Чувашский язык и этническая идентичность — проблемы этнокультурного и политического выбора

Бойко И. И.
Чувашский язык и этническая идентичность — проблемы этнокультурного и политического выбора // Антропология социальных перемен [Текст] : сборник статей : к 70-летию Валерия Александровича Тишкова / Рос. акад. наук, Ин-т этнологии и антропологии ; [отв. ред.: Э.-Б. Гучинова, Г. Комарова]. — Москва : РОССПЭН, 2011. — С . 497—512.

Ссылки

• Бойко Иван Иванович // Чувашская энциклопедия

Язык — один из важнейших культурных маркеров, служащий для большинства российских граждан как основанием для этнической идентичности, так и фактором ее формирующим1. В силу ряда причин эта роль языка нередко тесно переплетается с политическими и государственными представлениями. Чувашский язык в своем развитии также испытывает влияние симбиоза этнокультурных и государственно-политических практик, и началось это во второй половине XIX в. — времени создания И. Я. Яковлевым чувашской письменности, организации им школьного образования на языке своего народа. В этот период многие государственные чиновники с опасением относились к попыткам введения в школьное образование «инородческих» языков, поскольку видели в этом возможность для сепаратистских настроений. В 1867 г. «Журнал Министерства народного просвещения» в редакционной статье «К вопросу об устройстве училищ для инородческих детей Казанского учебного округа» писал: «утвердите язык письменностью, дайте ему некоторую литературную обработку, изложите его грамматические правила, введите его в школу и церковь, и вы тем самым утвердите и разовьете соответственно народность, и доселе безразличную в отношении к языку массу чуваш и друг., с явным даже вовлечением к усвоению русского языка, вы обратите в племя, которое будет дорожить своими особенностями и будет сознательно настаивать на своем обособлении» [Цит. по: Петров: 41]. Но Россия после 1861 г. уже жила в новых условиях, важнейшей задачей оставалось приобщение чувашей и других народов к православию, и в 1870 г. министерство приняло постановление, разрешавшее использовать родной язык в начальных школах для «инородцев». Первые результаты развития образования на чувашском языке в политической и этнокультурной сферах проявились в годы революционных событий 1905—1907 гг. (создание общечувашской газеты «Хыпар» (Весть), зарождение демократического движения и др.). Процессы конструирования и укрепления чувашской идентичности получили новый импульс в феврале 1917 г. и в последующих революционных событиях.

С образованием Чувашской автономной области (1920 г.) проводилась политика реализации чувашского языка в государственном управлении, других сферах общественной жизни. Он вводился в качестве государственного и обязательного во всех советских органах и кооперативно-общественных учреждениях, в судопроизводстве и национальной школе автономии. Это не означало отмену русского языка, но все официальные бумаги, составленные в официальных учреждениях, а также частными лицами на чувашском языке, имели такую же юридическую силу, как и документы на русском языке. В республике началась терминологическая работа, были образованы специальные курсы по обучению технике делопроизводства на чувашском языке и др. Постановление ВЦИК от 14 апреля 1924 г. предусматривало постепенный перевод делопроизводства всех государственных органов или отдельных их частей на местные языки. Одновременно, в 1920-е — первой половине 1930-х гг. в республиках проводилась политика «коренизации», то есть продвижения представителей титульных этносов в систему государственного управления. В результате, представленность чувашей в центральных государственных учреждениях республики повысилась с 35—40% в 1924 г., до 49,7% в 1925 г. и 60,5% в 1934 г. [Клементьев 2008: 319—320]. Таким образом, соотношение доли двух ведущих этнических групп в руководящих органах государственной власти приблизилось к удельному весу чувашей и русских в составе всего населения республики. Вместе с тем такие перемены в составе складывающейся номенклатуры не могли не иметь и оборотной стороны. Политика коренизации использовалась для удаления от дел ряда представителей руководящего состава автономии, не являвшихся чувашами по этнической принадлежности, не владевших чувашским языком2. Со второй половины 1930-х гг. политика реализации чувашского языка и коренизации была свернута [Клементьев 2009: 549].

В образовательном процессе с 1918 г. началось широкое использование чувашского языка. Всеобщее обязательное начальное (с 1930 г.), а затем неполное среднее образование (с 1959 г.) в сельских школах республики (за исключением районов с компактным проживанием русских, татар и мордва) осуществлялось на чувашском языке. Сложившаяся система обучения в 1—7 классах, просуществовала до начала 1960-х гг. К этому времени постепенно стали проявляться проблемы качества знаний, получаемых в таких школах. Уже в начале 1950-х гг. серьезную озабоченность вызывала низкая успеваемость учащихся, особенно по математике и русскому языку. Весной 1953 г. в республике одна пятая часть школьников не смогла получить положительные оценки по этим предметам. Реально уровень знаний был еще ниже, поскольку в ходе проверок фиксировались многочисленные факты завышения оценок, особенно в четвертом и седьмом классах, выпускники которых сдавали переходные экзамены. Например, в пятых классах в 1953 г. не успевало около 28% учащихся, а в восьмых — почти 30%. По итогам 1955/56 учебного года в пятых и восьмых классах сельских школ не успевало 25—33% учеников. Низкий уровень успеваемости был связан не только с языком обучения (в абсолютном большинстве сельских школ республики образовательный процесс шел на чувашском языке). В городских школах ситуация с успеваемостью была несколько лучше, но и здесь имелись серьезные проблемы. Так в Чебоксарах по итогам второй четверти 1956/57 учебного года неудовлетворительные оценки имели около 15% школьников, а в отдельных учебных заведениях — каждый четвертый3. Ситуация осложнялась тем, что руководители не только образовательной системы, но и страны в целом оказались перед лицом новых вызовов.

К середине 1950-х гг. созрело новое понимание социально-экономической ситуации, особенно в отношении развития индустриальных отраслей, значительно уступавших мировым стандартам в техническом отношении. На эту тему прошел ряд совещаний, организованных ЦК КПСС, в 1955 г. высшим партийным органом и правительством СССР было принято специальное постановление «Об улучшении дела изучения и внедрения в народное хозяйство опыта и достижений передовой отечественной и зарубежной науки и техники». Дальнейшие перспективы и конкретные мероприятия по развитию промышленности рассматривались на июльском (1955 г.) пленуме ЦК КПСС и ХХ съезде партии. Большое внимание уделялось автоматизации и механизации производства, развитию аппарато- и приборостроения. В Чувашии откликом этих перемен стала организация ряда предприятий электротехнической промышленности и приборостроения. В этих условиях страна нуждалась в наращивании подготовки грамотных инженеров и техников, квалифицированных рабочих, отвечавших современным требованиям производства. Выпускники многих школ республики, в которых обучение до 8-го класса шло на чувашском языке, нередко испытывали трудности при сдаче вступительных экзаменов в вузы и техникумы, в первую очередь на инженерные специальности, по которым подготовка шла не в Чувашии. Росла необходимость в хорошем знании русского языка и в связи с заметно расширившимися потребностями государства в перемещении рабочей силы, усилившимися межэтническими контактами в ходе выездов молодежи за пределы республики (целина, комсомольские стройки, организованный набор рабочей силы и т. п.) и увеличивавшегося притока молодых специалистов из различных регионов страны на строящиеся предприятия в самой республике. Нельзя упускать из виду и идеи коммунистического строительства, предполагавшего единство всего советского народа, и при этом, как отмечает А. П. Хузангай, «русификация»... не была главным компонентом национальной политики «малых» народов и этнонациональных меньшинств доминирующей (русской) нацией (догма интернационализма)... Главным был момент приобщения к некоей идеологии, единство на базе этой идеологии, ассимиляция не с другим народом, а с абстрактной идеологий» [Хузангай: 92]. На повестке дня продолжала стоять и обобщающая задача — укрепление и расширение позиций русского языка, который обеспечивал функционирование системы образования, управления, армии, в чем проявляется заинтересованность государства [Тишков 2002: 5].

К руководству республики стали обращаться родители учащихся с просьбой перевести обучение в школах на русский язык. Вполне возможно, что часть таких обращений была инициирована партийными, советскими органами, руководителями образовательных учреждений, но объективно необходимость в переменах настала. В середине 1950-х гг. началось осуществление перехода обучения в 5—8 классах на русский язык. В начальной школе учеба, как и прежде, шла на чувашском языке, русский язык вводился в программу как предмет с первого класса со второй учебной четверти. Первые меры были достаточно продуманными. На заседании бюро обкома КПСС в августе 1956 г. отмечалось, что в переходе обучения на русский язык необходима постепенность4. Вторая сессия Верховного Совета ЧАССР (июнь 1959 г.) признала необходимым сохранить установившуюся традицию обучения в старших классах чувашских средних школ на русском языке. Законодательный орган республики предоставил Министерству просвещения ЧАССР право решать по желанию родителей и учащихся в каждом отдельном случае вопросы перевода обучения на русский язык в старших классах чувашской восьмилетней школы, то есть в 5—8 классах. В июле 1960 г. обком КПСС и правительство Чувашии приняли постановление «О переходе к обучению учащихся в V—VIII классах на русском языке и мерах по улучшению изучения русского языка и литературы в чувашских школах», в котором этот процесс намечался на ближайшие два — три года5.

Владение русским языком отвечало объективным потребностям населения республики, давало больше возможностей выпускникам школ для поступления в высшие и средние специальные учебные заведения, особенно за пределами республики, облегчало расширявшиеся этнические контакты. В то же время, несмотря на напоминания о постепенности, переход на русский язык обучения не всегда осуществлялся обдуманно, не был обеспечен подготовленными кадрами учителей, учебно-методическими пособиями и т. п. Все это вызывало трудности у школьников. Расширение преподавания на русском языке соответственно вело к сужению образовательных функций чувашского языка, что беспокоило, в первую очередь, представителей образования, творческую и научную интеллигенцию. Но открытые обсуждения этой проблемы не допускались, хотя в редких случаях отдельные мнения публиковались. В апреле 1956 г. в республиканской газете «Коммунизм ялаве» (Знамя коммунизма) была помещена статья сотрудника республиканского института усовершенствования учителей М. Р. Федотова «О преподавании родного языка в чувашских школах», в которой автор высказывал озабоченность в связи с сокращением преподавания чувашского языка, который, по его мнению, является основой развития родной культуры. Подобные высказывания официальные круги считали демагогическими, политически ошибочными и ссылались на данные переписи 1959 г., которая зафиксировала, что абсолютное большинство чувашского населения республики (91,5%) не забыло свой язык и считало его родным6. В 1961 г., с критикой уровня преподавания чувашского языка в школах и отношения к нему в целом, высказывался народный поэт Чувашии С. В. Эльгер, который дважды обращался с письмом к первому секретарю Чувашского обкома КПСС. Он также выступал против перевода обучения на русский язык в старших классах общеобразовательных школ. Его конкретные замечания о недостатках преподавания языка принимались, но общая позиция подверглась критике7. Проблема перехода на русский язык обучения продолжала волновать чувашскую интеллигенцию и в дальнейшем. С другой стороны, высказывались предложения о переходе на русский язык обучения не только с 5-го, но и с младших классов. В октябре 1966 г. в республиканской газете «Советская Чувашия» была помещена в порядке обсуждения статья о подготовке школьников младших классов к переходу на русский язык обучения. Бюро Чувашского обкома КПСС, не отрицая верной постановки проблемы, считало, что сам факт организации подобной дискуссии по этой проблеме ошибочен, поскольку еще не полностью решены задачи перехода на русский язык обучения с 5-го класса. В этом вопросе не должно быть поспешных выводов и субъективных решений, отмечалось в партийном документе8. Таким образом, принятое решение о переводе на русский язык обучения учитывало сложившуюся ситуацию с уровнем подготовки учащихся, их будущими перспективами, задачами самого государства. При этом в механизме принятия решения присутствовал и такой элемент, как учет мнения родителей. Понятно, что когда процесс был запущен, его итоги были предопределены, но аргументы власти при этом опирались в основном на объективную ситуацию. Расширение возможностей для профессионального и социального роста молодых людей было важнейшим итогом подобного выбора. С этой точки зрения нельзя не согласиться с утверждением М. Н. Губогло, что владение русским языком является признаком силы, а не слабости овладевшего им нерусского человека, показателем его внутренней свободы, а не признаком его ущемленности или ущербности [Губогло: 19].

Вопросы, имеющие отношение к языкам обучения, не стали предметом открытых дискуссий, но в среде научной и творческой интеллигенции они не были забыты и неофициально считалось, что для развития и бытования чувашского языка означенные перемены сыграли отрицательную роль. Эти оценки активно начали проявляться со второй половины 1980-х гг., когда обсуждение этнических проблем в Чувашии стало постепенно выходить из официальных рамок и обретать собственное звучание. Во второй половине 1980-х гг. активные деятели творческой интеллигенции получили возможность открыто публиковаться и публично обсуждать проблему «возрождения чувашской нации». В октябре 1990 г. Верховный Совет республики проголосовал за Декларацию о государственном суверенитете Чувашии, а также за «Закон о языках в Чувашской Республике». Оценки принятых законодательным органом Чувашии документов разнятся. Подробный анализ имеется в монографии В. Р. Филиппова, который считает, что они легитимизировали фундаментальные, системообразующие элементы национализма как политической доктрины: этническую государственность и дифференциацию населения на первосортное — «коренное» и второсортное — «некоренное» [Филиппов: 30]. В целом, можно констатировать, что квинтэссенцией этнополитических и этнокультурных процессов в Чувашии конца 1980-х — начала 1990-х гг. являлась этноязыковая ситуация. Именно она зачастую служила отправной точкой в заявлениях и действиях наиболее последовательных сторонников суверенитета Чувашии, она вызывала наибольшее беспокойство у их оппонентов. В первую очередь, озабоченность последних связывалась с положениями закона о языках. Тем более, что некоторые его статьи вторгались в сферы деятельности, регулируемые российским законодательством, и вступали с ним в противоречие. Принятие этого закона не создало острых этнических конфронтаций во многом и потому, что наиболее спорные положения закона должны были вступить в силу по истечении десятилетнего срока, то есть в 2000 г. Кроме того, известную роль сыграли общая деполитизация общественной жизни и реальная позиция президента республики Н. В. Федорова по этому вопросу. Не были реализованы и некоторые положения «Государственной программы реализации Закона «О языках в Чувашской Республике на 1993—2000 и последующие годы», утвержденной в мае 1993 г. Верховным Советом Чувашии. Например, Программа предусматривала разработку перечня должностей, занятие которых требовало от претендентов знания обоих государственных языков. Переход к таким новациям диктовался стремлением авторов документов расширить функции чувашского языка в разных сферах общественной, официальной, культурной жизни, в сфере образования и т. д. Реально же это могло привести к вытеснению в основном из сферы управления русскоязычных специалистов. Изучение чувашского языка вводилось во всех учебных заведениях республики, в то же время предусматривалось, что в Алатырском и Порецком районах, абсолютное большинство населения которых составляют русские, оно начнется позднее, с подготовкой учебных пособий, учителей и т. д.

Активные участники чувашского национального движения, многие представители гуманитарной и творческой интеллигенции были убеждены, что принятие Декларации и закона «О языках…» дало возможность «раскрепостить» чувашей, почувствовать себя «равноправными» в своей республике. Все это пробудило интерес к этнической идентичности. Многими чувашами, не только представителями гуманитарных профессий, был преодолен комплекс «неполноценности», на улицах, в общественном транспорте чувашский язык стал звучать гораздо чаще, чем прежде. Разрушение подобного психологического препятствия стало одним из реальных достижений этих бурных лет. Безусловно, что этот процесс имел и обратную сторону, поскольку представители других народов, в первую очередь русского, порой оправданно, а порой — нет считали заявления и действия лидеров идеи чувашского возрождения националистическими, подрывающими давние традиции исторического соседства народов на этой земле. В марте 1991 г. состоялся первый съезд партии чувашского национального возрождения (ЧАП). В конце года состоялись первые президентские выборы в Чувашии, на которых кандидату на этот пост от ЧАП А. П. Хузангаю не хватило для победы 3,6% голосов от числа участников голосования. Следует отметить, что в Алатырском и Порецком районах население сделало свой выбор, важными элементами которого стала этническая и этноязыковая составляющие. Если в целом по республике за А. П. Хузангая отдали голоса 46,4% граждан, принявших участие в голосовании, то в г. Алатыре 4,9%, в Алатырском районе — 12,3%, в Порецком районе — 7,7%. Небольшую прибавку голосов в Алатырском районе по сравнению с г. Алатырем и Порецким районом кандидат в президенты получил за счет трех деревень, населенных преимущественно чувашами.

Период этнического ренессанса оказался довольно скоротечным. Тяжелые экономические испытания заставили большинство населения реально оценивать идеи суверенитета, «национального» подъёма и т. п. Кроме того, на наш взгляд, события в Карабахе, Югославии, а позднее в Чечне в полной мере показали возможные последствия проведения подобной «национальной» политики.

Оценивая решения в этнополитической сфере, принятые законодательным органом Чувашии в условиях «парада суверенитетов», следует отметить, что в них прослеживается значительное влияние этнического и регионального романтизма. Многие активные сторонники принятых решений были искренне заинтересованы в развитии чувашского языка, культуры в целом, но не видели других путей сделать это, кроме как «укреплением» чувашской государственности. В то же время имелась активная категория этнических антрепренеров, желающих в развернувшихся событиях реализовать свои амбиции и получить политические, материальные, должностные и пр. преференции.

По мнению части сторонников чувашского этнического движения, со второй половины 1990-х гг. началась сдача ранее завоеванных позиций, а проблема сохранения и полномасштабного функционирования чувашского языка не потеряла своей остроты. А. П. Хузангай убежден, что радикальной модернизации чувашского языка не произошло. Он полагает, что если вести речь «о языковом существовании чувашского народа», то следует признать отсутствие реального чувашско-русского двуязычия (билингвизма) и наличие неравнофункционального двуязычия (диглоссии). Билингвизм имеется лишь на микроуровне среди малых социальных групп чувашей (научно-гуманитарная и художественная «элита», чувашское учительство, представители чувашских медиа и др). На территории Чувашии de facto чувашский язык не имеет статуса государственного и не реализует в полной мере свои функции [Хузангай: 91, 93, 101]. Это наблюдение не является единичным, указанная автором проблема действительно имеет место. В. П. Иванов констатирует, что теоретическое и фактическое неравенство государственных языков выражается в том, что знание русского языка, безусловно, обязательно для получения образования, профессии в государственной и производственной сферах и т. п. Знание же чувашского языка на практике не требуется нигде. Особенно это наглядно проявляется среди городского населения: для значительной части молодых чувашей, мордвы и марийцев родной язык по сути чужой. Чувашский язык, будучи родным языком абсолютного большинства населения республики, фактически выполняет лишь функции языка деревенско-бытового общения и интенсивно теряет авторитет у подрастающего поколения. По мнению автора, двуязычие в Чувашии одностороннее, что создает определенную напряженность в национальных отношениях [Иванов: 18].

Микроперепись 1994 г. зафиксировала заметное преобладание русского языка в сфере городского образования и воспитания. Из 1000 городских чувашей в учебном процессе и в общении с детьми в дошкольных учреждениях 993 пользовались русским языком и лишь 7 человек — чувашским. В сельской местности соотношение в пользу чувашского — 723 человека предпочитали этот язык и 277 — русский. Среди русских в сельской местности 193 человека из 1000 пользуются чувашским языком, 807 — языком своей национальности. Абсолютное большинство татар-горожан (983) и 427 — сельчан выбирают для общения в учебных и дошкольных учреждениях русский язык, 20 в городе и 17 на селе — чувашский. Мордва и марийцы, по данным микропереписи, пользовались в этих случаях только русским языком.

Летом 2001 г. все положения республиканского Закона «О языках в Чувашской Республике» были приведены в соответствие с российским законодательством. Ещё одним свидетельством снижения уровня политизации этничности в целом и этноязыковых процессов, в частности, служило спокойное восприятие этих нормотворческих действий населением республики.

Очередной виток публичных дискуссий о чувашском языке, начался в рамках подготовки к Всероссийской переписи населения 2002 г. В этой связи язык воспринимался как важнейший этнический маркер, объединяющий чувашей. По мнению, в первую очередь, чувашской интеллигенции, потеря языка будет означать и конец существования народа. При этом озабоченность вызывает не только знание языка, но и отношение к нему (и, соответственно, к этничности) через определение в качестве родного. Как известно, в 2002 г. в переписном листе вопроса о родном языке не было, но по инструкции переписчики должны были задавать его в обязательном порядке. Наши беседы с переписчиками после проведения переписи, а также опрос более 400 студентов двух вузов республики дают основание утверждать, что в Чувашии не менее чем в 90% случаев у опрашиваемых граждан выясняли их родной язык.

В 2002 г. среди всех чувашей, проживающих в республике, 85,8% заявили о владении ими чувашским языком. В 1989 г. 85,0% чувашей назвали в качестве родного язык своего народа, кроме того, в ходе этой переписи 2,7% из тех, для кого родной язык был русский (всего среди чувашей таких было 15%), отметили, что они свободно владеют языком своей национальности, что в сумме дает показатель владения чувашским языком в 87,7%. Небольшая разница в 1,9 процентных пункта, на первый взгляд, свидетельствует об устойчивости сохранения чувашского языка и может служить неплохим показателем, например, для оценки работы образовательных учреждений республики. Если же учесть рост доли городского населения среди чувашей, то эта тенденция, то есть сохранение сферы распространения чувашского языка, подтвердится еще отчетливее. В то же время следует иметь в виду, что переписчики в 2002 г. не фиксировали у опрашиваемых реальный уровень владения языком, как, впрочем, и в 1989 г., поэтому оперирование обобщенными данными позволяет иметь представление о языковой ситуации в самом общем виде, и не снимает озабоченности специалистов проблемами обучения и функционирования чувашского языка.

Ситуация с чувашским языком в образовательной сфере выглядит следующим образом. В 2003 г. был принят новый республиканский закон «О языках в Чувашской Республике». В то же время законодатель принял разъяснение, согласно которому чувашский язык не изучался в обязательном порядке в Алатырском и Порецком районах. Для нормального преподавания еще не были подготовлены кадры учителей, учебники и методические пособия. Но в начале каждого учебного года в школах этих районов ученикам и их родителям предлагалась возможность факультативного изучения чувашского языка, которая практически не использовалась. 27 июня 2008 г. в закон были внесены изменения. Он был дополнен ст. 7. 1. «Изучение и преподавание языков граждан, проживающих на территории Чувашской Республики. Ст. 7. ч. 3 была признана утратившей силу, а заменившая ее ст. 7. 1. ч. 2 была сформулирована следующим образом: «Чувашский и русский языки как государственные языки Чувашской Республики изучаются в общеобразовательных учреждениях и образовательных учреждениях профессионального образования». Кроме того, ч. 3 этой статьи исключалась факультативность изучения чувашского и русского языков: «Изучение чувашского и русского языков как государственных языков Чувашской Республики предусматривается в рамках основных (подчеркнуто мной — Авт.) образовательных программ».

Во всех сельских районах, кроме Алатырского и Порецкого, в начальных классах преподавание ведется на чувашском языке, затем чувашский язык изучается как предмет, с 10 класса вводится чувашская литература, которая также преподается на родном для детей языке. В районах с преобладанием русского, татарского, мордовского населения, а также в городах чувашский язык изучается как предмет с 1-го класса (2 часа в неделю в 1 классе и 3 часа — в 2-4 классах, затем опять по 2 часа). В старших классах данных школ также преподается чувашская литература на русском языке. Кроме того, в школах, находящихся в населенных пунктах с преобладание татарского населения, обучение ведется на татарском языке, а в «мордовских» школах родной язык изучается как предмет. Отношение к изучению чувашского языка в республике неодинаково. В школах Алатырского и Порецкого районов в обязательном порядке он изучается с 2008 г., хотя в некоторых учебных заведениях был включен в учебную программу немного раньше. В городах республики (за исключением Алатыря) он введен в программу в начале 1990-х годов как предмет. В Чебоксарах функционировала всего одна школа, в которой преподавание велось на чувашском языке, но с начала 2000-х годов она перестала отличаться с этой точки зрения от других городских учебных заведений.

Принятием нового закона о языках, внесением в него изменений государственная власть сделала выбор в определении вектора развития одной из составляющих этнокультурного пространства Чувашской Республики. Следует при этом иметь в виду, что вышеназванный юридический документ не учитывает ряд важных организационно-правовых сюжетов. Так, например, закон прописывает обязательность изучения чувашского языка во всех учебных заведениях республики, то есть не только в школах, но и в училищах, техникумах, вузах, но реально это не осуществляется. Абсолютное большинство профессиональных учебных заведений не находятся в ведении местных органов власти, часть из них является филиалами московских, санкт-петербургских вузов, которые и утверждают их учебные планы. В «старых» чувашских вузах (госуниверситет, государственный педагогический университет, сельскохозяйственная академия) чувашский язык преподается, в других — ситуация складывается по-разному, но обязательного выполнения закона нет. Не все «гладко» и в школьном образовании. Закон, безусловно, не может учитывать различные настроения граждан, но игнорирование устойчивого мнения значительной доли населения является непродуктивным.

В апреле 2010 г. нами был проведен опрос родителей учеников, изучающих чувашский язык, велись беседы с учителями, преподавателями вузов, научными работниками изучалась ситуация с изучением чувашского языка и других предметов национально-регионального компонента. Обследование проведено в г. Чебоксарах (средняя школа № 31 — 33 чел.), Чебоксарском районе (средняя школа в д. Синьялы — 18 чел.) и в г. Алатыре (средние школы № 2 и 6 — 93 чел.) [9]. Большее внимание уделено ситуации в Алатыре, поскольку, на наш взгляд, здесь сложилась ситуация, которая при определенных условиях может иметь конфликтогенный характер. Само отношение к преподаванию чувашского языка со стороны не только родителей, но и большинства жителей можно охарактеризовать как нейтрально-отрицательное. Большинство родителей полагают, что чувашский язык их детям не пригодится в жизни, при этом в ходе опросов не высказывалось неприятие языка и его носителей как таковых. Мать одного из учеников 2-го класса высказала свое мнение: «Для нашей семьи изучение чувашского языка не нужно. В нашей семье, среди знакомых, друзей и т. д. нет лиц, знающих и использующих чувашский язык». Точка зрения матери другого школьника: «Считаю, что нет необходимости вводить изучение чувашского языка в русскоязычном населенном пункте, так как дети не смогут овладеть им, хотя бы на разговорном уровне, так как они не сталкиваются в городе с носителями этого языка (разговаривать не с кем!)». В ходе личных бесед с учителями, директорами школ они отмечали, что дети загружены, особенно в младших классах. Родители придерживаются такой же точки зрения: «Считаю, что преподавать чувашский язык в таком объеме (2 часа в неделю с 1-го класса) необходимо там, где основная масса населения чувашской национальности. В других случаях, я думаю, можно в виде факультатива. И ни в коем случае не в начальном классе!». Еще одна проблема, высказываемая родителями — преподавание чувашского языка сокращает время для «более необходимых предметов». Как написала одна из матерей: «Верните в школу часы русского языка и математики! Дети не знают таблицу умножения!».

В Алатыре были опрошены родители школьников только начальных классов, поскольку преподавание в городе и районе ведется в обязательном порядке с 2008 г. При этом в одной из школ уроки языка ведутся, в другой должны, но по причине отсутствия учителя не проходят. Таким образом, у 47,3% опрошенных родителей дети изучают чувашский язык (во 2-4 классах), у 52,7% — нет. Более чем три четверти респондентов (78,8%) отметили, что они не хотели бы, чтобы их дети изучали чувашский язык. Положительный ответ дали 11,8% из их числа, затруднились ответить 8,6% и 1,8% не дали ответа. Доля родителей, благосклонно относившихся к изучению детьми чувашского языка, в некоторой мере зависела от практического опыта: в школе, где осуществлялось преподавание чувашского языка, их насчитывалось 15,6%, где его не было — 6,1%. Затруднение с ответами возникло у 6,8 и 10,2% респондентов соответственно. Вполне возможно, что в условиях повсеместного преподавания чувашского языка отношение к введению данного предмета будет изменяться в положительную сторону. Некоторые родители и учителя полагают, что положительный настрой складывается и потому, что требовательность учителей к уровню подготовки детей, мягко говоря, щадящая. В то же время абсолютное большинство алатырских родителей являются противниками преподавания чувашского языка в школе. Проблемы, с которыми сталкиваются дети на уроках языка, становятся и проблемами родителей, поскольку почти 95% из них его не знают и не могут помочь в его овладении. Лишь 3,2% владеют им свободно, а 2,2% — только понимают, но говорить и читать не могут.

В Чебоксарах и в Синьялах практически все родители отметили, что их дети изучают чувашский язык и 66,7% являются сторонниками данного предмета в школьной программе. Проще им и с точки зрения помощи детям при подготовке заданий: более половины родителей (52,9%) свободно владели чувашским языком, 11,8% владели разговорной речью и столько же — понимали, но почти не могли говорить. Сфера использования языка четко разделяется на две части: чуть более половины респондентов пользуются им в семье, при общении с родственниками, соседями и друзьями, и менее четверти — на работе.

Фактическое несогласие с нормой республиканского закона о языках, обязывающую вести преподавание чувашского языка в рамках основной (то есть обязательной) программы, высказали абсолютное большинство родителей из Алатыря: 81,7% из их числа посчитали, что чувашский язык и литературу следует преподавать в виде дополнительных занятий по желанию родителей и учащихся (факультативно). За обязательность и факультативность преподавания соответственно высказались примерно равные доли чебоксарских родителей (41,2 и 45,1%). Иначе говоря, налицо разное понимание необходимости преподавания чувашского языка. Эта проблема может усугубиться в связи с принятием в конце 2007 г. федерального Закона № 309 «О внесении изменений в некоторые акты Российской Федерации (в части изменения понятия и структуры государственного образовательного стандарта)», положениями которого из образовательного стандарта исключается такое понятие как национально-региональный компонент. Эти действия министерства, по мнению ряда активистов Чувашского национального конгресса, свидетельствуют только о том, что конечная цель языковой политики, проводимая центральными органами власти — последовательная русификация нерусских народов страны.

Пока не совсем ясно, каким будет механизм диалога между управленческими структурами образования и советами школ, что может вызвать достаточно конфликтные проблемы. Возможны ситуации, когда в различных школах доля учебных часов, приходящихся на предметы, составляющие современный национально-региональный компонент, не будет одинаковой. Подобное положение, в свою очередь, будет оказывать давление как на органы образования, так и на советы школ. В ходе обследования родителям школьников был задан вопрос о том, чем должна руководствоваться школа при планировании чувашского языка и других предметов с национально-региональным содержанием. Обращает на себя внимание заметная разница в ответах у родителей из Алатыря, с одной стороны, и Чебоксар и Синьял, с другой. Речь идет об учете мнения родителей и интересов учащихся. Для первой группы респондентов данный вариант оказался самым предпочтительным — 49,5%, для второй он не был таким популярным — 29,4%. Учитывая общее отношение родителей из Алатыря к преподаванию чувашского языка, можно высказать предположение, что в условиях, когда советы школ, родительские комитеты будут иметь больше прав по формированию учебных планов, то нередкими будут требования об исключении данного предмета из школьных программ. В то же время ряд активистов этнического движения считает, что эффективный путь сохранения чувашского языка, по крайней мере, в самой Чувашии — сделать его знание обязательным для лиц, занимающих определенные должности на государственной службе, в образовании, науке, торговле и т. п.

В марте 2009 г. делегаты 7-го съезда Чувашского национального конгресса, большое внимание в своей работе уделили проблеме сохранения и развития чувашского языка. За несколько дней до начала съезда в редакции газеты «Хыпар» (Весть) прошел круглый стол, посвященный языковым проблемам. Собравшиеся говорили, что угроза для дальнейшего развития языка существует. Особенно актуальным остается вопрос о ситуации с языком и этнической идентичностью в местах компактного проживания чувашей в различных регионах России. Некоторые участники обсуждения посчитали полезным обратиться к опыту 1920-1930-х гг., когда чувашский язык стал в значительной мере применяться в государственной сфере. Если же не усиливать в этом направлении государственную языковую политику, то улучшения с развитием чувашского языка, по их мнению, не произойдет. При этом не берется во внимание совершенно иная ситуация и с языковой практикой, и с уровнем подготовки специалистов-управленцев из чувашей. Такой выбор не только нереален, но и бесперспективен.

Если же говорить о правовом обеспечении системы образования в Чувашии этнокультурным содержанием, то поиски в этом направлении должны продолжаться. Плодотворным представляется мнение В. А. Тишкова, считающего, что правовая норма в таких случаях должна исходить из того, что языковый репертуар современного человека определяется, прежде всего, жизненной стратегией личного преуспевания, а не задачами сохранения этнической группы или языка [Тишков 2004: 10—11]. Важнейшим является его вывод, что русский язык необходимо перестать считать родным только для русских, он является культурной собственностью и капиталом не только русских, но и большинства мордвы, удмуртов, чувашей, бурят, осетин и многих других... [Тишков 2005: 224—225]. На наш взгляд, полноправный билингвизм в национально-территориальных регионах в современных условиях практически невозможен, поскольку коммуникационная сфера, которую обслуживает русский язык, в том числе в самих регионах, гораздо шире и объемнее, чем приходящаяся на любой другой язык. Выровнять их применение путем принятия жестких нормативных актов — путь в никуда. Реальное направление — поддержка школьного образования, искусства и литературы, книгоиздания, СМИ и т. д. Самыми активными агитаторами чувашского языка могут быть яркие постановки чувашской оперы, литературные и художественные произведения, о которых говорят, современные эстрадные исполнители, танцевальные ансамбли, выделяющиеся исполнением народной музыки и т. д., а не строгие, на первый взгляд, законы, нормы которых не выполняются.

Примечания