Виктор Шнирельман

Национальные символы, этноисторические мифы и этнополитика

Можно ли отличить этнополитический миф от произведения незаангажированного историка? Хотя грань здесь остается весьма зыбкой, все же имеются некоторые критерии, которые позволяют провести такие различия. Во-первых, разными являются цели: если историк стремится найти историческую истину, то мифотворец манипулирует историческими данными для достижения совершенно иных целей, связанных с современной этнополитикой (об этом речь идет ниже). Во-вторых, если историческое произведение открыто для дискурса и допускает внесение коррективов и изменений в соответствии с новой исторической информацией, то миф выстраивает жесткую конструкцию, нетерпимую к критике и требующую слепой веры. Наконец, в-третьих, мифотворец, как правило, полностью игнорирует принятые в науке методы. Он опирается на подходы, которые вообще характерны для псевдонауки.

Лев Гумилёв: от «пассионарного напряжения» до «несовместимости культур»

Шнирельман В. А. Лев Гумилёв: от «пассионарного напряжения» до «несовместимости культур» // Этнографическое обозрение. — 2006. — Вып. 3. — С. 8—21.

Новый расизм в России

…этническая идентичность (этничность) может быть плавающей, ситуационной, символической. Она вовсе не обязательно связана с языковой принадлежностью, как привыкли думать советские люди. Иногда она опирается на религию (кряшены, или крещеные татары), хозяйственную систему (оленные коряки-чавчувены и оседлые коряки-нымылланы), расу (афро-американцы), историческую традицию (шотландцы). Люди могут даже менять свою этническую принадлежность, как это происходило в XIX веке на Балканах, где, переходя от сельской жизни к торговле, человек превращался из болгарина в грека. Причем языковой фактор не служил этому препятствием, ибо люди хорошо владели обоими языками.

Ксенофобия, новый расизм и пути их преодоления

Шнирельман В. А. Ксенофобия, новый расизм и пути их преодоления // Гуманитарная мысль Юга России. — 2005. — Вып. 1.

Очарование седой древности: Мифы о происхождении в современных школьных учебниках

Однако соседние чуваши склонны считать волжских булгар исключительно своими предками и как будто бы не намерены делиться этим ценным наследием с татарами. Булгарская версия происхождения чувашского народа неизменно вот уже в течение многих лет преподается в чувашских школах. Чувашские авторы противопоставляют булгар татарам и обвиняют последних в том, что они столетиями нападали на предков чувашей и стремились превратить их в рабов. Чувашские учебники представляют Волжскую Булгарию общим наследием многих коренных этнических групп Среднего Поволжья, но татары, тесно связанные с Золотой Ордой, в их число не входят.

У каждого народа имеется свой национальный миф, посягательство на который чревато конфликтом

В Советском Союзе ситуация складывалась следующим образом. С конца 30-х годов, когда Сталин решил создавать общенациональный миф, обслуживающий идеологию поздней сталинской империи, у него не было иного выбора, как создавать этот миф прежде всего, на основе русской истории. Ведь он рассчитывал на русских, составляющих господствующее большинство в государстве. А все, что мешало этому мифу, подвергалось гонениям. Один из первых ударов был нанесен как раз по татарам. Шел 44-й год, война еще не закончилась, когда было принято постановление ЦК ВКП (б), направленное против татарской версии истории. С тех пор татары чувствовали сильное идеологическое давление, которое шло по нескольким линиям. В то время в Советском Союзе свысока смотрели на тюрок вообще, потому что считалось, что тюрки — это носители отсталой кочевой культуры, которая ничего не создавала, а только разрушала. Такой миф господствовал и в советских учебниках, и в советской исторической традиции. Татары являются частью тюркского мира, и они такое отношение ощущали в первую очередь.

Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика

Более того, пытаясь наделить данную группу блестящей историей, эти схемы нередко вторгаются в чужую область и посягают на прошлое других народов, узурпируя их достижения и победы, а иногда даже содержат претензии на чужую территорию. Тем самым складывается почва для идеологии межэтнической конфронтации. Достаточно напомнить о борьбе за булгарское наследие между казанскими татарами и чувашами [23], за аланское наследие между рядом народов Северного Кавказа [24], за Абхазское царство между абхазами и грузинами [25], за наследие Албанского царства между лезгинами, азербайджанцами и армянами [26], за сакское наследие между русскими и казахами, наконец, за статус «арийцев», который кажется привлекательным многим этнонационалистам от русских и украинских до осетинских и таджикских [27].

Постмодернизм и исторические мифы в современной России

В еще большей степени дезинтегрирующие версии истории характерны для нерусских регионов, где региональному прошлому придается особое значение, преисполненное глубокого смысла. Так, казанские татары делают особый акцент на истории Волжской Булгарии или блестящих страницах истории Золотой Орды, сибирские татары столь же любовно возрождают память о Сибирском ханстве, ногайцы связывают свое происхождение с героическим веком Ногайской Орды и т. д. Иногда такие версии приходят в противоречие друг с другом, и это порождает внутренние или межэтнические идеологические конфликты. Например, в Татарстане отмечаются серьезные разногласия в понимании местной истории между татаристами (сторонниками золотоордынского происхождения татар) и булгаристами (сторонниками их булгарского происхождения) [подробно см. 5; 15]. А на Северном Кавказе уже несколько народов (осетины, балкарцы, чеченцы и ингуши) претендуют на то, что именно их предки были создателями и основным населением Аланского царства [9].

Subscribe to RSS - Виктор Шнирельман