Свиное ли озеро Кабан?

Глухов М. С.
Свиное ли озеро Кабан?

 

Ссылки

 

Отсюда можно сделать и предварительные выводы о том, что татаро-монголы во время своего первого появления на юге Восточной Европы никак не могли встречаться с населением низовий Камы. И очевидно там никакого государства камских болгар тогда не существовало.

Постепенно все встает на свои места. С какой стороны ни подойти к городу Казани, то ли с берега Казанки, то ли со стороны Ближнего Кабана, все одно выходит: основали его казы (они же — куманы в более широком понимании этого слова; они же — половцы; они же — ногайцы в более узком современном понимании, они же — татары по историческим обстоятельствам). Наша задача — спокойно, без суеты, на основе убедительных для каждого фактов и неопровержимых аргументов доказать эту не очень простую истину.

 


 

Кабан... Это слово в устах казанцев звучало не реже, чем Казанка. А в былые времена в их жизни озеро играло, пожалуй, большую роль, нежели та небольшая и мелководная речка. И оно стоит того, чтобы поговорить о нем довольно подробно. Ведь именем Кабан соединена цепь озер и протоков, выводящих нас к целому ожерелью сел и деревень под тем же названием, но уже с определениями: Большие и Малые Кабаны, Татарский Кабан... В писцовых книгах города Казани второй половины XVI — начала XVII вв. значились в том же районе Ногайской дороги (тогда административной единицы) селения Уч Кабан, Иске (м. б., — Ички?) Кабан, Селик-Кабан, Таш-Кабан и просто Кабан. Стоит и поныне, правда, уже далеко за Камой-рекой, деревня Кабан-Бастырык. К последнему названию мы еще вернемся, ибо оно выходит из ряда предыдущих, однако в контексте изложения материала найдет подобающее место.

На берегах Кабанов — Нижнего (или Ближнего), Среднего, Верхнего (или Дальнего) — ловилась когда-то «самая добрая рыба». Воды этих озер были всегда исключительно мягкими, кристально чистыми и считались в прежние времена даже целебными. Да и сейчас эти довольно обширные водоемы имеют в жизнедеятельности миллионного города немаловажное значение: используются и в хозяйстве, и как арена различных соревнований по водному спорту, и как место отдыха.

Об этих озерах, до сих пор имеющих свои тайны, облаченные в легенды, написаны отдельные статьи и книги, среди которых своим объемом и свежими подробностями выделяется работа казанского литератора Рафаэля Мустафина. Она так и называется — «Тайны озера Кабан» (К., 1993). Есть в ней сведения и о времени возникновения города Казани. В целом книга увлекательна и читается с интересом. При всех достоинствах, однако, работа Мустафина страдает «округленностью» зрения. При обзоре различных версий происхождения гидронима Кабан, например, во всех случаях автор остается без собственной позиции.

Так вот, в свой книге Р. Мустафин вслед за другими повторяет стародавнюю небылицу о том, что название озера Кабан непосредственно связано с дикими свиньями, якобы во множестве обитавших в камышовых и тальниковых зарослях на его берегах. В то же время автор не забывает отметить, что «урочищ, удобных для обитания кабанов, здесь почти нет и, судя по всему, никогда не было « (Указан. работа, с. 39). Совершенно верно, но стоило ли тогда углубляться в «свиную гипотезу» еще вот такими нелепыми подробностями: «У булгар был своего рода культ кабана. Это могучее животное было символом мощи и неустрашимой отваги. Поэтому-то сыновьям охотно давали это имя « (Там же, с. 45).

2.

Полноте! Такую отсебятину даже цитировать, право, неловко... Откуда это взято? Никаких собственно булгарских письменных источников наука не знает. Археологические данные весьма скудны и противоречивы. Древние булгары, как известно, вели кочевой образ жизни и, если даже верить ничем и никак не подтвержденным высказываниям некоторых историков о том, что какая-то часть булгар в VIII—IX вв. осела в низовьях Камы, то и тогда нет никаких оснований говорить об их поклонении свиньям.

Посудите сами. В степях кабаны никогда не водились. Не могли обитать они и в низовьях Камы, с этим фактом, кажется, готов согласиться и сам Мустафин. Да встречались ли булгары когда-либо с дикими свиньями и после перехода к оседлому образу жизни? Было ли хотя бы в их лексиконе слово для обозначения этих своенравных и очень прихотливых животных? Об этом приходится только гадать. Зато достоверно известно, что для произрастания широколиственных лесов с плодоносящими деревьями (каштан, дуб, клен, бук, дикие яблони, груши и т. п.) севернее 55-й широты естественных условий нет, стало быть, и забегать сюда кабанам из более южных районов никакой нужды не было.

Интересно, что в свое время раифские «мичуринцы» в стремлении обогатить фауну края на Сараловский участок Волжско-Камского заповедника завезли, было несколько пар взрослых особей кабанов. Большая была морока в связи с этим. А где они теперь, эти кабаны? Оказалось: камышовые и тальниковые заросли на пойменных землях для этих животных сносны только летом. А что делать зимой, когда в таких местах почва промерзает до глубины более полуметра и никакое свиное рыло ее не берет?..

Допустим, с большой натяжкой, разумеется, с переходом к оседлости булгары кое-что узнали о повадках и нравах диких свиней, и они уже понаслышке так влюбились в этих животных, что захотели непременно завести их у себя на дворе. Допустим, они решили закупить кабанов где-то на юге Европы, а то и в далеком Индокитае — чего не сделаешь, когда уже становится невмоготу без диких свиней и еще заочно, не имея никаких навыков личного общения, начинаешь их боготворить... Пусть не без труда, но все же привезли или пригнали несколько пар отменных животных сюда, в низовья Камы. Вполне возможно, не ждать милостей от природы было в крови булгар и, невзирая на холодные зимы в этих краях, они приступили к одомашниванию диких свиней. Год за годом научились выращивать для свиней корнеплоды, и может быть, даже начали культивировать у себя задолго до европейцев картофель.

Все может быть, ведь писал же уважаемый татарский ученый Абрар Каримуллин, что древние тюрки и североамериканские индейцы имели общие корни происхождения. Можно представить себе, как в зимние стужи булгары заманивали свиней к себе в войлочные юрты или полуземлянки запаренной картошкой, завезенной по такому случаю из Америки, почесывали им бока, пока те не развалятся от удовольствия и не захрюкают... Правда, в жилом помещении становилось душновато и тесновато, но, как говорится: в тесноте, да не в обиде!

3.

В связи с такими условными натяжками появляется естественный интерес: на каком языке говорили эти булгары — пионеры в области свиноводства? Современные булгаристы, не затрудняя себя доказательствами, утверждают: очень близком к нынешнему татарскому и как на образец такого языка указывают на лексику поэмы «Кыйса и Юсуф», приписываемой перу Кул Гали, якобы жившего в Булгарах в конце XII — начале XIII вв. Язык поэмы действительно довольно похож на современный татарский, а вот булгарский ли он, или все же хорезмийский, или старотатарский, т. е. кипчакский, — это еще большой вопрос, который предстоит решить специалистам.

А «тюркоязычность» камских булгар произвольно устанавливали историки Б. Д. Греков и Н. Ф. Калинин, опираясь только на Махмуда Кашгарского, автора ХI столетия, на его книгу о тюркских языках, изданную в Стамбуле в 1914 году, и «булгарские» памятники письменности конца XIII—ХIV вв*1. «Но этот факт не означает, что на протяжении многих веков этот язык и самый народ булгарский оставался неизменным. Поэтому под словом «булгар», встречающемся, например, в ранних источниках, мы должны разуметь иное этническое понятие, чем, положим, в источниках XIII или XIV веков»,— были вынуждены сделать оговорку при этом даже эти основоположники «булгарской теории».

Почему последние слова взяты в кавычки и почему «даже» станет понятно несколько позже, когда ознакомимся с некоторыми приемами работы этих историков и их учеников. Вспомним, однако, уже здесь, что Махмуд Кашгарский в своем труде имел в виду вовсе не камских булгар, о которых никто в его время даже не слышал, а болгар, «находящихся вблизи Рума» (Византии). Запомним это. На своей карте расселения тюркских племен он указывает, Сувар, например, располагался на Северном Кавказе, а Болгара (Булгара) на этой карте вовсе нет. Карта М. Кашгарского неоднократно публиковалась, и можно все это проверить.

4.

Не вступая в полемику относительно того, к какой группе отнести язык летописных (да, для меня пока лишь летописных) булгар, опять-таки только допустим: в соседстве с кипчаками булгары-угры могли усвоить кое-что из тюркского, в т. ч. и слово «кабан». Но достоверно известно, что в значении «дикая свинья» такого слова в тюркских языках, в том числе и в татарском, не было. Следовательно: кабан — это или собственно булгарское слово, или оно заимствовано у соседей уже в Волжско-Камском регионе, но только не у тюрков.

И если мы согласимся с таким положением, то в свою очередь должны будем признать: собственно булгарского и, вообще,— староугорского языка знать мы не можем, поскольку каких-либо памятников письменности на этих языках не обнаружено, а наличие «кабана» в лексиконе некоторых современных финско-угорских народов — всего лишь заимствования обозримого времени. Вопрос опять же в том: с какого языка?

Известно, что ни в старотатарском, ни в современном татарском языке слова «кабан» в значении дикой свиньи не существовало и не существует. Кабан по-татарски — кыргый дуңгыз. Правда, в новейших толковых словарях татарского языка зафиксирован и «кабан дуңгыз», где кабан выступает в качестве определителя и вне сочетания со словом «дуңгыз» (свинья) вообще не употребляется. Кроме того, среди тюркологов общепринято считать, что кабан вошел в татарский лексикон не раньше второй половины XVI века, видимо, через русский язык. С этим можно было бы согласиться, если бы сами русскоязычные авторы, писавшие когда-либо об озере Кабан, единодушно не признавали этот гидроним «татарским». Они-то и переводили его c «татарского» как «дикая свинья», а во всех великорусских говорах раньше и теперь для обозначения этого животного употребляются слова: вепрь, боров, кнур, хряк...

Правда, в некоторых областях Волжско-Камско-Вятского региона известно и слово «кабан», но оно означает стог сена, скирду. Можно полагать в связи с этим, что и название упомянутой нами деревни Кабан-Бастырык ничего общего с дикой свиньей не имеет. Ведь бастырык по-татарски — это приспособление для сушки сена. Здесь очевидно: мы имеем дело с заимствованием в результате длительных контактов и межхозяйственных связей народов Волжско-Камского края. Но сказать то же самое о названии озера Кабан мы не можем.

Впервые в письменных источниках оно упоминается в послании Андрея Курбского царю Ивану IV. «Булак, — описывал он местоположение Казани,— речка зело тиновата и непроходима... впадает в Казань-реку, а течет из озера, Кабана глаголемого...» Курбский, конечно же, не вникал в происхождение названий, им упоминаемых, и не особенно заботился о правописании. Мы же обратим внимание вот на что. Курбский осваивал родной язык уже в то время, когда московский говор уже давно превратился в «акающий», и поэтому вполне логично предположить, что название озера Кобан, например, в передаче москвитина могло преобразиться в Кабан. Пока это предположение выдвигается мной только в виде одной из версий, но в других местах книги в связи с разъяснениями разночтений одних и тех же названий и терминов мы остановимся на этом более подробно и приведем в свою пользу достаточно аргументированные доводы.

5.

И так: с момента возникновения Казани группа наиболее значительных озер, раскинувшихся в ее окрестностях, стали называться Кабанами в честь объединения племен, представители которых пришли в эти места, скорее всего не ранее второй половины XIII века. Вполне возможно, что озера эти первоначально назывались Кубанскими или Кобанскими, а, может быть, и Команскими или Куманскими. Трансформации «б» в «м» и «у» в «о» и наоборот — это не реликт глубокой древности, а живая закономерность татарского языка и не только татарского.

Например, современные ногайцы и сейчас называют своих соседей по Северному Кавказу — балкар малкарами, и в то же время часть своих соплеменников по сохранившимся родовым признакам — болгарами. Среди них часто можно встретить такую фамилию, как Болгаров. И подобных примеров уйма в любом тюркском языке. На некоторых из них по мере необходимости мы еще остановимся.

А сейчас, чтобы не уходить далеко от подчеркнутого нами Кубанского озера в процитированном месте из книги академика А. С. Уварова «Меряне и их быт по курганным раскопкам» (М.,1872), скажем: подчеркивалось оно не случайно. Если Уваров в свое время указывал на Кубанское озеро и его окрестности как на предполагаемые места обитания летописной мери, то я имел в виду куманов (кубанов), точнее — ногаев, которые также, но уже по историческим обстоятельствам жили в тех краях. Их тогда, в XV—ХVI вв. и значительно позже, в Ярославском Поволжье называли романовскими татарами, поскольку куманов очень часто отождествляли с ногаями-татарами, а добровольцев из их среды, идущих на службу Московскому государству, первоначально поселяли в городе Романове (ныне — Тутаев) и вокруг него. Кстати, эти «романовские татары» участвовали в присоединении к Московии Рязанского княжества, которое, как известно, всегда было и до последнего момента оставалось протатарской ориентации. Чуть позже, когда они доказали, что им «можно верить», эти же «татары» были поселены в Городце-на-Оке и положили начало Касимовскому ханству, образовавшемуся под протекторатом Москвы.

Забегая вперед, скажем: «городецкие татары» и стали самыми первыми официально признанными в качестве служилого сословия казаками России. Как раз о них и писал Н. М. Карамзин как о первоказаках России. Интересно отметить здесь же: соплеменников тех служилых людей, оставшихся на своих исконных землях — в степях Северного Кавказа, вплоть до начала нашего столетия называли «кубанскими татарами» (ныне — ногайцы Карачаево-Черкесии). Главная река, где они живут,— Кубань, нареченная так в честь куманов (по русским источникам — половцев)...

6.

Вернемся, однако, к книге Рафаэля Мустафина. Как видно из содержания, писалась она с любовью, с болью в сердце за судьбу «грустных глаз Казани». И тем более обидно сейчас за самого автора, за его многочисленных читателей-казанцев (книга уже выдержала два издания), которые, осознавая, что Кабан — это свиное озеро, восторженно купались и купаются в нем. Обидно за предков наших — булгар (если, конечно, мы являемся потомками того летописного народа), которые будучи мусульманами (именно такую мысль нам навязывают в своих сказках современные булгаристы) «охотно», как пишет Мустафин, давали своим сыновьям свиньячи имена.

Даже сейчас, если уж хочешь очень обидеть человека, лучшего способа, чем назвать его дикой свиньей, не найдешь. И это независимо от национальной и религиозной принадлежности. Времена меняются, а сущность человека остается. Что оскорбительно для нас, было неприемлемым и для предков.

Мустафин же преспокойненько далее пишет: «Было ли у древних булгар такое имя Кабан? По надгробным камням (надо полагать, уже мусульманского периода — М. Г.) и письменным источникам (каким? — М. Г.) можно ответить определенно: да, было. Зафиксированы (где? — М. Г.) различные трансформации этого имени: Кабан, Кабанбек, Кабанбай, Таш-кабан и др. До наших дней дошли татарские фамилии, несущие в себе отзвук этих имен: Кабанбаев, Кабанаев, Кабанбиков и др.» (Указ. раб., с. 45).

Помилуйте! Будучи сам ногайбеком, не затронутым влиянием ислама, я никогда не встречал носителей таких фамилий и имен даже среди своих соплеменников — тенгрианцев и христиан. Странно, скажете. Но вроде бы я тоже живу на белом свете немало. Кажется, довольно покопался и в архивах. Представьте себе: нигде и никогда с такими татарскими фамилиями ни разу не сталкивался. В самом деле, странно! Неужели только Мустафину в этом отношении «везло»? Зато знаю, утешаю я себя, многих Кубановых, Кумансеитовых, Кумуковых (они же — Кобановы, Комансеитовы, Комуковы), а с некоторыми представителями ногайских княжеских родов, например, с Азамат-Гиреем Каплан-Гиреевичем Кубановым, я веду самую оживленную переписку. Что-то и он не припомнит никого по имени Кабан. Казалось бы: мы — ногайбеки, знающие свою этническую историю не понаслышке.

На этом можно было бы покончить с «кабаньей историей», если бы не существовала проблема более важная, нежели вопрос о происхождении гидронима Кабан (полагаю, такое название за казанскими озерами закрепилось навсегда, и вопрос об их переименовании никем выдвигаться не будет). Речь идет о выявлении этнической принадлежности первооснователей города Казани и установлении времени, когда это могло случиться. Не дает покоя и Кабанбек — имя, которое все-таки встречается в одной из опубликованных легенд, связанных с возникновением Старой Казани. Смущают также утверждения, основанные на той же легенде, о том, что Кабанбек якобы был беженцем из города Булгара и, следовательно,— булгаром по происхождению. Им вовсе нет дела до того, что и сам Булгар появился только с приходом сюда татаро-монгол. Им все кажется: если Казань — это Булгар аль- Джадит (Обновленный Булгар), то и население ее с самого начала булгарское. Что же, попробуем разобраться. При стремлении к истине приходится считаться и с легендами.

7.

Легенды на пустом месте не возникают. Значит, в нашей истории есть нечто такое, что до сих пор сбивает людей спонталыку. До установления истины, сами понимаете, еще далеко. Поэтому сначала давайте разберемся вот в чем. Некоторые историки, не соглашаясь с данными «Сборника летописей» Ф. Рашид ад-дина (1311), считая их промонгольскими, видимо, полагают: татаро-монголы были настолько дикими, что не вели никакой организационно-подготовительной работы перед боевыми походами и операциями, направлялись в поисках добычи в неведомые края, вовсе не интересуясь тем, с кем и чем могут встретиться на своем пути. И как следствие в книгах появляются, например, такие утверждения: первыми, с кем столкнулись татаро-монголы на реке Яик в начале широкомасштабных завоевательных походов в Европе (осень 1236 г.), были камские болгары (?!) *2. Находятся люди, которые не сомневаются и в том, что они, камские болгары, будто бы пытались оказывать сопротивление завоевателям еще в 1223 году, т. е. до битвы татаро-монгол с объединенными силами половцев и русских на реке Калка в Приазовье.

Но ведь абсолютно достоверен тот факт, что воинство Субедей-багатура вступило в пределы Северного Кавказа через Железные ворота (Дербент) по пути из Персии3. И на этих землях, конечно же, могли столкнутся с болгарами. Вот тогда-то, полагаю я, часть разгромленных северокавказских болгар могла бежать от завоевателей даже до низовий Камы. Кое-то мог найти убежище в северо-восточных русских княжествах, а некоторые из уцелевших собраться вместе в бассейне реки Черемшан и даже построить здесь для себя небольшой город, назвать его в честь разгромленного приазовского Болгара Болгаром-аль-Джадит (Новым Болгаром). Сформировать же какое- либо государственное образование его население, тесно окруженное финно-угорскими племенами, за короткий срок (с 1223-го по 1241 гг.)4, понятно, не успело. Это, так сказать, на уровне допустимых предположений.

В действительности же, уже после первых «ознакомительных» встреч с незваными «гостями» значительная часть никем и никак не организованного населения бывшей хазаро-болгарской территории между Доном и Кубанью, состоявшего из половцев, печенежско-славянских бродников, остатков хазар, приазовских болгар и пр., практически без сопротивления перешла на сторону Субедей-багатура. Вот почему сравнительно небольшой татаро-монгольский разведывательный отряд чуть позже не только не уклонился от противостояния на реке Калка с объединенными силами южно-русских княжеств и «верных» им половцев, но и вышел победителем в неравной, казалось бы, борьбе.

Победители покинули Северный Кавказ так же неожиданно, как и явились сюда. Естественно, не через закаспийские степи и пустыни, как непродуманно писали некоторые историки, и не из-за «решительного отпора» камских булгар. Просто задача, поставленная перед разведотрядом, была решена. Теперь требовалось отдохнуть, собраться с новыми силами. И разведчики направились в сторону благодатной и плодородной Муганской долины5, где их ждали семьи.

Отсюда можно сделать и предварительные выводы о том, что татаро-монголы во время своего первого появления на юге Восточной Европы никак не могли встречаться с населением низовий Камы. И очевидно там никакого государства камских болгар тогда не существовало. Но об этом более подробно будет сказано особо. Здесь же мы исходим из следующих соображений.

Во-первых. Какими-либо сведениями о массовом переселении болгар на север, в низовья Камы, наука не располагает. Из известий Феофана Византийца мы знаем, что древняя Великая Болгария располагалась на Северном Кавказе в бассейне реки Кубани, и после переселения одного из сыновей Кобрата — Аспаруха за Дунай, на земле предков остался его старший брат — Батбайян. Третий сын Кобрата — Котраг*6, перешел за Танаис (Дон), «поселившись против старшего брата». Вот так примерно расселились болгары к концу VII в.

Эти исторические факты признают и основатели «булгарской теории» Б. Д. Греков и Н. Ф. Калинин, сделав существенное замечание: «Известие Феофана о продолжавшемся после событий VII в. обитании булгар (здесь все же не следовало употреблять ни чем не обоснованный этноним «булгар» — М. Г.) в Приазовье и Предкавказье подтверждают другие авторы: VIII века Моисей Хоренский, довольно детально описывающий Предкавказье под именем «Сарматии» и перечисляющий живущие здесь тюркские и булгарские племена (заметим и мы: Греков и Калинин все-таки были склонны отделять булгар от тюркских племен. — М. Г.) ; Х века Масуди, упоминающий «город Булгар на берегу Мантышского (Меотийского) моря» (Материалы..., с. 110).

Мы добавили бы ко всему этому очень существенное сообщение о месторасположении Булгара арабского географа нач. Х в. Джейхани: «От Булгара до границы государства Рум (Византии — М. Г.) 10 остановок, от Булгара до Куяба (Киева — М. Г.) 20 остановок» (цит.: Е. Дорн в 1874, с. 296). Выходит, что город Булгар был в два раза ближе к Византии, скажем, к Константинополю, чем к Киеву! Мысленно и зримо представить себе это, думается, не так трудно.

Во-вторых, просто не было на Каме соответствующей культурной и экономической базы. Полукочевнические племена низовий Камы накануне прихода сюда батыевых войск переживали стадию раннего феодализма. Отношения в духовной сфере здесь тогда находились лишь на психологическом уровне, которые, как известно, не могли способствовать формированию национального самосознания. Но самое главное — приоритетного вероисповедания, которое могло бы выработать идеологическое единство общества, здесь также не было. Во всяком случае, ни одна археологическая экспедиция еще не обнаружила в пределах т. н. «Камской Булгарии» до монгольского периода остатков культовых сооружений, надгробий, эпиграфических памятников или хотя бы каких-либо следов грамотности, якобы получившей широкое распространение среди булгар. Где, покажите мне, пусть обгорелый и полуистлевший, клочок бумаги или бересты с образцом письменности того времени? Ведь нет ничего!

8.

Тамерлану же было что разрушать в золотоордынском Булгаре, откуда будто бы бежал легендарный Кабанбек и положил вместе со своими товарищами по беде основу Старой Казани. И я даже склонен думать, что такой человек мог в действительности существовать, и прожил он долгую жизнь, поскольку, судя по всему, характером был «миролюбивый и искал покой». Только звали его несколько иначе: может быть, Галибеком или Казтуганом, только не Кабаном — это уж точно! Титульное «бек» к дикой свинье как-то не подходит...

А человек по имени Галибек — личность в истории известная и считается одним из основателей Казанского княжества. Казтуган тоже оставил о себе память как талантливейший ногайский поэт средневековья, и поэтому не случайно его стихи включены в новую двухтомную «Антологию татарской поэзии». Ногайского поэта в татарскую антологию, спросите? Да, все правильно.

Ведь поэты-ногаи золотоордынского времени писали все на том же тюрки (старотатарском, если хотите) языке и продолжали традиции Кул Гали. Имя Казтугана не забыто и казахской, и башкирской, и каракалпакской литературой. Никто не чурается великого Казтугана! И только булгаристам кажется, что сородичи этого поэта — ногайцы во времена Казанского ханства гнули спины на татар на каторжных работах. Им и невдомек, что ногаи и татары того времени — это одно и то же понятие.

Помните, как писал Мустафин: «На рубеже XV-ХVI веков произошла первая реконструкция Булака. Тысячи с о г н а н н ы х (разбивка моя — М. Г.) из северных лесов черемисов и прибывших с юга ногайцев под присмотром ханских надсмотрщиков спрямили Булак, прокопав по существу новое русло» (Указан. работа, с. 64). Может быть, описка какая-то получилась? Да нет! Чуть ниже читаем: «В источниках упоминается десять тысяч ногайцев и «многая тысяча черемис», принимавших участие в строительстве канала» (Там же, с. 64-65).

В то же время местные историки ныне пишут, что Казанское ханство было миролюбивым полиэтническим государством с высокой культурой, и погубили его только «козни Москвы». А там оказывается сгоняли на каторжные работы ни в чем не повинных черемис, были надсмотрщики... Одного этого факта предостаточно, чтобы оправдать завоевание Казани русскими. Да и подумать только: десять тысяч ногайцев — вольных джигитов Великой Степи, целью жизни которых была только свобода, послушно утопали по колено в грязи! Какая же сила их могла заставить пойти на это? Нагайка? Так ведь это было их собственным изобретением, и применялось оно только во время боевых походов. Сколько надсмотрщиков надо было содержать, чтобы укротить казачий дух ногайца? Не могу себе представить.

Между тем, Булак действительно кто-то выравнивал. И писателю при гражданской смелости следовало бы указать на полоняников, которых до взятия самой Казани в городе всегда было множество. Их продавали в рабство, распределяли в качестве батраков по улусным владениям и, конечно же, использовали на тяжелых строительных работах. А полоняники — это кто? В основном русские, разумеется. Неужели автору хватило совести такие щекотливые моменты обходить за счет беззащитных ныне черемис (марийцев) и без того униженных ногайцев?

9.

Не знаю, на какие источники опирался писатель, я же, как историк хорошо знаю, что со времени появления Казанского ханства вплоть до его падения черемисы были в договорных дружественных отношениях с татарами. Именно черемисы первыми восстали против русского господства после взятия Казани Иваном IV. А ногаи всегда были надеждой и опорой Казани, их казачьи отряды — реальной военной силой ханства и в отражении набегов ушкуйников, и в ходе длительной борьбы за независимость от Москвы. Одна конница Епанчи чего стоила! В городе, который ногаи сами же и основали как опорный пункт охраны северо-западных границ Золотой Орды, терпеть каких-то «ханских надсмотрщиков» им не пристало.

Правда, в ситуации того времени были интереснейшие моменты, когда собратья тех же ногаев, стоявших на службе Москве (касимовцы, например), неоднократно участвовали в походах против Казани. И в том, что в скором времени ханство окончательно разложилось, виноваты были не казаки, и не русские, а тот прогнивший до основания общественный строй, не имевший никакой перспективы развития. Но это, так сказать, вопрос особый. И об этом немало написано*7.

10.

Ладно. А как же все-таки быть с этнической принадлежностью Галимбека, или Кобанбека, пусть даже Кабанбека, если так кому-то хочется? Если рассуждать, как принято, с высоты сегодняшнего дня, Галимбек мог быть кем угодно: мангытом, черемисом, буртасом, чувашем, татарином, мордвой-мокшой и даже русским, попавшим в полон и принявшим мусульманство, но не булгаром в этническом смысле.

И все же, все же... Мне не хотелось бы быть уж очень категоричным. Как ни говори, сам я не был очевидцем событий того времени. Кроме того, я не жил в каком-то вакууме и в годы воинствующего материализма, был подвержен различным влияниям, а временами просто оглушен официальной пропагандой, верил тому, что писали в наших учебниках, и говорили наши «светилы» науки. Поэтому, признаюсь, с детства сам испытывал неприязнь к золотоордынцам, никак не хотел видеть в них прямых родственников. Вымышленные булгары казались предпочтительнее.

И вот даже теперь, после долгих поисков корней своего народа, уже тогда, когда много прочитано и многое из прочитанного осмыслено и переосмыслено, я допускаю: первооснователем Казани мог быть не только выходцем из города Булгар, но и ногаем из булгар по происхождению. Почему бы и нет? Булгары, точнее — болгары, все-таки когда-то имели место в истории. Какая-то часть болгарских племен или родов при окончательном распаде северокавказской Великой Болгарии вошла в состав печенегов, а последние остатки их «ополовечились». При выделении из среды половцев ногаев — они оказались и в составе последних. Во всяком случае, еще не пресеклись болгарские роды и среди современных ногайцев, многие из них носят фамилии: Болгаров, Карасов, Киреев... *8.

Однако факт остается фактом. Как мы уже говорили, в ХIV веке в Волжско-Камском крае такой народности просто не было. Этот факт с некоторым опозданием, но все же признает теперь и такой убежденный, казалось бы, булгарист (до 1989 г.), как Р. Г. Фахрутдинов. В своей книге «История татарского народа и Татарстана» (К., «Магариф», 1996) на стр. 180 он перечисляет народности и племена, которые жили на землях Казанского ханства в период его относительно кратковременного существования и никаких булгар, средних ни не указывает.

11.

Но булгаристы не соглашаясь с этим, ссылаются на таких своих авторитетов, как А. Х. Халиков и А. Г. Каримуллин. Последний в своей брошюре «Татары: этнос и этноним» (К., 1989) на сс. 38-39 писал, что «после присоединения Казанского, так называемого «Татарского», ханства... цари прибавили к своим титулам и «князя булгарского», а не «князя татарского», т. е. не смешивали булгар с татарами».

И еще. Почему, спрашивают булгаристы, многие видные татарские ученые и поэты даже в конце XIX — начале XX вв. считали честью добавить к своему имени тахаллус «ал-Булгари»? А как быть с названиями целого ряда населенных пунктов (Янга Болгар, Кызыл Болгар и просто Болгар) на карте современного Татарстана? Такие вопросы сторонники булгарской «теории» считают «козырными», оставляют про запас, полагая, что ответить на них будет трудно.

Да, в общем-то, нелегко. И все же постараемся ответить по порядку поставленных вопросов.

«Князьями Болгарскими» называли себя не только цари, но еще с давних времен все великие князья Московские, начиная с Василия Дмитриевича после включения в состав Московии Мещерского края и нагорной части Среднего Поволжья*9. А Иван III уже завел большую гербовую печать Русского государства, куда как составной элемент включался и символ этих бывших «болгаро-буртасских» земель (см.: Собр. гос. грамот и договоров. Часть 1. — М., 1813, с. 333). И вовсе не прав Каримуллин, связывая этот факт с присоединением «так называемого «Татарского» ханства». Но вот что интересно: цари-то наши титуловались позже не только «князьями Болгарскими», но одновременно еще и «царями Казанскими» (см.: Лебедева В. Державный орел России. — М., 1995, с. 119-130). О чем это говорит? Да о том, что «князь Болгарский» и «царь Казанский» — это не одно и то же: в этих титулах никакого этнического значения нет. Первый титул появился, подчеркнем, после присоединения к Московскому государству бывших болгаро-буртасских земель и т. н. «Чувашского Поволжья». Уже отмечалось, что «в его южной части болгары появились лишь в XIII веке в связи с монгольским нашествием и набегами золото-ордынских ханов» (Н. И. Воробьев и др. Чуваши. — Чебоксары, 1956, с. 34).

Какой-либо болгарской государственности в пределах современной России тогда уже не было, но в недрах присоединенных земель и в памяти их населения жили воспоминания о какой-то былой государственности, очевидно древнеболгарской, символом которой был некий шагающий зверь (рысь или барс). Позже этот символ нашел отражение в «печати Болгарской», включенной в качестве одной из составляющих Большого герба Российской империи. Оттуда «шагающий зверь» в современной интерпретации — «ак барс» — с подачи новоявленных «герольдистов» перешел в нынешний герб Татарстана. Герб же бывшего Казанского ханства — «крылатый дракон» или «зилант» — остался невостребованным.

Интересно, что и на Государственной печати царя Ивана IV (1577) — предтечи российского герба вокруг двуглавого орла располагались 24 эмблемы (по 12 с каждой стороны) с изображением эмблем всех присоединенных земель, княжеств и царств. На ней опять-таки одновременно размещались и «печать Болгарская», и «печать Казанская». Эмблемы на этих печатях изображали символы не народов (народы никогда символически не выступают), а бывших государственных образований. Наличие этих двух эмблем вызвало крайнее недоумение у немецкого ученого Г. Штекля, в 1970-х гг. специально исследовавшего государственную символику России по архивным источникам. Недоумение, понятно, вызвано тем, что Штекль уже был, видимо, знаком с булгарской «теорией» и принял ее на веру. В то же время ученый твердо знал, что мировая практика геральдики и сфрагистики (науки о печатях) одновременного изображения двух различных символов одного и того же государства, земли или города не допускает. Значит, в данном случае речь могла идти о двух различных объектах*10.

Что касается моды на тахаллусы, появившейся среди некоторых татарских ученых, поэтов и общественных деятелей в ХIХ веке (пожалуй, даже значительно раньше), то она тесно связана с давними традициями мусульманской образованности. И тахаллус «ал-Булгари», например, указывает не на этническую принадлежность носителя, а на место его рождения или место, откуда вышел родоначальник фамилии. Многие татарские семьи вели шеджере — родословные записи и знали своих предков в 15—20 и более поколениях. По ним нередко следовало, что родоначальник фамилии был выходцем из быв. Булгарского улуса. Если, скажем, родословные корни вели в Москву (такое иногда бывало) тахаллусом мог быть «ал-Москови». Коренные казанцы в своей фамилии часто имели приставку «Казанлы».

Ну, а названия населенных пунктов Болгар или Булгар на карте современного Татарстана (в Альметьевском, Верхне-Услонском, Нижнекамском районах и в др. местах) появились сравнительно недавно — в конце 1920-х годов в связи с отселением части крестьян из более крупных деревень и сел на свободные земельные участки в период коллективизации сельского хозяйства. Если инициаторами переселения выступали бывшие ваисовцы*11, то они и давали своим новым поселкам соответствующие названия.

Так что все в нашей истории имеет свои причины и следствия. Надо только знать их, выявлять и спокойно изучать.

12.

Но булгаристы и не думают пока оставлять своих позиций. В стремлении во что бы то ни стало доказать преемственную связь Казани и «Великого Булгара» сторонники надуманной «теории» идут на огромные расходы, десятилетиями ведут бесплодные археологические раскопки на территории Казанского кремля и вокруг него. Обнаружение хоть какого-нибудь черепичного осколка, пусть очень отдаленно напоминающего нечто «булгарское», преподносятся ими как великое открытие. В газетах сразу же появляются «сенсационные» сообщения.

Наконец, в середине 1990-х годов в кремле были вскрыты погребения. Сколько было шума вокруг этого! У ученых возникло предположение: обнаруженные останки могут принадлежать одним из первых правителей Казани. Найденное срочно было отправлено в Москву в Институт археологии РАН. Тщательные специальные обследования, а затем попытки восстановления по методу Герасимова облика погребенного несколько столетий назад человека дали следующие результаты.

«Точно ответить на вопрос, действительно ли в кремлевских захоронениях обнаружены останки первых казанских ханов, не удалось,— писал об этом наиболее авторитетный среди читателей еженедельник «Аргументы и факты» (1996, январь, № 5). — Впрочем, это было очевидно изначально. Как можно делать подобные утверждения, не имея на руках документальных источников? То же, что найдены останки местной знати, и без того ни у кого не вызывало сомнений: земледельцев в таком месте хоронить не станут... Известно, что правители и их ближайшее окружение отличались обликом от коренного населения Поволжья, обычно это были монголоиды.

Учёные института не сомневаются, что найденные останки принадлежат именно представителям монголоидного типа, о чём свидетельствует, в частности, большая длина рук и относительно короткие ноги. Индивидуальные данные погребенных, строение их скелетов гораздо ближе по всем параметрам к сургутским, тюменским, тобольским татарам Западной Сибири. Причем ряд особенностей строения позволяет предполагать еще большую близость к монголоидам, даже в сравнении с татарами Западной Сибири (вот вам и булгары! — М. Г.).

Что еще смогли поведать нам ученые? Мужчины, которые были захоронены в кремле (один в возрасте 30—39, другой 40—49 лет) вели суровую кочевую жизнь. Судя по всему, они были всадниками и воинами, жили в «полевых» условиях. Состояние зубов говорит о здоровой мясомолочной диете. Признаки-индикаторы эпизодического стрессового воздействия свидетельствуют о немалых физических нагрузках, перенесенных болезнях, переменах питания все это вместе вписывается в картину военных походов и кочевого быта».

Что и требовалось доказать, как говорится. Хотя вопросы остаются даже после всех суперсовременных экспертиз. Но, может быть, это и хорошо? История, особенно такая большая, как у татарского народа, всегда полна тайн и загадок. Только, раскрывая ее страницы, не следует предопределять ответы. Как выглядели казанские аристократы тех ушедших от нас времен, теперь мы можем представить наглядно: графическое изображение — одно из двух — было напечатано в упомянутом номере «Аргументов и фактов». Есть ещё и скульптурные портреты. Они переданы в собственность заповедника «Казанский кремль».

13.

Постепенно все встает на свои места. С какой стороны ни подойти к городу Казани, то ли с берега Казанки, то ли со стороны Ближнего Кабана, все одно выходит: основали его казы (они же — куманы в более широком понимании этого слова; они же — половцы; они же — ногайцы в более узком современном понимании, они же — татары по историческим обстоятельствам). Наша задача — спокойно, без суеты, на основе убедительных для каждого фактов и неопровержимых аргументов доказать эту не очень простую истину.

Понимаю: всех, пожалуй, все равно не убедить. Один учёный из Зеленодольска писал в журнале Мирас» (1996, № 4, с. 84), что Старая Казань основана в середине VII века неким булгарским князем Шикулем (надо же — и имя находят!), что якобы «подтверждается надписями на каберташах того времени» (?!), а Шигабутдин Марджани будто бы «доказал это, опираясь на различные источники».

Или вот еще: «Нет ни одного документа, подтверждающего существование государств под именем «Золотая Орда» и «Казанское ханство» (?!)... Грубой фальсификацией нашей истории является утверждение о том, что «Казанское ханство» перестало существовать (?!)...» Эта абракадабра из коллективного обращения челнинских булгаристов к президенту Республики Татарстан («Крис», 1997, 10 января). Попробуйте, подискутируйте с такими людьми, у которых своя «идея фикс»!

А в апреле 1996 года газета «Казанские ведомости» сообщала о беспрецедентном случае: некий гражданин всенародно судился только ради того, чтобы в графе о национальной принадлежности его паспорта записали бы «булгар». Конечно, суд удовлетворил его иск. Ведь любой гражданин имеет право назваться тем, кем он себя считает. Но сам по себе случай этот не простой и, думаю, будет еще иметь последствия. И наша тема еще раз заявит о себе...

Сейчас же, пока мы не отошли слишком далеко от стен средневековой Казани, обратим внимание на то, в какую сторону открывались Ногайские ворота кремля на старых схематических изображениях города. Оказывается: все туда же, в сторону ископаемого Кабанского городища. Далее линия тянется к упомянутой череде селений, в названии которых, так или иначе, присутствует слово «кабан». Эти населенные пункты, как известно, примыкали к Ногайской дороге (до начала XVIII века — административной единицы), выводящей нас к Ногайскому перевозу на Каме, существующему и поныне в направлении Сорочьи Горы — Мурзиха. Селение Мурзиха, служило опорным пунктом (летником) кочевых ногаев до середины XVII века, то есть вплоть до стремительного и скоротечного ухода степной вольницы под закат.

На то, конечно, были свои причины. И не только в безжалостной экспансии Русского государства все далее на восток. Вспомним хотя бы джунгарскую агрессию того времени с юго-востока, имевшую очень важные последствия для этнической истории многих тюркских народов, а не только для степной вольницы, о чем почему-то часто забывают. И вообще, мало еще написано о взаимоотношениях кочевых народов на исходе средневековья. Но это уже другая тема.

14.

Между тем, сомнения все еще не покидают меня и при освещении своей темы. Порою даже кажется, не уподобился ли я тому наивному мальчику, который во всеуслышание заявлял: «А король-то голый!» Ведь все, о чем сказано выше, настолько очевидно и общепонятно, что и не стоило об этом распространяться. Ан нет! Не все так просто в заполненных страницах прошлого.

Мифы о каких-то «серебряных» камских булгарах еще живы и практически беспрепятственно расползаются по книжным страницам. К сожалению, кое-что о «Великих Булгарах на Каме», как всегда ничем не подтвержденное, попало и в «Неизвестные страницы» недавнего спецвыпуска журнала «Родина» (1997, № 3-4).

Что же, попытаемся подкрепить свою точку зрения и теми дополнительными аргументами, которые содержатся в самих «Неизвестных страницах».

И так, к середине VII в. все известные нам болгарские племена расселялись следующим образом. Младшие наследники хана Кобрата во главе с Аспарухом нашли место в низовьях Дуная и за Дунаем. В древней «Великой Болгарии», т. е. на Таманском полуострове, остался старший сын Кобрата — Батбаян, а второй сын поднялся чуть выше, но тоже поселился в Приазовье. Какая-то часть болгар отошла к югу, в Приэльбрусье. Именно эти передвижения и отражены в схематической карте, помещенной в указанном номере журнала. И никакими данными об откочевке болгарских племен на север, вверх по Волге, наука не располагает.

«Великая Болгария» уже в 40-х гг. VII в. была поглощена Хазарией, вместе со всеми ее богатыми пастбищами, приморскими рыболовными промыслами, портовыми городами Тамани и восточного Крыма. К середине VIII в. Хазарский каганат вплотную примыкал к Византии, но уже примерно тогда же, потерпев сокрушительное поражение от арабских завоевателей (737), хазары отступили в донские степи. Наиболее крупными торгово-ремесленными центрами стали бывшие болгарские города Фанагория, Саркел, Таматарха и др., а также «столица» Итиль (предположительно недалеко от устья Волги, точное место не установлено). Каких-либо сведений об отношениях хазар с нижнекамскими племенами нет. Отсутствуют они и в «Неизвестных страницах». Да и откуда им быть?..

В течение всего периода существования Хазария была государством кочевников и полукочевников. Такое государство могло возникнуть только в соседстве с достаточно развитыми территориями с оседлым населением. В данном случае такое соседство было: Кавказ с его выходом в Малую Азию, Византия, Киевская Русь... Но на какой базе могло возникнуть такое государственное образование, как Камская Болгария, как и за счет чего должны были жить здесь кочевые болгарские племена?

Для получения недостающей земледельческой и ремесленной продукции кочевники повсеместно использовали несколько пограничных стратегий, которые могли на протяжении истории одного общества сменять одна другую:

1) набеги и грабежи; 2) подчинение земледельческого общества и взимание с него дани, а также контроль над трансконтинентальной торговлей; 3) завоевание оседло-городского государства, размещение на его территории гарнизонов, переход к оседлости и обложение собственного населения налогами в пользу новой элиты; 4) политика чередования набегов и вымогания дани в отношении более крупного общества.

Ни один из этих способов и путей существования кочевников в низовьях Камы ни коим образом не мог быть реализован до начала XIII в. Следовательно, не может быть и речи о якобы имевшей место в истории Камской Болгарии. И здесь напрашивается большая точка.

__________

1 См. их совм. работу в сб.: Материалы по истории Татарии. Вып. 1. — К., 1948.

2 Интересно, было бы узнать, из каких источников черпали сведения составители и переписчики русских летописей XIV—XV вв. о существовании ниже «Камня» (Уральских гор) реки Яик и о ее названии.

3 По этому же проторенному и никакому другому, ибо это противоречило бы правилам военных походов, разработанных в кодексах Чингисхана «Билик» и «Яса» — См. об этом: Петрушевский И. П. Поход монгольских войск в Среднею Азию в 1219—1224 гг. и его последствия. — Сб. «Татаро-монголы в Азии и Европе». — М., 1970; Э. Хара-Даван. Чингиз-хан как полководец и его наследие. — «Арабески» истории. — М., 1993) пути татаро-монголы вступали на Северный Кавказ и в 1229 и 1236 годах.

4 Дата 1241 г. — время завершения Батыем европейских походов, когда он, дойдя до Хорватии и Далмации, повернул обратно на восток, направившись через долины Дуная к Северному Причерноморью (см.: Похлебкин В. В. Татары и Русь. От битвы на р. Сить до покорения Сибири. — М., 2000, с. 13-14). Здесь после 1223, 1229 и 1236 годов завоеватели могли еще раз столкнуться с болгарами, но уже с задунайскими. Но тот же В. В. Похлебкин, противореча себе, допускает, что татаро-монголы в 1241 г. могли оказаться и в Закамье.

5 Муганская долина в Персии, как известно, с начала 1220-х гг. была уже в распоряжении татаро-монгол и служила местом длительного привала для обоза и кормовой базой для боевых лошадей их войска. Именно отсюда, с небольшими перерывами для отдыха и размышлений, отправлялись они в дальние походы на запад — в страны Малой Азии и север — в сторону Восточной Европы (см.: Галстян А. Завоевание Армении монгольскими войсками. — В сб. Татаро-монголы в Азии и Европе, М., 1970, с. 158-178).

6 Внимательный анализ наиболее ранних известий о древних болгарах позволил М. И. Артамонову установить имена только двух сыновей Кобрата. Котраг, по его мнению,— название одного из болгарских племен, родственных уграм, основная часть которых ушла несколько позже в Паннонию (см.: История хазар. — Л., 1962, с. 166.) Здесь же автор соглашается с мнением венгерского исследователя Мункачи, толковавшего термин «болгары» как «пять угров»

7 Интересующимся этим вопросом я бы, например, рекомендовал такие работы татарских авторов: Хади Атласи. Казанское ханство. Сеюмбикэ. Сибирское ханство (К., 1991. — На тат. языке) ; С. Х. Алишев. Казань и Москва: межгосударственные отношения в ХV-ХVI вв. (К., 1995). И очень даже критически отнестись к конъектурным «Очеркам по истории Казанского ханства» М. Худякова, неоднократно переизданным в последние годы.

8 См.: Калмыков И. Х., Керейтов Р. Х., Сикалиев А. И. Ногайцы. Историко-этнографический очерк. — Черкесск, 1988.

9 См.: Фехнер М. Булгары. Казань. Свияжск. — М., 1978, с. 15.

10 Территория имела историческое название — Болгарская область: т. н. «болгаро-буртасской земли Мещерского края, распол. к юго-востоку от бывш. Рязанского княжества до низовий Волги и Азовского моря. Позднее в работах историков она стала называться Волжской Болгарией. Была присоедина к Московии вел. кн. Василием, освоенная вел. кн. Василием III в 20-х гг. XVI в. Вслед за этим событием к его титулам прибавилось еще одно — князь болгарский, который унаследовали затем все русские цари. — Лит.: См.: Соболева Н. А. Российская городская и областная геральдика XVIII—XIX вв. — М., 1981 (см.:М. Г. — КРЛ, с. 74).

11 Ваисовцы — последователи учения бывш. крестьянина Свияжского уезда Б. Хамзина, организатора в середине 1860-х годов движения за возврат к «чистому исламу времен волжской Булгарии» (см. М. Глухов Новые срубы — Каз. ТКИ,1990г. / Время собирать камни).

 

Комментарии

Данная рукопись Максима Степановича Глухова была прислана администрации сайта Сувары.рф сыном автора — Вениамином Глуховым с предложением разместить её на сайте. Мы изначально предупредили Вениамина Максимовича, что если в рукописи будут признаки фолк-хисторского сочинения, то мы поместим её в соответствующий раздел онлайн-библиотеки сайта.

Основная идея, положенная в основу работы М. С. Глухова противоречит данным археологии. В частности, даже факт существования в дозолотоордынское время значительных по площади волжско-булгарских городов Биляр и Сувар, городища которых расположены не на берегах Каспийского моря, а на территории современного Татарстана, без учёта других археологических свидетельств существования Волжской Булгарии, опровергает слова М. С. Глухова:

М. С. Глухов не мог не знать о городищах Биляр и Сувар, но он о них даже не упоминает. Подобное поведение не сильно отличается от установки, приписываемой им академику Б. Д. Грекову: сознательно отбирать из массы источниковых данных только те, которые «работают» на установочную идею.