История башкирских родов. Гирей. Т. 2

История башкирских родов. Гирей. Том 2. / С. И. Хамидуллин, Ю. М. Юсупов, Р. Р. Асылгужин, Р. Р. Шайхеев, Р. М. Рыскулов, А. Я. Гумерова, Г. Ю. Галеева, Г. Д. Султанова. — Уфа: ГУП РБ Уфимский полиграфкомбинат, 2014. — 528 с.: илл.

ISBN 978-5-85051-605-5

Скачать PDF, 7,5 MB (С. 1—183)

Ссылки

• Вопросы этнической идентичности башкир рода Гирей (презентация очередного тома серии «История башкирских родов»)
• История башкирских родов. Гирей. Том 2 // Страница в ВКонтакте Института истории, языка и литературы УНЦ РАН

Вопросы этнической идентичности башкир рода Гирей

Историческая Башкирия охватывает обширные территории Приуралья, Южного и Среднего Урала, а также Зауралья. В рамках границ Республики Башкортостан вместилась значительная её часть, но далеко не вся. Крупные анклавы башкирского населения остались за их пределами. Это — башкиры Аргаяшского и Кунашакского районов Челябинской области, ранее входившие в Аргаяшский кантон БАССР; башкиры Сафакулевского и Альменевского районов Курганской области, некогда находившиеся в составе Яланского кантона БАССР; башкиры Красногвардейского и Александровского районов Оренбургской области, на чьих землях некогда существовал Ток-Чуранский кантон БАССР. В отличие от них башкиры Бардымского района Пермского края, а также Саратовской и Свердловской областей никогда не были гражданами Башкирской республики. Однако, самая многочисленная группа башкирского населения, оставшаяся за пределами Республики Башкортостан, населяет ныне восточные районы Республики Татарстан. В результате административного размежевания 1920 года, проводившегося с учётом пожеланий только татарских национал-коммунистов, они были отрезаны от исторической Башкирии и присоединены к новообразованной Татарской АССР. Но так было не всегда…

После вхождения Башкирии в состав Русского государства основная часть башкирских земель, в том числе вотчины западных башкир между реками Ик и Зай, вошла в состав Уфимского уезда. Как известно, начиная с эпохи раннего средневековья, Уфа являлась центром исторической Башкирии. Памятуя об этом, башкиры в русский период истории неоднократно обращались к царскому правительству с требованием быть подсудными только уфимской администрации и противились политическому раздроблению своего края. Например, по их просьбе в 20-40 гг. XVII века в ведомство уфимских воевод были переданы башкирские волости даже Тюменского уезда, не говоря уже о Катайской, Терсяцкой, Сынрянской и других волостях, находившихся в ближнем Зауралье. Башкиры Гайнинской волости, несмотря на близость к Кунгуру, а также крайних западных волостей, несмотря на близость к Закамским городкам и Самаре, также подчинялись Уфе. Как пишет Р. Г. Буканова, «для защиты наиболее освоенных районов Прикамья от набегов калмыков и их союзников в 1640-х гг. на закамской территории Уфимского уезда были построены крепости Шешминск, Мензелинск и Чалнинский городок…». Их гарнизоны подчинялись Казани, но башкиры ближних волостей управлялись Уфой. Таким образом, в XVII в. Уфимский уезд почти совпадал с территорией исторической Башкирии.

Уфимская провинция, образованная в 1700 г., также создавалась с учетом этнографических границ расселения башкир. В ее состав вошли Уфа, Бирск, Табынск, Мензелинск, Оса, Заинск, Билярск, Каракулино и даже Самара. Уфимское наместничество в 1781 г. учреждалось по этому же принципу, ибо включало в себя Уфимский, Бирский, Мензелинский, Бугульминский, Бугурусланский, Белебеевский, Стерлитамакский, Челябинский, Оренбургский, Верхнеуральский, Бузулукский, Сергиевский, Троицкий и Златоустовский уезды. В конце XVIII века в связи с введением кантонной системы управления и образованием Башкиро-мещеряцкого войска вся историческая Башкирия, невзирая на географическую удаленность отдельных её частей и существующее административное деление, была объединена под единым войсковым управлением. Северо-западные башкиры, жившие на территории Бирского, Мензелинского, Бугульминского и Сарапульского уездов, вошли в состав 5-го, 10-го и 11-го башкирских кантонов. Лишь после упразднения Башкирского войска в 1865 году историческая Башкирия оказалась разделенной между несколькими губерниями, причем, Мензелинский уезд вошел в состав Уфимской, а Бугульминский — в состав Самарской губернии.

Провозглашенная в декабре 1917 г. на Учредительном курултае Башкирская Республика («автономный Башкурдистан») включала в себя лишь так называемую «Малую Башкирию» (юго-восток исторической Башкирии), так как немедленное включение в ее состав многолюдной и разноплеменной Уфимской губернии не представлялось возможным. Но уже тогда башкирские лидеры ставили задачу собрать воедино всю историческую Башкирию. Учредительный курултай принял решение: «Для введения автономного управления в западной Башкирии, а именно: в западных частях Уфимской, Самарской и Пермской губерний — должны быть созваны там не позже января 1918 г. уездные съезды…, чтобы Уфимская губерния присоединилась целиком к Башкирии…» Признание в марте 1919 г. со стороны Советского правительства автономного Башкортостана дало толчок движению за присоединение к нему среди башкир Уфимской и Самарской губерний. Восстание «Чёрный Орел» или «Вилочное восстание», бушевавшее в феврале-марте 1920 г., шло под лозунгом «долой коммунистов и Красную Армию и за башкирского короля [Заки Валидова]». Причем, приговоры сельских сходов о присоединении к Башкирской Республике присылались в Башревком не только от башкир Бирского и Белебеевского, но и Мензелинского и Бугульминского уездов.

Однако, татарские национал-коммунисты также претендовали на Уфимскую губернию для учреждаемой большевиками Татарской АССР. М. Султангалиев с товарищами просил у Ленина отдать всю западную Башкирию вплоть до Уфы им. Вот как описывает эту встречу, состоявшуюся 22 марта 1920 г., один из ее участников.

«Касаясь вопроса о башкирах, которые остались за пределами Малой Башкирии и, по нашему мнению, должны были войти в Татарскую республику, мы храбро старались убедить Ильича в том, что между татарами и башкирами в сущности разницы почти нет. На это Ильич примерно в таком смысле ставил нам ряд вопросов:

- А есть ли разница в языках или наречии татар и башкир?

- Есть, но совсем незначительная, и то среди крестьян, — следовал наш ответ.

Затем мы указывали на то, что вражда к татарам ограничивается лишь узким кругом шовинистически настроенной башкирской интеллигенции.

Тогда Ильич задал нам примерно такой вопрос:

- Ну, а кто же так недавно выгонял с побоями из башкирских деревень татарских учителей и даже мулл, как колонизаторский элемент, башкирская интеллигенция или сами крестьяне?

- Конечно, — ответили мы, — делали это крестьяне, но это было результатом агитации башкирской интеллигенции.

- А кто формировал полки и бригады из башкирских крестьян и сумел их повести в бой против кого угодно?

- Тоже башкирская интеллигенция, — тихо промолвили мы упавшим голосом.

Мы молчали, ибо дальше некуда было ехать. Ильич нас поставил, что называется, лицом в угол. Этими тремя простыми вопросами Ильич дал нам великолепный урок в том, как одна из только что освободившихся национальностей, сравнительно более сильная, не должна брать на себя роль благодетеля по отношению к менее сильной народности, а тем более действовать вопреки ее желаниям. В дальнейшем беседа была сосредоточена лишь на вопросе о татарах и татарской республике, подразумевая её осуществление без тех башкир, о которых мы так усиленно «заботились».

Однако, М. Султангалиеву и его единомышленникам все же удалось выпросить у Ленина для декретированной в 1920 г. Татарской АССР Мензелинский и Бугульминский уезды. При этом не бралось в расчет то, что эта территория была исконной землей башкир Булярской, Байлярской, Юрмийской, Гирейской, Сарайли-Минской, Кыргызской, Еланской, Енейской волостей. Лидерам Башкортостана, занятым в это время ожесточенной политической борьбой с местным Обкомом ВКП (б) и органами ЧК, удалившим из «Малой Башкирии» признанных лидеров башкирского народа Х. Юмагулова и А.-З. Валидова, тогда просто не хватило сил, чтобы воспрепятствовать этому решению. Таким образом, многие башкирские роды, а то и семьи, оказались разделенными административной границей.

Так, например, село Новый Актанышбаш Краснокамского района Башкортостана было основано выходцами из села Актанышбаш нынешнего Актанышского района Татарстана. Жители обоих селений приходятся друг другу кровными родственниками. Однако, первые считаются башкирами, а вторые — татарами. Подобных примеров десятки. К сожалению, сегодня из уст некоторых жителей башкирских селений северо-западных районов Башкортостана нередко приходится слышать рассуждения следующего рода: мол, наши предки переселились сюда с территории Татарии, следовательно, мы также являемся татарами. Многие, вероятно, не знают, что территория восточной части Татарстана вплоть до р. Зай является западной окраиной исторической Башкирии. К примеру, г. Альметьевск вырос из аула Альмет, носящего имя башкира Байларской волости Альмет (Альмухамет) -муллы Каратуйметова (Кара-Туймухаметова).

Одним словом, предки упомянутых выше жителей Башкортостана переселялись не из Татарстана, которого тогда просто не существовало, а со своих же башкирских территорий. Само использование термина «Татарстан» применительно к периоду до 1920 г. с научной точки зрения является некорректным. В то же время понятие Башкирия в качестве этнической территории башкир имеет более чем тысячелетнюю историю.

Этноним башкорт среди других тюркских имен, имеющих живых носителей, на сегодняшний день является одним из самых древних. Более ранними по времени упоминания являются разве что названия уйгур, кыргыз, дубо (тува) и др. Исчезли кёк-тюрки, огузы, тюргеши, кимаки, хазары, волжские булгары, печенеги и многие другие известные тюркские народы, а их современники башкиры сохранились до сего дня. Самое раннее упоминание о них находится в китайской хронике «Суй-шу», составленной в 643 году: в составе конфедерации огузских племен теле (тегрег), населявших территорию Западнотюркского каганата названо племя ба-шу-ки-ли. В арабской литературе страну Башкирию (билад Басджурт) впервые отмечает арабский путешественник середины IX в. Салам Тарджуман. Секретарь багдадского посольства в Волжскую Болгарию Ахмед Ибн Фадлан писал в 922 году, что перейдя через реки Яик, Самара, Сок и Кондурча, они «прибыли в страну народа турок, называемого аль-Башгирд».

Как видим, в X веке просторы нынешней Самарской области и юго-востока современного Татарстана были населены башкирами. Авторы X в. аль-Истахри и Ибн Хаукаль знают башкир как обитателей Южного Урала и восточных соседей волжских булгар. Самое развернутое описание Башкирии дает выдающийся арабо-сицилийский географ XII века Мухаммед аль-Идриси. На его карте город Карукия, находившийся на территории так называемой «Внешней Башкирии» (Басджурт аль-хариджа), помещен у места впадения в реку Итиль (Агидель) некой реки, текущей с севера, вероятно, Уфимки. Арабские энциклопедисты XIV века ‘Абд ар-Рахман ибн Халдун, Шихаб ад-дин Ахмед аль-‘Умари упоминают область Башкурд как провинцию Золотой Орды. Западноевропейские путешественники XIII-XIV вв. Плано Карпини, Рубрук, Иоганка Венгр, картографы Пиццигани (XIV в.), автор Каталанского атласа (1375 г.) Авраам Крескес, а также Герард Меркатор (1512-1594 гг.) применительно к Башкирии используют такие формы, как Bascart, Bascardia, Pascherti.

После присоединения к Русскому государству понятие «Башкирия» в качестве хоронима и этнической территории башкир начинает фигурировать в официальных русских документах. Иван Грозный в духовном завещании 1572 г. поручает своему сыну «город Казань с Арскою стороною, и с Побережною стороною, и с Луговою стороною, и со всеми волостьми, и с селы, и с чювашею, с черемисою, и с тарханы, и с Башкирдою, и с вотяки». С XVIII в. оно прочно входит в официальный оборот и научную литературу: в сочинениях П. И. Рычкова используется термин «Башкирия», В. Н. Татищев в своих указах пишет «Башкирь», в «Реестре башкирских волостей» от 1730 г. фигурирует даже определение «Башкирская провинция». Русские писатели XIX в. живописуют Башкирию именно как Башкирию, а не Уфимский или Оренбургский край, в отличие от земель, населенных «татарами», которые именуются только Казанской землей (краем, уездом).

Не секрет, что журналисты современных СМИ предпочитают использовать преимущественно это название вместо официального «Башкортостан». Причина проста: оно укоренено в русской литературной традиции, а потому естественно вытекает из русской же лексики. Этого нельзя сказать о названиях, типа Татария (Татарстан), Чувашия, Марий Эл, Удмуртия, являющихся неологизмами периода национально-государственного строительства 20-30-х гг. XX века. Однако, и между последними имеется коренное различие. Если представление о землях марийцев, удмуртов и чувашей существовали, как минимум, с X в., то хороним Татария (Татарстан) является новацией лишь века XX-го. Один из идеологов современного татаризма Д. М. Исхаков признает, что «этноним «татары» — плод деятельности многих татарских интеллектуалов».

Поскольку этноним «татары» является плодом деятельности определенных лиц, то есть представляет собой продукт конструктивизма, возникает вопрос: как именовались предки казанских татар в прошлом? Этот вопрос волновал многие поколения исследователей. Дело в том, что в немногочисленных источниках, написанных самими жителями Казанского ханства, татары не упоминаются. Например, в челобитной «всей Казанской земли», поданной в 1551 г. Ивану IV, фигурируют лишь «чуваша и черемиса и мордва и тарханы и можары». В последних обычно видят мишарей, а в тарханах — феодальную верхушку башкирского народа. По поводу остальных этнических групп — чувашей, мордвы и марийцев (черемисов) — до недавнего времени вопросов не возникало. Но где же здесь татары, коль документ написан самими казанцами? Их отсутствие породило предположения, что они зашифрованы под другим названием. Под каким же? Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно учитывать, что нет ни одного источника «татарского» или, лучше сказать, туземного происхождения, где какая-нибудь этническая группа Золотой Орды именовала бы себя татарами. Как правило, для собственной атрибуции использовались племенные названия, например, Едигей-бек Мангыт, Тимур-бек Барлас, Мамай-бек Кият и т. д. Для более широких объединений обычно использовались имена выдающихся монгольских ханов, ставших эпонимами соответствующих межплеменных политических группировок: хан Чагатай — чагатаи, хан Ногай — ногайцы, хан Шибан — шибанцы (шибанлыг), хан Узбек — узбеки, но опять же никак не татары. Поэтому попытки некоторых авторов доказать использование данного термина в качестве самоназвания не имеют под собой доказательной базы.

Население Золотой Орды именовалось татарами лишь со стороны внешних источников — русских, арабских, персидских, армянских, европейских. Сами себя ордынцы так не называли никогда. Таким образом, термин «татары» — это лишь экзоним или аллоэтноним, такой же как «немцы». В обыденном сознании русского народа этногеография мира очень проста: на западе живут немцы, а на востоке — татары. Например, еще в официальных документах XVIII века англичане именовались аглицкими, шведы — свейскими, испанцы — шпанскими немцами. Аналогичным образом, появились такие искусственные конструкции, как узбекские, ногайские, кавказские, азербайджанские, в том числе, и казанские татары, хотя на территории Евразии, начиная с XIII века, когда Чингиз-хан истребил подлинных татар Монголии, не было ни одного народа, использовавшего данный этноним в качестве самоназвания (автонима). Именно поэтому такие понятия, нередко встречающиеся в литературе, как «татарский хан», «татарское ханство», «татарский эпос» (о Едигее или Чура-батыре) или «татарский язык», не могут использоваться в качестве научных терминов.

Фигура умолчания относительно татар в источниках, касающихся Казанского ханства, была главной загадкой для историков, которая получила свое окончательное решение лишь недавно.

Так как же называло себя коренное население Казанского ханства и Казанского края после вхождения в состав Русского государства?

Ныне считается общепринятым, что оно именовалось чувашами. Данное положение стало результатом исследований многих историков. Еще первый русский историк В. Н. Татищев писал: «Вниз по реке Волге чуваши, древние болгары, наполняли весь уезд Казанский и Синбирский». Р. Н. Степанов обратил внимание на одно странное обстоятельство: в челобитных XVI-XVII вв. жители мусульманских сел Казанского уезда почему-то именуют себя чувашами. В качестве иллюстрации можно привести судное дело 1672-1674 гг. жителей татарской деревни Бурундуки (Кайбицкий район РТ) Бикчюрки (Бекчуры) Ивашкина и Бикмурски (Бекмурза) Акмурзина, в котором они названы чувашами. Современный автор Д. М. Исхаков подвел черту под многолетними исследованиями на эту тему: «…наименование «чюваш» (šüäš), функционировавшее в Казанском ханстве как обозначение оседло-земледельческого тяглого населения («черные люди»), вполне могло быть использовано как этническое определение». Таким образом, в приводившихся выше документах — челобитной «всей Казанской земли», духовной грамоте Ивана Грозного — предки казанских татар были зашифрованы под именем чувашей.

В этой связи становится понятной характеристика австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, данная Казанскому ханству: «Царь этой земли может выставить войско в тридцать тысяч человек, преимущественно пехотинцев, среди которых черемисы и чуваши — весьма искусные стрелки. Чуваши отличаются также и знанием судоходства…Эти татары — культурнее других, так как они и возделывают поля, и занимаются разнообразной торговлей». Совершенно ясно, что здесь описываются не предки нынешних чувашей, а предки казанских татар. Накануне падения Казани, когда там боролись друг с другом две партии аристократов — казанская (промосковская) и крымская (антимосковская), чуваши на правах коренного населения активно вмешивались в феодальные усобицы: «и начаша рознити Казанцы с Крымцы, и приходили Чаваша Арская з боем на Крымцов: «о чем де не бьете челом государю?» Пришли на царев двор, и Крымцы Кощак-улан с товарищи с ними билися и побили Чавашу». Понятно, что и здесь имеются не чуваши-язычники правобережья Волги, которые вряд ли могли врываться в ханскую резиденцию мусульманской Казани и требовать изменения внешнеполитического курса страны. К тому же определение «Арская Чаваша» указывает на Арскую дорогу, охватывавшую территорию северной части Казанского ханства, где предки современных чувашей никогда не проживали.

Таким образом, население ханства состояло из двух страт, во-первых, оседлых земледельцев-мусульман, составлявших большинство и именовавшихся чувашами и, во-вторых, тонкого господствующего слоя (тюрко-монгольские племена Ширин, Барын, Аргын, Кыпчак, Мангыт и др.), представлявшего кочевую аристократию и эксплуатировавшего тяглое чувашское население. Причем, последние, подобно русским, арабам, персам, европейцам, презрительно именовали своих господ татарами. Казанский поэт первой половины XVI в. Мухаммедьяр писал:

Эх, несчастный и тупой татарин,

Ты похож на собаку, кусающую своего хозяина:

Ты несчастлив и болезненный, негодяй и бесчеловечный,

Глаз твой черный, ты собака преисподней.

Понятно, что такую негативную характеристику ордынской аристократии Казани мог дать только представитель автохтонного населения края, люто ненавидевшего своих поработителей.

Каково соотношение чувашей-мусульман Казанского ханства с современными чувашами?

Как следует из отчета Ибн Фадлана, население Волжской Болгарии состояло из следующих племен: булгар, эсегел (аскил), баранджар, сувар (суваз). Последние разделились на две противоборствующие группировки. Одна из них, отказавшись принимать ислам, избрала своим предводителем некоего Вирага. Выйдя из повиновения булгарскому царю, они переправились на правый берег Волги и положили начало народности чувашей-язычников. Другая часть сувазов приняла ислам, осталась в Болгарском царстве и образовала в его составе особый Суварский (Сувазский) эмират. Арабский путешественник XII в. Абу Хамид аль-Гарнати, побывавший в Саксине, пишет, что там живут выходцы из Волжской Болгарии — булгары и сувары. В городе есть «еще соборная мечеть, другая, в которой молится народность, которую называют «жители Сувара», она тоже многочисленна».

По всей видимости, племена Волжской Болгарии так и не слились в единую народность, причем, сувазы были численно преобладающей этнической группой. Собственно булгары, вероятно, были правящей верхушкой, которая во время монгольских погромов XIII-XIV в. подверглась истреблению и к XV в. ушла в небытие, так как именно с этого времени имя булгар исчезает со страниц исторических источников. Основным населением вновь образованного Казанского ханства становятся чуваши-мусульмане. На каком языке они разговаривали? Как известно, эпитафии Булгарского городища написаны арабской графикой, но их язык близок к современному чувашскому: вместо кыз ‘дочь’ — хир (هير), вместо джуз сто — джур (جور), тугуз ‘девять’ — тухур (طحور) и т. д. Эти же самые слова по-чувашски звучат так: хӗр, ҫӗр, тӑхӑр. Как видим, сходство между языком мусульманского населения Казанского ханства и языком современных чувашей налицо. Не случайно, один из авторитетных исследователей Золотой Орды М. Г. Сафаргалиев писал, что «по материалам позднейшей булгарской эпиграфики нельзя делать вывод о языковом родстве булгар VII-XII вв. с современными татарами». В самом деле, надгробные эпитафии эпохи Булгарского царства и раннего периода Казанского ханства написаны на палеотюркском диалекте (r-язык), ближайшим родственником которого является чувашский язык.

Каким же образом и когда предки казанских татар перешли на современный z-язык общетюркского типа?

По всей видимости, этот переход состоялся под влиянием тюрко-монгольской кочевой аристократии, правившей в Казанском ханстве, ведь известно, что именно элита диктует простонародью свои идеалы, вкусы и ценности. Если говорить о времени смены языка, то произошло это не ранее конца XV века. Примерно тогда же финноязычная мещера Касимовского ханства, находившаяся под культурным влиянием крымско-ногайско-башкирской знати, которая выезжала на службу в Мещерский юрт, перешла на тюркский язык и превратилась в известных всем мишарей (мещеряков). Таким образом, проникновение тюркского языка кыпчакской подгруппы, сменившего в Среднем Поволжье палеотюркский (булгаро-чувашский) и мещерский (финно-волжский) языки, связано с военной и культурной экспансией, шедшей из тюркской степи, в том числе, из Башкирии. Проводниками этих процессов были род Барын, который имеется в составе современных башкир и крымских татар, род Аргын, имеющийся у казахов, Мангыт — у ногайцев, Кыпчак — в составе большинства тюркских народов, кроме казанских татар, и другие. Что касается Мещерского юрта, то наличие там Иректинского и Каршинского беляков, а также «татар из числа тарханов и башкирцев», позволяет говорить о значительной роли башкирской знати в тюркизации тамошнего мещерско-мордовского населения.

Полное переформатирование мещеры, изменивших язык и религию, а также переход казанских чувашей на новую речь потребовали соответствующей регламентации со стороны Русской сословно-представительской монархии. Учитывая служилый характер Касимовского ханства, его население было зачислено в созданные для них сословия мишарей, мурз и служилых татар. Для чувашей-мусульман было учреждено сословие ясачных татар, вероятно, для того, чтобы отделить от ясачных чувашей-язычников. Однако, изменения во внешнем обозначении не изменили внутренней идентификации. Сохранился редкий документ, свидетельствующий об этом. В 1635 г. некий Рахман Кулуй от имени абызов и старейшин Казанского уезда обратился к крымскому хану с просьбой принять «еловых марийцев», «горных чувашей», «иштеков» (т. е. башкир) в свое подданство. Документ важен тем, что он написан от имени самих жителей Поволжья, а потому отражает их собственное самоназвание. Как видим, среди перечисленных этнических групп «татары» не значатся, следовательно, они названы в числе чувашей. Можно с уверенностью сказать, что данный этноним имел положительную коннотацию и, возможно, был даже в какой-то степени престижным, о чем говорят данные ономастики. Среди таких башкирских этноантропонимов, как Казакбай, Туркмен, Ногай (Ногайбек), Узбек, есть также имена Чувашай и Чувашбай.

С каких же пор казанские чуваши-мусульмане стали именовать себя татарами?

Как показывают современные исследования, принятие нового имени произошло не ранее конца XIX — начала XX вв. Причем, этот процесс поначалу охватил казанских мусульман и лишь позднее мишарей, тептярей и часть северо-западных башкир. Историк XVIII в. Петр Рычков писал, что у тюркских народов имя татар «употребляется за презренное и бесчестное звание», так как оно означает «варвар, смерд, и ни к чему годный человек». Он авторитетно заявляет: «я совершенно уверен, что во всех тамошних сторонах ни одного народа нет, который бы татарами именовался». Однако, ниже добавляет: «Хотя живущие в Казанской и в других губерниях магометане, которым у нас татарское имя прилагается, оное звание сами для себя и употребляют, и как выше значит за бесчестное и поносное для себя не ставят: но сие может быть происходит у них от давнего обыкновения, принятого ими от российских сперва по смежности с ними, а потом и по подданству их к России, подобно сему как ныне все германцы не только от соседственных им народов, то есть россиян, поляков, турков, персов и татар, немцами прозваны, да и сами уже сие название, когда русским языком пишут, или говорят, без всякого предосуждения употребляют».

Этнофолизм «татары» прижился в качестве самоназвания казанских мусульман не сразу, так как еще в XVIII в. они продолжали именоваться своим исконным именем. Приведем некоторые примеры. Некий Кадыргул Кадырметев, допрошенный в 1737 г. в Чебаркульской крепости о причинах своего пребывания в Башкирии, сообщил: «Родом я ясашной чювашенин Казанского уезду, Арской дороги, деревни Верхнева Четаю». Соседние народы именовали их аналогично. Один из вождей башкирского восстания 1735-1740 гг. батыр Тамьянской волости Кусяп Султангулов, приехавший в Оренбург под гарантии личной неприкосновенности, данные оренбургским ахуном Мансуром Абдрахмановым, а затем вероломно арестованный, говорил последнему: «ты де, чувашенин, меня обманул, да и мурза де чувашенин также обманул». В том, что мулла Мансур и касимовский мурза Кутлу-Мухаммед Тевкелев не были чувашами в нынешнем значении данного этнонима, нет никакого сомнения. Поэтому этническая характеристика, данная им Кусяп-батыром, весьма симптоматична. Характерно, что марийцы до сих пор именуют казанских татар словом суас.

В XIX в. имя чувашей в качестве самоназвания, судя по всему, сходит на нет, и общеупотребительным становится конфессионим «мусульмане» («бесермяне»). Однако, для наступившей эпохи национализма он плохо подходил из-за своей неопределенности. В это время среди мусульман Казани становятся популярными идеи историка и богослова Шихаб ад-дина Марджани о создании единого «мусульманского миллета», взятые из административной практики Османской империи. В качестве названия для новой этнополитической общности по его предложению был взят псевдоисторический термин «татары», как претензия на великодержавность периода Золотой Орды, хотя прямыми потомками улуса ханов Джучи и Батыя могут считаться, в первую очередь, казахи, ногайцы и крымские татары, в меньшей степени — узбеки, каракалпаки и башкиры.

Говоря об идее «мусульманского миллета», казанский исследователь А. Хабутдинов пишет: «вплоть до начала XX века «татары» как самоназвание не было общепринятым для предков большинства будущих членов татарской нации», так как «члены нации чаще всего называли себя «мусульманами» (в противовес христианам)». При выборе этнонима казанские интеллектуалы сделали ставку на подмену понятий и стереотипные представления, существовавшие в обыденном сознании русского населения. Как пишут современные исследователи, «Марджани стремился объединить в единый татарский миллет всех мусульман округа Оренбургского духовного собрания, независимо от их племенных названий: булгар, татар, мишар, башкир, казахов, ногайцев, сибирских татар, а также по возможности исламизировать кряшен, чувашей и угро-финские народы края». Таким образом, «татаризм» изначально представлял собой модернистский политический проект, не имевший опоры в истории и культуре. Именно поэтому он не нашел поддержки у башкир, казахов и ногайцев. Известный ученый, муфтий ДУМЕС (1922-1936 гг.) Риза ад-дин Фахр ад-дин писал: «В XIX веке наши ученые начинают общаться с востоковедами и изучать русские источники. Взяв безо всякой критики и проверки в качестве самоназвания, упоминаемых в русской исторической литературе татар, обесчестили себя».

Первая Всероссийская перепись населения 1897 г. учла в Мензелинском уезде Уфимской губернии, то есть на территории современных Тукаевского, Челнинского, Сармановского, Мензелинского, Муслюмовского, Актанышского районов Республки Татарстан, 123 052 башкира. Для сравнения: татар тогда было 107 025, тептярей — 14 875. В Вятской губернии (Менделеевский и Агрызский районы РТ) проживало 13 909 башкир, их которых 8 779 человек проживали в Елабужском уезде, а остальные в Сарапульском; в Бугульминском уезде Самарской губернии (Азнакаевский, Бавлинский, Ютазинский, Альметьевский, Лениногорский, Бугульминский районы РТ) было 29 647 башкир. По подворной переписи крестьянского хозяйства 1912-1913 гг. в Мензелинском уезде Уфимской губернии проживало 458 239 человек. Из них: башкир — 154 324 чел. (или 33,7 %), русских — 135 150 (29,5 %), татар — 93 403 (20,4 %), тептярей — 36 783 (8,0 %), кряшенов — 26 058 (5,7 %), мордвы — 6 151 (1,34 %), чувашей — 3 922 (0,85 %) и марийцев — 2 448 (0,54 %). Как видим, татары, тептяри и кряшены лишь вместе взятые были сопоставимы по численности с башкирами. Однако в дальнейшем произошло резкое сокращение удельного веса последних: если перепись 1920 г. показала в ТАССР 121 300 башкир, то следующая перепись 1926 года зафиксировала лишь 1 800 лиц башкирской национальности, 3 мишарей и полное отсутствие тептярей. Очевидно, что кривая падения не могла быть обусловлена естественными причинами. Так, например, на территории соседней Башкирской АССР той же самой переписью было зафиксировано 135 960 мишарей и 23 290 тептярей. Поэтому в катастрофическом снижении численности башкирского и полном исчезновении тептярско-мишарского населения на территории ТАССР нужно видеть результат административного давления республиканских властей, проводивших политику тотальной татаризации населения. Тем не менее, материалы фольклорно-этнографических экспедиций 60-х гг. говорят о том, что жители указанных районов Татарской АССР продолжали сохранять свою прежнюю, в частности, башкирскую идентичность.

В силу различных причин местное башкирское население, начиная с конца XIX века, стало утрачивать свою национальную идентичность. Сведения V, VII, VIII, X ревизий, Земского учета населения 1902 г., Подворной переписи 1912-1913 гг., Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 г. и многие другие материалы наглядно иллюстрируют этот процесс. Проводившиеся в XVIII—XX веках переписные кампании фиксировали множество башкирских сел в Мензелинском и Бугульминском уездах, а также в южной части Елабужского и Сарапульского. Часть из них в этническом отношении были смешанными — башкиро-тептярскими, башкиро-тептяро-мишарскими, однако, вплоть до XX века в этом регионе численно преобладали башкиры. Это подтверждают не только письменные документы, но и опубликованные в разные годы этнографические карты.

Для понимания сути этнических процессов, протекавших на территории Урало-Поволжья в XVII-XX вв., необходимо рассмотреть происхождение такой группы населения, как тептяри. Они неизвестны в других регионах России, так как данный социальный институт породила башкирская вотчина. Сам факт существования где-либо представителей этой сословной группы априори указывает на принадлежность территории их проживания к категории башкирских земель. Историк А. З. Асфандияров в ряде своих работ объясняет возникновение этой группы населения внутренним развитием башкирского общества. По его мнению, первые тептяри представляли собой башкир, потерявших право на владение землей. В таком случае они переставали быть башкирами-вотчинниками и превращались в башкир-припущенников, которые жили в качестве арендаторов на земле своих соплеменников, то есть их «припускали» в свои владения другие башкиры-вотчинники. При этом они часто продолжали оставаться собственниками земли в родной волости. Со временем некоторые из них теряли связь со своей общиной или выталкивались из нее насильно. Отсюда — социальный термин «тептяр» (от башкирского глагола тибелеу — «быть выпинутым»).

В первоначальный период существования этого института ими становились, прежде всего, те из башкир-припущенников, которые в силу различных социально-экономических причин оказывались в хозяйственном отношении менее состоятельными, чем остальные. Для них было обременительным выполнение повинностей, возложенных на башкирское сословие, как то выплата ясака и, главное, несение военной службы «на своем коште». По словам И. К. Кирилова, первоначально они «в казну ясаку ничего не плачивали». В то же время любой экономически окрепший тептяр мог обратно перейти в свое «башкирское звание». Таким образом, первоначально тептярское сословие не имело непроходимых юридических границ с башкирами-вотчинниками. Лишь в 1631-1632 гг. правительство, не желавшее терять доходов, обложило их особым тептярским ясаком. Процесс тептяризации больше всего коснулся западных башкир, в частности, Юрмийской волости, отсюда и более ранняя по сравнению, скажем, с башкирами Мензелинского уезда (жители многих сел сохраняли башкирское самосознание даже в ТАССР), утрата ими своей национальной идентичности. Например, деревня Сары-Биккул (ныне в Лениногорском районе Татарстана), основанная юрмийцами, целиком состояла из башкир-тептярей. Важно отметить также то, что башкир можно было встретить и среди ясачных татар-припущенников. Жители деревень Кутусас (Иманово), Сарсас Такирман, Саклы Чурашево, Старый Дрюш, Мрясово, Сеитово, Чиршилы (Шанды-Тамак) и Старые Саклы в 1795 г., исходя из экономических мотивов, выключались «из башкирцев» и записывались в оклад, т. е. становились ясачными татарами. Были башкиры и среди мещан городов губернии.

В последующий период истории, когда тептярские повинности стали более обременительными, нежели башкирские, башкиры-припущенники перестали переходить в тептярское сословие, оставаясь в своем собственном. Но зато среди тептярей резко возрастает численность переселенцев из числа «татар», мари, удмуртов, чувашей, вышедших из своих общин и порвавших связь со своим сословием (ясачным, служилым), что существенно изменяет этнический облик тептярей в XIX веке. Таким образом, утверждения некоторых авторов о том, что данная группа состояло исключительно из «татар» не соответствуют действительности. Последние в большинстве своем относились к категориям ясачных, служилых, торговых, чемоданных татар, которые превосходили по численности тептярей. После упразднения в 1865 году Башкирского войска тептяри прекратили свое существование в качестве сословия, однако, еще долго сохраняли свое прежнее самосознание. Что касается башкир-тептярей, то за столетия «тептярства» произошел следующий социальный сдвиг: значительная их часть в силу долговременной оторванности от своего этноса стали культурно тяготеть к «татарам», увлекая за собой башкир-вотчинников Мензелинского, Бугульминского, Елабужского и Сарапульского уездов.

Пожалуй одним из главных факторов, способствовавших утрате национальной идентичности у западных башкир, был лингвистический вопрос. На протяжении веков литературным языком башкир был поволжский тюрки, основанный на чагатайской письменной традиции. Он в равной степени был распространен среди башкир и «татар». Однако, нужно отметить, что для первых он был естественным продолжением народной речи, а у вторых он стал доминировать в довольно позднее время (XV-XVI вв.). До этого, как уже говорилось выше, мусульманское население Казанского края говорило на диалекте, носившем на себе печать палеотюркского (булгаро-чувашского) наречия. Башкиры же пользовались z-языком общетюркского типа, о чем красноречиво свидетельствует тюркский филолог XI в. Махмуд Кашгари: «У племен кыргыз, кипчак, огуз, тухси, ягма, чигиль, уграк, чарук чистый единый тюркский язык. К ним близок язык йемеков и башгиртов».

Причем, нет уверенности в том, что их язык изначально имел фонетические особенности, характерные для современного башкирского литературного языка, как, например, последовательная замена тюркского -s- звуком -h-. По всей вероятности, эта черта сформировалась под влиянием иранской (сарматской) этнической стихии. Современный татарский язык сформировался в результате языковой экспансии, шедшей в Среднее Поволжье из тюркской степи, в том числе, из Башкирии. На этом языке в XIII-XX вв. писали такие поэты и писатели башкирского происхождения, как Кул ‘Али, Салават Юлаев, Тадж ад-дин Ялчыгул, Мифтах ад-дин Акмулла, Шамс ад-дин Заки, Мухаммад-‘Али Чукури, ‘Арифулла Кииков, Мухаммед-Салим Уметбаев, Риза ад-дин Фахр ад-дин, Шейхзада Бабич и др. Поэтому расхожее мнение, бытующее в широких слоях народа, о том, что северо-западные башкиры разговаривают на татарском языке, которого, как было показано выше не существовало до начала XX в. по определению, поскольку еще не было народа с таким названием, является ошибочным. Во-вторых, для северо-западных башкир «татарский язык» был исконным, тогда как предки казанских татар — чуваши — восприняли его на рубеже XV-XVI вв. у тюрков Дешт-и Кыпчака, в том числе, предков северо-западных башкир.

В 20-е годы XX века были разработаны нормы современного литературного башкирского языка, которые основывались на юго-восточных диалектах народной речи. В в то же время говоры северных и западных башкир, фонетика которых была близка к современному татарскому языку, были проигнорированы. Результаты этого ошибочного решения не замедлили сказаться при проведении советской перепии 1926 года, когда понятия об этнической (национальной) идентичности и родном языке были разведены в разные категории. Восторжествовал принцип лингвистического национализма, господствовавший в Европе XIX века: «я являюсь представителем той национальности, на чьем языке разговариваю». Если в 1897 году большая часть тюркского населения западной и северной части исторического Башкортостана (южные уезды Пермской и Вятской губерний, Бугульминский, Бугурусланский и Мензелинский уезды) считали своим родным языком башкирский язык, то в 1926 г. большинство тюркского населения тех же регионов решило, что их родной язык является татарским, как фонетически наиболее близкий к дореволюционному тюрки.

Таким образом, этническая ассимиляция северо-западных башкир, в том числе значительной части рода Гирей, стала следствием ряда объективно сложившихся причин, о которых было рассказано выше. Однако, этот процесс в ряде случаев подстегивался сознательно уже начиная с конца XIX века. Одной из целей политического проекта «татарского миллета», как более высокой, по мысли его авторов, стадии развития локальных идентичностей, были поглощение и полная ассимиляция башкир, тептярей, мишарей, кряшен и др. Определенные круги научного сообщества Татарстана и сегодня прилагают усилия по демонтажу башкирской этничности. К примеру, в некоторых публикациях отрицается факт существования башкирского этноса, мол, это было всего лишь сословие, хотя оснований сомневаться в историчности татарской идентичности неизмеримо больше.

Говоря о проблемах этнической идентичности тех гирейцев, которые ошибочно считают себя татарами, нужно отметить, что данное явление во многом стало следствием слабого знания собственной истории. Люди руководствовались не доводами разума, основанными на исторической памяти и знании архивных документов, а эмоциями. Созданный многими поколениями казанских деятелей миф о великих булгарских и татарских «предках», рисует им сказочный образ прошлого, имеющий мало общего с исторической действительностью. Их выбор является скорее предметом веры, чем разума. Поэтому, хочется заострить внимание читателей на приведенных в данном томе материалах и документах, которые являются не результатом чьей-то прихоти, а артефактами истории. Из них следует, что башкирский период их истории насчитывает несколько сотен лет, тогда как татарский проект представляет собой недавнее явление, насчитывающее несколько десятилетий. На кладбищах гирейских аулов покоятся десятки поколений их предков, считавших себя не чувашами, и, тем белее, не татарами, которых до XX в. не существовало по определению, а только и только башкирами.

Необходимо отметить, что сегодня ассимиляционный процесс, затронувший башкирский народ, в значительной степени остановлен. Благодаря открывшемуся доступу к архивным документам и распространению исторических знаний все большее число этнических башкир, считавшихся до недавнего времени татарами, узнает правду о своем происхождении, узнает о своей подлинной истории. В то же время язык перестает быть главным маркером национальной идентичности, то есть татароязычность уже не является препятствием для башкирской самоидентификации. Можно разговаривать на татарском языке или северо-западном диалекте, можно быть абсолютно русско- или англоязычным, но при этом быть башкиром. Иноязычность не мешает чувствовать принадлежность к прошлому своего рода, без которого нет народа.