О книге Г. В. Юсупова «Введение в булгаро-татарскую эпиграфику»

Димитриев В. Д.
О книге Г. В. Юсупова «Введение в булгаро-татарскую эпиграфику» // Вопросы экономики и истории Чувашской АССР: Ученые записки ЧНИИ. — Чебоксары, 1963. — Вып. ХХIII. — С. 255—263.
Печатается с небольшими дополнениями.

Книга эта выпущена издательством АН СССР в 1960 г. [1].

Целевое направление работы Г. В. Юсупова выступает в неприкрытой форме: доказать, что болгарский язык исторически воплотился в татарский язык, татары являются единственными потомками волжских болгар (с. 11 и др.). Для осуществления этой цели автору все свои основные выводы пришлось строить на искаженном и противоречивом освещении и толковании фактов.

Прежде всего, Г. В. Юсупов оказался вынужденным отрицать научные положения всех учёных, занимавшихся исследованием болгарского языка до него. Автор без всяких доказательств отвергает выводы акад. А.А. Куника, проф. Н.Ф. Катанова, проф. И.Н. Смирнова, Али Рахима, членов-корреспондентов АН СССР Н.И. Ашмарина, С.Е. Малова, Б.А. Серебренникова и др., обвиняя их в отождествлении чувашей с болгарами. По-видимому, желая придать теории болгарского происхождения чувашей политическую окраску, Г.В. Юсупов неверно утверждает, что эта теория была обоснована Н.И. Ильминским (с. 10). Как известно, о болгарском происхождении чувашей впервые писал выдающийся русский ученый первой половины ХVIII в. В.Н. Татищев [2]. В 40—50-х гг. ХIХ в. на позиции болгарского происхождения чувашей стояли К.Ф. Фукс, П.С. Савельев, А.И. Артемьев. В 1863 г. ученый Х. Фейзханов, татарин по национальности, обнаружил тождество болгарских и чувашских слов на болгарских эпитафиях. Н.И. Ильминский в 1865 г. обратил внимание на открытие Х. Фейзханова и сделал по существу научно неправильный вывод о том, что «из надписей болгарских можно вынести заключение о состоянии чувашского языка за 500 лет до нашего времени, когда он ближе стоял к татарскому языку, и о близости болгарского к татарскому» [3]. Следовательно, Н.И. Ильминского нельзя считать не только основоположником, но и последовательным сторонником теории болгарского происхождения чувашей.

Все видные ученые, обращавшиеся в своих трудах к вопросу о происхождении чувашей, – А.А. Куник, И.Н. Смирнов, Н.И. Ашмарин, Н.Ф. Катанов, А.А. Шахматов, А.Н. Самойлович, В.Ф. Смолин, М.П. Петров, В.В. Бартольд, С.Е. Малов, Б.А. Серебренников, Н.А. Баскаков, А.А. Реформатский и др. отстаивают теорию болгарского происхождения чувашей, теорию о тождестве болгарского и чувашского языков. И трудно назвать сколько-нибудь серьезного учёного, выступавшего против этой теории.

В числе учёных, отрицающих теорию болгарского происхождения чувашей, Г.В. Юсупов называет члена-корреспондента Академии наук СССР П.Н. Третьякова, выступившего в январе 1950 г. на сессии Отделения истории и философии АН СССР и Чувашского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, посвященной вопросам истории чувашского народа, с докладом «Происхождение чувашского народа в свете археологических данных» и заявившего, что, кроме языковых, «никаких иных данных в пользу болгарской теории в распоряжении буржуазной науки не имелось» (с. 93—94). При подготовке к этой сессии ее организаторы перед докладчиками ставили задачу: доказать на основе учения Марра о стадиальном развитии языков путем революционных взрывов автохтонность происхождения чувашей, похоронить теорию болгарского происхождения чувашей, т.к. якобы ее в 20-х гг. ХХ в. в своекорыстных целях пытались использовать «чувашские буржуазные националисты». П.Н. Третьяков действительно свой доклад начал с восхваления «всемогущего» Марра, отметив, что «именно он указал новые пути разрешения тех сложных вопросов прошлого, какими являются вопросы этногенеза» [4]. В опубликованный текст начальная часть доклада П.Н. Третьякова не включена, т.к. через несколько месяцев после сессии марровское «новое учение о языке» оказалось разгромленным. Доклад же П.Н. Третьякова интересен в том отношении, что вначале докладчик выступил за упокой теории болгарского происхождения чувашей, и в последней части доклада он же поддержал эту теорию, категорически заявив: «Речь идет о попытках некоторых исследователей превратить болгарское наследство в объект дележа между татарским и чувашским народами… Попытки эти имели место, в частности, на научной сессии, посвященной вопросам происхождения татарского народа, состоявшейся в Москве в 1946 г. …Нельзя не останавливаться также на попытках некоторых татарских лингвистов рассматривать татарский народ в качестве прямых потомков волжских болгар, а чувашей – лишь как одного из племен, входивших в состав государства Волжской Болгарии. «Казанский татарский язык является прямым продолжением болгарского языка», – говорит А.Б. Булатов. «Нельзя сделать вывод, – здесь же заявляет он, – о чувашах, что они являются прямыми потомками болгар» (Сборн. «Происхождение казанских татар», Казань, 1948, с. 142.). Археологические данные решительно протестуют против представлений такого рода… Какое же основание ставить чувашский народ в иное отношение к болгарскому наследству, чем народ татарский?» [5]. Надо сказать, что осевшие татары только в Казанском ханстве начали ассимилировать болгаро-чувашей.

Что касается взглядов П.Н. Третьякова на этногенез казанских татар, то они полярно расходятся с позицией Г.В. Юсупова. П.Н. Третьяков в упомянутой же работе утверждает: «Еще в эпоху Волжской Болгарии сюда проникали печенежско-огузские и кыпчакские (половецкие) элементы. Во время татаро-монгольского завоевания и в период существования в Волго-Камье Казанского ханства приток кыпчакских элементов, доминирующих в европейской части Золотой Орды, не мог не продолжаться. В среду предков чувашского народа кыпчакские элементы почти не проникали… Этим обстоятельством, по-видимому, и объясняется, почему в Волго-Камье образовался не один тюркоязычный народ, а два – чувашский и татарский» [6].

Письменные, археологические, лингвистические, устные (исторические предания) источники позволяют утверждать, что в Волжской Болгарии еще в ХII в. сформировалась единая болгарская (древнечувашская) народность, в которой не было уже племенных различий. Сама Болгарская земля занимала территорию южнее Камы на левобережье Волги и южнее р. Кубни на правобережье – до Самарской Луки. В состав Волжской Болгарии входили марийские, удмуртские и пермские земли, о чем можно судить по чувашским заимствованиям в марийском, удмурдском и коми языках (коми до ХIV в. жили в области Перми). Государственным языком Волжской Болгарии был чувашский язык.

В своих «построениях» Г.В. Юсупов отталкивается от позиций, разработанных археологом Н.Ф. Калининым, по существу дилетантски, без знания чувашского и татарского языков и арабской графики, занимавшегося классификацией болгарских намогильных надписей. Н.Ф. Калинин в 1946 г. выступил с утверждением о двух «диалектах» в болгарских эпитафиях ХIII– ХIV вв.: первом, близком к татарскому, и втором – с чувашизмами. Он еще допускал, что в памятниках второго стиля с «чувашизмами» «мы имеем… проявление особой этнической группы, исконно жившей в Булгарии, которую можно назвать тюрко-чувашской или суварской, имевшей в более ранние века свой политический центр (г. Сувар), свою феодальную знать» [7]. Критикуя гипотезу о двух «диалектах», Б.А. Серебренников убедительно доказал, что здесь не два диалекта, а два языка – татарский и болгаро-чувашский. Однако даже гипотеза Н.Ф. Калинина о двух «диалектах» не устраивает Г.В. Юсупова. Он называет эти два языка только двумя стилями одного языка – первым и вторым, что позволяет считать, что татарский стиль возник раньше, а чувашский позже.

Для доказательства предвзятого положения о том, что единственными и прямыми потомками болгар являются казанские татары, Г.В. Юсупов, кроме тех искажений, которые вскрыты в рецензии М.Р. Федотова [8], прибегает и к другим извращениям.

Пытаясь анализировать эпитафии конца ХIII– ХIV вв., автор книги исходит из ошибочного представления о том, что после монголо-татарского разгрома 1236 г. (по утверждению Г.В. Юсупова, этот разгром произошел в 1226 г. – см. с. 47) Болгарское государство продолжало существовать. ХIII– ХIV вв. называются автором болгарской эпохой. По-видимому, в качестве основного доказательства такого представления служит эпитафия конца ХIII в. (по приблизительной датировке), отнесенная к первому (татарскому) стилю, в которой упоминается титул «эмир чтимый». Г.В. Юсупов считает: «Очевидно, мы здесь имеем дело с главой Булгарского государства, похороненным близ Казани» (с. 102). Поскольку в той же эпитафии сказано, что эмир этот был «помощником повелителей», то из этого, по мнению Г.В. Юсупова, «вытекает зависимость Булгарии от Золотой Орды» (с. 102).

На самом же деле в 1236 г. Болгарское государство было завоевано монголо-татарами и ликвидировано. Волжская Болгария была включена в состав Золотой Орды и превращена в ее улус. Не имеется никаких оснований отождествлять положение Волжской Болгарии с положением Руси, не включенной в состав Золотой Орды. Ведь прекрасно известно, что город Болгар временами являлся даже столицей Золотой Орды или летней резиденцией золотоордынских ханов. В Болгаре была налажена чеканка золотоордынских монет. В распоряжении историков не имеется ни одного документа, свидетельствующего о существовании Болгарского государства в золотоордынское время. Г.В. Юсупову же такое утверждение необходимо для отрицания возможности проникновения кыпчаков-татар в болгарскую среду.

Через всю рецензируемую книгу красной нитью проходит тезис о том, что древнеболгарский язык воплотился в новоболгарский, т.е. казанско-татарский язык. Силясь доказать этот неверный тезис, Г.В. Юсупов, как показано в рецензии М.Р. Федотова, прибегает к лингвистическим искажениям и произвольным трактовкам. По-видимому, сам Г.В. Юсупов чувствует, что его лингвистические упражнения шиты белыми нитками. В конце концов, чувствуя свое бессилие, он решил отбросить фонетические особенности: «Было бы большой ошибкой, – заявляет он, – если бы только по этому принципу, т.е. по несоответствию булгарских звуков звукам современного татарского языка, мы рассматривали эти языки изолированно друг от друга, как сделали сторонники теории булгарского происхождения чуваш» (с. 76).

Г.В. Юсупов не может отрицать, что болгарский и чувашский языки содержат архаичные черты. «Одну из особенностей – архаичность древнебулгарского языка – очевидно, нужно объяснить, кроме причин социального порядка, и географическим положением булгар, т.е. отдаленностью их от центра тюркской речи» (с. 88). Что за причины социального порядка имеются в виду – не известно. Как уже доказано учеными, архаичность болгарского языка объясняется, конечно, не отдаленностью болгар от центра тюркской речи, сколько тем, что болгарские племена отпали от алтайской группы племен раньше других тюрков, когда их языки не вполне отмежевались от других языков (напр., монгольского) алтайской группы, и первыми переселились в Европу.

Согласно Г.В. Юсупову, перерастание древнеболгарского языка в новоболгарский произошло не без внешнего воздействия: «Близость волжских булгар к зоне оживленного движения огузов и кыпчаков при их принадлежности к тюркской системе языков и культуре способствовала все большему обновлению довольно архаической формы булгарского языка, который впоследствии у булгар исчез как разговорный язык. В результате возник новобулгарский язык (кыпчакского типа), близкий к современному казанско-татарскому языку» (с. 88 – 89). Далее Г.В. Юсупов пишет: «…Мы никак не можем согласиться с утверждением Б.А. Серебренникова, что начало татарскому языку положил кыпчакский. Не отрицая определенной роли этого языка в формировании современного татарского, следует указать, кыпчакский и огузский языки, наслоившись на древнебулгарский, резко изменили направление его развития при том же, в основном, этническом (булгарском) субстрате» (с. 90). В качестве доказательства Г.В. Юсупов ссылается на то, что «современный язык казанских татар своими диалектальными особенностями перекликается с древнебулгарским языком» (с. 90). Примеры, приводимые Г.В. Юсуповым, взяты из языка недавно отатарившихся чувашей, живущих в соседстве с чувашами. Даже в сопоставлении болгарских числительных с татарскими в качестве последних приведены числительные из диалекта отатарившихся чувашей (с. 75). Наличие в диалектах татарского языка болгаро-чувашских слов говорит о факте отатаривания болгар и чувашей. Процесс отатаривания чувашей начался в Казанском ханстве и продолжался до недавнего времени. Несколько чувашских селений бывшей Алькеевской волости Тетюшского уезда отатарилось на памяти людей старшего поколения. Среди них, конечно, и находит Заляй, на которого ссылается Юсупов, факты ротатизма и другие болгаро-чувашские элементы языка. Казанских татар в настоящее время в два раза больше, чем чувашей. Между тем даже в середине ХVIII в. их численность была одинакова, а до ХVIII в. чувашей было больше [9].

Отрицание Г.В. Юсуповым кыпчакско-татарского проникновения в среду болгар доходит до смешного. Говоря о тексте надгробия с кладбища с. Б. Атрясы (ХIV в.), автор пишет: «Возможно, что слово татар в третьей строке текста нужно понимать как пережиточно сохранившееся племенное название, заимствованное булгарами от Золотой Орды или же – и это, скорее всего – мы в данном случае имеем надгробие золотоордынца» (с. 68). Почему слово «татар» – пережиточно сохранившееся племенное название? Ведь это нелепость.

Дело обстояло совершенно не так, как стремится показать Г.В. Юсупов. Утверждение о том, что начало татарскому языку положил кыпчакский язык, давно признано всеми видными советскими и зарубежными языковедами. Кыпчакский язык не наслоился на болгарский язык, а вытеснил его. Основным этническим компонентом казанских татар послужили кыпчаки-татары, ассимилировавшие только в ХV–ХIХ вв. часть болгаро-чувашей. И произошло это так.

В ХI в. на огромной территории от Урала до Днепра создалось объединение кыпчаков (половцев) – Дешт-и-Кыпчак. Оно включало Крым, Нижнее и Среднее Поволжье до Болгарии. Это были кочевые племена, которые говорили на языке ногайских, астраханских, крымских и казанских татар. Завоевав хозарские земли, кыпчаки, возможно, кое-что восприняли от хазар. В целом, кыпчаки, хотя и были кочевниками, находились на довольно высоком уровне развития, имели города, знали ремесла, занимались торговлей.

Тюркоязычные татары, известные в Тюркском каганате с 552 г., родственные кыпчакам, в Восточную Европу прибыли в составе войска хана Бату в 1236 г.

Золотая Орда образовалась в 1243 г. в основном на территории Дешт-и-Кыпчак. Кыпчаки составили основу военной силы Золотой Орды. Со временем кыпчаки поглотили немногочисленных монголов, которые утратили свои национальные черты[10]. Физический (расовый) тип кыпчаков отличался от монгольского. Кыпчаки имели продолговатое лицо, выступающий нос и довольно густую бороду. На расовый состав населения Золотой Орды монголы не оказали почти никакого влияния.

Еще на рубеже ХIII–ХIV вв. западные кыпчаки (половцы) присвоили имя татар. В это время в Золотой Орде государственным языком стал кыпчакский, письменность была на кыпчакско-татарском языке, а ислам стал государственной религией Золотой Орды. В ХIV в., как известно по западноевропейским письменным источникам, всю территорию Золотой Орды называли Татарией. Так на широких пространствах Нижнего Поволжья, Северного Кавказа, Крыма и Приуралья в Золотой Орде в ХIV– начале ХV вв. образовалась единая татарская народность, язык которого в то время стал одним из международных языков. Поэтому неудивительно, что в 1303 г. итальянский купец составил дошедший до нас кыпчакский словарь (CodexCumanicus). В первой половине ХIV в. некоторая часть татар начала оседать в Болгарском улусе. Во второй половине ХIV – начале ХV вв. грабительскими, разорительными походами золотоордынских ханов и эмиров, самаркандского правителя Тамерлана 1391 и 1395 гг., русских князей, новгородских угакуйников, главным образом, вождя Мангытского юрта князя Едигея 1391—1419 гг. вся территория Болгарского улуса была опустошена, почти вся болгарская элита, горожане и многие сельские жители были уничтожены, оставшиеся в живых болгаро-чуваши перебежали в Приказанье, Заказанье (в Чувашскую, Ногайскую, Арскую даруги), на р. Чепцу в Северной Удмуртии, а также на территорию центральных и северных районов нынешней Чувашии.

На земле марийцев, удмуртов, переместившихся в лесные районы, болгаро-чувашей в 1438 г., с вторжением войска Улуг-Мухаммеда, образовалось Казанское ханство. С этого времени началось здесь оседание кыпчако-татар. На левобережье Волги начался процесс ассимиляции осевшими татарами болгаро-чувашей.

С ХV в. в связи с распадом Золотой Орды татарская народность подразделилась на такие подгруппы, как крымские, касимовские (мишари), астраханские, ногайские и другие татары. Г.В. Юсупов предусмотрительно обходит всякие сравнения языка казанских татар с языками перечисленных выше групп татар (сравнения желательны и с другими языками кыпчакской ветви: башкирским, кумыкским, карачаево-балкарским, казахским и др.). Ведь никто не может утверждать, что в этногенезе крымских, касимовских, астраханских, ногайских и др. татар участвовали болгары. Однако первые мало чем отличаются от казанских татар не только по языку, но и по быту и культуре. Волею судеб часть касимовских татар-мишарей и казанские татары проживают вместе. По документам известно, что мишари сформировались из кыпчаков-татар, переведенных из столицы Золотой Орды – Сарая на Мещерскую землю в ХV в. и ассимилировавших часть древней мещеры. Когда же в ХVI– ХVII вв. часть мишарей была переведена или переселилась в Казанский край и стала жить в соседстве с казанскими татарами, то оказалось, что различия между ними очень незначительны, хотя мишари по происхождению не имели никакого отношения к болгарам. Между прочим, Г.В. Юсупову хотелось бы, чтобы и мишари произошли от болгар. Он утверждает, что башкирские мишари произошли путем смешения болгар с мадьярами (с. 137). Документы же говорят о том, что мишари были поселены среди башкир царским правительством в 1688 г. для несения пограничной службы.

Исследуемые Г.В. Юсуповым намогильные памятники свидетельствуют о том, что вытеснение болгарского языка кыпчакско-татарским протекало постепенно. Изучено около 180 эпитафий конца ХIII – первой половины ХIV вв. Из них менее 20 (около 10%) памятников с элементами татарского языка, более 160 памятников (около 90%) с элементами чувашского языка (чувашские существительные, числительные, имена). Следовательно, в указанное время проникновение татар в среду болгар зашло не так глубоко. Примечательно то, что татарские слова содержат крупные, красиво оформленные памятники. Памятники с «чувашизмами» – скромные, меньше по размеру, беднее оформлены. Они принадлежали представителям сохранившейся средней и мелкой феодальной знати болгар, купцам и знатным ремесленникам.

Г.В. Юсупов ставит вопрос: когда же закончился процесс сложения новоболгарского языка, сменившего древнеболгарский? (с. 90). Эпитафии с болгарскими словами – «чувашизмами» – отхватывают период с 1281 г. по 1358 г. Эпитафии с «татаризмами» начинаются с 1291 г. (возможно, здесь ошибка в датировке). После 1358 г. до 1382 и 1399 гг., которыми датированы два памятника – перерыв, причем последние два памятника, согласно Г.В. Юсупову, имеют черты и II, и I стилей (с. 42). После 1399 г. опять наступает продолжительный перерыв – до 1443 г. С этого года, после образования Казанского ханства, идут уже памятники только с татарскими словами. Следовательно, если не брать во внимание два памятника (1332 и 1399 гг.), то с 1358 до 1443 г., т.е. до образования Казанского ханства, в течение 35 лет не ставились надгробия. Такой перерыв был вызван опустошением Болгарской земли.

Исчезновение надгробий с «чувашизмами» Н.Ф. Катанов объяснил завершением процесса отатаривания мусульманской знати из чувашей (т.е. болгар). Н.А. Андреев объясняет это «сменой древней булгарской культуры казанско-татарской культурой» и «вытеснением булгарских элементов языка элементами казанско-татарского языка». Г.В. Юсупов, возражая Н.Ф. Катанову и Н.А. Андрееву, прибегает к непозволительному логическому приему: «Как же объяснить, – спрашивает он, – что за такой короткий период – в 20-25 лет – исчез язык и стиль памятников? …Куда же могла деваться та феодальная верхушка булгарского общества, которой преимущественно принадлежали надгробия с «чувашизмами»? «Отатаривание» их за такое короткое время невозможно» (с. 91). Он берет рубежи: 1358 г. и 1382 г. Но ведь любому нормальному человеку видно, что исчезновение памятников с «чувашизмами» произошло не в период между 1358 и 1382 гг. Памятники с татарскими словами появились с 1291 г. (?), но до 1358 г. их в меньшинстве (10%). Только с 1443 г. наступает полное господство памятников с татарскими словами. Постепенное вытеснение последними памятников с татарскими словами с чувашизмами продолжалось полтора столетия. Следовательно, ни о какой смене одного языка другим за 20-25 лет говорить не приходится.

Очутившись перед фактом отсутствия логических доказательств, Г.В. Юсупов пускается на явный вымысел. Он уверяет, что в связи с перемещением населения болгарского улуса после 1361 г. на север «изменилась и традиция – писать эпитафии на древнебулгарском языке, который задолго до этого перестал быть разговорным и употреблялся лишь как язык эпитафии» (с. 91). «Количественное преобладание памятников и стиля, написанных на древнебулгарском языке, когда этот язык в качестве разговорного уже вышел из употребления, является лишь показателем живучести старой традиции и привязанности булгар к своему древнему языку» (с. 92).

Мы горим желанием узнать, когда же болгарский язык стал мертвым языком, и получаем ответ от Г.В. Юсупова: «Время сложения новобулгарского языка и окончательного растворения в нем древнебулгарского, иными словами – «исчезновения» последнего как разговорного языка надо отодвинуть значительно назад, к Х—ХI в., т.е. ко времени образования Булгарского феодального государства. Как на некоторый ориентир можно указать, например, на то, что в начале Х в. у булгар Ибн-Фадланом уже зафиксировано употребление в произношении одного и того же названия реки наряду с р и фонемы з (Джаушир // Джаушыз). Однако бытование древнебулгарского языка до 1359 г. (Почему не до 1358 г.? – В.Д.) на камнях-святынях булгар – было уже только пережиточным существованием его как языка надгробий» (с. 92).

А.П. Ковалевский отмечает, что название реки в форме «Джаушыз» Ибн-Фадлан передает, возможно, в той форме, в которой он услышал его впервые, а описывая далее свое пребывание на этой реке, он дважды называет эту реку уже в форме «Джаушир» [11]. Учитывая, что название этой речки в форме «Джаушир» сохранилось до сих пор (Гауширма, Джауширма, Яуширма), можно считать, что «Джаушыз» – либо ошибка переписчика, либо произношение огузов.

Пока еще, кроме Г.В. Юсупова, никто не считал болгарский язык превратившимся в мертвый еще в Х в. Болгары в Х в. имели кое-какие связи с огузами, но трудно предположить, что они оказали какое-то влияние на болгар и их язык, т.е. связи огузов с болгарами были эпизодическими. Сам Г.В. Юсупов признает, что казанско-татарский язык – кыпчакского типа. Кыпчаки же появились на нижней Волге только в ХI в. и вытеснить болгарский язык уже к Х – ХI вв. не могли.

Болгарская знать приняла ислам в Х в., когда, по словам Г.В. Юсупова, болгарский язык был уже мёртвым. Если бы болгары исповедовали ислам на своем языке в течение нескольких столетий, потом, согласно Г.В. Юсупову, произошло перерождение древнеболгарского языка в новоболгарский (кыпчако-татарский), то болгары могли употреблять мертвый древнеболгарский язык в богослужении и надгробиях. Но по Г.В. Юсупову, поскольку еще в Х в., при принятии болгарской знатью ислама, болгарский язык был мертвым, то какой смысл был вернуться в языке надгробий к мертвому языку? Древнееврейский, старославянский, коптский и др. языки остались как культовые (напр., в богослужении) потому, что та или иная религия возникла среди носителей или воспринималась носителями этих языков, однако сами языки в продолжение столетий менялись или вытеснялись другими (напр., коптский арабским), а религия, будучи консервативной, не воспринимала изменений в языке. С болгарским языком ничего подобного не было.

Фантазия заводит Г.В. Юсупова в безысходный тупик. Он уверяет, что «в чувашском языке, с его значительными финскими элементами, мы имеем наслоившиеся на древнюю финскую почву заимствования скорее всего от волжских болгар, под властью и сильным воздействием которых чуваши находились до распада Булгарского государства» (с. 95). Если к Х в. болгарский язык был мертвым, лишь языком надгробий, то каким же образом на древнюю финскую почву мог наслаиваться мертвый язык и формироваться таким образом чувашский язык? К тому же распад Болгарского государства произошел в 1236 г., а Г.В. Юсупов его распад отодвигает в ХV в. Выше он же говорил, что болгарский язык превратился в мертвый язык ко времени образования Болгарского государства. Ясно, что здесь не сходятся концы с концами.

Г.В. Юсупов пытается оперировать неточностями, допущенными В.Г. Егоровым и Б.А. Серебренниковым, писавшими о финском субстрате чувашского языка. Никто не станет отрицать, что на территории Татарстана и Чувашской Республики до вторжения болгаро-чувашей проживали финно-угорские племена. Об этом свидетельствуют археологический материал, топономика Среднего Поволжья и др. Однако глубоким недоразумением является утверждение В.Г. Егорова о том, что в Среднем Поволжье были какие-то чуваши еще до вторжения болгарской орды. В.Г. Егоров не мог найти в чувашском языке даже десятка слов, которые без сомнения можно было считать финно-угорскими. Болгаро-суварские (чувашские) племена вторглись в Среднее Поволжье одновременно и заняли земли финно-угорских племен, либо вытеснив их, либо частично ассимилировав. Нельзя всерьез утверждать о финно-угорском субстрате чувашского языка, хотя в состав чувашского народа, как и казанско-татарского народа, вошли как весомый компонент и финно-угры. Как бы в подтверждение своих положений Г.В. Юсупов замечает: «Заслуживает внимания предположение Б.А. Серебренникова (исходя из фонетических особенностей) об обособлении чувашского языка, родственного болгарскому, в самостоятельный язык еще до прихода булгар на Волгу. Об этом же писал ранее и В.Г. Егоров» (с. 95—96). Б.А. Серебренников действительно пишет, что «отличие фонетических законов в чувашском и булгарском языках от фонетических законов, действовавших в татарском языке, свидетельствует о том, что эти языки развивались отдельно и татарский язык никак не мог быть продолжением языка камских булгар... Есть некоторые основания предполагать, что в древнее время на нижней Волге существовала языковая тюркская общность, которая впоследствии распалась на три отдельных языка – хазарский, булгарский и чувашский. Хазары остались сидеть на своих местах, тогда как часть булгар вместе с чувашами проникла в Волго-Камье, ассимилировав отчасти жившие там финно-угорские племена. Каким путем возник чувашский язык, сказать трудно. Возможно, что он составлял с булгарским один язык и уже на территории Волго-Камья он распался на два диалекта. У нас все же есть некоторые основания предполагать, что он был самостоятельным языком булгаро-хазарской группы» [12]. Следовательно, сам Б.А. Серебренников отрицает тезис о финно-угорском субстрате чувашского языка, допуская возможность выделения чувашского в особый язык еще в Нижнем Поволжье, где финно-угров не было. Г.В. Юсупов и здесь передает мысль Б.А. Серебренникова искаженно. Читая Г.В. Юсупова, можно понять, что чувашский язык обособился в самостоятельный язык на территории Чувашии еще до прихода болгар на Волгу. Но для такого толкования высказывания Б.А. Серебренникова не дают никаких оснований.

Для доказательств своей предвзятой идеи о том, что чуваши – финно-угры, Г.В. Юсупов применяет и такой «аргумент»: болгаро-татарские слова марийцы воспринимали искаженно, а в чувашском языке эти слова звучат так же, как в марийском, отсюда, мол, и фонетические особенности чувашского языка появились вследствие заимствования финно-уграми болгаро-татарских слов. Этот «аргумент» не выдерживает критики. Видный финский ученый Рясянен еще в 1920 г. в статье «Чувашские слова в марийском языке», опубликованной на немецком языке в «Записках финно-угорского общества» (т. ХLVIII, Хельсинки) установил, что в марийском языке имеется более 500 слов, заимствованных из чувашского (следовательно, болгарского) языка до ХIV в., т.е. до широкого распространения в Среднем Поволжье кыпчакско-татарского языка. Те слова в марийском языке, которые фонетически совпадают с чувашскими, были заимствованы предками марийцев от болгаро-чувашей. Для чувашского языка характерно преобладание глухих согласных, особенно в начале слов. В марийском языке этого нет, но заимствованные из чувашского языка слова сохранились в марийском языке в основном в чувашской фонетической форме. К тому же совпадение заимствованных марийцами слов с чувашскими словами невозможно объяснить искажением татарских слов в языке мари по той причине, что абсолютному большинству заимствованных болгаро-чувашских слов в татарском языке соответствуют совершенно другие слова, не имеющие никакой аналогии с болгаро-чувашскими, или отличающиеся от последних зетацизмом.

Выраженное Г.В. Юсуповым пожелание чувашам: проследить болгаро-татарские заимствования в марийском, удмурдском и мордовских языках, чем, якобы, до сего времени пренебрегали (с. 99), говорят лишь о неосведомленности автора. Кроме упомянутого Рясянена, болгаро-чувашские заимствования в пермских (удмурдском и коми) языках исследованы Вихманом, тюркские слова в мордовском языке изучены Паасоненом, болгаро-чувашские слова в венгерском языке – Гомбоцом. Их обстоятельные исследования никем не оспариваются.

Указание Г.В. Юсупова на то, что на территории Чувашской АССР не встречается эпитафий с «чувашизмами» ХV, ХVI, ХVII вв., а памятников ХIII–ХIV вв. очень немного (с. 11), не может быть признано серьезным. Ведь до опустошения Болгарской земли во второй половине ХIV– начале ХV вв. лишь юго-восточная часть территории нынешней Чувашии была занята болгарами, а центральные и северные районы современной Чувашской Республики болгаро-чуваши в массовом количестве заняли только во второй половине ХIV– начале ХV вв.

В книге Г.В. Юсупова очень много частных ошибок и случаев неправильного орфорграфирования чувашских слов (напр., вместо ҫӗр – «сто» – чер на с. 93), остановиться на которых мы не имеем возможности.

В заключение следует сказать, что выставленные в книге Г.В. Юсупова тезисы и положения остались не доказанными и они не могут иметь позитивного значения в этнологии и историографии.

Литература и источники

1. Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. М.; Л., 1960. 322 с. Тираж 1500 экз.
2. В.Н. Татищев в 30-х гг. ХVIII в. писал: «Вниз по реке Волге чуваши, древние болгоры, наполняли весь уезд Казанской и Симбирской»; «Чуваша, народ болгорский, около Казани», «Вниз по Каме жили билиры, или болгары, и чолматы… Ныне остатки их чуваша, которых и вниз по Волге довольно».
3. Татищев В.Н.История Российская. М.; Л., 1962. Т. I. С. 252, 426, 428.
4. Ильминский Н.И.О фонетических отношениях между чувашским и тюркским языками // Известия имп. Археологического общества. СПб., 1865. Т. V. С. 84.
5. Научная сессия, посвященная вопросам истории чувашского народа // НА ЧНИИ. Отд. II. Ед. хр. 212. Л. 3.
6. Третьяков П.Н.Происхождение чувашского народа в свете археологических данных // Советская этнография, 1950. № 3. С. 51 – 52.
7. Там же. С. 53.
8. Происхождение казанских татар. Казань, 1948. С. 104.
9. Федотов М.Р.Рец.: Г.В. Юсупов. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. М.; Л., 1960. 322 с. // Ученые записки ЧНИИ. Чебоксары, 1963. Вып. ХХIII. С. 248 – 255.
10. См.: Димитриев В.Д. Некоторые исторические данные к вопросу об этногенезе чувашского народа // О происхождении чувашского народа. Чебоксары, 1957. С. 106 – 107.
11. Тизингаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб., 1894. Т. I. С. 235.
12. Ковалевский А.П.Чуваши и булгары по данным Ахмеда Ибн-Фадлана. Чебоксары, 1954. С. 19.
13. Серебренников Б.А.К вопросу о действительных взаимоотношениях между чувашским, булгарским и татарским языками // Ученые записки ЧНИИ. Чебоксары, 1956. Вып. ХIV. С. 74.

Источник: Сайт фонда «Волжская Болгария».