Язык как признак этнической идентичности

Язык как признак этнической идентичности

Рассмотрим теперь ситуацию с родным языком, которая также является одной из остро обсуждаемых. Речь о том, что язык наиболее многочисленной этнической группы населения Чувашии не выдерживает конкуренции со стороны русского языка. А. П. Хузангай, другие специалисты не без основания считают, что в республике отсутствует реальное чувашско-русское двуязычие (билингвизм), поскольку оно имеется лишь среди малых социальных групп: научно-гуманитарной и художественной «элиты», чувашского учительства, работников национальных СМИ и пр. Фактически в республике констатируется неравнофункциональное дву-

26

язычие (диглоссия)¹⁸. В конце 1980 — середине 1990-х гг. этноязыковая ситуация являлась квинтэссенцией в большей степени этнополитических, чем этнокультурных процессов. Затем ситуация успокоилась, но проблемы сохранения чувашского языка постоянно находятся в повестке дня Чувашского национального конгресса, Чувашского общественно-культурного центра, Министерства образования республики. С этой точки зрения снижение доли лиц, владеющих чувашским языком, рост числа тех, кто не считает его своим родным, повышает уровень озабоченности как государственных чиновников, так и этнических активистов.

В то же время покажем на конкретном примере, как проблемы языка могут вызвать в обществе определенную напряженность. Описанная ниже ситуация характеризует, с одной стороны, вполне здоровую межэтническую атмосферу в обществе, а с другой — наличие подводных камней, которое следует учитывать, в том числе представителям власти и общественных организаций, выступающим от имени тех или иных этнических общностей. В данном случае речь идет об инциденте, начавшемся 28 апреля 2011 г. на сессии Госсовета Чувашской Республики, в ходе которой выступил председатель Чувашского национального конгресса — организации, заявляющей о себе как «высший представительный орган чувашского народа». Свою речь он произнес на чувашском языке, а на высказывание одного из оппозиционных депутатов о необходимости в подобных случаях синхронного перевода (что делалось ранее), спикер чувашских законодателей М. Михайловский ответил, что в республике «основной язык — чувашский, а уж потом русский идет»¹⁹. Представитель правозащитной организации «Щит и меч» обратился в Управление ФСБ по Чувашии с просьбой проверить данное заявление председателя Госсовета Чувашии на наличие в нем признаков преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ. Данная ситуация обсуждалась в блогосфере, но других публичных действий со стороны общественности не последовало. Оппоненты М. Михайловского понимали, что он нелепо проиллюстрировал положение Конституции Чувашской Республики, в которой отмечено, что государственными языками в Чувашии являются чувашский и русский (именно в таком порядке). В конце концов ситуация была «разрулена»:

27

спикер на очередном заседании Госсовета пояснил, что он имел в виду распространенность чувашского языка среди чувашей, которые составляют две трети населения республики. 17 мая на страницах ИА REGNUM было опубликовано письмо Президиума ЧНК, в котором информационное агентство обвинялось в клеветнических заявлениях о чувашском языке и пр., критиковался и правозащитник за его «поиски» якобы преступления в речи М. Михайловского. Но подчеркнем другое. В заключительной части документа ЧНК отмечалось, что «республиканская власть в первую очередь ответственна за чувашский народ. Сохранение его языка и культуры делает только честь власти, укрепляет Российскую Федерацию»²⁰. Но эта часть заявления осталась вне внимания оппонентов, хотя здесь налицо нарушения конституционных признаков. Государственная власть Чувашской Республики (как, впрочем, любой другой области или республики) не имеет права выделять в приоритетах интересы какой-либо одной этнической группы, в том числе и титульной, если эти интересы не отражены в законах. Кроме того, позиция М. Михайловского насчёт большей распространенности чувашского языка в Чувашии также уязвима, поскольку среди всего населения такой статус имеет русский язык, причем и среди чувашей республики. По материалам переписи 2010 г., среди них доля владеющих русским языком выше, чем чувашским (98,1 и 80,8 %). У татар подобные показатели равны соответственно 92,5 и 86 %. Еще больше дистанция в пользу русского языка у мордвы и марийцев, проживающих в Чувашии. Достаточно пространный пример показывает, что означенная ситуация не была использована этническими антрепренёрами с той и другой стороны, среди населения интереса к ней практически не было. Вопрос в другом. Нельзя надеяться только на здоровую атмосферу в обществе и допускать подобные ситуации, потенциально конфликтогенные, в том числе (и в первую очередь) вольно или невольно инициируемые руководителями органов государственной власти и общественных организаций республики.

По данным Всесоюзной переписи населения 1989 г., чувашский язык в республике считали родным 85 % чувашей, при этом в среде городского населения эта доля была заметно ниже — 69,4 %. Среди наиболее крупных этнических групп

28

Чувашии этот показатель был выше у русских (99,8 %) и татар (90,3 %), ниже — у мордвы (71,8 %) и марийцев (64,3 %). Есть основания полагать, что этнополитические события конца 1980 — начала 1990-х гг., пробуждение интереса к истории и культуре родного народа повысили стремление к этнической идентификации, расширили возможности для применения чувашского языка. Данные микропереписи 1994 г. зафиксировали если не заметное повышение, то сохранение доли тех чувашей, которые считали чувашский язык родным: 86 % всех чувашей и 69,7 % городских. Конечно, нельзя упускать из виду и возможность признания языка в качестве родного без достаточно высокого уровня владения им, и мобилизующую роль этничности в этот период, когда люди откликались на призывы к «возрождению», чувствуя некий моральный долг. По крайней мере, чувашская речь в обыденном общении, в общественных местах стала обычным явлением, что не было так заметно до конца 1980-х гг.

На наш взгляд, важно показать не только выбор гражданами родного языка, но и выявить уровень владения им, еще важнее знать практику использования языка, а этого материалы переписи не позволяют сделать. Вопрос о владении языком задавался в 2010 г., но при этом следует иметь в виду проблемы, отмеченные выше. Поэтому в одной категории оказываются профессиональные литераторы, учителя чувашского языка, работники национальных СМИ, а с другой — лица, овладевшие речью на самом примитивном уровне, но заявившие о себе как о владеющих языком. В наших исследованиях подобная задача также не ставилась, речь идет только об учете особенностей при формировании в переписи категории лиц, владеющих тем или иным языком²¹.

Вначале несколько наблюдений, полученных переписчиками во время ответа на вопрос о родных языках. Практически все, кто работал в Чебоксарах, отмечали, что им довольно часто приходилось уточнять вопрос о родном языке: просили разъяснить, что это такое. После объяснений, что это язык, наиболее часто употребляемый в различных сферах жизни, прежде всего в семье и на работе, у граждан появлялась некоторая определенность. По словам переписчицы, в селе с преобладающим мордовским населением вопросов с определением родного языка не возникало: все, кто идентифици

29

ровал себя как мордвин, в качестве родного языка называли мордовский практически без сомнений. В Чебоксарах даже после разъяснений, которые реально показывали, что считать родным языком следует тот, который чаще используется, наблюдалось немало случаев, когда выбор определяло не фактическое знание и использование языка, а этническая идентичность. При этом одна из переписчиц отметила разницу между выбором детей и взрослых в чувашских семьях. По ее мнению, взрослые чаще выбирали в качестве родного чувашский язык, даже при условии слабого владения им. Для детей, которым исполнилось 14 лет, приписывание себя к чувашам не играло решающей роли в выборе родного языка, поскольку они чаще отдавали предпочтение русскому языку. Другая переписчица заметила, что ещё одним дополнительным аргументом в пользу выбора чувашского языка в качестве родного служила не только этническая, но и региональная идентичность: живем, мол, в Чувашии, сами чуваши, родной язык должен быть чувашским. Она же отметила интересный «пе- дагогико-патриотический» момент в одной из семей. Со слов родителей-чувашей детям, не достигшим 14 лет, записали такую же национальную принадлежность и в качестве родного определили им чувашский язык, хотя один из взрослых сделал для себя выбор в пользу русского языка. Имелось незначительное количество случаев, когда взрослые, чуваши по этнической принадлежности, выбирали в качестве родного русский язык, прослушав объяснение о том, что понимать под этим определением.

Переписчица, работавшая в поселке, входящем в административную черту Чебоксар, отметила, что на ее участке около 20—25 % детей, в том числе и старше 14 лет, не знающих чувашского языка, выбрали его в качестве родного. По её словам, этнический татарин избрал для себя русский язык, а гражданин, записавшийся русским, в графе о родном языке указал мордовский.

Большая часть переписчиков призналась, что опрашиваемых интересовала возможность записать в качестве родного не один, а два языка, в первую очередь чувашский и русский. Частота таких обращений была примерно в 2 раза больше, чем случаев с попытками двойной этнической идентичности. Но после разъяснений, что следует выбрать только один язык,

30

жителям города приходилось принимать такое неочевидное решение.

Одна из переписчиц, работавшая в Чебоксарах, ежедневно отмечала после проведения опроса взаимосвязь между национальной принадлежностью, знанием других языков, кроме русского, и языком, выбранного в качестве родного. Таким образом, она получила сведения о выборе, произведенном 279 гражданами, среди которых 178 чел., или 63,8 %, определили себя как чуваши, а остальные 101 чел. — русскими. 65,2 % чувашей сказали, что они, кроме русского, владеют чувашским языком, а 34,8 % — не владели иными языками, кроме русского. Среди русских 4 % отметили, что они знают и чувашский язык. При выборе родного языка произошла некоторая трансформация в обеих группах чувашей: среди 116 из них, знающих чувашский язык, только 84 чел. (47,2 % от всей этнической группы чувашей, живших в пределах данного переписного участка) сказали, что их родной язык — чувашский. Остальные 32 чел. (18 %) выбрали в качестве родного русский язык. Можно при этом предположить, что лица, входящие в эту группу, потенциально могут быть теми, кто в качестве родного предпочтет выбрать не один, а два языка.

Среди тех этнических чувашей, которые не знали чувашского языка, 10 чел. (5,6 % от всех чувашей переписного участка) изъявили желание отметить в качестве родного именно чувашский язык, хотя им не владели. Остальные 52 чел. (29,2 %) назвали родным русский язык. Русскими, знавшими чувашский язык, как и не знавшими его, в качестве родного был избран русский язык. Безусловно, следует иметь в виду, что это данные только с одного переписного участка столицы республики, строить на их основе какие-либо закономерности не следует, но они подтверждают наблюдения других переписчиков о характере ответов на вопрос о национальной принадлежности и родном языке.

Исходя из вышесказанного можно сделать заключение, что для значительного числа граждан понятие «родной язык» достаточно абстрактно, не является чем-то устойчивым и определённым, оно менее приоритетно, чем национальная принадлежность. Наоборот, выбор языка в качестве родного нередко является вторичным по отношению к выбору этнического самоопределения.

31

Отмеченные тенденции вызывают беспокойство как у чиновников, так и у общественных деятелей Чувашии. Через эту призму нередко рассматриваются и официальные материалы переписей населения.

По данным переписи 2010 г., 70,9 % чувашей страны указали в качестве родного чувашский язык, а 28,9 % избрали таковым русский язык. В Чувашии эти показатели составляют соответственно 77,3 и 22,7 %. Сравнение с 1989 г. свидетельствует о том, что примерно за четверть века доля этнических чувашей, назвавших чувашский язык в качестве родного, стала меньше почти на 7 процентных пунктов. Это явление характерно не только для чувашей и для Чувашской Республики. Многие активисты чувашского этнического движения в вопросах сохранения этичности и языка считают примером татар и Республику Татарстан. Но и для татарского населения характерны те же процессы, хотя они менее выражены по сравнению с чувашами. Из татар России доля тех, кто выбрал в качестве родного татарский язык, составляет 79,2 %, что на 8,3 процентных пункта больше подобного показателя у чувашей. Чуть более пятой части татарского населения страны (20,4 %) заявили о русском языке как о родном. В Чувашской Республике у татар наиболее высокий процент совпадения показателей по этносу и родному языку (кроме русских): 86,8 % ответили подобным образом, опережая в этом понимании чувашей на 8,5 процентных пункта. Если вести речь о таких старожильческих группах Чувашии, как мордва и марийцы, то их приверженность родному языку не так однозначна: 60,6 % мордвы высказались за мордовский, а 38,6 % отдали предпочтение русскому языку. У марийцев этот процесс еще более выражен: 53,7 % считают родным языком марийский, и 44,7 % — русский. Конечно, эти показатели неутешительны для руководителей различных чувашских объединений, наоборот, дают основание предполагать, что и чуваши, и чувашский язык находятся в ожидании тех же прогнозов. Еще одним аргументом для их этнической озабоченности являются процессы, наблюдаемые в местах компактного проживания чувашей в различных регионах страны. В республиканских СМИ эта тема достаточно регулярно освещается с преобладанием тревожных интонаций.

32

В других регионах страны более всего чувашей насчитывается в республиках Татарстан, Башкортостан, а также в Ульяновской и Самарской областях. Применительно к двум названным республикам ситуацию с чувашским населением можно назвать относительно благополучной, по крайней мере, и этничность, и язык там сохраняются не в меньшей мере, чем в самой Чувашии. Процесс сокращения численности чувашей с 2002 по 2010 г. в Башкирии был таким же, как в Чувашии (91,6 %), а в Татарстане шел даже несколько медленнее (91,9 %). Чувашский язык как родной выбрали 76,6 % чувашей, проживающих в Башкирии, 86,5 % — в Татарстане. Для башкир в Башкирии данный показатель равен 75,3 %, а для татар в Татарстане — 94,2 %. В Ульяновской области чуваши занимают третье место по численности после русских и татар, и их приверженность «своему» языку в качестве родного характеризуется показателем в 67 %, в то время как у татар он равен 86,7 %. В Самарской области соотношение численности первых трех народов такое же, как и в Ульяновской, но процесс роста влияния русского языка здесь более интенсивен: 61,5 % чувашей и 72,8 % татар указали на чувашский и татарский языки соответственно как на родные, а остальные в подавляющем большинстве избрали русский язык. Чем дальше от давних мест расселения чувашей, тем интенсивнее эти процессы. Например, в Тюменской области чувашей насчитывается 25,7 тыс. чел., и среди них менее половины (46,2 %) избрали чувашский язык в качестве родного. У татар такой же выбор был в гораздо большей степени направлен на «свой» язык — 70,5 %. Таким образом, в трех поволжско-уральских республиках татары по степени приверженности к материнскому языку в качестве родного опережают как чувашей, так и башкир на 8—10 процентных пунктов. В регионах с преобладанием русского населения эта дистанция между чувашами и татарами еще более возрастает.

Другая сторона вопроса — это владение языком. Не будем пока в этом плане вести речь о русском языке, поскольку абсолютное большинство населения владеет им и с этой точки зрения никаких особенностей, по крайней мере в европейских регионах страны, не наблюдается. В Чувашской Республике 80,8 % представителей титульного этноса указали, что они владеют чувашским языком, и этот показатель на 3,5 про-

33

центных пункта превысил долю тех, кто выбрал его в качестве родного, а в Башкирии и Татарстане зафиксировано обратное соотношение: 64,6 и 82,4 % соответственно. В Ульяновской и Самарской областях доля чувашей, владевших языком, не превысила и половину их численности: 49,4 и 47,6 %. Иначе говоря, можно сделать предположение, что в этих областях, в Башкирии и в меньшей мере в Татарстане избрание родного языка явилось следствием этнической приверженности и не определялось владением им и тем более использованием.

В социологических обследованиях 2011—2013 гг. респондентам предлагалось в качестве родного называть не один, а два и более языка. Во время опроса в 2011 г. 400 школьников более трети из их числа (36,5 %) выбрали именно такой вариант, в данном случае — чувашский и русский языки. Взрослое население не в такой мере восприимчиво к предложенной возможности выбрать не один, а два (или более) родных языка, но результаты, полученные в 2011 и 2012 гг., оказались сопоставимыми. В качестве родного языка более пятой части опрошенных в ходе каждого из обследований (20,3 % в 2011 г., 20,8 % в 2012 г. и 26,8 % в 2013 г.) называли двойные сочетания, в основном чувашский и русский языки. В 2012 г. встречались также следующие сочетания: татарский и русский, марийский и русский, русский и эрзя и др., но абсолютное большинство респондентов предпочло чувашский и русский (94,8 % от числа таких граждан). В 2013 г. респонденты называли в качестве родного, кроме русского и чувашского (93,4 %), и такие сочетания, как русский и татарский, русский и удмуртский, русский, чувашский и мордовский, русский и мордовский, а также русский и армянский. В связи с этим отметим мысль В А Тишкова о том, что русский язык необходимо перестать считать родным только для русских, он является культурной собственностью и капиталом не только русских, но и большинства мордвы, удмуртов, чувашей, бурят, осетин и многих других²².

В ситуации, когда в качестве родного выбираются два языка, не прослеживается заметная связь с поселенческими особенностями: если доля горожан во всем массиве опрошенных составила 62 %, то среди лиц с двумя языками в качестве родных — 69,2 %. На селе это соотношение выглядело соот-

34

ветственно 38 и 30,8 %. Если иметь в виду, что среди сельского населения в республике более 80 % составляют чуваши, то процесс распространения «двуязычного родного» наблюдается не только среди городских чувашей, испытывающих интенсивное влияние русского языка во всех сферах профессиональной деятельности и личной жизни, но и в сельской моносреде (чувашеэтничной).

Материалы обследования 2012 г. позволяют сделать вывод, что выбор сложной этнической идентичности и двух (чаще всего чувашского и русского) родных языков в незначительной мере определяется возрастом респондентов. Среди лиц в возрасте 18—44 лет доля избравших сложную идентичность на 2—5 % опережает долю этих возрастных когорт в общем объеме выборки, а среди тех, чей возраст 45 лет и более, она примерно на 10 % меньше.

Иначе говоря, распространение сложных этнических идентичностей и двух родных языков характерно не только для чувашской городской молодежи, но практически для всех чувашей республики, и эта объективная реальность сформировалась в течение ряда последних десятилетий.

Аналогичные результаты о распространении не одного, а двух родных языков получены башкирскими социологами в 2011—2012 гг. По их данным, среди башкир 21,3 % респондентов избрали тот или иной вариант «двуязычного» родного языка (13,5 % — русский и башкирский; 5,0 % — русский и татарский; 2,8 % — башкирский и татарский). У татар Башкортостана данный показатель оказался примерно таким же — 21,6 % (18,4 % — русский и татарский; 2 % — башкирский и татарский; 1,2 % — русский и башкирский) ²³.

Таким образом, анализ материалов Всероссийской переписи населения 2010 г., данных ряда социологических обследований подтверждает неоднократно высказанные ранее идеи В. А Тишкова и других исследователей о том, что граждане в ходе переписей населения должны иметь возможность фиксировать сложные национальные принадлежности, которые представляются им как наиболее адекватно отражающие собственные этнические самоидентификации. Такое же право должно быть предоставлено и в отношении родного языка: количественное ограничение выбора противоречит фактически сложившейся этноязыковой ситуации.

35

Сошлемся на мнение В. А. Тишкова и В. В. Степанова, которые отмечают, что множественная идентичность (двойная национальность) — это скорее исключение, чем норма, но исключение достаточно значимое, и те, кто ощущает себя подобным образом, должны иметь возможность это выразить при переписных или социологических опросах. До этого им нигде места не было. Для отечественных этнологов, социологов, психологов всегда были только русские, украинцы, татары, евреи и никого «между ними», а для статистических органов и паспортных столов двойная национальность вообще казалась абсурдом. В этом отношении ситуация меняется мало, но перемены неизбежны²⁴. Результаты нашего обследования также соответствуют этому основополагающему выводу.

36