР // Современные социальные и этнические процессы в Чувашской АССР// Труды ЧНИИ, вып. 104. Чебоксары, 1980. С. 29-30.

⁶ Рыбаковский Л. Л. О миграции населения в СССР // Социологические исследования, 1981, № 4. С. 8.

⁷ См.: О предварительных итогах Всесоюзной переписи населения 1979 года. М., 1979. С. 5, 8.

⁸ По данным переписи 1979 г. все городское население Чувашской АССР составило 594 тыс. чел., в том числе 308 тыс. — население Чебоксар (см.: Советская Чувашия, 1980, 19 февраля).

⁹ Итога Всесоюзной переписи населения 1970 г., т. IV. М., 1973.

¹⁰ НА ЧНИИ, отд. X, ед. хр. 810. С. 18.

¹¹ Гам ж.

¹² См.: Заславская Т. И., Корелъ Л. В. Миграция населения между городом и селом // Социологические исследования, 1981, № 3.

* Составл. по: НА ЧНИИ, отд. Ш, ед. хр. 391, инв. № 4136, л. 5; отд. X, ед. хр. 818, инв. № 4424, л. 65.

¹³ Викторов В. Н., Кураков Л. П., Зимин А. А Население и трудовые ресурсы. Чебоксары, 1981, С. 15.

¹⁴ Народное хозяйство СССР в 1974 году. Стат. сб. М., 1975, с. 18; НА ЧНИИ, ощ. X, ед. лр. 810. С. 2.

¹⁵ См.: Соков А. П. Особенности изменения национальной структуры городского населения Чувашской АССР // Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР. Труды ЧНИИ, вып. 85. Чебоксары, 1978. С. 8.

¹⁶ Автор придерживается классификации городов, данной в кн.: Малый город (Социально-демографическое исследование небольшого города). М., 1972. С. 9-11.

¹⁷ Советская Чувашия, 1980, 19 февраля.

158

¹⁸ НА ЧНИИ, отд. X, ед. хр. 814.

¹⁹ Харчев А. Т. Брак и семья в СССР. М., 1979. С. 234.

²⁰ Викторов К. Н., Кураков Л. П., Зимин А. А. Указ. соч. С. 39.

²¹ Демографические проблемы семьи. М., 197. С. 146.

²² Фокин П. П. Социология современной чувашской семьи. С. 85.

²³ См.: Современные этнические процессы в СССР. М., 1977. С. 447.

²⁴ Такое объяснение дает этому явлению и Э. К. Васильева по материалам г. Казани, выяснившая, что среди русских несколько чаще встречаются семьи, в которых представители старшего поколения продолжают жить вместе с детьми, уже сформировавшими свои собственные семьи (См.: Васильева Э. К. Эшодемографическая характеристика семейной структуры населения Казани в 1967 году (По материалам социологического исследования) // Советская этнография, 1970, № 5. С. 20).

²⁵ Козлов В. И. Этническая демография. М., 1977, С. 133.

²⁶ Переведенцев В. И. Население и хозяйство. М., 1971. С. 27.

²⁷ Рыбаковский Л. Л. Указ. соч. С. 8.

²⁸ Волков А. Г. Влияние урбанизации на демографические процессы в СССР // ПРоблемы современной урбанизации. М., 1972. С. 116.

²⁹ Демографические проблемы семьи. С. 149.

³⁰ Викторов В. Н., Кураков Л. П., Зимин А А. Указ. соч. С. 29.

³¹ Петраков А О воздействии миграции на рождаемость // Люди в городе и на селе. М., 1978. С. 54.

³² Бромлей Ю. В., Шкаратан О. И О соотношении истории, этнографии и социологии // Советская этнография, 1969, № 3. С. 6.

³³ Современные этнические процессы в СССР. С. 314.

³⁴ НА ЧНИИ, отд. УП, ед. хр. 174.

³⁵ Там же.

³⁶ Фокин П. П. Социология современной чувашской семьи. С. 8.

³⁷ Советская Чувашия. 1976-1980. К ХХХУШ областной партийной конференции. Чебоксары, 1980. С 90.

³⁸ Иванова В., Иванов М. Радуга над Волгой. М., 1980. С. 408.

³⁹ См.: Гордон Л. А, Клопов Э. В., Оников Л. А. Черты социалистического образа жизни: быт городских рабочих вчера, сегодня, завтра. М., 1977. С. 53.

⁴⁰ Социальное и национальное (Опыт этносоци ологических исследований по материалам ТАССР). М., 1973. С. 23.

⁴¹ Это явление характерно для горожан и других республик (См., напр.: Пименов В. В. Удмурты. Опыт компонентного анализа этноса. Л., 1977. С. 122).

⁴² Жирнова Г. В. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем. М., 1980. С 123.

159

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. О концепции развития чувашской национальной культуры (тезисные наброски) // Из выступления на совещании в Министерстве культуры и по делам национальностей Чувашской Республики в феврале 1994 г.

Реализация заявленных нынешним руководством России реформистских целей невозможна без учета национально-культурных особенностей населяющих ее народов, без использования не только экономического, но и духовного потенциала регионов. Весь противоречивый опыт истории России свидетельствует о том, что процесс формирования гражданского общества и становления правого государства имеют шансы протекать нормально, в условиях мира и согласия между народами, лишь в том случае, если неотъемлемой составной частью этого процесса явится возрождение и обновление национальной жизни этнических общностей. Как подчеркивается в «Концепции государственной, программы национального возрождения народов Российской Федерации» (1996 г.), важной составной частью возрождения выступают социокультурные аспекты деятельности государственных органов и общественных организаций по созданию необходимых условий и механизмов воспроизводства различных форм национальной культуры, сохранению и развитию национальных языков и традиций.

На мой взгляд, сегодня перед чувашской национальной интеллигенцией стоят два основных блока задач: 1) попытаться осознать роль национальной культуры и историко-культурного наследия в тех бурных политических и социально-экономических процессах, в которые вовлечен чувашский народ и Чувашская Республика; 2) выработать основные нригщины, ценности и идеи социокультурного развития нации на предстоящий период и, объединив усилия деятелей культуры, науки и работников соответствующих структур, разработать реалистичные государственные программы оперативного, среднесрочного и долгосрочного характера.

Как известно, культура — это не только материальные и духовные продукты человеческой деятельности, но и ценности, нормы, признанные способы поведения. При этом крайне важно осознать, что культура неразрывно связана с экономикой и потому она формирует важнейшие условия не только общественной, но и цивилизованной экономической жизни. Между тем, как в регионах и республиках России экономические реформы идут по-разному, — как по темпам, так и по качеству. Далеко не все то, что уже внедрено, скажем, в Татарстане или Ставропольском крае, приживается нас, в Чувашии. В основе этих и других явлений — не только политические и собственно экономические причины. Их надо искать также и в историко-культурных особенностях и традициях народов, населяющих те или иные территории. Становится ясно, что новые цивилизованные экономические отношения в республике могут получить полноправное развитие и дать результат лишь тогда, когда они будут основываться не только на европейских или американских культурных стандартах, но и на традициях и обычаях живущих в республике национальностей.

В нынешних условиях углубляющейся регионализации экономики, когда уже приходится часто на местах разрабатывать собственный курс экономической и государственной политики, необходимость учета и использования

416

региональной, хозяйственной и историко-культурной специфики приобретает исключительно важное практическое значение. Игнорирование жизненной необходимости сохранения самобытности народов и развития профессиональных форм национальной культуры может привести к превращению нашего народного хозяйства в базар, в коммерческий ларек со своими известными традициями, основанными на «понятиях».

Главная задача национальной культуры — создание благоприятной ссциально-психологической среды для полнокровного и свободного развития этнической общности, государственное обеспечение необходимых условий и механизмов воспроизводства различных форм национальной культуры, свободного творчества и новаторства людей, сохранение уникального наследия народа.

Как подтверждает наука и практика, со временем внимание людей к ценностям, достижениям кулыуры своего народа, выраженной в профессиональной форме, будет видимо не меньше, а больше. Не только художественные ценности прошлого, но и современная культура, и ее талантливые творцы по мере повышения уровня образования и информированности людей, получают признание и становятся предметом национальной гордости.

Необходимость разработки концепции развития чувашской национальной культуры продиктована историческими, политическими и социально-экономическими причинами. Речь идет, прежде всего, о безусловной важности обеспечения государственных гарантий социально-культурного развития чувашской нации. При разработке конкретных программ следует исходить из того очевидного факта, что больше нигде в мире, кроме как в Чувашской Республике, не имеется возможностей и условий для обеспечения сколько-нибудь минимального уровня функционирования национальной культуры чувашей. Если татары или мордва, живущие в Чувашии, реально могут рассчитывать на то, что развитие их национальной культуры может иметь (и имеет) государственную поддержку в Татарстане и Мордовии, то, соответственно, и чуваши, проживающие как в республике, так и за ее пределами, гарантом развития культуры правомерно рассматривают единственно только Чувашскую Республику.

Конкретные меры по развитию культуры в концептуальном плане должны основываться на убеждении, что развитие национальной культуры составляет ядро национального возрождения чувашей. В принципиальном плане концепция развития чувашской культуры подразумевает национальную консолидацию на основе исторических традиций и этнических ценностей, общих интересов, на базе пробуждения национального самосознания.

Принятие конкретных мер по развитию национальной культуры должно предполагать не только разработку конкретных программ, но и создание в соответствии с их идеями устойчивого и эффективно действующего механизма их реализации который бы обеспечивал такие условия, при которых вопросы чувашской культуры могли бы естественным образом входить в ткань принимаемых на всех уровнях государственной власти политических и социально-экономических решений.

Литература, изобразительное, музыкальное и театральное искусство, средства массовой информации служат источником познания народом своего исторического прошлого и настоящего, материально-бьггового и духовно-психологического укладов жизни, то есть являются одним из средств этносоциальной памяти, способствующей тем самым (хотя и косвенно) воспроизводству этноса.

Чуваши за исторически короткий срок создали практически все современ-

417

ные профессиональные формы культуры — систему народного образования, научные учреждения, театр, средства массовой информации, книгопечатание и т. п. Своеобразие национальной культуры формировалось у чувашей под воздействием целого ряда факторов.

Во-первых, это историко-культурные традиции, которые являются обидам достоянием нации. Сюда входят также и наиболее значимые моменты этносоциальной и политической истории чувашей, специфика исторически сложившихся связей их с другими народами в пределах Волго-Уралья.

Во-вторых, определенную роль в формировании национально-специфического в культуре играет расово-этнический фактор. Пожалуй, наиболее рельефно эта связь отражается в изобразительном искусстве. Нередко один и тот же образ художники разных национальностей изображают в своих работах по-разному, и в этих различиях сказывается не только особенности их индивидуального видения, но и особенности этнической психологии, национального менталитета и стереотипов.

В-третьих, большое значение для национального своеобразия профессиональной культуры имеет язык, и не только в таких видах творчества, как литература, театр, но и в изобразительном искусстве (книжная графика, плакат, карикатура), где слово и шрифт являются средствами создания художественного образа Национальный шрифт, текст на национальном языке и т. д. играют сегодня важную роль при оформлении улиц, рекламных вывесок и др. Именно это, прежде чем какие-либо иные компоненты декора, помогают зрительно почувствовать национальный колорит изображаемого.

Перечисленные факторы в совокупности с другими (например, природно-географическим) и определяют этническое своеобразие профессиональной культуры. Хотя на практике бывают и разного рода отклонения. Так, не всегда национальная специфика создается благодаря только перечисленным факторам. Известно, что в Чувашской Республике продолжают трудиться немало творческих работников нетитульной национальности, вместе с тем их произведения в той или иней степени также раскрывают и этнографический колорит края.

Этническая специфика — это не застывшее неизменное образование, а результат развития, основанный на глубоком осмыслении, образном воплощении исторического духовного опыта своего и других народов. Достаточно сослаться на декоративное искусство чувашей, в котором, пожалуй, наиболее концентированно запечатлены их национальные особенности (резьба по дереву, вышивка и др.).

Национальная культура чувашей уходит своими корнями в цивилизации Центральной Азии и Древнего Востока имеет генетические связи с древней культурой ираноязычных и тюркоязычных народов, тесно переплелась с культурой соседей — финно-угров и русских. Исключительно самобытный характер имела этнокультура чувашей до середины XVIII в., т. е. до времени насильственного обращения их в христианство. Предки чувашей — булгары и сувары — имели государственность, знали письменность (письмо рунического типа), исповедовали свою народную религию, из поколения в поколение передавали выработанную за века систему философско-космогонических представлений об окружающем мире, развивали самобытное искусство и фольклор.

Христианская религия объективно приблизила чувашский народ к общемировой, европейской культуре. Но вместе с тем православие, будучи государственной религией Российской империи, и проводившее в ходе своего насильственного насаждения в Чувашском крае политику полного искорене

418

ния народной религии чувашей, в действительности подорвало корни их самобытной этнической культуры. Вся мощь государственного и церковного идеологического аппарата царского режима работала на формирование в чувашах нигилизма по отношению к собственной этнической культуре и языку, на формирование у них колониальной психологии, чувства культурной второсортности.

Как в историко-культурном, так и в географическом плане чувашский этнос находился и продолжает находится в буквальном смысле на пересечении европейской (русско-православной) и азиатской (татарско-мусульманской) культур, на стыке Запада и Востока. При этом тюркоязычные чуваши, в основном будучи этносом азиатского, южного происхождения, исповедуют религию христианскую. Отсюда и двойственный характер их этнопсихологии и бытовой культуры (сочетание азиатских и русско-европейских элементов). Все это продолжает придавать культуре и этнопсихологическому облику чувашей не только особую самобытность, но и крайнюю противоречивость.

Своеобразие национальной культуры чувашей проистекает из уникальности самой их этнической истории. Так сложилась их история, что им в целом удалось не подвергаться сильному влиянию каких-либо более мощных этноязыковых общностей (например, нюрков, финно-угров, славян) и сохраниться как цельный этнос со своим архаичным уникальным языком. Сегодня чуваши представляют из себя народ, не связывающий себя прямо с какой-либо этнолингвистической общностью. Пожалуй, ни в одном народе чуваши не видят своих прямых «родственников» — как по культуре, так и по языку. Специалисты вписывают чувашей в языковые рубрикации и схемы очень часто с оговорками, как бы условно. К примеру, татары и башкиры по происхождению, языку, религии органично входят в большую семью тюркских народов и имеют с ними общее этноязыковое самосознание. Марийцы, удмурты и мордва по праву считают себя финно-утрами. Подобное самосознание чувашам неведомо.

Другая проблема, которую надо иметь в виду при разработке концепции возрождения национальной культуры — это отсутствие у чувашей восприятия православной религии в качестве опоры и хранителя национального духа, выразителя национальных интересов. К примеру, именно так воспринимают татары ислам, эстонцы — католицизм, русские — православие, буряты — буддизм и т. д. Православное духовенство в Чувашии стоит в стороне от проблем национального возрождения, не оказывает поддержку социально-культурным устремлениям национальной элиты.

В российской истории культура чувашей-«инородцев» не имела никакой государственной поддержки, а наоборот, её зачатки последовательно подавлялись. Поэтому не может не вызывать удивления тот факт, что, несмотря на это, еще как-то сохранились и выжили отдельные компоненты и элементы традиционной культуры. В царское время деятелями культуры становились из чувашей считанные единицы народных талантов, только те, кому удавалось вырваться из среды крестьянкой массы, как правило, благодаря счастливому случаю или поддержке отдельных демократически настроенных представителей русской интеллигенции.

Как бы мы не оценивали пройденный путь — факт остается фактом: профессиональные формы духовной культуры чувашского народа совершили в самые короткие сроки скачок от фольклорного воспроизведения реальной действительности к социально-психологическому роману, балету, симфонической

419

музыке, изобразительному искусству и т. д. Вместе с тем надо признать, что в советскую эпоху истинное состояние чувашской профессиональной национальной культуры, как, собственно и других народов, никогда не отвечало в должной степени запросам времени; оно по-своему соответствовало противоречивому и, по сути, кризисному положению дел в экономике: национальная творческая интеллигенция стала исполнительницей специального партийного заказа. Однако и то правда, что в советское время национальная культура развивалась весьма динамично. Было сделано очень многое, но в условиях тоталитарной системы, в атмосфере отсутствия свободы творческой деятельности и под игом узкопартийной идеологии национальная культура развивалась вымученно, однобоко, усреднённо-серо. Акценты делались главным образом на количественном росте и массовости, на вопросах профессионального мастерства, в то время как актуальные проблемы национального бытия художественной культуры, вопросы свободного новаторства были отодвинуты на второй план.

В современной Чувашии культура имеет свою немалую инфраструктуру и в ней представлены практически все современные профессиональные формы и институты культуры. Функционирует Чувашский академический драмтеатр, театр юного зрителя, театр кукол, русский драмтеатр, театр оперы и балета, филармония, академическая капелла. Культурно-просветительным обслуживанием населения республики заняты сотни массовых библиотек, клубных учреждений, киноустановок, более десятка музеев.

В русле национально-культурной проблематики работают Чувашский государственный институт гуманитарных наук, Чувашский национальный музей, художественный, литературный и другие музеи, Республиканский научно-методический центр, Национальная библиотека, факультет чувашской филологии и культуры Чувашского государственного университета, художественно-графический, музыкально-педагогический и филологический факультеты Чувашского госпединституга, республиканские музыкальное, художественное, культурно-просветительское, педагогическое училища Планируется открытие в ближайшей перспективе на базе строящегося училища культуры республиканского вуза культуры и искусства В республике функционируют творческие союзы писателей, художников, композиторов, журналистов, театральных деятелей, архитекторов, дизайнеров.

Проблемы и новости национальной культуры чувашского народа освещаются, конечно, в той или иной мере, в передачах Чувашской телерадиокомпании, публикациях издательств (в т. ч. книжного). На чувашском языке выходят журналы: «Тӑван Атӑл» (Родная Волга), «Ялав» (Знамя), «Пике» (Сударыня), «Ҫилҫунат» (Аргамак), «Халӑх шкулӗ» (Народная школа); республиканские газеты: «Хыпар» (Весть), «Чӑвашьен» (Чувашия), «Тантӑш» (Ровесник), «Самана» (Эпоха). Кроме того, за пределами республики выходят Ульяновская областная газета «Канаш» (Совет), газеты башкортостанских чувашей «Урал сасси» (Голос Урала), татарстанцев «Сувар», самарцев «Самарьен». Вместе с тем заставляют задуматься реальные показатели. Так, в настоящее время (перепись 1989 г.) среди занятых в сфере культуры и искусства республики чуваши составляют 64,8 %. Как видно, эта цифра ниже доли чувашей в составе населения республики (67,8 %). А между тем, казалось бы, в условиях национальной республики должно поддерживаться относительно высокий процент лиц титульной национальности в такой наиболее этнически окрашенной сфере, как культура и искусство. Кстати, нельзя считать оптимальными сравнительно низкие показатели доли чувашей среди лиц, занятых в науке (53,1 %) и народном образовании (66,6 %).

420

Конечно, имеющиеся в Чувашии материально-техническая база и институты культуры слабы и недостаточны для сколько-нибудь полноценной реализации программ развития национальной культуры чувашей. Нет в республике художественного вуза, консерватории, киностудии, отдельного симфонического оркестра. Беда в том, что, несмотря на наличие определенного круга учебных заведений по профилю культуры, до сегодняшнего дня не имеется чёткой государственной программы по выявлению особо одаренных детей и подготовке национальных кадров для культуры и искусства, по воспитанию их в духе уважения и любви к родной культуре и языку. Более того, не удается обеспечивать преемственность поколений мастеров культуры и искусства, нет внимания к вопросам формирования фамильных династий национальной элиты. Такое положение в немалой степени обусловлено и тем, что во всех предыдущих поколениях национальной интеллигенции культивировался этноязыковый нигилизм.

В семьях деятелей национальной культуры, которые все живут в городах, из-за незнания их детьми чувашского языка и ориентированности их интересов почти только на русскоязычную (европейскую) культуру, не происходит передача этнозначимых ценностей — опыта, знаний, взглядов, идей и т. п. от родителей к детям. Короче, в данных семьях отсутствует межпоколенная культурная трансмиссия, какая наблюдается, к примеру, у эстонцев, татар. Поэтому каждому поколению национальной интеллигенции приходится начинать все заново, при этом каждое новое поколение деятелей культуры приходит, как и сто лет назад, из деревни. Угроза вырождения национальной интеллигенции налицо. Отсюда и проистекает особо приоритетный характер мер по формированию на государственном уровне механизма выявления молодых дарований и организации подготовки национальных кадров культуры.

Важнейшей составной частью долгосрочных программ развития национальной культуры является круг проблем, связанных с языковой политикой, ибо язык есть первичная реальность культуры этноса. На родном языке ценности культуры (любой) воспринимаются глубже и эмоциональнее. Без решения вопроса расширения функций чувашского языка, без создания условий, формирующих потребность в знании и использовании чувашского языка бессмысленно говорить о сохранении и развитии национальной культуры. Решение вопроса чувашского языка — это есть, по существу решение основных проблем национальной культуры. Одно от другого нельзя отделить, они являются органически, генетически взаимосвязанными компонен тами структуры этноса

Принятие решений, касающихся национально-культурных реалий, могут быть сколько-нибудь состоятельными лишь при условии создания эффективной и социально ориентированней экономической системы. Совершенно ясно, что без бюджетных ассигнований культура зачахнет, не спасет её и коммерциализация, которая допустима лишь в известных пределах. Нужны специальные (блочные) государственные программы (целесообразно краткосрочные) по обеспечению экономической поддержки отдельных приоритетных проблем национальной культуры. Например, можно определить круг наиболее важных и фундаментальных книг по национальному искусству (4-5 названий) и обеспечить целевое государственное финансирование по их изданию. Следует детально продумать также вопросы изыскания стабильных внебюджетных источников финансирования культуры, в том числе, в частности, за счет меценатских средств зарождающегося среди чувашей класса цредпршимателей. Немалые резер

421

вы для культуры можно изыскать путем предоставления отдельным организациям и программам налоговых льгот и т. д

Следует заметить, что чем развитей национальная культура, тем более она восприимчива к интернациональному, тем выше ее способность к активной межэтнической интеграции, тем сильнее импульс ее движения к новому качеству. Поэтому познание «собственной» культуры выступает благоприятной основой обогащения личности ценностями национальной культуры. Поэтому разрабатываемые программы и меры по развюию национальной культуры должны исключить этнокультурный изоляционизм, как и слепое копирование опыта других народов. Следует использовать только позитивный опыт, ибо не все то, что естественно, к примеру, для эстонцев или грузин, будет нормально восприниматься чувашами (показателен пример, когда, следуя «моде», уже на взлете советской эпохи пытались устроить в Успенском соборе в Чебоксарах зал органной музыки).

Одной из важных проблем современной чувашской национальной литературы и искусства является недостаточно представительный их выход на общероссийский уровень. Для этого, безусловно, необходимо, чтобы национальное не заслоняло, не затушевывало активные социальные идеи произведений, способные волновать и заинтересовать читателей, слушателей, зрителей и другой национальности. Но, с другой стороны, следует учитывать, что и центральная критика мало еще внимания обращает на чувашскую литературу и искусство, что невольно способствует созданию представления о чувашской культуре как о менее разнообразном, малоинтересном и незначительном явлении современной российской культуры.

Время требует консолидации всех национальных сил на основе общности интересов и устремлений, историко-культурных ценностей, но, не противопоставляя при этом себя другим, не допуская этноцентризма. Ядром этого процесса должно стать внутреннее сплочение, прежде всего национальной интеллигенции. В этом смысле с сожалением приходится констатировать, что в условиях национальной автономии, при наличии, казалось бы, достаточно развитых форм профессиональной культуры, в республике до сих пор отсутствует оперативный печатный орган местной художественно-творческой интеллигенции. Общереспубликанские газеты в силу особенностей возложенных на них задач не могут дать достаточное представление о культурной жизни республик, а главное — помочь деятелям национальной культуры в обсуждении и решении своих специфических проблем.

Разрабатывая программы развития культуры надо, прежде всего, разобраться в основополагающем концептуальном вопросе: стратегически в каком направлении должно происходить развитие культуры, реализации какой перспективной идеологической цели она должна обеспечивать? Эти цели сегодня ни на каком уровне власти не выработаны и не продекларированы. В этих условиях наиболее продуктивной представляется ориентация деятельности социокультурного комплекса на обеспечение процесса возрождения и обновления национальной жизни, что является органической частью общего процесса формирования гражданского о&цесгва и становления правового государства

Речь идет о создании при поддержке государства необходимых условий для свободного творчества, обеспечения сохранения национального культурного наследия, создания благоприятной среды для преодоления национального нигилизма, стимулирования в молодом поколении интереса к собственной этнической культуре, повышения уровня культурно-исторического сознания людей.

422

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. О некоторых аспектах историко-культурной обусловленности этнической психологии чувашей // Культурные традиции в условиях трансформации общества. — Чебоксары: ЧГИГН, 2011. — С. 38—52.

См. также

• Берн Э. Формы человеческих отношений
• Берн Э. Трансакционный анализ и психотерапия / Перевод с англ. — СПб.: Братство, 1992. — 224 с.
• Никитина Э. В. Специфика менталитета чувашского народа: Философский аспект исследования сущности этнического менталитета: автореферат диссертации... кандидата философских наук. — Чебоксары, 2004. — 169 с.

Ссылки

• Трансакционный анализ // Википедия
• Берн, Эрик Леннард // Википедия
• Психология народов (этническая психология, этнопсихология) // Википедия
• Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. — М.: Институт психологии РАН, «Академический проект», 1999. — 320 с.

Согласно Штейнталю, все индивиды одного народа несут отпечаток особой природы данного народа как на своем теле, так и на своей душе. Воздействия «телесных влияний» на душу вызывают появление общих социально-психологических качеств у разных представителей одного народа, вследствие чего все они обладают одним и тем же «народным духом». Это психологическое сходство индивидов проявляется в их самосознании. Природа его метафизична, и понимание её затруднительно, возможно лишь описание его проявлений.

Психология народов (этническая психология, этнопсихология) // Википедия (Редакция от 02.11.2012)

Согласно трансакционному анализу, в каждом из нас можно выделить три эго-состояния: Родитель, Взрослый и Ребёнок.

• Эго-состояние Родителя (Р) содержит установки и поведение, перенятые извне, в первую очередь — от родителей. Внешне они часто выражаются в предубеждениях, критическом и заботливом поведении по отношению к другим. Внутренне — переживаются как старые родительские назидания, которые продолжают влиять на нашего внутреннего Ребёнка.
• Эго-состояние Взрослого (В) не зависит от возраста личности. Оно ориентировано на восприятие текущей реальности и на получение объективной информации. Оно является организованным, хорошо приспособленным, находчивым и действует, изучая реальность, оценивая свои возможности и спокойно рассчитывая.
• Эго-состояние Ребёнка (Ре) содержит все побуждения, которые возникают у ребёнка естественным образом. Оно также содержит запись ранних детских переживаний, реакций и позиций в отношении себя и других. Оно выражается как «старое» (архаическое) поведение детства. Эго-состояние Ребёнка отвечает также за творческие проявления личности.

Когда мы действуем, чувствуем, думаем подобно тому, как это делали наши родители, — мы находимся в эго-состоянии Родителя. Когда мы имеем дело с текущей реальностью, накоплением фактов, их объективной оценкой — мы находимся в эго-состоянии Взрослого. Когда мы чувствуем и ведём себя подобно тому, как мы делали это в детстве, — мы находимся в эго-состоянии Ребёнка.

В каждый момент времени каждый из нас находится в одном из этих трёх эго-состояний.

Трансакционный анализ // Википедия (Редакция от 02.11.2012)

Сколько-нибудь развернутый психологический портрет отдельного народа можно дать только с учетом типа общества, в котором он живет, его истории и языка, природно-географической среды обитания, религиозной ориентации, а также психо-физиологической природы этноса. Таким образом, этнопсихология является междисциплинарной областью знаний и нуждается исключительно в интегративном подходе.

Как известно, в литературе имеется множество вариантов определений этнологических терминов и понятий. В данном случае мы сделали попытку их обобщить и сформулировать в несколько упрощенной форме. В таком случае этническую (национальную) психологию мы рассматриваем как сложившиеся на протяжении социально-исторического и культурного развшия национальные чувства, порой неосознанные, расхожие взгляды и представления, вкусы и привычки, черты характера, поверья и предрассудки. В этом смысле данное понятие находится в жесткой сцепке с такими понятиями как «этническое (национальное) самосознание», «национальный характер», «этнические стереотипы», «этнический менталитет». В той или иной степени они взаимно дополняют друг друга.

Проблематика этнической психологии, самосознания, стереотипов и характера чувашей относится к числу почти никак не изученных. Пожалуй, единственное исключение составляет работа Э. В. Никитиной «Чувашский этноменталитет» (Чебоксары, 2005). Между тем необходимость такого рода исследований стоит остро, касается ли это истоков национальной культуры и национального самосознания, или особенностей и проблем ее развития в разные эпохи. Так уж повелось, что о прошлом, настоящем и будущем своей культуры, «характерных» особенностях национальной психологии мы не можем говорить без надрыва и минора в голосе. Да, для этого имеются определенные основания. Но этим не отменяется необходимость вдумчивого анализа причин, факторов и условий формирования и развития именно такой, какой она есть, этнической культуры, этнической психологии народа. Невольно взгляд мы обращаем в историю.

Этническая психология, самосознание чувашей — явления столь иерархически сложные, сколь неоднозначно было положение чувашского народа в изменчивой обстановке в соответствующие периоды истории. Именно исторически обусловленные условия и факторы в немалой степени предопределили формирование специфических черт этнической культуры и этнической психологии. Поэтому то или иное явление культуры или проявление этнопсихологии немыслимо изучать без учета исторического контекста. К примеру, до сих пор не удается дать сколько-нибудь толковое объяснение таким обще известным сторонам этнической психологии основной массы чувашей, как слабовыраженное чувство национальной гордости и достоинства, инертность, социальная непритязательность. Но в то же время правомерно ли приписывать эти качества всем чувашам? Нет. Ибо, во-первых, заметно различаются

331

у них этнографические и этнотерриториальные группы, и, во-вторых, сама культура и психология чувашского этноса имеет многослойный, субстратный характер. В ее основе и монгольское, и тюркское, и иранское, и финно-угорское, и славянское начала. Поэтому абсолютно некорректно судить обо всем народе чувашском только по материалам, относящимся к этнографической группе верховых чувашей (виръял), и так же неверно будет оценивать средненизовых чувашей (анат енни), основьюаясь на данных по группе низовых (анатри).

Этническое самосознание, народная культура и бытовые традиции чувашей характеризуются дуализмом. Выражается он в отсутствии устойчивого чувства полного единства со своим этносом, слитности с ней. Исторически это обусловлено сложным субстрактным характером этногенеза чувашей. С конца XVIII в. существенным культурно-психологическим фактором формирования дуалистического самосознания чувашей стала насильственная христианизация, когда на их основанные на язычестве культуру, традиции и представления о мире в гой или иной мере начали наслаиваться православные и русские национальные культурные традиции и нормы поведения. Характерные для этнической психологии большинства чувашей, особенно живущих в районах интенсивных контактов с русским населением, частые проявления национально-языкового нигилизма и немотивированного обрусения как раз и объясняются субстантивностью, дуализмом этнического самосознания чувашей.

Кстати говоря, один из самых красноречивых примеров дуалистического этнического самосознания представляет «Духовное завещание» просветителя И. Я. Яковлева, в котором в прекрасном сочетании находятся призывы не делать чего-либо самостоятельно, а во всем положиться на старшего брата — христианский русский народ, и обращение к сородичам с классическими (по форме) языческими благословениями: «Чтите и любите великий, добрый и умный русский народ... Народ этот да будет руководителем и вашего развития: идите за ним и верьте в него... Верьте в силу мирного труда и любите его. Делайте самое маленькое дело терпеливо и с любовью, не ропщите на размеры жизненной задачи...» (Яковлев И. Я. Духовное завещание чувашскому народу. Чебоксары, 1992. С. 14, 16).

Надо признать, дело изучения древних пластов культуры, особенно дохристианских эпох, еще не продвинулось, за редким исключением, дальше инвентаризации, классификации, тапологизации. Это, конечно, тоже важный и необходимый этап. Но сама логика уже накопленных наблюдений требует перехода к стадии осмысления роли, значения и места дохристианского пласта культуры и психологии в этническом развитии народа К примеру, выстраивание типологических рядов чувашских народных языческих обрядов даст немного, если мы не сумеем показать каждое частное явление как органическую часть общеэтнической философско-мировоззренческой системы и через это выяснить смысл существования и сохранения этого явления в этносоциальной памяти народа, понять механизм этой памяти. А сохранилось, конечно, эволюционируя, оно потому, что чувашское общество соответствующего времени объективно нуждалось в нем.

Между тем «голое» фотографическое описание того или иного элемента или явления языческого комплекса становится для современного неподготовленного читателя лишь очередным дополнительным «аргументом» в пользу

332

укоренившегося тезиса об изначально отсталой, неразвитой народной философии и культуре чувашей. Хотя, если следовать подобной логике, то выходит, что культура доколумбовых инков тоже отсталая, ибо они даже колеса не знали! А между тем это была высокоразвитая цивилизация, многие тайны которой до сих пор не поддаются научному объяснению. Следуя такой односторонней логике, чувашскую этническую культуру тоже следует признать отсталой, если не первобытной, так как чуваши еще в недавнем историческом прошлом (в ряде мест до начала XX в.) не знали, казалось бы такого очевидного элемента жилища, как дымоходная труба, а топили печи «по-черному». Но ведь и казахи, к примеру, вплоть до 1950-х гг. жили без дымоходной трубы.

Иначе говоря, при исследовании этнических культур было бы методологически неверно придерживаться какого-либо эталона (шаблона) для сравнения степени цивилизованности народов и формулирования на этой основе заключений об отсталости или развитости того или иного этноса. Как известно, таким маркером в подобных случаях у нас в России всегда выступала русская бытовая культура, а в Средневолжско-Приуральском регионе нередко и татарская.

Не всегда корректные выводы получаются и тогда, когда, выясняя иноэшические заимствования в языке и культуре чувашей, делают скоропалительные выводы об интенсивности межэтнических контактов и связей с тем или другим народом, а в советское время они выступали даже мерилом уровня интернационализма народа. А между тем хорошо известно, что любая этническая культура имеет свою структуру. Следовательно, мы можем столкнуться и с явлениями активного несходства, т. е. культуры при всех казалось бы благоприятных условиях не стыкуются. К примеру, в национально-смешанных чувашско-мордовских селениях Присурья в бытовой культуре и языке чувашей обнаруживается больше татарских заимствований, чем мордовских, но при этом взаимоотношения чувашей с мордвой более дружные, чем с татарами.

Бытовая культура, традиции и психология чувашей, живущих в Ядринском Присурье в непосредственном соседстве с русскими, и чувашей, обосновавшихся три столетия назад под Бугульмой среди татар, уже самой географией обречены иметь четко выраженную специфику. Короче говоря, очень важна также и историко-географическая корректность. А пока зачастую получается так, что материалы или явления, зафиксированные, к примеру, в чувашском селе Шняево, что в Саратовской области, пытаемся экстраполировать (перенести) на весь чувашский этнос. И на основании единичного, хотя и, безусловно, интересного факта, формулируются выводы обо всем чувашском народе: «чуваши-де поступали так-то», «у чувашей бытовало то-то» и т. д., и т. п.

Дохристианская религия чувашей почти все годы Советской власти изучалась с классовых точек зрения и рассматривалась она как явление в научном плане интересное, но реакционное, консервативное. Предводители обрядовых действий юмзи — те вовсе образчики темноты и невежества. Сегодня мы пожинаем плоды, ибо многим поколениям обращенных в православие чувашей методично вдалбливалась мысль о невежестве и отсутствии всякой культуры у их язычествовавших предков. К сожалению, это утверждали не только шовинистически настроенные миссионеры, но и И. Я. Яковлев и его ученики, Между тем пока никем и никак не изучена историческая роль народ-

333

ной дохристианской религии в психологической консолидации чувашей в единую этническую общность.

Имеющиеся источники, а также труды П. В. Денисова, А А Трофимова, А К. Салмина, И. А Дмитриева, Е. А Ягафовой и дрзтих исследователей позволяют утверждать, что дохристианская религия чувашей была явлением гораздо более сложным, чем обычно понимается под религией, и нельзя о ней судить как о чем-то фрагментарном, несистемном только по тому, в какой мере мы знаем о ней. Реальная жизнь всегда была в миллион раз богаче, чем это отражено в исторических источниках. В специфических условиях истории чувашей дохристианская религия обслуживала не столько культовые погреби оста, сколько выступала в качестве единственной этно-консолидирующей идеологии. В условиях территориальной рассеянности и постоянной угрозы отатаривания вплоть до начала кампании насильственной христианизации (сер. XVIII в.) принадлежность к язычеству являлась, наряду с языком, главным этническим маркером чуваша. Вместе с тем следует согласиться с достаточно распространенным в чувашеведческой науке мнением, что если бы предки современных чуваш в свое время — в Х в. — приняли ислам, то чувашей как этнос не было бы и вовсе. И если бы чуваши не были бы обращены в православие, то они, не будучи в состоянии сохранить в новых условиях народную (языческую) религию, в основной своей массе были бы отатарены и сегодня мы имели бы только небольшую этическую группу-меньшинство реликтового характера, типа вепсов или лопарей.

Безусловно, языческая религия являлась основой специфических философских, космогонических, этико-эсгетических концепций этноса, на ее базе формировалось и развивалось народное сознание и мышление. Развитые культы предков, земли и судьбы и т. д., пронизав всю философскую культуру чувашей дохристианской эпохи, придали ей специфичность на все последующие столетия. Одним словом, народная (языческая) религия со всеми вытекающими последствиями играла роль национальной идеологии, той идеологии, которая веками играла системообразующую роль в процессе формирования и укрепления самого этноса как единого целого.

В советскую эпоху господствовала ложная посылка: в культуре прошлого ценно и достойно лишь то, что прогрессивно. Религия — это реакционно, а вышивка, песни — прогрессивны, и гак все культурное наследие четко раскладывалось по полочкам. Называя себя диалектиками, мы поступали и продолжали поступать как идеалисты. Ведь и язычество, и фольклор, и вышивки и т. п. — все это суть органические элементы единого целого ~ национальной культуры! На деле же, как видим, все понятие национального культурного наследия оказалось сведенным к вышивке и фольклору.

Вообще, как отмечается многими исследователями, этническая культура, действительно, это культура без фальши. Удивительное свойство. А фальшь возникает там, где идеология, в том числе и официальная религия, доминирует.

При всей прогрессивной роли православия, прежде всего для развития письменной культуры чувашей, насильственная христианизация оказала устоям их традиционной культуры катастрофическое воздействие. Оглаженный механизм этносоциальной памяти был сломлен, стержень многовекового культурного генофонда народа — языческая религия — была посгавле-

334

на вне закона как проявление невежества, ереси и греха. Между тем философия новой религии, проповедуемая практически по сей день на старорусском языке, осталась не воспринятой в достаточной мере сознанием и сердцем чувашей. Если православие воспринимается русскими как «наша русская вера», а татары после тысячелетнего исповедания ислама не представляют себя вне его, то православие так и не стало для чувашей национально окрашенной религией. Если до революции оно воспринималось как очередная повинность, как религия конторщиков, купцов, урядников, просто русских, то после революции 1917 г. уже само государство отвадило народ от церкви. Можно сказать, что в XX столетие чуваши вступили без общенациональной идеологии.

История развивается по спирали. В советское время нишу церковного духовенства заняли партийные функционеры и яростно занимались отбиванием этносоциальной памяти народа, довершением разрушения сложившейся веками системы, вместо того, чтобы сообразно требованиям времени ее поддерживать (классический пози тивный пример такого подхода к укреплению этнокультурной преемственности поколений подают всему цивилизованному миру японцы).

Православие обслуживало у чувашей только обрядовую сферу, и не стало оно идеологической основой быта, мироощущения, мировосприятия, как у русских. Поэтому православие не повлияло значимо на тип художественного мышления чувашей (поэтов, художников, композиторов), в отличие от русских Разве не удивительно, что мы практически не знаем случаев обращения чувашских деятелей искусства и литературы к христианско-библейским сюжетам, в то время как у русских это наблюдается, пожалуй, у каждого третьего художника, поэта, композитора.

Языческая религия — это религия рода и общины, даже не племени. Она освящала обычное право. А христианство ~ это религия, освящающая государство и государственное право. История показывает, что государственности не было у тех народов, у кого не было своей религии. Только тогда, когда русские перехватили и перенесли в Москву православную церковь во главе с митрополитом, началось становление нового государства — Московского, Российского, а Киев на столетия ослаб как центр. Отсюда вывод: чуваши, как и марийцы, удмурты и другие народы, вряд ли могут иметь свою полноценную государственность и осознать в полной мере ее необходимость, ибо государственная система не освящалась у них своей национальной религией. У русских народ и церковь — едины. У казанских татар, в отличие от чувашей, есть национальная религия — она веками освящает и духовно поддерживает стремление к суверенному существованию нации. Современное мусульманское духовенство в Татарстане — активные деятели национального движения. В Чувашии же православная церковь, наоборот', проводит в национальном вопросе в целом индифферентную политику, нередко демонстративно игнорирует этнически окрашенные потребности и интересы верующих чувашей.

Собственно, у чувашского народа никогда и не было альтернативных путей социально-культурного, политического развития. Но и то верно, что самостоятельным путем пошли их предки: часть булгаро-суварских племен в X в. отказалась принять ислам, и таким образом, по существу, была заложена основа для формирования чувашей как отдельной конкретной этнической общности со своим психологическим типом. Однако в последую

335

щем — в эпоху Золотой Орды и Казанского ханства (XIII — нач. XVI вв.) — поступательные этноконсолидационные процессы были заморожены и задавлены, а вынужденные миграционные выбросы за пределы основных зон обитания этноса ослабляли его вну треннюю энергию, не давали ему уверенно укорениться и обустраивать этническую территорию, строить свои города. Чувалах буквально оказались между двумя противоборствующими военно-политическими центрами — Москвой и Казанью, когда стояла только одна проблема — как выжить, не быть вовлеченными в противостояние двух миров и идеологий, и выждать, чья возьмет, и тогда будет видно, как поступить. Иначе говоря, чуваши со своей уникальной культурой, не соответствующей ни исламу татар и ни православию русских, оказались на многие века и в прямом, и в образном смысле в «тисках» более чем контрастно различающихся национальных культур, освященных мировыми религиями. Именно такое многовековое промежуточное геополитическое положение чувашей как раз и сказалось на формировании специфики их этнической психологии — общественной пассивности (не высовываться, а переждать).

Безальтернативность политического развития, безвыходность геополитического положения, когда вынужденно приходится смиряться с положением вещей, подчиниться навязываемой силой воле, когда приходит осознание факта, что твои желания и устремления ничего не значат и не могут быть услышаны, — это как раз и лежит исторически тяжелым гнетом на этнической психологии чувашей. Это, по моему мнению, является также историко-генетическим фактором формирования ощутимо выраженной социально-политической инертности чувашей, то есть когда человек сознательно уклоняется от борьбы, ибо ему кажется, что просто нет другого выхода. А другой выход — это борьба, но основная масса чувашей историко-генетически не готова даже к обсуждению такой альтернативы.

В эпоху царской России чуваши оказались в положении третьесортного народа, и в процессе насильственной христианизации все этнообразующие духовно-идеологические начала и представления, формировавшиеся в глубине веков, были вытравлены или загнаны в самые дальние уголки сознания. Отсюда и национальный нигилизм чувашей, нежелание, оказавшись в инонациональной среде, без особой нужды раскрывать свою этническую принадлежность. Но вместе с тем и то правда, что в истории чувашского народа, в отличие от ряда других народов России, отсутствуют сколько-нибудь значительные факты и события, которые могли бы зафиксироваться в исторической памяти и жить в соответствующих условиях как свидетельство унижения народа, масштабного оскорбления чувства национального достоинства (геноцид, депортация, гонения за веру, античувашские массовые идеологические акции и кампании). Как утверждает известный историк В. Д. Димитриев, «в царской России в отношении чувашей геноцида не допускалось» (Димитриев В. Д. История и национальные проблемы чувашского народа // Чӑваш Ен, 1992, 14 ноября).

В условиях золотоордьшского и казанскоханского господства, а позже — царского строя у чувашей не возникаю даже мысли о государстве Чувашском. Отсюда и проистекает достаточно заметная неразвитость политической мысли, отсутствие национальной политической литературы. Не было побудительных мотивов. Ведь и сегодня не то что представители чувашского политического истеблишмента, но даже, казалось бы, радикально и опти-

336

мистично настроенные активисты национального движения не верят в то, что возможна реализация заложенных в Конституции Чувашской Республики положений по укреплению и развитию прав и возможностей автономной государственности хотя бы на уровне Татарстана. Потому что в генах национальной элиты самой историей закодировано чувство вассалъности, комплекс колониально-провинциального мышления. Хотя, как утверждают специалисты и показывает исторический опыт, государство не является необходим!,гм признаком нации. Не было государства и у таких великих народов, как украинский и белорусский. Поэтому металогически неверно было бы развитие национальной культуры обуславливать главным образом наличием государственности.

Сравнительно невысокое представительство лиц чувашской национальности в управленческой сфере, особенно в случаях, когда «выдвижение на руководящую должность» требует конкурентной борьбы и личной инициативы претендента, объясняется инерционным влиянием традиционных этнопсихологических установок, сформированных еще в глубине веков. «Одним из устойчивых психологических стереотипов этносоциального поведения чувашей, которые отмечаются этнографами с конца XIX века, — пишет А. П. Хузангай, — является недоверие всякого рода чиновникам, неприязнь к власти, стремление остаться незамеченным» (Хузангай А. П. «Возлюби язык ближнего своего, как свой родной» //Чаваш Ен, 1992, 2 мая).

По весьма откровенно выраженному мнению В. Д. Димитриева, почти за 700 лет пребывания под гнетом монголо-татар, казанских феодалов и царских властей (т. е. с 1236 г. до начала ХХ в.) у чувашей сложилась своеобразная психология и национальный характер: «...чуваши считали, что управлять ими, господствовать над ними должны обязательно представители других наций (татары, русские и др.), что из чувашей же не должны быть представители властей и должностных лиц, образованных, «учёных» людей. Выдвижение кого-то из чувашей для них было совершенно непривычно, неестественно» (Димитриев В. Д. Указ. соч.).

В известном «Духовном завещании» И. Я. Яковлева нашли ёмкое и чёткое отражение уровень и характерные особенности мышления и национального самосознания чувашей его времени, — о том, что чуваши, мол, не могут быть самостоятельными, что не нужно им самим выбирать свою судьбу, а надо идти за русским народом, которого, в свою очередь, куда-то ведет само Провидение «к великим, нам незримым целям». Примечательно, что эта философия жива в чувашах и сегодня, более того, реализовывается в той или иной форме даже на официальном уровне. Беда здесь в том, что подобного рода философия — есть не что иное, как философия иждивенчества, причем она культивируется на всех уровнях (то есть «мы сами, чуваши, ничего не можем, значит нечего дёргаться, пытаться что-то делать самостоятельно, у нас есть старший брат, Центр, Москва»).

По сравнению с рядом народов региона у чувашей не было факторов в виде крупных исторических событий для роста национального самосознания. Оно крепнет особенно во время войн и благодаря этому имеет долгую инерцию. По большому счету, во всей обозримой полувековой истории чувашами лишь не более трех раз были предприняты попытки участвовать (именно участвовать, а не решать самостоятельно) в определении меры суверенности своего существования в составе России: первый раз это было в ходе подготовки военно-политических условий для завоевания Казани (первая полови-

337

на XVI в.), второй — после октябрьского переворота 1917 г., третий — в период распада СССР в начале 1990-х гг.

География и дисперсный характер расселения этноса в Средневолжском регионе, его исторически вассальное политическое положение наложили отпечаток на этническую психологию чувашей и в том смысле, что чувашам незнакомо было чувство «территориального патриотизма». В чувашском фольклоре почти не встречаются сюжеты героизации борьбы именно «за чувашский народ». Нет характерных, к примеру, как для русского фольклора, понятий «погибнуть за русский народ», «за родную землю», «за Россию-матушку» и т. п., или, как у татар, многочисленных сказаний, преданий и легенд о временах обороны Казани в середине XVI в.

Понятие «защищать родину», таким образом, не имело в сознании чувашей национальной окрашенности, как, например, у русских и татар. Между тем это важное качество. Оно формирует и поддерживает национальную коллективную психологию. В национальном аспекте никогда не получала актуальности и вопросы войны и мира, вечно преследующие сознание и культуру большинства народов. Все это наложило свой отпечаток и на культуру, словесность и искусство чувашей, в которых проблемы войны и мира, защиты национальной территории практически не актуализированы.

Такой жанр, как героический эпос, не получил своего полноценного развития у чувашей не потому, что народ не был талантлив, или не было героев, а потому, что не было исторической почвы для этого. «Родина» для чуваша — это родное селение, ближний окрестный край. А за его пределами — уже чужбина («ют ҫӗр»).

Насколько можно было судить по имеющимся данным, по большому счету у чувашей не было символов духовного и национального единения, борьбы за национальное возрождение. По существу отсутствовал также такой этноконсолидирующий фактор и символ, как главный город народа, т. е. национальный центр. Сравните ситуацию с татарской Казанью, с ее героическим прошлым, окутанным легендами, тогда как Чебоксары были выбраны в 1920 г. столицей автономии с трудом, в результате острой дискуссии.

Основой патриотизма чувашей были культ предков, рода, семьи. Современным чувашам эти чувства уже не известны. Для них традиции, предки — это далекая, сумеречная история, а сами предки, по их мнению, вообще были и духом бедны. Для них патриотизм — это то, что связано с официальной идеологией.

И еще. В отличие от соседних тюркских, финно-угорских народов и русских чувашскому этносу всегда недоставало сознания принадлежности к определенной культурно-языковой общности, в данном случае — тюркской. Кроме тончайшего образованного слоя, народ, причисляя себя к православному миру, не сознавал и до сих пор не сознает свою принадлежность к тюркскому единству, не знает об общности происхождения и близости с тюркскими этносами. А между тем, данное явление играет роль сильнейшего этнопсихологического фактора. Нынешнее поколение этноса начало это осознавать. Данный фактор играл и будет играть важную роль в формировании национальной исторической концепции (исторической мифологии), этнического самосознания и языкового поведения чувашей.

338

Следует отметить, что на этноконсолидационную потенцию народа не могли не повлиять негативно также и никогда не прекращавшиеся миграционные перемещения на всем пространстве Волго-Уралья. Они не только тормозили консолидацию этноса, а напротив, создавали условия для его дробления, возникновения различных этнографических, этнотерриториальных групп (вирьял, тури, анатри, закамские, самарские и др.).

Нельзя не согласиться (с оговорками) со словами Э. В. Никитиной, что уже «притчей во языцах стало подчеркивание трудолюбия, скромности, коллективизма, толерантности, непритязательности, гостеприимности чувашей, и в то же время на первый план выступают уничижительные упреки в скупости, упрямстве, обидчивости и зависти». А между тем, продолжает автор, «фольклорные, религиозные, исторические материалы, а также современные наблюдения достаточно убедительно свидетельствуют о воинственности и патриотизме, упорстве и дерзости, выносливости и терпелив оста, свободолюбии и настойчивости, праведности и жертвенности, цепкости и целеустремленности в чувашском национальном характере, которые на рубеже XX—XXI веков стали почта незаметными или из положительных перешли к непочитаемым качествам» (Никитина Э. В. Указ. соч. С. 167). Поэтому, развертывая исследования этнической психологии чувашей, необходимо ориентироваться на первом этапе, на наш взгляд, на изучение отдельных составляющих аспектов проблематики. Не выстраивая их по ранжиру в смысле первостепенности и важности, хотелось бы обратить внимание на необходимость исследования этнических особенностей исторической памяти народа, отношения к семье, старшим, женщине, детям, землякам, природе, животным, проявления индивидуализма и коллективизма, а также чувств национальной гордости, достоинства и религиозной приверженности. В особую группу необходимо вывести исследование статусных отношений внутри этноса, делового стиля и этикета нации, отношение чувашей к предпринимательской деятельности, национальных особенностей их карьерных устремлений и отношения к вертикальной социальной мобильности.

Следующую группу аспектов должно составить изучение специфики национального характера (ментальности), стереотипов, стиля, этикета, мимики, жестов, позы, экспрессивности, комшшментарности, конформизма, ксенофобии, алаптированности к иным культурам.

Следовательно, чтобы понять глубинные корни специфики этнической психологии чувашей, необходимо разобраться в вопросе, под влиянием каких факторов и условий на протяжении многих веков чувашский этнос сумел сохранить психологическую устойчивость как цельная этническая общность? Какие феномены и процессы привели к формированию у чувашей именно таких, а не иных реально проявляющихся особенностей этнической психологии, характера, идентичности? Обладают ли достаточной динамичностью и адаптивностью этнопсихологические характеристики чувашей в условиях современного быстро изменяющегося мира? Есть ли необходимость в проведении специальной политики коррекции некоторых непродуктивных черт этнопсихологии народа?

Заключая свои размышления, хотел бы еще раз отметить, что культурный облик и этническая психология чувашей специфичны в той степени, в какой своеобразны социально-исторические условия её развития. Можно сказать, что чувашский этнос формировался в течение последнего

339

тысячелетня в исключительно сложных и в целом неблагоприятных условиях, и причем в зоне сильнейшего воздействия и неослабного давления двух культур — славянского православного мира и тюркско-восточного, мусульманского мира. Этот процесс протекал при полном отсутствии опосредованных через соционормативные институты связей с родственными этиокультурами (например, татары имели связи со Средней Азией через ислам, русские — с Европой через христианство и т. д.). Отсюда и проистекает неравномерный характер развития отдельных сегментов этнокультуры, задержка в развитии некоторых из них на определенном этапе, консервация других.

Невольно возникает вопрос: как сумела выжить эта культура в самом широком смысле слова? Значит, исторически культурный генофонд чувашей имел достаточно сильную потенцию к развитию, о чём мы сегодня можем только догадываться. Данное обстоятельство внушает оптимизм.

340

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. О некоторых этнографических аспектах изучения современной городской семьи Чувашской АССР   // Современные этнические процессы в Чувашской АССР. — Чебоксары: Изд. ЧНИИ, 1979. — С. 29—43.

Пожалуй, ни в какой другой сфере материальной и духовной культуры народов интенсивность этнической окрашенности не остается такой высокой, как в сфере семьи. Практика исследований показывает, что семья, как наиболее устойчивый социальный институт, является одной из областей, где находят отражение многоплановые этнические процессы.

В настоящей статье мы попытались обратить внимание на необходимость этнографического изучения современного чувашского городского населения, в частности городской семьи, затронув некоторые ее аспекты. Тема эта насущна и актуальна, так как при интенсивном росте чувашского городского населения республики практически отсутствуют этнографические исследования по семейному быту и культуре чувашей-горожан.

В последние годы в нашей стране необычайно широко развернулись урбанизационные процессы, поставившие перед наукой ряд новых и весьма сложных проблем. Урбанизация — один из мощных стимулирующих факторов, ломки традиционных Национальных структур, перестройки образа жизни и форм социально-экономической организации на более современный лад. В то же время урбанизацию нельзя рассматривать только как «разрушитель» или «уравнитель» всех национальных, традиционно-специфических, регионально-значимых особенностей этносов. Напротив, в исследованиях о городе подчеркивается, что города играли и играют роль центров национальной культуры, а «городское население всегда вносило большой вклад в формирование культуры и быта народа, участвовало и участвует в создании национальных традиций. В городе вырабатываются многие прогрессивные черты общественного быта, материальной культуры, в ряде случаев получают более яркое и полное выражение отдельные народные обычаи и обряды, многие культурные новшества, оказывающие влияние на духовную жизнь всего народа»¹.

Этнографическое исследование современного города, культуры и быта его населения сопряжено, как правило, с преодолением трудностей объективного и субъективного характера. Заметим, что предпринимавшиеся в течение 1950-х и отчасти 1960-х гг. попытки не всегда могли претендовать на достаточный исследовательский уровень. Трудность состояла главным образом в определении проблематики изучения города и городского быта. Наиболее уязвимым местом первых этнографических исследований оказалось стремление выделить национально особенное в быту горожан. «Во многих случаях, — замечает в связи с этим С. А Токарев, — особенно в тех, когда изучаются чисто русские рабочие центры, и вопросы о национальном составе рабочих, о национальных особенностях их быта не ставятся, — этнографическая специфика исследования не выявляется»².

Величина города, напряженный характер городского образа жизни и т. д. — все это ново для традиционной этнографии и не может не сказаться на этнографических исследованиях о городе. Однако у большинства этнографов

128

нет сомнений в том, что быт и культура городского населения обладают этнической спецификой³.

Значительное отставание этнографического изучения городов Чувашской АССР имело свои причины, обусловленные особенностями исторического и социально-экономического развитая республики. Несмотря на то, что на территории Чувашского края к 1926 г. было несколько городов (населению которых был более присущ сельский образ жизни, чем городской), чуваши-горожане в 1926 г, составляли всего 11,0 % населения⁴.

Положение кардинально меняется под воздействием общественных и социально-экономических процессов. Сюда относятся выходящие далеко за местные рамки социалистическая индустриализация и урбанизация, а также связанная с этим миграция чувашского, сельского населения в города. За годы последних пятилеток города претерпели характерные для всей страны изменения в сторону значительного расширения своей площади и увеличения численности населения. В настоящее время в Чувашии насчитывается девять городов, причем четыре из них — Канаш, Шумерля, Козловка и Новочебоксарск — были основаны уже в советское время.

В работах по динамике городского населения Чувашской АССР отмечается, что его доля неуклонно растет, и хотя она пока ниже, чем по стране в целом (на 1 января 1975 г. доля городского населения в СССР составляла 60 %, а в ЧАССР — 42 %), но темпы ее роста выше общесоюзных⁵.

Приступая к изучению быта и культуры городского населения Чувашской АССР, исследователю необходимо учесть, во-первых, еще сравнительно короткую историю урбанизации в республике, во-вторых, факт прироста численности городского населения в значительной степени за счет мигрантов из сельских районов республики и, в-третьих, двунациональный в основном состав (русские и чуваши) населения городов⁶.

Что касается последнего положения, то можно добавить, что по сравнению с 1926 г. чувашское городское население к 1970 г. увеличилось в 38,7, а русское — в 5,6 раза⁷. Причем статистические наблюдения показывают, что неуклонное увеличение абсолютной и относительной численности чувашей-горожан остается генеральной тенденцией в перераспределении населения.

Несомненно, эти резкие динамичные сдвиги не могли и не могут не отразиться на социально-экономическом и этническом облике чувашского народа. Они определенно сказываются и на характере этносоциального взаимодействия чувашей с другими народами страны.

Поэтому вполне естественно, что всестороннее этнографическое изучение современного состояния чувашского этноса, процессов, происходящих в нем и в этноконтактных сферах, становится невозможным без исследования чувашского городского населения и основной микроячейки этноса — семьи.

Проблемам семьи, семейных отношений и быта советские этнографы уделяли и уделяют особое и неослабевающее внимание, что связано, во-первых, с тем, что в структуре семьи, в семейном быту, в семейно-брачных отношениях до сих пор имеется немало этнически специфического; во-вторых, с тем, что семья и в высокоразвитых обществах остается важнейшей микроячейкой воспроизводства этноса⁸.

Семья выступает не только как некое средоточие носителей этнических черт, но и как хранитель и воспроизводитель национально-специфических особенностей. Именно в сфере семейных отношений и быта этнические черты

129

в психологии, традиции и обычаи и другие компоненты этноспецифического более опредмечены.

Немаловажное значение имеет изучение семьи в плане научно-практическом. Семья была и продолжает оставаться той сферой человеческого общежития, где в значительной мере и в самом широком смысле формируется человеческая личность. В связи с этим особую актуальность приобретает задача раскрытия этнической стороны протекающего в семье процесса социализации подрастающего поколения⁹. Разностороннее исследование семьи важно также и для выявления причин живучести негативных моментов, все еще продолжающих оказывать определенное влияние на семейные отношения и быт.

Следует заметить, что по ряду причин объективного характера советские этнографы вплоть до 1950-1960-х годов более углубленно изучали быт и культуру сельского населения и, соответственно, семью традиционную, сельскую. Как известно, сельское население в царской России, а затем довольно продолжительное время в советский период, составляло подавляющую часть населения страны. Именно в условиях крестьянского патриархального уклада хозяйства первоначально сформировались и в последующем устойчиво сохранялись этническая специфика и особенности традиционно-бытовой культуры народов¹⁰.

Что касается конкретного этнографического изучения чувашской семьи, то ретроспективный обзор¹¹ обнаруживает постоянное и методичное накапливание весьма ценных и интересных источников и знаний по данному вопросу. Правда, в дореволюционный период специального изучения семьи, за редким исключением, не было.

Вопросы изучения чувашской семьи глубоко не ставились в течение продолжительного времени и в советский период; затрагивались они лишь попутно при освещении проблем другого порядка¹². Определенное оживление в этой области отмечается лишь в последние годы¹³. Один из исследователей, П. П. Фокин, в своих статьях рассматривает в основном вопросы динамики структуры семей, особенностей внутрисемейных и межсемейных отношений, изменений культурно-бытовых условий и ценностных ориентации в жизни и быту в тесной связи с социальными и этническими процессами. Вместе с тем необходимо заметить, что имеющиеся работы по чувашской семье в основном рассматривают только сельскую семью.

Поэтому не могут не вызвать большого интереса две последние работы П. П. Фокина — «Социология современной чувашской семьи (Постановка проблемы)» и «Некоторые аспекты связи чувашской сельской семьи с молодыми мигрантами»¹⁴. В них затронуты некоторые важные аспекты изучения также и городской семьи (эволюция главенства в семье, языковая ситуация, родственные связи и связи горожан с селом, обряды и обычаи в современной семье, характер и формы связей молодых чувашей-мигрантов с сельской семьей, вопросы методики сбора материалов и т. п.). Автор справедливо указывает на то, что городская семья в Чувашии еще не стала предметом специального зтносоциологического исследования, что решение проблемы изучения чувашской семьи нуждается в комплексном подходе, широком применении различных современных методов сбора и обработки материала и, кроме того, в учете национальной специфики.

Всеобъемлющие динамические процессы в обществе самым определенным образом получают отражение в семейном быту чувашей-горожан, про

130

изводя в нем существенные качественные сдвиги. Ведущей же тенденцией последних выступает стабильный процесс неуклонного снижения роли и значения национально-традиционного, сужения рамок его влияния, повсеместное проникновение интернациональных, общесоветских форм и прогрессивных элементов мировой культуры. Совершенно закономерно, что в условиях постоянного роста благосостояния трудящихся, в атмосфере единой идеологии и широкого распространения средств массовой коммуникации, интенсивных многосторонних этнокультурных контактов чувашская городская (впрочем, и сельская тоже) семья по своим демографическим параметрам, степени интернационализации семейно-бытовых межличностных отношений и нивелирования национальных элементов в материальной культуре приобретает общесоветские черты, становится на один уровень с городскими семьями более урбанизированных народов нашей страны.

В то же время в данном случае мы склонны считать, что пока еще можно говорить о роли чувашской городской семьи (усредненной и типичной) как своеобразного «механизма» передачи основных национально-традиционных форм и черт новому поколению и укрепления их в его духовной культуре, в сознании и т. д. То есть семейный быт обеспечивает преемственность характерной для народа этноспецифики.

В этом смысле современная чувашская городская семья остается (конечно, в известной мере и в зависимости от конкретных условий и факторов) достаточно емким аккумулятором некоторых национальных форм быта и этнокультурных черт. Все эго сохраняется в самых различных сторонах ее бытования и в определенном объеме воспроизводится и модифицируется в соответствии с требованиями социальной и этнической среды. В связи с этим исследователи указывают на то, что «при всей общности основных тенденций в изменении норм взаимоотношений в быту уклад домашней жизни еще в значительной мере обладает национально-традиционной спецификой. Она сохраняется даже в условиях высокой культуры и урбанизированности народа»¹⁶.

Таким образом, изучение современного чувашского городского семейного быта требует выявления и исследования таких его сторон и сфер, которые подвергаются нивелированию и интернационализации, и таких, где этническое своеобразие сохраняется относительно устойчиво. Важное значение приобретает также рассмотрение факторов и условий, оказывающих влияние на характер и темпы этих процессов.

Безусловно, для более полного описания городской семьи, ее быта и культуры необходимо рассмотреть широкий спектр вопросов, касающихся ее социально-демографического состава, хозяйственно-экономического положения, духовно-культурной жизни, внутрисемейных и межродствеиных отношений, проблем воспитания и социализации подрастающего поколения и т. д. Естественно, что в этом плане проблемы этнографического изучения городской семьи тесно соприкасаются, а в отдельных случаях даже накладываются на круг проблем других наук (особенно социологии и психологии).

В целом же в последнее время в работах этносоциологического характера четко обозначились следующие основные направления в исследовании современной семьи: 1) изучение демографических, социально-экономических и бытовых характеристик семьи; 2) воздействие социально-культурных процессов на семейную структуру населения; 3) анализ взаимодействия внутрисемейных характеристик и национальных особенностей; 4) влияние семей

131

ных отношений на развитие личности¹⁷. Бесспорно, ведущим направлением этнографических исследований о городской семье при всей неизбежной (иногда просто необходимой) широте затрагиваемых вопросов должно быть выявление этнических аспектов, то есть тех особенностей, которые обусловлены в значительной степени национально-традиционной спецификой. Между тем в литературе отмечается, что в современную эпоху национально-особенное не способно устойчиво сохраняться в сфере семейного быта (особенно это касается материального компонента) и смещается в область духовной культуры и психологии и что эта тенденция наиболее выразительно проявляется в городских условиях¹⁸. В духовной сфере семейного быта объективные процессы интернационализации и нивелирования проявляются сложно и противоречиво. Это не в последнюю очередь обусловлено тем, что внутренняя духовная жизнь семьи несколько скрыта от влияния внешних социальных сфер и подвергается действию факторов эмоционально-психологического порядка, связанных с представлениями и взглядами о национальном.

Поэтому при изучении современной чувашской городской семьи наибольший эффект следует ожидать от исследования ее духовной жизни, делая особый упор на этнопсихологические аспекты. Как известно, в явлениях духовной культуры находят отражение в специфической форме также процессы, происходящие в области производства и материальной культуры этноса. «Эта область (духовная — В. И.) народной культуры представляет интерес... и как источник динамических сил, в качестве которого она часто выступает в системе народного быта»¹⁹.

Обратимся к некоторым другим конкретным вопросам этнографического изучения города и его населения в Чувашской АССР. На первый взгляд может показаться, что они не всегда имеют отношение к собственно семье. Однако они взаимосвязаны с ней так или иначе, и их рассмотрение должно помочь изучить городскую семью во всех связях с окружающей ее социальной, экономической, культурной и этнической средой.

В последнее время в Чувашской АССР особую актуальность приобретает проблема изучения этнических последствий национально-смешанных браков. По замечанию исследователей, в этноконтактных зонах с разнонациональным составом населения (области этнических границ, крупные города, районы инонациональных вкраплений и др.) межнациональные браки создают семьи, представляющие собой микросреду процессов интеграции и естественной ассимиляции²⁰. Рост доли национально-смешанных браков в Чувашской АССР выступает как одно из наиболее показательных явлений активного сближения разнонациональных групп людей и свидетельствует о превращении интернационализма в нравственно-психологический атрибут личности советского человека.

Например, если в Чебоксарах в 1966 г. такие браки составляли 26,8 % от общего числа заключенных браков, то в 1972 г. — уже около 30 %, причем, значительную долю этих браков составляют русско-чувашские (около 90 %)²¹. Фактическая частота русско-чувашских браков больше их теоретической вероятности²². Бесспорно, все это ставит на повестку дня задачу проведения специального исследования, которое бы дало возможность проанализировать этнические установки брачующихся.

В условиях повышения общего культурно-образовательного уровня горожан и воздействия урбанизации этническое самосознание чувашей-горожан (особенно у родившихся уже в городе) претерпевает определенные измене-

132

ния в сторону некоторой утраты им своей национальной специфики. В этом смысле интерес представляет изучение факторов и условий, способствующих формированию у городских подростков определенных этнических установок и ориентации, а также мотивов, которыми они руководствуются при выборе своей национальности по достижении совершеннолетия. Все это следует рассматривать в зависимости от их принадлежности к этнически гомогенной или гетерогенной семье.

По мнению исследователей, чем выше частота межэтнического общения, чем интимнее основа, на которой складываются поля этнических контактов, тем интенсивнее процесс обмена этническими ценностями, тем сильнее сказывается ослабление традиционных элементов быта и культуры²³. Например, в чувашско-русских городских семьях только 2,2 % осознают себя чувашами, в то время как русскими — 97,8 %²⁴. Следовательно, в национально-смешанной семье существуют такие специфические условия, которые значительно ускоряют и облегчают трансформацию этнического самосознания её членов.

Этнические процессы в городах Чувашской АССР получают своеобразное отражение также в изменении языкового состава городского населения; возникает и развивается двуязычие, накладывающее свой отпечаток на характер межличностных и внутрисемейных отношений. Два важнейших аспекта этого — свободное владение другим языком и переход на другой язык — тесно связаны между собой²⁵. Высокий процент чувашей-горожан, свободно владеющих русским языком (в возрасте 11—45 лет их доля составляет от 96,1 %. До 98,7 %) ²⁶, а также признающих русский язык в качестве родного (22 %), является закономерным результатом широкого приобщения их к русскому языку и интенсивности межэтнических контактов. Что касается факторов, влияющих на развитие чувашско-русского двуязычия, то их следует рассматривать в прямой зависимости от этнического состава семьи, от длительности проживания супругов и детей в городе, от уровня образования и социально-профессионального положения. Вместе с тем нельзя не обратить внимание и на ряд особенностей динамического характера в развитии двуязычия. Наши наблюдения свидетельствуют, что в городах Чувашской АССР, особенно в Чебоксарах, двуязычие (имеется в виду более или менее равное употребление как чувашского, так и русского языков) распространено в основном только в семейно-бытовой сфере, во взаимоотношениях чувашей-горожан со знакомыми и близкими людьми. А в общественных местах, на работе они предпочитают пользоваться только русским языком. Причем одноязычие имеет тенденцию к проникновению и закреплению в семейно-бытовых и межродственных контактах горожан. Чуваши-горожане общаются со своими детьми в основном на русском языке, ибо родную речь последние в большинстве случаев не понимают или понимают лишь в ограниченном объеме (знают значение только обиходных слов).

Вдобавок ко всему сказанному хотелось бы указать и на некоторые моменты, ставшие следствием двуязычия, а именно на культуру речи чувашей-горожан. Становится обычным явлением, когда чуваши-горожане в общении друг с другом в разговоре (на улице, дома, в магазине и т. д.) употребляют в невероятном и чаще уродливом сочетании одновременно и чувашские, и русские слова и словосочетания. Как видно, проблема изучения языковой ситуации в полиэтническом юроде, особенностей и тенденций ее развития оказывается чрезвычайно сложной и требует совместных усилий различных специалистов (психологов, филологов).

133

Выше было отмечено, что значительная часть городского населения республики состоит из чувашей-мигрантов из села. Здесь же укажем на такой характерный момент, как высокая степень вовлеченности чувашей во внутриреспубликанские миграционные перемещения, главным из которых остается переселение из села в город²⁷.

В миграционные процессы вовлечена в основном несемейная молодежь. Их адаптация к условиям городской жизни начинается, как правило, с проживания в общежитии, где зачастую и складываются молодые семьи. Исследовательский интерес вытекает из того, что чуваши-мигранты поддали и покидают свои села, как правило, в совершеннолетнем возрасте, т. е. когда начинается и активно протекает процесс осознанного усвоения и закрепления специфических норм, обычаев и взглядов сельского (а значит, и национально-традиционного) образа жизни. Они способны устойчиво сохраняться и в определенной мере модифицироваться в нормах поведения, обыденном сознании и этнических установках пришельцев, оказывая определенное влияние (в связи с массовым характером) уже на городской образ жизни.

Переезд из деревни в город следует рассматривать как тип социального перемещения широкого плана, как изменение всей совокупности условий существования, социального, этнического и неформального окружения. Одним из благоприятных; условий, значительно облегчающих процесс адаптации сельских мигрантов в городе, является широкое распространение в современном селе наиболее существенных и характерных черт городского образа жизни. Тем не менее, выходец и из таких, скорее маргинальных по образу жизни, сельских семей в городе непременно сталкивается с рядом новых проблем. Несомненно, диапазон трудностей, которые испытывает чуваш-мигрант в городе, шире и сложнее, чем, например, у мигранта-русского, именно из-за дополнительных проблем этнического свойства (языковой барьер, груз сельских традиций, взглядов и этнических установок и т. д.).

Этнографы указывают, что изучение процесса адаптации интересно также в смысле понимания механизма складывания общих черт и сохранения, трансформации, отмирания или возникновения народных традиций под воздействием урбанизации и широких и разнообразных этнических и межнациональных контактов²⁸. С проблемой адаптации тесно связаны также аспекты этнографии города, как-то: особенности контактов и связей горожан с селом, с сельскими родственниками и специфика семейно-бытовых традиций и праздников в городских семьях Вопрос о взаимосвязях городского и сельского населения, по мнению исследователей, является одним из важнейших в современной этнографии²⁹.

Заметим, что значительная часть чувашей-горожан, являясь горожанами первого поколения, поддерживает с сельскими родственниками (в основном с родителями) исключительно тесные интенсивные связи в самых различных формах: поездки в деревню на выходные и праздничные дни, отдых в отпуск, переписка, обмен материальной помощью (финансами, продуктами) и др. Причем родственные отношения горожан с селянами сохраняются вопреки значительной территориальной разобщенности, хотя в этом случае они несколько трансформируются.

Нельзя недооценивать значение связей городских жителей с сельскими, особенно если они приобретают многосторонний, интенсивный и почти систематический характер. В значительной степени благ одаря этим связям в ус

134

ловиях города более или менее сохраняется этническое самосознание, сознание связи со своим народом, практическое знание родного языка и т. д. Другими словами, село, с которым связан горожанин, куда он часто выезжает или откуда принимает (например, в гости) родственников и земляков, остается одним из мощнейших источников этнически значимой информации. Прерывание же этих связей или их долговременное отсутствие зачастую способно повлечь за собой снижение роли национально-особенных элементов и черт в образе жизни и поведении чуваша-горожанина, что не может не сказаться на этнопсихологической атмосфере его семьи и быта.

Анализируя отношения между несемейными мигрантами (рабочими, студентами) и их сельскими семьями, П. П. Фокин указывает, что молодые мигранты и в условиях города находятся в известной степени под влиянием и контролем последних³⁰. Разумеется, такой контроль и влияние, осуществляемые непосредственно и через переписку, через родственников и земляков и т. д., с течением времени неизбежно ослабевают в связи с тем, что молодой мигрант, достаточно адаптировавшись в городе, начинает вести более самостоятельный и независимый образ жизни. Соседские, земляческие и родственные отношения уступают место отношениям, основанным на общности интересов и т. п. Нейтрализация влияния сельской семьи и родственников становится значительной с появлением у мигрантов собственной семьи, хотя связь с ними практически не прерывается.

В ходе сбора материала о современных религиозных обрядах и праздниках чувашей (в 1976—1977 гг.) ³¹ автору приходилось, наблюдать, насколько значительно влияние сельских родственников на характер семейно-бытовых отношений и этнических установок чувашей-горожан. То есть связи городских жителей с сельскими можно рассматривать также как фактор сохранения в городской семье не только национальных ценностей и традиций, но и. пережиточных обычаев и взглядов.

Нет особой нужды подчеркивать практическое значение исследования вопросов, связанных с обратным воздействием: влияние города, образа жизни, горожан на село и селян. Это в целом прогрессивное и благотворное влияние городского образа жизни, воспринимаемое сельским жителем зачастую как современный стиль, осуществляется через различные каналы. Большую роль играет здесь информация, полученная сельскими жителями от непосредственного знакомства с основными чертами городской жизни во время посещения в городе родственников и знакомых. Нельзя сбрасывать со счетов значение консультаций, советов, замечаний горожан по ряду вопросов улучшения (точнее, «урбанизации») быта и культуры сельских родственников.

При изучении городского населения необходимо иметь в виду его неоднородный социальный состав. Дело в том, что этнические процессы неодинаково воздействуют на быт, культуру и национальное самосознание отдельных социально-профессиональных групп городского населения.

Различия, существующие между горожанами, в основном обусловлены не фактом их принадлежности к той или иной национальности, а разным социально-экономическим и культурно-образовательным уровням городских жителей.

Однако сегодня все более сложной становится разработка типологической классификации городских семей по социальным группам из-за интенсивного стирания экономических и культурно-бытовых различий между ними. Например, в современной городской семье (впрочем, это стало характерным

135

и для сельской семьи) есть представители как физического, так и умственного труда.

В связи со сказанным следует отметать, что разработка вопроса этнографического изучения города и его населения неизбежно требует обращения к особенностям протекания социально-этнических процессов в семейно-бытовой среде национального рабочего класса

Рабочий класс ЧАССР в последние два десятилетия испытывал неуклонный и бурный рост своих рядов. Если за 1959—1970 гг. доля рабочего класса по СССР выросла на 14,5 %, то в Чувашии — на 68,1 %. Формирование и рост национального рабочего класса в Чувашии происходили преимущественно за счет чувашей-мигрантов из села. Именно в быту и культуре этой части национального рабочего класса, духовно-эмоциональный мир которой характеризуется, наряду с объективно присущим ей интернационализмом, также наличием остатков традиционно-национальных норм, установок и обычаев, находят сложное и противоречивое отражение процессы сокращения традиционно-национальных элементов и укрепления интернациональных, общесоветских.

Исследование рабочих семей, их быта и культуры имеет уже свою историю, свой богатый и ценный опыт³². Этот опыт подтверждает плодотворность углубленного изучения быта и культуры рабочих отдельных предприятий, городов, промышленных центров. В связи с этим В. Ю. Крупянская отмечает, что изучение культуры и быта рабочих какого-либо предприятия (или ряда предприятий) неизбежно перерастает в изучение населенного пункта (поселка, города) в целом, ибо рабочие коллективы живут не изолированно, а в постоянном и тесном взаимодействии с другими слоями населения³³.

Несколько слов о методологическом подходе к вопросам этнографического изучения городского населения, его семейного быта. Безусловно, эта важная часть любого исследования должна определяться его задачами и исходить из основополагающих положений марксистско-ленинской теории, рассматривающей семью как продукт и ячейку общества, как один из его составных элементов, тесно взаимосвязанный и взаимодействующий с другими.

Поиск и разработка новой и корректировка существующей методики и техники сбора материала в этнографическом изучении города и быта его населения, надо признать, все еще остается слабым местом. Здесь необходимо отметить, что в этнографических исследованиях последнего времени имеет место широкое и конструктивное применение методики и техники других наук (например, социологии). Поскольку этническая специфика наиболее наглядно проявляется в сфере культуры и быта и воспроизводится прежде всего через семью, постольку именно в данных областях имеет место особенно активное взаимодействие этнографических и конкретно-социологических исследований³⁴.

Значительный опыт накоплен этнографами в использовании опросного (анкетного) метода. Важность и плодотворность анкетного опроса заключается в том, что он позволяет переходить от простой констатации фактов к углубленному анализу движущих сил развития, помогает определить удельный вес тех или других явлений, их характерность, типичность³⁵. Этнография и социология Чувашской АССР имеет некоторый опьтг подготовки и проведения этносоциологических исследований. Что касается конкретно семьи и быта чувашей-селян и чувашей-горожан, то здесь необходимость изучения социологическими методами чувствуется особенно остро, тем более,

136

если учесть, что в ряде национальных республик и областей уже проводились и проводятся подобные исследования; накоплен опыт и собран богатый и разноплановый материал. Сопоставление и сравнение данных; по различным национальным регионам позволит более уверенно и широко оперировать полученным материалом для характеристики местной специфики соотношения общего и национально-особенного.

Кроме того, в изучении некоторых вопросов семьи, культуры и быта городских жителей весьма плодотворным и интересным было бы использование также метода долговременного наблюдения, ибо в этнографии всегда значительна роль качественного анализа. Стационарный характер наблюдения открывает для исследователя широкие возможности и условия для систематического прослеживания и фиксирования значимых фактов и явлений в жизни городской семьи и позволяет подвергнуть полученные материалы многократной проверке. Последнее обстоятельство приобретает особое значение в тех случаях, кохда отдельные материалы нуждаются в установлении их научной достоверности, с тем чтобы воссоздать потом более точную и реальную картину происходящего. Очень показательна в этом смысле работа Е. О. Кабо «Очерки рабочего быта»³⁶, написанная на основе материалов, полученных в значительной степени методом непосредственного наблюдения за 62 московскими («типичными, среднего уровня жизни и средней культурности») рабочими семьями в течение одного года. К концу обследования для подробного монографического описания Е. О. Кабо были отобраны лишь 14 семей, материал о которых и лег в основу солидной и содержательной книги.

В то же время следует признать, что метод наблюдения не всегда удобен из-за вмешательства наблюдателя в ход изучаемого процесса, неизбежного его влияния на наблюдаемую ситуацию. Недостатки этого метода усугубляются, когда он применяется в исследовании в качестве единственного метода. К тому же сама процедура наблюдения, включая оформление его итогов, остается трудоемкой.

Как видно, при одностороннем методическом подходе к изучаемому объекту неизбежны пробелы и недостатки. Умалить влияние последних удается яри широком привлечении материалов самого различного происхождения, среди которых исключительны по ценности так называемые личные документы: семейные архивы, фотоальбомы, автобиографии, дневники, письма, рукописи и т. п. Весьма интересным и полезным представляется использование так называемых «человеческих документов», составленных самими членами изучаемой семьи по просьбе исследователя.

Вопросам разработки наиболее оптимальных и результативных методов сбора этнографического материала в условиях города необходимо уделять особое внимание. В этнографическом изучении исключительно плодотворен многосторонний подход и разнообразие методов. Именно в этом, по мнению опытных исследователей, заключается важное условие все более полного и глубокого познания главного объекта этнографической науки — этноса³⁷.

В заключение заметим, что затронутые выше вопросы далеко не исчерпывают всего круга проблем. Однако автор пытался доказать вышеизложенным, что этнографическое исследование современного состояния и этнических особенностей развития семьи и быта чувашского городского населения стало назревшей проблемой как в плане научно-познавательном, так и конкретнопрактическом.

137

Литература

¹ Бромлей Ю. В. К вопросу об особенностях этнографического изучения современности // Советская этнография, 1977, № 1.

² Анохина Л. А, Шмелева М. Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем (на примере городов Калуга, Елец, Ефремов). М., 1977. С. 4.

³ Токарев С. А О задачах этнографического изучения народов индустриальных стран// Советская этнография, 1967, № 5. С. 140.

⁴ Будина О. Р., Шмелева М. Н. Этнографическое изучение города в СССР // Советская этнография, 1977, № 6. С. 30.

⁵ Всесоюзная перепись населения 1926 года, т. 3. М., 1928. Здесь нужно заметить, что без учета г. Алатыря, который в основном был населен русскими, доля чувашей среди населения других городов составляла 21 %.

⁶ Соков АН Динамика национального и языкового состава городского населения Чувашской АССР// История и этнография Чувашской АССР. Труды ЧНИИ, вып. 69. Чебоксары, 1976. С. 88.

⁷ Представители этих национальностей на 1970 г. составляли 95,1 % городского населения (русские — 49,8 %, чуваши — 44,4 %).

⁸ Соков АП. Особенности изменения национальной структуры городского населения Чувашской АССР // Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР / Труды ЧНИИ вып. 85. Чебоксары, 1978. С. 95.

⁹ Бромлей Ю. В. К вопросу об особенностях этнографического изучения современности. С. 16.

¹⁰Там ж. С. 16.

¹¹ Будина О. Р., Шмелева М. И. Указ. соч. С. 21.

¹² Обзор литературы по семье и браку чувашей представлен в статье Фокина П. П. Изучение семьи и брака чувашей (к историографии вопроса) // История и культура Чувашской АССР. Вып. 2. Чебоксары, 1972.

¹³ См., напр.: Чуваши. Этнографическое исследование, ч. 2. Чебоксары, 1970; Иванов Л. А. Современный быт и культура сельского чувашского населения. Чебоксары, 1973; Сидоров К. К. О некоторых особенностях рождаемости в Чувашской АССР// История и культура Чувашской АССР. Вып. 2. Чебоксары, 1973; Терентьева Л. Н. Исследование семьи в республиках Поволжья и Приуралья в аспекте этнических процессов // Торжество ленинской национальной политики. Чебоксары, 1970, и др.

¹⁴ Фокин П. П. Брачная обрядность чувашей Самарской Луки// История и культура Чувашской АССР. Вып. 2. Чебоксары, 1972; он же. Брак в современной чувашской деревне // История и культура Чувашской АССР. Вып. 3. Чебоксары, 1974; он же. Семья в современной чувашской деревне // Труды ЧНИИ. Вып. 69. Чебоксары, 1976, и др.

¹⁵ Обе статьи напечатаны в сб.: Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР/ Труды ЧНИИ. Вып. 85. Чебоксары, 1978.

¹⁶ Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М. Советский образ жизни: общее и национально-особенное // Советская этнография, 1976, № 3. С. 20.

¹⁷ См.: Социальное и национальное. Опыт этносоциологических исследований по материалам Татарской АССР. М., 1973, С. 140.

¹⁸ См., напр.: Бромлей Ю. В., Шкаратан О. И. О соотношении истории, этнографии и социологии // Советская этнография. 1969, № 3. С. 6.

¹⁹ Будина О. Р., Шшлева М. Н. Указ. соч. С. 31.

²⁰ Ганцкая О. А., Терентьева Л. Н. Этнос и семья в СССР (IX МКАЭН, Чикаго, сент. 1973). М., 1973. С. 12.

²¹ Соков А. П. Динамика национального и языкового состава городского населения Чувашской АССР. С. 97.

²² Современные этнические процессы в СССР. С. 472.

²³ Пименов В В. Удмурты (Опыт компонентного анализа этноса). Л. 1977. С. 74.

²⁴ Современные этнические процессы в СССР. С. 482.

138

²⁵ Современные этические процессы в СССР. С. 314.

²⁶ Соков АП. Динамика национального и языкового состава городского населения Чувашской АССР. С. 101.

²⁷ В 1970 г. чуваши составляли 69,9 % всего населения и 84 % жителей села ЧАССР.

²⁸ Будина О. Р., Шмелева М. Н. Указ. соч. С. 30.

²⁹ Коган Л. Б. Связи городского населения с сельским как проблема этнографии города// Советская этнография, 1967, № 4, С. 40.

³⁰ Фокин П. П. Некоторые аспекты связи чувашской сельской семьи с молодыми мигрантами // Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР / Труды ЧНИИ. Вып. 85. Чебоксары, 1978. С. 107.

³¹ Иванов В. П. Современные обыденные религиозные представления верующих чувашей // Современные социальные и этнические процессы в Чувашской АССР. Чебоксары, 1978; он же. Религиозная обрядность верующих чувашей сельской местности и ее мотивация // Вопросы социологии и демографии Чувашской АССР. Труды ЧНИИ. Вып. 85. Чебоксары, 1978.

³² Более или менее полный список работ по этнографическому изучению быта и культуры рабочих, характеристики основных его этапов и отдельных исследований дан в сб.: Этнографическое изучение быта рабочих. М., 1968; в ст. Будиной О. Р., Шмелевой М. Н. Указ. соч. и др.

³³ Крупянская В. Ю. Вопросы этнографического изучения быта рабочих // Этнографическое изучение быта рабочих. С. 34.

³⁴ Бромлей Ю. В., Шкаратан О. И. Указ. соч. С. 16.

³⁵ Крупянская В. Ю. Указ. соч. С. 30.

³⁶ Кабо Е. О. Очерки рабочего быта (Опыт монографического исследования домашнего быта). Том I, М., 1928.

³⁷ Пименов В. В. Указ. соч. С. 233.

139

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. Особенности этнических процессов в Чувашской Республике // Чувашская Республика: проблемы национально-государственного строительства (история и современность). — Чебоксары: ЧГИГН, 2011. — С. 76—103.

...

...(прежде всего) населения специфических национальных интересов титульного народа республики. Как показывают исследования, у части русских чисто по исторической инерции имеют место проявления великодержавношовинистических настроений, прежде всего в вопросах языковой и кадровой политики. С другой стороны, традиционный и в принципе исторически обусловленный характер имеют попытки некоторой части чувашей приписывать русским вину за застарелые и вновь возникающие проблемы в политике и экономике страны вообще. Нельзя не согласиться с выводами социолога Г. У. Солдатовой в том, что негативные этнические образы подкрепляются взаимными ошибочными интерпретациями мотивов и действий друг друга представителей разных сторон. «Эти интерпретации становятся серьезными, а иногда и непреодолимыми барьерами на пути урегулирования этнических разногласий и конфликтов»⁷².

Судя по данным массового обследования 1995 г., в этническом самосознании чувашей и русских сохраняются в целом позитивные образы друг о друге. Таким образом, имеются основания, что при условии общего подъема социально-экономической сферы жизни людей надеяться в перспективе на оптимизацию и дальнейшее улучшение межнациональных отношений в республике. Но нельзя не согласиться и с Р. Г. Кузеевым, утверждающим, что это не должно означать, что в национальных республиках Волго-Уральского региона вообще невозможны коллизии между русским и коренным населением. «Среди факторов, которые могут осложнить эти отношения (а поводы могут быть разные) надо обратить внимание на разность культурного уровня потомственных русских-горожан и сравнительно недавно урбанизированной части коренного населения, которые ещё не завершили адаптации к городской среде и к городскому образу жизни. Большая их часть оказалась маргинализированной, оторвавшись от традиционной культуры и пережив процесс неполной русско-городской аккультуризации. Поэтому будущие процессы будут зависеть от характера и темпов развития культуры в городе и более глубокой адаптации выходцев из, села к относительно высоким городским стандартам (культурно-образовательным, поведенческим, бытовым) жизни»⁷³.

Более чем основательной характеристикой направленности этических установок и ориентации чувашей в отношении русских является сравнительно высокая распространенность чувашско-русских смешанных браков. Издавна у чувашей брак с человеком русской национальности общественным мнением не то что не осуждался, а, наоборог, негласно поддерживался. Чувашский парень, женившийся на русской, в глазах друзей, родственников и земляков приобретал, как правило, более высокий статус. Это же можно утверждать и относительно чувашек, вышедших замуж за русских. Естественно, в создании этнически смешанных семей в условиях республики участвуют также мордва, татары, марийцы и др. Однако в статистическом выражении в реализации таких браков только чуваши и русские проявляют наибольшую активность, что обусловлено также близкими показателями вероятности чувашско-русских межэтнических контактов, особенно в городах республики.

Доля таких браков в Чувашии в 1978 г. составляла 12,2 %. По данным статистико-этнографическог о исследования 1981—1982 гг., в гг. Чебоксарах и Новочебоксарске каждый третий брак являлся этнически смешанным⁷⁴. При этом в Чебоксарах основную массу таких браков (86,2%) составляли русско-

321

чувашские браки. В сельской местности доля национально-смешанных браков меньше в десять раз (не более 3%). Согласно микропереписи населения 1994 г., за последние годы удельный вес этнически смешанных браков увеличился до 16,1 % от общего числа брачных пар. Причем, как отмечалось в литературе ещё два десятилетия тому назад, фактическая частота русско-чувашских браков даже больше их теоретической вероятности⁷⁵. По данным на 1994 г., основную часть этнически смешанных браков в Чувашии составляют чувашско-русские брачные пары (70 %).

О наличии некоторого своеобразия в области этнических установок на смешанные браки среди чувашей и других национальностей республики свидетельствуют данные этносоциологаческого обследования, проведенного в 1988 г.⁷⁶ Так, более всего выраженная положительная установка на межнациональный брак была характерна для чувашей (86 %), мордвы (83 %) и русских (60 %), но для татар она оказалась менее присуща (46 %). При этом однозначно считают желательным брак только с человеком своей национальности среди чувашей 7 %, русских — 26 %, татар — 41 %, мордвы — 6,1 % опрошенных. Как известно, в условиях резкого изменения общего культурно-образовательного уровня чувашей и воздействия урбанизации этническое самосознание последних, в особенности у родившихся в городе, претерпевает заметный сдвиг в сторону некоторой ухраты своей национальной специфики. Именно в этнически смешанных, как правило, в чувашско-русских семьях наблюдается у детей расхождение национальности и родного языка (хотя такое встречается и в чувашских и мордовских однонациональных семьях, проживающих в инонациональном окружении в городах). Материалы микропереписи 1994 г. подтверждают, что в чувашско-русских браках при формальной этнической идентификации детей предпочтение отдается русской национальности. Впрочем, эта тенденция характерна также и для мордовско-русских, и татарско-русских браков (см. табл. 18).

В случаях, когда оба супруга нерусской национальности, в большинстве случаев за детьми закрепляется национальность отца. Так, по сведениям 1994 г ., из 1000 браков в сочетании чуваш-татарка в 767 парах выбирается чувашская (т. е. отцовская) национальность, а в браках татарин-чувашка в

Таблица 18. Предпочтения в выборе национальности у детей ш этнически смешанных семей Чувашской Республики (1994 г., на 1000 этнически смешанных нар с детьми)

322

577 парах предпочтение отдается татарской национальности. По данным статистико-этнографического исследования 1981-1982 гг., в Чувашии почти каждый десятый русский горожанин происходил из чувашско-русской семьи⁷⁷. Таким образом, в чувашско-русских семьях, частично и в чувашско-мордовских и чувашско-татарских, прерывается, как правило, этническая линия родители чувашской национальности, причем независимо от национальности матери, что в конечном итоге сказывается на замедлении прироста численности чувашского этноса. Конечно, эта непростые процессы имеют не только субъективную, но и объективную основу, и нуждаются в серьезном дополнительном изучении.

Что касается чувашско-татарских межэтнических отношений в Чувашской Республике, то их общая тональность выражается прежде всего в том, что им присущ ровный и взаимно сдержанный характер. Связано это, видимо, и с тем, что татары и чуваши осознают свою этногенегаческую и языковую близость.

На территория Чувашии татары-мишари издавна живут компактными массивами и, как правило, осознавая свою принадлежи ость к отдельным селениям. Мишари исторически в этнокультурном плане несколько дистанцируются от казанских татар. В то же время благодаря близости Казани татарское население Чувашии не ощущает отрыва от национальной культуры и языка. Согласно наблюдениям многих исследователей, татары ценят в чувашах, как правило, скромность и готовность браться за любую работу, а чувашам в татарах импонирует их умение сохранять в любых условиях чувство национального достоинства и природная предприимчивость. Интересно отметить, что даже мелкие конфликты на почве межнациональных отношений между чувашами и татарами как на повседневном уровне, так и в сфере формального общения (в прессе, на собраниях, парламенте и т. д.) представляют исключительное явление. Обьгтно чуваши и татары, проживающие в республике, избегают открытых дискуссий и споров по национальному вопросу, и если все же таковые случаются, то никогда не доходят до сколько-нибудь оскорбительных высказываний в адрес друг друга, не доводят проблему до состояния открытого конфликта.

Не обременены каким-либо историко-культурным конфликтогенным фактором чувашско-мордовские отношения. Благоприятствовало этому в прошлом, возможно, и то, что в силу расселения мордвы в крае в основном на периферии этнической террит ории обитания чувашей, их контакты никогда не отличались активностью. Взаимообщению чувашей и мордвы присущ спокойный, уважительный характер. Из всех сочетаний этнически смешанных браков брак с мордвой воспринимается чуваш ами как наиболее предпочтительный и адекватный национальному менталитету. Чувашам импонирует в мордве присущая ей, пожалуй, более, чем многим другим поволжским народам, природная коммуникабельность, проявляемая в любой инонациональной среде.

Своеобразным индикатором глубины межэтнического взаимодействия в Чувашии является отношение русских, татар и мордвы к языку титульного этноса. Как уже отмечалось, реальное двуязычие в республике, как правило, однонаправленное. Иначе говоря, в то время, как определенная часть нерусских национальностей владеют как своим родным, так и русским и частично чувашским языками, русское население республики в ничтожной мере знает чувашский язык. Согласно данным переписи 1989 г., уровень владения чу-

323

Таблица 19. Степень владения чувашским языком сельским русским, татарским и мордовским населением (1995 г, в %)

вашским языком составил у русского населения республики 2,5 % (в селе — 8,2 %), татар — 9 % (в селе — 1,5 %), марийцев — 6,1 % (в селе — 29,5 %) ^Т8.

Обследование сельских жителей 1995 г. подтвердило, что доля лиц, владеющих чувашским языком в той или иной степени, более чем весомо представлена прежде всего среди татарского населения (см. табл. 19).

Надо подчеркнуть, что, в отличие от многих народов, у татар и чувашей сохраняется многовековая традиция знать разговорную речь того народа, в окружении которого или в постоянных контактах с которым проживают. В то ж время у татар языковая ассимиляция со стороны чувашского или русского языка выражена весьма слабо.

В связи с распадом Союза ССР конфликтогенную этническую окраску приобрели миграционные перемещения населения. В 1990-х гг. в республике заметно начал меняться характер миграционных потоков. Если на протяжении нескольких десятилетий наблюдался отток жителей из республики (в среднем за 1980-1990 гг. — 6,4 тыс. человек), то, начиная с 1991г., число прибывающих в Чувашию имеет тенденцию превышать число выбывающих за ее пределы. И, как следствие, население республики растет также и за счет мигрантов из других регионов России и стран СНГ и Балтии. Как уж отмечалось, из прибывших в 1990-х гг, в ЧР мигрантов более 85 % составляют чуваши и русские, а остальные 15 % — другие национальности, в том числе выходцы из Северного Кавказа⁸⁰. Социологи отмечают изменение и усложнение национального состава трудовых коллективов в городах Чувашии и в определенной степени это связывают с появлением беженцев и вынужденных переселенцев, указывая при этом, что реакция жителей республики на это можетбыть совершенно неоднозначной⁸¹.

Касаясь этнополитической ситуации в Чувашии 1990-х гг. в аспекте межэтнических отношений, видный этнолог В. В. Тишков справедливо констатирует, что здесь «русско-чувашский этнокультурный симбиоз настолько велик, а высшее руководство явно компетентно и достаточно демократично, что было бы неверно проводить анализ ситуации по этноразделительным линиям..., не говоря уж об абсурдности искать сепаратистские элементы в чувашском политическом спектре. Если бы ситуация была схожей в других республиках, никаких особых проблем с укреплением государственности и реформированием федеративного устройства вообще могло бы и не быть»⁸².

Пик активности этнополитических процессов в Чувашии, пришедший на конец 1980-х — начало 1990-х гг., к концу XX в. заметно спал. Вместе с тем

324

этнополитические процессы указанного периода сыграли важную роль фактора этнической мобилизации титульной нации. Однако к концу 1990-х гг. ранее актуальные проблемы ушли как собственно из эпицентра политической и этнической жизни, так и перестали быть одними из ведущих событий повседневности. Возвращаясь к 1980-м гг. следует отметить, что в этот период по сравнению с предыдущими 60-70-ми гг. наблюдалось относительно заметное повышение уровня этнической идентичности чувашей, что ясно проявилось, в часта ости, в существенном приросте их численности в целом по стране. Причем в этот период (1979—1989 гг.) диаспора имела крайне контрастно высокий показатель ежегодного прироста (7,2 тыс. чел.), чем сама республика (всего лишь 1,9 тыс. чел.). По нашему мнению, прирост численности чувашей страны за эти годы в 90,0 тыс. чел. был достигнут в основном лишь ко времени проведения переписи 1989 г., которая пришлась на момент уже достаточно активного разворачивания процесса «перестройки», затронувшей «больные» для советского государства проблемы национального развитая народов и межэтнических отношений.

Если бы и в 1980-е гг. в общественной жизни все оставалось по-прежнему, то показатели прироста численности чувашей были бы более скромными, если не сказать — куда более низкими, чем в 1970-х гг. В период либерализации общества в ходе «перестройки» народы страны захлестнула волна подъема национального самосознания, и она коснулась прежде всего их диаспорных групп, находившихся по сравнению с титульными этносами республик в наиболее худших условиях в плане этнокультурного развитая. Полагаем, что перепись населения 1989 г. зафиксировала момент временной приостановки процесса деэтнизации чувашей и как бы зафиксировала ее уровень на возможно самой низкой точке, что, естественно, особо рельефно выразилось в диаспоре (см. табл. 20).

Однако уже итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. более чем ясно показали, что процесс деэтнизации чувашей приобрел настолько серьезный характер, что уже побуждает деятелей национального движения утверждать о его необратимости, что, конечно же, пока представляет не вполне обоснованный вывод.

Таким образом, изменение численности чувашей в течение второй половины XX в. находилось не только в зависимости от уровня рождаемости (а он всегда был и остается выше, чем, например, у русских) и интенсивности миграции (она в конце XX в. особо не отличалась от других этносов), но и от

Таблица 20. Динамика численности этносов Поволжско-Приуральского региона в 1989—2002 гг.

325

смены этнического самосознания, т. е. темпов русской ассимиляции молодых поколений⁸³.

Подтверждается мнение, что именно в диаспоре все десятилетия XX в. процесс деэтнизации протекал, хотя частью и в латентной форме, весьма интенсивно и к началу XXI в. набрал такие «обороты», что за 1989—2002 гг. общая численность чувашей, расселенных вне республики, упала на 13,7 %, в то время как в Чувашии лишь на 1,9 %.

Предварительный и пока лишь самый общий анализ итогов переписи 2002, г. с точки зрения выявления природы: уже раскрутившихся в конце XX в. этноидентификационных процессов и предположительных тенденций их развития на предстоящие 1—3 десятилетия XXI в. приводит к неутешительным прогнозам: специфика этнонационального развития, что складывалась у каждого из народов Волго-Уралья примерно с 1950—1960-х гг., в последнее десятилетие XX в. подверглась сильнейшему комплексному воздействию общественно-экономических факторов, обусловленных катастрофическими последствиями ликвидации советского строя и перехода на рыночные отношения, а также внедрением новых образцов паспортов без указания национальности их обладателей.

По-видимому, в конце XX в. все этносы этого региона, исключая башкир, в своем этническом развитии перешли тот условный рубеж, после которого у них начался этап деэтнизации. Пока лишь данные по башкирам дают основание утверждать, что имеющийся у них этнодемографический потенциал (в 1989—2002 гг. их численность увеличивалась ежегодно на 1,9 %) позволит им поддерживать определенно положительные тенденции. Судя по всему, уже наметившиеся процессы деэтнизации будут иметь в будущем высокие темпы прежде всего у мордвы (в 1989—2002 гг. ее численность ежегодно сокращалась на 1,8 %), существенны будут они и у удмуртов (0,8 %), чувашей (0,6 %) и марийцев (0,5 %). Можно сказать, что в известной мере «звонок прозвенел» и для татар с их буквально нулевым приростом: за рассматриваемый период. При этом для всех исследователей определенно ясно, что снижение численности того или иного этноса совсем не тождественно депопуляции или физическому исчезновению его представителей, а чаще означает смену ими этнической идентичности, т. е. ассимиляцию в пользу друг ой культуры⁸⁴.

Таким образом, даже в случае просто сохранения уже реально обозначившихся темпов снижения численности чувашского этноса (в 1989—2002 гг. ежегодное снижение составляло 10 тыс. чел), ко времени следующей переписи, т. е. условно через 10 лет, он может «потерять» 100 тыс. чел. и будет насчитывать 1,5 млн. чел., т. е. «скатится» на уровень данных переписи 1959 г.

Существует очень много оснований полагать, что это ещё достаточно оптимистический прогноз, поэтому неотложно требуются специальные исследования перспектив этнонационального развития чувашского народа, обращая особое внимание на выяснение природы этноидентификационных процессов.

И ещё. В большой дискуссии, развернувшейся в годы «перестройки» и продолжающейся с переменной активностью в наши дли по проблемам национально-государственного устройства России, много противоречивых, а порой просто провокационных высказываний. Прежде всего следует иметь в виду, всерьез обсуждаются территориальные вопросы, напрямую касающиеся исторического статуса в основном уже сложившихся этнических территорий

326

российских народов. Некоторые политики откровенно призывают руководство России к ликвидации национальных республик, предлагая при этом перейти к «губернизации всей страны», или же укрупнить регионы в несколько «супертерриторий» без учета этнического фактора, а то и вовсе перейти с национально-территориального на национально-культурный принцип организации национальной автономии и т. п. ⁸⁵ Есть попытки решить «одним махом» все национально окрашенные проблемы современной России, «обустроить» ее простым изданием указов и иных официальных актов. В России национально-территориальные автономии для наиболее крупных нерусских народов уже существуют многие десятилетия. Они играют важную роль в сохранении целостности и культурных отличий национальностей. Сама форма национально-территориальной государственности обрела огромную политическую и эмоциональную легитимность. Как свидетельствует мировой опыт, отчуждение или ограничение уже достигнутых статуса и привилегий сталкивается с упорным сопротивлением и вызывает ответное насилие. Привязанность наций к таким атрибутам, как территория, государственность, настолько велика, — подчеркивают специалисты, — что с самого начала делают несбыточными любые проекты такого рода⁸⁶. Хочется верить и надеяться.

В силу исторических и политических обстоятельств чувашское население республики, получившее в рамках национально-территориальной автономии более благоприятные по сравнению с диаспорными группами условия и возможности для создания соответствующей этически окрашенной политической и социально-культурной инфраструктуры, приобрело статус «ядра» нации, «элитной» части всего этноса Иначе говоря, чувашское население ЧР является для диаспорных групп референтной моделью этноса, служит условием их самоидентификации именно как диаспоры, осознания ими своей определенной специфики.

В обыденном сознании как жителей республики, так и представителей чувашской диаспоры достаточно прочно укоренено представление о Чувашской Республике как об основной исторической этнической территории, как

о земле, где зародился чувашский этнос и г де находятся истоки всех чувашских родов. Хотя подобные представления в научном плане не совсем корректны, однако они имеют весьма устойчивый характер и объективно служат фактором национальной консолидации всех территориальных групп чувашского этноса.

Важно и то, что междуречье Суры и Свияги, ставшее для чувашей основной этнической территорией, исторически было зоной пересечения торговых путей и хозяйственных связей, миграционных потоков, активного межэтнического и межюэнфессионального взаимодействия. Данное обстоятельство наложило отпечаток на язык и этнокультуру самого чувашского народа, обогатило его и придало особую толерантность его этнопсихологии, достаточно благотворно сказалось на атмосфере взаимоотношений расселившихся здесь этнических групп.

327

Литература и источники

330

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. Особенности этноконфессиональной ситуации в Чувашской Республике // Социокультурные портреты регионов России. Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции. — Чебоксары: Изд. ЧГИГН, 2008. — С. 114—116.

На этническую и общественно-политическую ситуацию в отдельных регионах России значительное влияние оказывает конфессиональный фактор, поскольку религия — важная составная часть национальной культуры. При общем повышении внимания к культуре, в том числе к таким пластам, доступ к которым был ранее закрыт или затруднен, усиление интереса к религии следует считать ответной реакцией на односторонность культурной жизни в предшествующие годы.

В конфессиональной сфере республики национальный аспект выражен слабо. Большинство чувашей, русских, мордвы, мари и украинцев — православные, татар — мусульмане (сунниты), крайне немногочисленная часть верующих (в основном горожане) — христиане-протестанты баптистского и адвентистского толков. Интересно отметить, что если два десятилетия тому назад в Чувашии насчитывалось не более 35 православных приходов, то в 2006 г. их число достигло 213. Такое же бурное возрождение мечетей произошло и у мусульман республики; если в советское время насчитывалось всего 2 мечети, то сегодня функционируют уже 27, в том числе и в городах — Чебоксарах, Канаше, Шумерле и Новочебоксарске. Только в одном Батыревском районе действуют 12 мечетей. Всего же к 2006 г. в Чувашии функционировали 269 зарегистрированных религиозных организаций, в том числе протестантских — 25, старообрядческих — 1 (г. Алатырь) и иудаистских — 1 (Чебоксары) и других — 4. Юридически оформлены и действуют в республике также этнически окрашенные религиозные объединения языческого толка (Чувашская религиозная республиканская организация «Академия чувашской духовности», Чувашское природно-религиозное духовное объединение «Турӑҫ» и др.).

Проникновение ислама имело место в болгарский период (X—XII вв.), продолжалось в эпоху Золотой Орды и Казанского ханства (XIV—XVI вв.). Часть болгаро-чувашского населения в тот период приняла ислам. В настоящее время он распространен в основном в местах компактного расселения татар, на юго-востоке Чувашии. За годы Советской власти было закрыто 36 из 38 мечетей. Духовное управление мусульман Чувашской Республики образовано в 1994 г. в с. Шыгырданы Батыревского района.

Православное христианство начало проникать на территорию современной Чувашии после присоединения народов Среднего Поволжья к России в середине XVI в. Но распространение его среди чувашей шло очень медленно, они оставались приверженцами своей традиционной религии. С середины XVIII в. началась насильственная христианизация народностей Поволжья, но и после этого, вплоть до 70-х годов XIX в., чуваши в массе своей оставались язычниками. Лишь во второй половине XIX в. в связи с подготовкой священников, владеющих чувашским языком, ведением проповедей на чувашском языке, изданием на нем религиозной литературы, к христианству склонилось большинство местного населения.

505

Таблица 1. Динамика количества религиозных объединений, зарегистрированных в Чувашской Республике (по состоянию на 31 декабря соответствующего года)

До революции на территории Чувашии действовало 7 монастырей, 299 православных храмов. После 1917 г. все монастыри и 264 церкви были закрыты. В настоящее время в республике действуют 7 монастырей, в том числе 3 мужских (Чебоксары, Алатырь, Моргаушский район) и 4 женских (Чебоксары, Алатырь, Цивильск, Комсомольский район). Подготовка священников ведется в Чебоксарском епархиальном духовном училище. В 1996 и 2001 гг. Чувашию посетил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Его визиты сопровождались закладкой в столице республики крупных церковных сооружений. Им была освящена так называемая «Дорога к храму» — дамба (отделяющая Чебоксарский залив от русла Волги), построенная в 1996 г., расположенная в центре города, ведущая к монастырскому комплексу и кафедральному собору (некогда знаменитая «Владимирка», по которой шли в Сибирь ссыльные и каторжники).

Важнейшим фактором, сыгравшим определенно позитивную рсшь в христианизации чувашей, было то, что им при крещении не требовалось отказываться от своей национальности. И сегодня в европейской части России чуваши и гагаузы — единственные тюркские народы, исповедующие православие. Следует особо отметить и то, что чувашский язык стал вторым после русского, на который переведен практически полный текст Библии, а чуваши первыми среди россиян стали проводить богослужение на родном языке.

506

Таблица 2. Уровень религиозности населения Чувашии в 2006 г. (в %)

Надо отметить, что традиционно чуваши отличаются сдержанным выражением своих религиозных чувств, для их обыденного религиозного сознания, особенно для обрядового поведения, характерен язычески-православный синкретизм. В республике уже к 1920-м гг. не осталось последователей национальной дохристианской веры («язычества»), между тем как в ряде местностей Волго-Уралья (в Самарской области, Татарстане, Башкортостане), по сей день сохраняются несколько их селений, что служит одним из побудительных факторов культурологических реминисценций в этой сфере среди части чувашской национальной интеллигенции.

Для чувашей исторически характерно внешнее, поверхностное восприятие православия. Оно не стало в должной степени для них национально одухотворенной верой и не пронизывает их историческую память, традиционную культуру и этнопсихологию в той мере, как, например, это наблюдается у русских и татар. Это проявляется, в частности, и в том, что чувашскую национальную интеллигенцию отличает подчеркнутая индифферентность к ценностям православия. Национальное искусство и литература практически не знают обращения к христианским сюжетам, темам и символике. Таким образом, в современной профессиональной национальной культуре и сознании социально и интеллектуально продвинутой части народа православно-церковный компонент актуализирован весьма слабо.

Взаимоотношения православной и мусульманской церквей носят бесконфликтный характер, они обе функционируют в атмосфере взаимопонимания и сотрудничества с органами государственной власти республики. Вместе с тем в конфессиональной сфере имеются определенные предпосылки для возникновения межэтнического напряжения. Так, некоторые представители чувашской национальной интеллигенции полагают, что основой крепости национального духа этноса является народная («языческая») религия дохристианского времени [1].

С этим связаны попытки практической реконструкции дохристианских обрядов и культов, обсуждение проектов воссоздания древних языческих культовых сооружений, звучали также призывы образовать Чувашскую (автокефальную) православную церковь взамен (или наряду) нынешней епархии, обращения в Московскую патриархию по вопросу канонизации просветителя И. Я. Яковлева («чтобы преподобный Иван молился за чувашский народ» [2]. Но поскольку подобные попытки встречают со стороны церковнослужителей резкий и публично заявляемый отпор, то другая сторона чаще

507

склонна усматривать в этом проявление античувашских, великодержавно-шовинистических настроений.

Объективно данные тенденции представляют одну из форм проявления самоидентификационных процессов, стремление этносов к самоорганизации и самоутверждению, к возрождению утраченных ценностей национальной культуры.

Замеры уровня религиозности в ходе опроса населения в 2006 г. показали, что более чем значительная его часть относит себя к разряду «верующих» (38,5 %) и «скорее верующих» (39,2 %), что в общей сложности составляет 77,7 % всего массива опрошенных (см. табл. 2). Понятно, что при этом более высокие показатели уровня религиозности отмечаются среди сельских жителей.

Литература

¹Салмин А. К. Фольк-религия чувашей // Проблемы национального в развитии чувашского народа. — Чебоксары, 1999. — С. 235—247.

²Алексин В. Всякий верующий человек прекрасен // Советская Чувашия. — 1998. — 16 декабря.

Впервые опубликовано:

Равный брак. Интервью с В. П. Ивановым // Советская Чувашия. — 1986 г. — 30 декабря.

Одной из распространенных форм сближения советских народов стали сегодня национально смешанные семьи. Как много таких семей в нашей республике, каковы их этнические последствия? На эти и другие вопросы отвечает заведующий отделом археологии и этнографии Научно-исследовательского института при Совете Министров Чувашской АССР, кандидат исторических наук В.Н. Иванов.

Межнациональные браки распространены в Чувашии главным образом в городах, в основном они русско-чувашские. По данным исследования, проведенного в 1982 году чувашскими и московскими этнографами, в сельской местности в межнациональных браках состоят лишь 2,4 процента чувашей и 18,3, процента русских, а в городах соответственно 22,8 и 26,9 процента. В Чебоксарах доля таких семей достигает трети всех браков.

— Много это ли мало?

— Если говорить только о городских межнациональных браках, то их доля в Чувашии более чем на треть выше соответствующего показателя по Российской Федерации, выше она и общесоюзного уровня. Но будем конкретны и сравним доли межнациональных браков по всем 16 автономным республикам РСФСР. Так вот, в этом ряду Чувашская АССР занимает четвертое место (вслед за Коми, Карельской и Башкирской АССР). В то же время она на самом последнем месте по степени распространения межнациональных браков в сельской местности. Выбор молодежью брачного партнера той или иной национальности определяется атмосферой межнациональных отношений в данной местности. Особенно часто у молодых людей разных национальностей дружба и любовь зачинаются и крепнут в годы совместной учебы в вузах, техникумах и т. д.

Сегодня только 2—3,7 процента чувашей в 4—5,3 процента русских, проживающие в нашей республике, высказываются против межнациональных браков. Это, безусловно, свидетельствует о радикальном изменении психологической, да и социальной ориентации на межнациональные браки — своеобразного канала сближения народов.

В городах у 85 процентов чувашей и 70 процентов русских, состоящих в межэтнических браках, семьи чувашско-русские, где муж, как правило, чуваш, а жена — русская. Надо иметь в виду и то обстоятельство, что в межнациональные браки вступают в основном те чуваши, которые родились и выросли уже в городе (во всяком случае, в четыре раза чаще, чем мигранты — бывшие сельские жители).

— Отличаются ли межнациональные браки от однонациональных по прочности?

— К сожалению, исследование этого, безусловно интересного вопроса практически нигде в нашей стране не проводилось. Различие в национальной принадлежности супругов, конечно же, не может не стать в некоторых случаях дополнительной проблемой в их взаимоотношениях. Дело здесь в другом. Ведь во всех семьях могут возникнуть конфликтные ситуации. И в этих случаях далеко не все супруги способны «переключить» себя, а не «срывать», как говорят, зло на других. И в смешанных семьях супруги порой склонны искать причину конфликта, своей неудачи и т. п. в национальности брачного партнера. Иногда (в общем-то довольно редко) в эмоционально-напряженных ситуациях (очереди в магазинах, переполненные автобусы и т. д.) возникают конфликты, которые сопровождаются комментариями, оскорбляющими национальное достоинство. Главная причина этого, думается, низкий культурный уровень, недостаточный общий кругозор конфликтующих.

Поговоришь после с такими людьми и оказывается, что их «психологические срывы» происходят неосознанно. «Да, конечно, у всех национальностей есть и хорошие, и плохие люди», — начинают рассуждать они. Речь, следовательно, здесь должна идти о необходимости преодоления в сознании отдельных людей всякого рода национальных предубеждений и предрассудков, воспитания в них уважительного отношения к особенностям культуры и быта других народов.

— Приходилось слышать, как некоторые люди выступают против смешанных браков, мотивируя тем, что они «угрожают существованию малых наций» и поэтому, мол, нельзя их поощрять...

Действительно, межнациональные браки и семьи влияют на изменение национального состава населения, влияют они существенно и на этническую ориентацию детей. Нередко во втором, а тем более в третьем поколениях таких семей наблюдаются случаи полней ассимиляции, то есть смены национального самосознания. Короче, из двух этносов, представители которых вступают в смешанный брак, обычно увеличивается тот, для которого характерно культурно-языковое доминирование. В Чувашии преобладающее большинство подростков из чувашско-русских семей по достижению совершеннолетия выбирают русскую национальность. Это особенно характерно для Чебоксар, где доля таких подростков достигает 97,8 процента.

В целом же вопрос об этнических последствиях смешанных браков весьма и весьма деликатный. Таким бракам можно противиться, но это было бы похоже на битву Дон Кихота с ветряными мельницами, поскольку в условиях большой мобильности и урбанизации населения тенденция к росту смешанных браков имеет и будет иметь впредь необратимый закономерный характер. Нельзя забывать и аргументы гуманистического характера: вступая в брак по любви, люди разных национальностей не должны чувствовать каких-либо препятствий. Согласитесь, было бы действительно не гуманно не считаться с волей, желанием молодых людей создать, несмотря на различия в национальной принадлежности, счастливый супружеский союз.

И еще. Преобладание какой-то культуры и языка в смешанных семьях складывается естественно. Выступать против этого было бы абсурдно. Всякий, кто осуждает естественную ассимиляцию, по выражению В.И. Ленина, «представляет из себя просто националистического мещанина».

Сегодня крайне важно серьезно взяться за подлинно интернационалистическое воспитание подрастающего молодого поколения — будущих вероятных создателей межнациональных семей. Наблюдения показывают, что у детей, выросших в смешанных семьях с подлинно интернационалистической атмосферой, и этническое самосознание формируется, так сказать, без перегибов и перекосов.

Уверен, что сегодня в интернациональном воспитании молодежи используются еще далеко не все резервы. Главное здесь — воспитание в людях культуры межэтнического общения.