Ранний монотеизм в аграрном «языческом» ритуале татаро-чувашского межэтнического пограничья

Источник: http://www.gumilev-center.ru/r...

См. также

• Викторин В. М. Этноконфессионально-специфические группы в структуре этносов на рубежах Евразии (монотеизм — рецепция и связь верований — соотношение общин). // Россия и Восток: проблемы взаимовлияния. Матер. VI-ой М/н конф. — Волгоград: Изд-во ВолГУ. 2003 — С. 155—166.
• Викторин В. М. Этноконфессионально-субкультурное разнообразие в составе этносов: «внутреннее» сочетание традиций (Поволжье, Приуралье и Предкавказье) // Материалы научно-практической интернет-конференции «Проблемы межкультурной коммуникации: история и современность» (22 апреля 2011 г.)

Ссылки

• http://web1.kunstkamera.ru/lib...

Многие религиоведы с философской подготовкой отрицают применимость категории «монотеизм» к конфессио-культурным явлениям до Ветхого завета. Между тем, практически всё, что принимало канонический вид, имело традиционно-бытовое предшествие.

Космогония чувашского этнофутуриста Фомирякова-Кенина

И древние типы верований могут повторяться в развитых религиях, стадиально предшествуя им. Автор ограниченно использует устаревший термин «язычество» (которым обычно переводится параллельно существующее в Средневолжье и Приуралье на разных языках любопытное понятие «некрещенство»).

Действительно, к рассматриваемой ситуации в чувашском и соседнем татарском «некрещенстве» неприложимы ни понятие «политеизм» (многобожие), ни даже « (г)енотеизм» (главнобожие). Традиционные верования чувашей описывает, насколько удалось проследить, не модель «верховный бог — боги» (живущие на небе и сочетающиеся функциями), а, скорее, модель «бог — духи». У татароязычных же «язычников» схема мироосмысления аналогична, но ещё более проста.

В средневолжском «язычестве», или «некрещенстве», выделяется тюркское «пережиточно-тенгрианские» конфессиональное состояние и обрядовая практика у части чувашей границы Чувашии и Ульяновской обл., а также совсем уже немногочисленных татароязычных нехристиан в среде кряшен правобережного Кайбицкого (образован 19 апреля 1991 г.) р-на Татарстана.

Татарским языком здесь хорошо владеют многие чуваши, а татары-кряшены понимают чувашскую речь. И, по принципу родного языка, этноним «татары» (в отличие от части кряшен в левобережье и многих «низовых» нагайбаков Южноуралья) здесь прилагают к себе практически все (независимо от трёх вероисповеданий), и какой-либо политизации в самосознании здешних татароязычных жителей не наблюдается.

Для татар-православных, составляющих до 15 % населения указанного района, автором предложено название «кайбúцкие кряшены» (ранее, в литературе, «молькеевские», или «подберёзинские»). Но следует учитывать, что субэтноним «кайбúцкие кряшены» конфессионально двусоставной. Местный кряшенский диалект и фольклор характерны и для кряшен, сложившихся в православной традиции и для т. н. «некрещёных кряшен» («чукынмаган корэшеннэр»). Это до 200 чел. в с. Ст. Тябердино (Иске-Тярбит) с выселкой с. Камылово Кайбицкого р-на.

В этноконфессиональном отношении дуалистично и соседнее население, чуваши-анатри. Помимо православных и вместе с ними, в 7-и приграничных сёлах здесь проживают 5—6 тыс. чел., тоже именуемых и именующихся «некрещёными» («тӗне кӗмен»).

Более того, возник особый подтип верований в близлежащих (до 20-и км) и по традиции «взаимобрачных» чувашском с. Байбахтино (иначе — Трёх-Изба, Виҫпӳрт) Комсомольского р-на Чувашии и сс. Ст. Тябердино и Камылово.

Такую «свою» веру эти соседние этноконфессиогруппы считают «главной» и «исконной», первенствующей перед православием и исламом. Хотя на практике она оказывается синкретичной, обнаруживает и древние истоки, и явное влияние соседних мировых религий.

Основу её составляет образ верховного бога, тат. «Аллӑ», чув. «Турӑ». На уровне низших образов поклонения повсюду прослеживается культ «киреметей» и особенности ритуалов (между Тябердиным и Камыловым — сосна «кирэмэт агаш» и «этэч тибэгэ» — укромное место для принесение в жертву домашней птицы).

В качестве стимула такого «стихийного единобожия» учёные рассматривают соседнее исламское влияние (Д. Месарош из Венгрии, его полевые исследования в Средневолжье на рубеже XIX—XX вв.). Но монотеистические тенденции очевидны в общетюркском древнем «тенгрийстве» (С. Г. Кляшторный), или «тенгрианстве» (Л. Н. Гумилёв, О. О. Сулейменов, Р. Н. Безертинов).

Вплоть до того, что «монотеизм тенгрианства» (как допустимое внеисламское единобожие — «таухид») был признан отдельными видными руководителями мусульманства в России (Т. С. Таджуддин, его выступления в прессе в 1997—98 гг.).

Название верховного бога, чув. «Турӑ», явно соотносится с др.-тюрк. и монг. «Тенгри» в том же значении. На диалекте кайбúцких кряшен «тэре» — «икона, образ» (у их собратьев в левобережье, как и в лит. яз. — «крест»). Да и сам топоним «Тябердино» произошёл от похороненного здесь же, жившего в нач. XVI в. богатыря Тянгри-берды.

В чувашских 7-и «некрещенских» селениях, в татароязычных сс. Ст. Тябердино и Камылово сохранился поминальный обряд общественной «большой свечи» («аслӑ ҫурта», «зур шам»). Для чего совместно создаётся из домашнего воска массивная и рукотворная, спирально закрученная свеча, которую зажигают и в течение ночи «раскручивают» (тат. «шамны яндыру, эйлэндеру»).

Следует сопоставить с известной (нач. XX в.) марийской, вновь энергично проявившейся в современной Мари Эл, «языческой», (г)енотеистической сектой «кугу сорта» (тоже «большая свеча» как символ общности единоверцев). Можно обоснованно утверждать о «средне-волжском круге» культур и верований, сложившихся в условиях аграрного ХКТ, под булгарским влиянием (булг. «сорта, сурда, шурда» — «свеча», кыпч. однокоренное «джарúт, жарыт / ярúт» — «луч», «свет»). У татароязычных «чукынмаган» бытует, как можно было убедиться, иное слово, диал. «шам» (лит. яз. «шэм» — «свеча»), совпадающее, кстати, в персидском и калмыцком языках.

Интерес представляет и второй прослеженный, ключевой в «некрещенской» ареальной подобщности «Тябердино — Байбахтино» ритуал. Это «курман-байрам в день св. Петра и Павла», т. е. 12 июля ежегодно. Пожертвовав накануне «белое» животное или птицу (гусь, барашек) в этих двух местностях трое старейшин с блюдами в руках, буханкой ржаного хлеба новой выпечки встречали солнечный луч молитвой (текст, на двух языках, удалось записать) : «О, Тура (Алла), свет Природы (иначе — «окружающий мир, всё вокруг») и наш кормилец, не оставь нас милостью впредь!»

В полном виде такой утренний аграрный ритуал не отмечен в других, кроме Байбахтина, чуваш. сёлах «тӗне кӗмен». Хотя в фрагментарном виде отдельные его компоненты (старцы-руководители обряда; блюдо; хлеб или каша; белое животное или птица) встречаются или отмечались ранее (Д. Месарош).

Но в татароязычной общности совершенно идентичные обряды отмечались также и в среде кряшен левобережья — Чистопольском уезде (II-ая пол. XIX в.), Лаишевском (1910—12 гг.), Елабужском (полевые данные автора, 1993—99 гг.). Более того, почти точное соответствие (строевой праздник — «курман на Петраý») имелось у казаков-тюрок, нагайбаков (христиан из татар, менее калмыков, а также немногих мусульман — в челябинском Южноуралье), существовало до 20-х гг. XX в., с попыткой возродить его в 1990-х гг.

Пространственный «разрыв» ритуала прежде наверняка отсутствовал. И проявляется ныне, когда до деталей совпадают ритуалы в очень отдалённых пространственных точках. И возникает ситуация наподобие «круга магического камня «ядá / джадá» (С. Е. Малов) в самых различных пунктах нынешнего тюркского мира — от мест проживания реальных тюрок-шаманистов до ареалов, вполне мусульманских или православных.

Таким образом, материал приграничья правобережного Татарстана и Чувашии, Ульяновской области позволяет рассмотреть вероисповедную ситуацию как любопытную и многообразную (в т. ч. в (суб)этнокультурном отношении) — в плане сохранения древних верований и многоуровнего синкретизма мировых религий с ним и между собою, следов взаимодействия древнетюркских (в т. ч. волжских булгар), кыпчакско-тюркских и финно-угорских народов. В рассматриваемом здесь специально небольшом ареале соседство с чувашами «подкрепляло» необычное татаро-кряшенское «некрещенство» (!), способствовало его сохранению. А обратное влияние родственников и соседей «некрещёных» татар, способствовало применению среди чувашей ритуала, характерного ранее для правобережного Татарстана и (через переселенцев-нагайбаков) вплоть до Южного Приуралья.