К вопросу об этнополитической ситуации в Урало-Поволжье

Ссылки

Галиуллин И. К вопросу об этнополитической ситуации в Урало-Поволжье // РБ — XXI век

---

В краеведческой и даже академической литературе, со страниц газет и в эфире ТВ соседнего Татарстана часто озвучивается пропагандистский миф о том, северо-запад Башкортостана населяют исключительно татары, а башкиры — это всего лишь название сословия, которое якобы состояло из этнических татар. Подобные публикации преследуют конкретную цель — реанимацию провалившегося в 1918 году проекта «Идель-Урал» и создание «Великой Татарии». Радикальные формы татаризма, начиная с 90-х гг. XX века, дестабилизируют ситуацию в нашей республике. Вспомнить, хотя бы акцию Татарского общественного центра «Река Ик [1] — Берлинская стена» и недавние заявления Союза татарской молодежи об инициации референдума об отделении от Башкортостана его западных районов и присоединении их к Татарстану [2]. Один из нынешних его татарских идеологов Д. Исхаков без обиняков заявлял: «Вот сейчас мы опять говорим, что республика для татар тесна, что нам весь Волго-Уральский регион нужен» («Восточный экспресс» №49, 2001 г.) [3].

Психоисторическая война, развернутая сторонниками агрессивного татаристского дискурса, направлена на демонтаж башкирской идентичности, в первую очередь, у жителей северо-западной части Башкортостана. В связи с этим необходимо сделать экскурс в прошлое, чтобы проследить историю этнонима «башкорт», его соотношение с терминами «тептяр», «мишар» и «татар», а также рассмотреть лингвистическую ситуацию в Урало-Поволжье с эпохи средневековья до XX века.

Этноним башкорт [4] среди других тюркских имен, имеющих живых носителей, на сегодняшний день является одним из самых древних наряду с названиями уйгур, кыргыз, дубо (тува) и др. Исчезли кёк-тюрки, огузы, тюргеши, кимаки, хазары, волжские булгары, печенеги и многие другие известные тюркские народы, а их современники башкиры сохранились до сего дня. Самое раннее упоминание о них находится в китайской хронике «Суй-шу», составленной в 643 году: в составе конфедерации огузских племен теле (тегрег), населявших территорию Западнотюркского каганата, названо племя ба-шу-ки-ли [5]. Ныне башкиры относятся к тюркским народам кыпчакской группы, однако, в их языке сохранились рефлексы огузского наречия. Не случайно, ведущий российский лингвист-тюрколог А. В. Дыбо пишет: «Башкирский язык, скорее всего огузский в своей основе, подвергался неоднократной кыпчакизации: в домонгольскую эпоху, в золотоордынский период и, наконец, в относительно позднее время со стороны татарского и казахского языков» [6]. В целом соглашаясь с выводом названного ученого, нельзя принять пункт о влиянии на башкир татарской языковой стихии, поскольку, как мы покажем ниже, предки современных казанских татар перешли на свой теперешний язык лишь в XV-XVI вв., а само понятие «татарский язык» вошло в употребление лишь в конце XIX — начале XX вв. Напротив, процесс языковой экспансии шел в обратном направлении — из Башкирии, Крыма и Мангытского юрта (Ногайской Орды) в Среднее Поволжье.

В арабской литературе страну Башкирию (билад Басджурт) впервые отмечает арабский путешественник середины IX в. Салам Тарджуман [7]. Секретарь багдадского посольства в Волжскую Болгарию Ахмед Ибн Фадлан писал в 922 году, что перейдя через реки Яик, Самара, Сок и Кондурча, они «прибыли в страну народа турок, называемого аль-Башгирд» [8]. Как видим, в X веке просторы нынешней Самарской области и юго-востока современного Татарстана были населены башкирами, потомки которых проживают там и поныне [9]. Авторы X в. аль-Истахри и Ибн Хаукаль знают башкир как обитателей Южного Урала и восточных соседей волжских булгар. Однако, самое развернутое описание Башкирии дает выдающийся арабо-сицилийский географ XII века Мухаммед аль-Идриси [10]. На его карте город Карукия, находившийся на территории так называемой «Внешней Башкирии» (Басджурт аль-хариджа), помещен у места впадения в реку Итиль (Агидель) некой реки, текущей с севера, вероятно, Уфимки. Арабские энциклопедисты XIV века ‘Абд ар-Рахман ибн Халдун, Шихаб ад-дин Ахмед аль-‘Умари упоминают область Башкурд как провинцию Золотой Орды [11]. Персидский историк и географ XIV в. Хамдуллах Казвини пишет о городе Башкорт: «М. кс и Башкурд — два больших города в седьмом климате» (مکس و باشقرد دو شهر بزرگ باقلیم حفتم) [12]. Если первый сопоставляется с золотоордынским городом Мокша (ныне с. Наровчат Пензенской области), то второй, судя по западноевропейским картам, отождествляется с Уфой. Западноевропейские путешественники XIII-XIV вв. Плано Карпини, Рубрук, Иоганка Венгр, картографы Пиццигани (XIV в.), автор Каталанского атласа (1375 г.) Авраам Крескес, а также Герард Меркатор (1512-1594 гг.) применительно к Башкирии используют такие формы, как Bascart, Bascardia, Pascherti.

После присоединения к Русскому государству понятие «Башкирия» в качестве хоронима и этнической территории башкир начинает фигурировать в официальных русских документах. Иван Грозный в духовном завещании 1572 г. поручает своему сыну «город Казань с Арскою стороною, и с Побережною стороною, и с Луговою стороною, и со всеми волостьми, и с селы, и с чювашею, с черемисою, и с тарханы, и с Башкирдою, и с вотяки» [13]. С XVIII в. оно прочно входит в официальный оборот и научную литературу: в сочинениях П. И. Рычкова используется термин «Башкирия», В. Н. Татищев в своих указах пишет «Башкирь» [14], в «Реестре башкирских волостей» от 1730 г. фигурирует даже определение «Башкирская провинция» [14. C. 138]. Русские писатели XIX в. живописуют Башкирию именно как Башкирию, а не Уфимский или Оренбургский край, в отличие от земель, населенных «татарами» [15], которые именуются только Казанской землей (краем, уездом). Не секрет, что журналисты центральных СМИ предпочитают использовать преимущественно это название вместо официального «Башкортостан». Причина проста: оно укоренено в русской литературной традиции, а потому естественно вытекает из русской же лексики. Этого нельзя сказать о таких названиях, как Татария (Татарстан), Чувашия, Марий Эл, Удмуртия, являющихся неологизмами периода национально-государственного строительства 20-30-х гг. XX века. Однако, и между последними имеется коренное различие. Если представления о землях марийцев, удмуртов и чувашей существуют, как минимум, с X в., [16] то хороним Татария (Татарстан) является новацией лишь века XX-го. Не случайно, упомянутый выше Д. М. Исхаков признает, что «этноним «татары» — плод деятельности многих татарских интеллектуалов» [17]. Другой казанский исследователь И. А. Гилязов приводит причину острого внимания на проблему татарской идентичности, которая проявляется в последнее время в научном сообществе: «Поскольку термин «татары» изначально не был нашим самоназванием, внимание историков все больше привлекали моменты, как этот этноним был привнесен в среду предков современных татар, как татар называли их соседи. Безусловно, негативное в целом отношение к этнониму татар в татарской среде в XIX — начале XX в. привлекало внимание исследователей» [18].

Поскольку этноним «татары» является плодом деятельности определенных лиц, то есть представляет собой продукт конструктивизма, возникает вопрос: как именовались предки казанских татар в прошлом? Эта проблема волновала многие поколения исследователей. Дело в том, что в немногочисленных источниках, написанных самими жителями Казанского ханства, термин «татары» не упоминается ни разу. Например, в челобитной «всей Казанской земли», поданной в 1551 г. Ивану IV, фигурируют лишь «чуваша и черемиса и мордва и тарханы и можары» [19]. В последних обычно видят мишарей, а в тарханах — феодальную верхушку башкирского народа [20]. По поводу остальных этнических групп — чувашей, мордвы и марийцев (черемисов) — до недавнего времени вопросов не возникало. Но где же здесь татары, коль скоро документ написан самими казанцами? Их отсутствие породило предположения, что они зашифрованы под другим названием. Под каким же?

Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно учесть, что нет ни одного источника «татарского» или, лучше сказать, туземного происхождения, в котором какая-нибудь этническая группа Золотой Орды именовала бы себя татарами. Как правило, для собственной атрибуции использовались племенные названия, например, Едигей-бек Мангыт, Тимур-бек Барлас, Мамай-бек Кият и т. д. [21]. Для более широких объединений обычно использовались имена выдающихся монгольских ханов, ставших эпонимами соответствующих межплеменных политических группировок: хан Чагатай — чагатаи, хан Ногай — ногайцы, хан Шибан — шибанцы (шибанлыг), хан Узбек — узбеки, но опять же никак не татары. Поэтому попытки некоторых авторов доказать использование данного термина в качестве самоназвания не имеют под собой доказательной базы. Упомянутый выше И. А. Гилязов признает бесперспективность этих поисков: «Имя «татар» стало широко известно по всей Европе с XIII века. Вначале оно было названием (и, по-видимому, самоназванием) одного из монгольских племен Центральной Азии, затем оно перешло в другое качество, и в XIV-XV вв. уже обозначало больше тюркоязычное население Золотой Орды». Беда только в том, что татарами оно именовалось опять же лишь со стороны соседей. Сами себя ордынцы так никогда не манифестировали. Поэтому И. А. Гилязов пишет: «К сожалению, исторических источников, которые непосредственно отражали бы этническое сознание населения Золотой Орды, почти нет». Проще было бы признать, что документов, доказывающих их татарскую идентичность, попросту не существует.

Если население Золотой Орды именовалось татарами лишь на страницах внешних источников — русских, арабских, персидских, армянских, европейских, а сами себя ордынцы так не называли никогда, следовательно, термин «татары» — это лишь экзоним или аллоэтноним, такой же как «немцы». В обыденном сознании русского народа этногеография мира была довольно проста: на западе живут немцы, а на востоке — татары. Например, еще в официальных документах XVIII века англичане именовались аглицкими, шведы — свейскими, испанцы — шпанскими немцами. Аналогичным образом, появились такие искусственные конструкции, как узбекские, ногайские, кавказские, азербайджанские, в том числе, и казанские татары, хотя на территории Евразии, начиная с XIII века, не было ни одного народа, использовавшего данный этноним в качестве самоназвания (автонима) [22].

Как известно, в 1202 г. Чингиз-хан и правитель кереитов Тогрул Ван-хан разбили татар и подвергли их поголовному уничтожению. Известный синолог Е. И. Кычанов писал: «Так погибло племя татар, еще до возвышения монголов давшее свое имя в качестве нарицательного всем татаро-монгольским племенам. И когда в далеких аулах и селениях на западе через двадцать-тридцать лет после той резни раздавались тревожные крики: «Татары!» — мало было среди надвигающихся завоевателей настоящих татар, осталось лишь их грозное имя, а сами они давно лежали в земле родного улуса, порубленные монгольскими мечами» [23]. Таким образом, несмотря на то, что татары подверглись физическому уничтожению, их имя продолжало жить собственной жизнью. Именно поэтому такие понятия, нередко встречающиеся в литературе, как «татарский хан», «татарское ханство», «татарский эпос» (о Едигее или Чура-батыре) или «татарский язык» применительно к эпохе средневековья, не могут использоваться в качестве научных терминов, поскольку термин «татары» является не более чем историографическим, литературным и фольклорным штампом.

Фигура умолчания относительно татар в источниках, касающихся Казанского ханства, была главной загадкой для историков, которая получила свое окончательное решение недавно. Так как же называло себя коренное население Казанского ханства и Казанского края до и после вхождения в состав Русского государства? Ныне считается общепринятым, что оно именовалось чувашами. Данное положение стало результатом исследований многих ученых. Еще первый русский историк В. Н. Татищев писал: «Вниз по реке Волге чуваши, древние болгары, наполняли весь уезд Казанский и Синбирский» [24]. Р. Н. Степанов обратил внимание на одно странное обстоятельство: в челобитных XVI—XVII вв. жители мусульманских сел Казанского уезда почему-то именуют себя чувашами [25]. В качестве иллюстрации можно привести судное дело 1672-1674 гг. жителей татарской деревни Бурундуки (Кайбицкий район РТ) Бикчюрки (Бекчуры) Ивашкина и Бикмурски (Бекмурза) Акмурзина, в котором они названы чувашами [26].

Другой пример, касающийся башкирского восстания 1681-1684 гг. или Сеитовского бунта, не менее показателен. В 1682 году казанский воевода Петр Шереметев докладывал: «в нынешнем же де во 190 году…Аюкай и Солом Серет и иные тайши, собрався с своими ратными людми, пошли под Казанские и Уфинские уезды войною по присылке воровских башкирцев и казанских татар…» [27]. Однако, параллельные показания ногайского мурзы Алабека Асанова рисуют несколько иную картину: «…в нынешнем де в 190 году…по присылке изменников башкирцев и чюваш, пришел к ним башкирцам Аюка тайша с калмыки и ногайцы и с едисаны и ныне стоит в башкирской деревне Карабаш» [28]. Речь идет об одних и тех же событиях с той лишь разницей, что русский воевода в качестве союзников башкир упоминает казанских татар, а мурза — чувашей. Следовательно, эти два термина тождественны друг другу. Разница состоит лишь в том, что первое название является сословным названием населения Казанского уезда, применяемым со стороны русской администрации. Второе название — это их самоназвание и туземное название, используемое представителями тюркских, монгольских и финно-угорских народов. Этноним «чуваши», применительно к татарам, пережиточно сохранился у марийцев, которые до сих пор именуют их словом «суас».

Казанский историк Д. М. Исхаков подвел черту под многолетними исследованиями на эту тему: «…наименование «чюваш» (šüäš), функционировавшее в Казанском ханстве как обозначение оседло-земледельческого тяглого населения («черные люди»), вполне могло быть использовано как этническое определение» [20. C. 80-81]. Таким образом, в приводившихся выше документах — челобитной «всей Казанской земли», духовной грамоте Ивана Грозного, актах Московского царства — предки казанских татар были зашифрованы под именем чувашей. В этой связи становится понятной характеристика австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, данная Казанскому ханству: «Царь этой земли может выставить войско в тридцать тысяч человек, преимущественно пехотинцев, среди которых черемисы и чуваши — весьма искусные стрелки. Чуваши отличаются также и знанием судоходства… Эти татары — культурнее других, так как они и возделывают поля, и занимаются разнообразной торговлей» [29].

Совершенно ясно, что здесь описываются не предки нынешних чувашей, а предки казанских татар. Накануне падения Казани, когда там боролись друг с другом две партии аристократов — казанская (промосковская) и крымская (антимосковская), чуваши-мусульмане на правах коренного населения активно вмешивались в феодальные усобицы: «и начаша рознити Казанцы с Крымцы, и приходили Чаваша Арская з боем на Крымцов: «о чем де не бьете челом государю?» Пришли на царев двор, и Крымцы Кощак-улан с товарищи с ними билися и побили Чавашу» [19. C. 166]. Понятно, что и здесь имеются в виду не чуваши-язычники правобережья Волги, которые вряд ли могли врываться в ханскую резиденцию мусульманской Казани и требовать изменения внешнеполитического курса страны. К тому же определение «Арская Чаваша» указывает на Арскую дорогу, охватывавшую территорию северной части Казанского ханства, где предки современных чувашей никогда не проживали.

Чуваши-мусульмане также жили в районе Закамской засечной линии, состоявшей из таких крепостей, как Ерыклинск, Тиинск, Билярск, Новошешминск, Заинск, Мензелинск. В 7159 (1651) году «приходили на государеву вотчину на Закамской уезд ногайские мурзы с воинскими людьми и взяли многие деревни и чуваской многой полон». Их случайно встретили башкиры во главе с тарханом Тоимбетом Янбаевым, ехавшие «по своей вере Богу молится» [30]. Тогда вместо молений они вступили в бой и «и с теми ногайскими воинскими людьми бились, и многих людей побили, и чуваский многой полон отбили…» [31]. Понятно, что чуваши Закамья опять же не могли соответствовать современным чувашам, а только предкам нынешних казанских татар. Таким образом, чуваши-мусульмане населяли все три географических региона современного Татарстана — Заказанье, Закамье и Горную сторону.

Как следует из анализа источников, население Казанского ханства состояло из двух страт, во-первых, оседлых земледельцев-мусульман, составлявших большинство и именовавшихся чувашами и, во-вторых, тонкого господствующего слоя (тюрко-монгольские племена Ширин, Барын, Аргын, Кыпчак, Мангыт и др. [32]), представлявшего кочевую аристократию и эксплуатировавшего тяглое чувашское население. Причем, последние, подобно русским, арабам, персам, европейцам, презрительно именовали своих господ татарами. Казанский поэт первой половины XVI в. Мухаммедьяр писал:

Эх, несчастный и тупой татарин,

Ты похож на собаку, кусающую своего хозяина:

Ты несчастлив и болезненный, негодяй и бесчеловечный,

Глаз твой черный, ты собака преисподней [33].

Понятно, что такую негативную характеристику ордынской аристократии Казани мог дать только представитель автохтонного населения края, люто ненавидевшего своих поработителей. Не случайно, Л. Н. Гумилев писал: «потомков этих болгар, составляющих значительную часть населения Среднего Поволжья, по иронии судьбы называют именем «татары», а их язык — татарским». Хотя это не больше чем камуфляж!» [34]. Каково в таком случае соотношение чувашей-мусульман Казанского ханства с современными чувашами?

Как следует из отчета Ибн Фадлана, население Волжской Болгарии состояло из следующих племен: булгар, эсегел (аскил), баранджар, сувар (суваз) [35]. Последние разделились на две противоборствующие группировки. Одна из них, отказавшись принимать ислам, избрала своим предводителем некоего Вирага [8. C. 76]. Выйдя из повиновения булгарскому царю, они переправились на правый берег Волги и положили начало народности современных чувашей. Другая часть сувазов приняла ислам, осталась в Болгарском царстве и образовала в его составе особый Суварский (Сувазский) эмират [36]. Арабский путешественник XII в. Абу Хамид аль-Гарнати, побывавший в Саксине [37], пишет, что там живут выходцы из Волжской Болгарии — булгары и сувары. В городе есть «еще соборная мечеть, другая, в которой молится народность, которую называют «жители Сувара», она тоже многочисленна» [38]. По всей видимости, племена Волжской Болгарии так и не слились в единую народность, причем, сувазы были численно преобладающей этнической группой [39]. Собственно булгары, вероятно, были правящей верхушкой, которая во время монгольских погромов XIII-XIV в. подверглась истреблению и к XV в. ушла в небытие, так как именно с этого времени имя булгар полностью исчезает со страниц исторических источников. Основным населением вновь образованного Казанского ханства становятся чуваши-мусульмане, что и нашло отражения в источниках. На каком языке они разговаривали?

Как известно, эпитафии Булгарского городища написаны арабской графикой, но их язык близок к современному чувашскому: вместо кыз ‘дочь’ — хир (هير), вместо джуз ‘сто’ — джур (جور), тугуз ‘девять’ — тухур (طحور) и т. д. [40]. Эти же самые слова по-чувашски звучат так: хӗр, ҫӗр, тӑхӑр. Как видим, сходство между языком мусульманского населения Казанского ханства и языком современных чувашей налицо. Не случайно, один из авторитетных исследователей Золотой Орды М. Г. Сафаргалиев писал, что «по материалам позднейшей булгарской эпиграфики нельзя делать вывод о языковом родстве булгар VII-XII вв. с современными татарами» [41]. В самом деле, надгробные эпитафии эпохи Булгарского царства и раннего периода Казанского ханства написаны на палеотюркском диалекте (R-язык), ближайшим родственником которого является чувашский язык.

Каким же образом и когда предки казанских татар перешли на современный Z-язык общетюркского типа? По всей видимости, этот переход состоялся под влиянием тюрко-монгольской кочевой аристократии, правившей в Казанском ханстве, ведь известно, что именно элита диктует простонародью свои идеалы, вкусы и ценности. Если говорить о времени смены языка, то произошло это не ранее XV века. Тюрколог-лингвист А. В. Дыбо пишет: «Окончательное формирование татарского языка происходило после образования Казанского ханства в середине XV века» [6]. Правда, он тогда татарским еще не именовался. Примерно тогда же финноязычная мещера Касимовского ханства, находившаяся под культурным влиянием крымско-ногайско-башкирской знати, которая выезжала на службу в Мещерский юрт, перешла на тюркский язык и превратилась в известных всем мишарей (мещеряков). Таким образом, проникновение тюркского языка кыпчакской подгруппы, сменившего в Среднем Поволжье палеотюркский (булгаро-чувашский) и мещерский (финно-волжский) языки, связано с военной и культурной экспансией, шедшей из тюркской степи, в том числе, из Башкирии. Проводниками этих процессов были род Барын, который имеется в составе современных башкир [42] и крымских татар, род Аргын, имеющийся у казахов, Мангыт — у ногайцев, Кыпчак — в составе большинства тюркских народов, кроме казанских татар, и другие. Что касается Мещерского юрта, то наличие там Иректинского и Каршинского беляков [43], а также «татар из числа тарханов и башкирцев», позволяет говорить о значительной роли башкирской знати в тюркизации тамошнего мещерско-мордовского населения [20. C. 215].

Полное переформатирование мещеры, изменивших язык и религию, а также переход казанских чувашей на новую речь потребовали соответствующей регламентации со стороны Русской сословно-представительской монархии. Учитывая служилый характер Касимовского ханства, его население было зачислено в созданные для них сословия мишарей, мурз и служилых татар. Мишари в отличие от последних двух сословных групп, были этносом и сословием одновременно. Этнический состав служилых татар был довольно пестрым. В их числе были ногайцы, крымцы, башкиры и др. [44]. Для чувашей-мусульман было учреждено сословие ясачных татар, вероятно, для того, чтобы отделить от ясачных чувашей-язычников. Однако, изменения во внешнем обозначении не изменили внутренней идентификации. Сохранился редкий документ, свидетельствующий об этом. В 1635 г. некий Рахман Кулуй от имени абызов и старейшин Казанского уезда обратился к крымскому хану с просьбой принять «еловых марийцев» (чиршы чирмыш چرشي چرمشي), «горных чувашей» (тау чуващ طاو چواشي), «иштек-башкир» (иштак башкурт اشتك باشقورت) в свое подданство [45]. Документ важен тем, что он написан от имени самих жителей Поволжья, а потому отражает их собственное самоназвание. Как видим, среди перечисленных этнических групп «татары» не значатся, следовательно, они названы в числе чувашей. Можно с уверенностью сказать, что данный этноним имел положительную коннотацию, о чем говорят данные ономастики. Среди таких башкирских этноантропонимов, как Казакбай, Туркмен, Ногай (Ногайбек), Узбек, Чермыш, есть также имена Чувашай, Чувашбай и Акчуваш [46]. Таким образом, решающую роль в образовании современных татар сыграло само Русское государство, которое создало сословия служилых и ясачных татар, ставшие теми формами, в которых на протяжении XVI-XX вв. отливался будущий татарский этнос.

С каких же пор казанские чуваши-мусульмане стали именовать себя татарами? Как показывают современные исследования, принятие нового имени произошло не ранее конца XIX — начала XX вв. Причем, этот процесс поначалу охватил только казанских мусульман и лишь позднее мишарей, тептярей и часть северо-западных башкир. Академик Иоганн Эбергард Фишер в 1755 году писал, что «те, кого сейчас зовут татарами, имя это не принимают, считают поношением» [47]. Историк XVIII в. Петр Рычков писал, что у тюркских народов имя татар «употребляется за презренное и бесчестное звание», так как оно означает «варвар, смерд, и ни к чему годный человек». Он авторитетно заявляет: «я совершенно уверен, что во всех тамошних сторонах ни одного народа нет, который бы татарами именовался». Однако, ниже добавляет: «Хотя живущие в Казанской и в других губерниях магометане, которым у нас татарское имя прилагается, оное звание сами для себя и употребляют, и как выше значит за бесчестное и поносное для себя не ставят: но сие может быть происходит у них от давнего обыкновения, принятого ими от российских сперва по смежности с ними, а потом и по подданству их к России, подобно сему как ныне все германцы не только от соседственных им народов, то есть россиян, поляков, турков, персов и татар, немцами прозваны, да и сами уже сие название, когда русским языком пишут, или говорят, без всякого предосуждения употребляют» [48].

Таким образом, этнофолизм «татары» прижился в качестве самоназвания казанских мусульман, однако, произошло это не сразу, так как еще в XVIII в. они продолжали именоваться своим исконным именем. Приведем некоторые примеры. Некий Кадыргул Кадырметев, допрошенный в 1737 г. в Чебаркульской крепости о причинах своего пребывания в Башкирии, сообщил: «Родом я ясашной чювашенин Казанского уезду, Арской дороги, деревни Верхнева Четаю» [14. C. 321]. Соседние народы именовали их аналогично. Интересно, что служилая татарская знать также именовалась чувашами. В Уфимском уезде с XVII в. были известны темниковские мурзы Ураковы, большинство из которых приняло крещение. Однако, один из них вернулся в ислам, за что из князей был низведен в ясачные татары [14. C. 144]. Это — переводчик Уфимской провинциальной канцелярии Кильмухаммед Ураков. Его поступок весьма порицался уфимскими дворянами, говорившими, что он «беззаконной чювашенин и принял обрезание» [49].

Вот еще один весьма симптоматичный пример. Один из вождей башкирского восстания 1735-1740 гг. батыр Тамьянской волости Кусяп Султангулов, приехавший в Оренбург под гарантии личной неприкосновенности, данные оренбургским ахуном Мансуром Абдрахмановым, а затем вероломно арестованный, говорил последнему: «ты де, чувашенин, меня обманул, да и мурза де чувашенин также обманул» [50]. В том, что мулла Мансур и касимовский мурза Кутлу-Мухаммед Тевкелев не были чувашами в нынешнем значении данного этнонима, нет никакого сомнения. Поэтому этническая характеристика, данная им Кусяп-батыром, весьма симптоматична.

В XIX в. имя чувашей в качестве самоназвания, судя по всему, сходит на нет, и общеупотребительным становится конфессионим «мусульмане» («бесермяне»). Однако, для наступившей эпохи национализма он плохо подходил из-за своей неопределенности. В это время среди мусульман Казани становятся популярными идеи историка и богослова Шихаб ад-дина Марджани о создании единого «мусульманского миллета» по примеру административной практики Османской империи [51].

В качестве названия для новой этнополитической общности по его предложению был взят псевдоисторический термин «татары», как претензия на великодержавность периода Золотой Орды, хотя прямыми потомками улуса ханов Джучи и Батыя могли считаться, в первую очередь, казахи, ногайцы и крымские татары, в меньшей степени — узбеки, каракалпаки и башкиры [52]. Говоря об идее «мусульманского миллета», казанский исследователь А. Хабутдинов пишет: «вплоть до начала XX века «татары» как самоназвание не было общепринятым для предков большинства будущих членов татарской нации», так как «члены нации чаще всего называли себя «мусульманами» (в противовес христианам) « [53]. А вот авторитетное мнение академика В. В. Бартольда: «Поволжские тюрки после некоторых споров лишь накануне революции 1917 года приняли название татары» [54].

Почему, несмотря на искусственность, татарский проект в конце XIX — начале XX вв. нашел поддержку у мусульман Казанского края? Дело в том, что именно они на протяжении XVI-XVIII вв. были одной из угнетенных в культурно-религиозном отношении группой населения России. Когда Ш. Марджани предложил своим соплеменник именоваться татарами, он, вероятно, и не предполагал, что новый этноним сыграет компенсаторную роль для их ущемленного национального самосознания. В. А. Шнирельман пишет: «Когда татары говорят о золотоордынской части их истории, им приятно сознавать, что в те далекие времена Русь подчинялась Золотой Орде — это основной момент татарского мифа» [55]. Именно этот психологический момент способствовал быстрому распространению нового этнонима среди потомков чувашей-мусульман, которые к монголам Золотой Орды не имели никакого отношения и, по иронии судьбы, сами являлись их жертвой, как и Русь. Таким образом, «исчезновение» чувашей Казанского уезда и появление «татар» были взаимосвязанными процессами.

Аналогичная историческая коллизия произошла в VI в., когда имя разгромленных тюрками аваров приняло племя вархонитов, вошедших в историю под названием псевдоаваров. Византийский историк VII в. Феофилакт Симокатта рассказывает, что, когда вархониты (племена вар и хуни) прибыли в Восточную Европу, местные народы — берсилы, оногуры, савиры и другие — приняли их по причине сходства имен за «страшных» по всей Азии аваров. Они почтили этих псевдоаваров богатыми дарами и выказали им покорность. Когда вархониты «увидели, сколь благоприятно складываются для них обстоятельства, они воспользовались ошибкой тех, которые прислали им посольства, и сами стали называть себя аварами» [56]. Аналогичным образом, сегодняшних поволжских татар с полным основанием можно назвать псевдотатарами, ибо подлинные татары были истреблены Чингиз-ханом, а их грозное имя, по выражению Л. Н. Гумилева, превратилось в камуфляж [57]. Таким образом, этноним «татары», являвшийся, по сути дела, историографическим штампом или клише, на многие века пережил своих настоящих носителей. Известный специалист по истории Золотой Орды В. Л. Егоров, говоря о древних татарах, отмечает: «Благодаря историческому заблуждению и прочно установившейся традиции имя их и сегодня сохраняется на этнической карте нашей страны, хотя современные татары не имеют никакого отношения к народу, обитавшему в средние века на границе с Китаем» [58].

При выборе этнонима казанские идеологи сделали ставку на подмену понятий и стереотипные представления, существовавшие в обыденном сознании русского населения. Этому также способствовала русская наука, слишком широко употреблявшая термин «татары», применяя его как по отношению к монголам Батыя, так и для обозначения тюрко-мусульманского населения Российской империи. Поэтому, как пишут современные авторы, «Марджани стремился объединить в единый татарский миллет всех мусульман округа Оренбургского духовного собрания, независимо от их племенных названий: булгар, татар, мишар, башкир, казахов, ногайцев, сибирских татар, а также по возможности исламизировать кряшен, чувашей и угро-финские народы края» [59]. Таким образом, «татаризм» изначально представлял собой модернистский и конструктивистский политический проект, не имевший опоры в истории и культуре. Именно поэтому он не нашел поддержки у башкир, казахов и ногайцев. Известный ученый, муфтий ДУМЕС (1922-1936 гг.) Риза ад-дин Фахр ад-дин писал: «В XIX веке наши ученые начинают общаться с востоковедами и изучать русские источники. Взяв безо всякой критики и проверки в качестве самоназвания, упоминаемых в русской исторической литературе татар, обесчестили себя» [60].

Для понимания сути этнических процессов, протекавших на территории Урало-Поволжья в XVII-XX вв., необходимо рассмотреть происхождение такой группы населения, как тептяри. Поскольку любая кочевая или просто воинская полития нуждается в тяглом населении, она приобретает его несколькими способами: либо путем прямого завоевания чужой страны и покорения ее населения, либо путем дистанционной эксплуатации (дань), либо путем создания класса зависимых людей на своей территории. Последний вариант был реализован в Башкирии посредством формирования сословия тептярей. Они неизвестны в других регионах России, так как данный социальный институт породила феномен башкирского вотчинного землевладения. Сам факт существования где-либо представителей этой группы априори указывает на принадлежность территории их проживания к категории башкирских земель. Историк А. З. Асфандияров в ряде своих работ объясняет ее возникновение внутренним развитием башкирского общества. По его мнению, первые тептяри представляли собой башкир, потерявших право на владение землей. В таком случае они переставали быть башкирами-вотчинниками и превращались в башкир-припущенников, которые жили в качестве арендаторов на земле своих соплеменников, то есть их «припускали» в свои владения другие башкиры-вотчинники. Со временем некоторые из них теряли связь со своей общиной или выталкивались из нее насильно. Отсюда — социальный термин «тептяр» (от башкирского глагола тибелеу — «быть выпинутым») [61].

В первоначальный период существования этого института ими становились, прежде всего, те из башкир-припущенников, которые в силу различных социально-экономических причин оказывались в хозяйственном отношении менее состоятельными, чем остальные. Для них было обременительным выполнение повинностей, возложенных на башкирское сословие, как то выплата ясака и, главное, несение военной службы «на своем коште». По словам руководителя Оренбургской экспедиции И. К. Кирилова, первоначально они «в казну ясаку ничего не плачивали» [49. C. 490]. В то же время любой экономически окрепший тептяр мог обратно перейти в свое «башкирское звание». Таким образом, первоначально тептярское сословие не имело непроходимых юридических границ с башкирами-вотчинниками. Лишь в 1631-1632 гг. правительство, не желавшее терять доходы, обложило их особым тептярским ясаком. Процесс тептяризации прежде всего коснулся западных башкир. Многие башкиры по тем или иных причинам переходили даже в сословие ясашных татар. Например, жители деревень Кутусас (Иманово), Сарсас Такирман, Саклы Чурашево, Старый Дрюш, Мрясово, Сеитово, Чиршилы (Шанды-Тамак) и Старые Саклы Мензелинского уезда в 1795 г. «были выключены из башкирцев» и записались в оклад, т. е. стали ясачными татарами [62]. Этнические башкиры были и среди мещан городов Уфимской губернии.

В последующий период истории, когда тептярские повинности стали более обременительными, нежели башкирские, башкиры-припущенники перестали переходить в тептярское сословие, оставаясь в своем собственном. Но зато среди тептярей резко возрастает численность переселенцев из числа чувашей-мусульман («татар»), собственно чувашей, марийцев, удмуртов, вышедших из своих общин и порвавших связь со своим сословием (ясачным или служилым), что существенно изменяет этнический облик тептярей в XIX веке. Таким образом, утверждения некоторых авторов о том, что данная группа состояло исключительно из «татар» не соответствуют действительности [61]. Последние в большинстве своем относились к категориям ясачных, служилых, торговых, чемоданных и прочих сословных татар, которые превосходили по численности тептярей. После упразднения в 1865 году Башкирского войска, в состав которого, помимо башкир, входили мишари и тептяри, последние прекратили свое существование в качестве сословий, однако, еще долго сохраняли свое прежнее этносословное самосознание. Что касается тептярей башкирского происхождения, то за столетия «тептярства» произошел следующий социальный сдвиг: значительная их часть в силу долговременной оторванности от своего этноса стали культурно тяготеть к «татарам», увлекая за собой башкир-вотчинников Мензелинского, Белебеевского, Бугульминского, Елабужского и Сарапульского уездов [58. C. 21].

Пожалуй одним из главных факторов, способствовавших утрате национальной идентичности у части западных башкир, был лингвистический вопрос. На протяжении веков литературным языком башкир был поволжский тюркú, основанный на чагатайской (среднеазиатской) письменной традиции и не в полной мере соответствовавший их народной речи. Он в равной степени был распространен среди башкир и «татар» [63]. Не случайно, В. Н. Татищев писал: «Бухарцы и другие учёные сего народа в Астрахани и Казани чегодайский язык почитают за начало и главнейший в татарских диалектах и оной за необходимый почитают ученому совершенно разуметь, и он так от простого татарского разный, что не учась, разуметь не может, хотя слов подобных в татарском множество» [64].

Как видим, чагатайский язык был языком высокой культуры, недоступным простому народу по причине обилия в нем арабизмов и фарсизмов. Применение по отношению к нему термина «старотатарский язык», как это делают ученые Татарстана, некорректно. Не существует ни одного средневекового источника, в котором бы он квалифицировался в данном качестве. Определения русских толмачей (переводил «татарское» письмо имярек) и авторов приниматься в расчет по вышеуказанным причинам не может. Тот же В. Н. Татищев пишет, что тюркским народам название «татары» было незнакомо: «Ежели бы кто, со здешними говоря по-татарски, употребил слово татар, то б никто не разумел, но называют тюрк. Например, спросить умеешь ли по-татарски, то скажет туркуча блямисин (т. е. «знаешь ли по-тюркски?» — авт.), татарская книга — турки китаби (т. е. «тюркская книга» — авт.), турецкая книга — руми китаби (т. е. «римская книга» — авт.) « [65. C. 271].

Поэма узбекского поэта Суфи Аллаяра (1644-1721 гг.) «Сабат ал-‘аджизи», завоевавшая огромную популярность среди населения Урало-Поволжья, была написана на чагатайском языке, а потому была им малопонятна. Поэтому они обратились к писателю и поэту Тадж ад-дину бен Ялчыгулу аль-Башкурди (1768-1838 гг.) с просьбой перевести ее на свой язык, который они определили как тюркский: «Тадж ад-Дина, сына Ялчигула, спросили: «Что будет, если переведешь «Сабат ал-‘аджизин» на язык тюрки?» [66]. Другой башкирский писатель, ‘Али Чукури (1826-1889 гг.), говоря о соплеменниках, заявлял: «…они умели читать написанное и писать на тюркском (تورکیچه туркича) « [67]. Ученый-просветитель XIX в. С. Б. Кукляшев писал: «Все языки, коими говорят и пишут турецкие и татарские племена, известны под общим названием тюркийского, или тюрки-тили» [68]. Миссионер Н. И. Ильминский, говоря о языке казанских татар, утверждал: «Его лучше было бы назвать языком Тюркским, потому что он принадлежит Тюркам, и восточные народы называют его «тюрки» [69]. Таким образом, тюрки был своеобразной латынью Востока, общим литературным языком для множества тюркских народов (как церковнославянский для многих славянских народов) вплоть до появления у них в XX веке национальных письменностей, приспособленных к народным говорам. Не случайно, в переписных листах Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. башкиры, тептяри и «татары» Мензелинского, Сарапульского и Елабужского уездов указывали в качестве родной речи именно тюркский или «мусульманский» язык [70].

Нужно отметить, что если для башкир язык тюрки был естественным продолжением народной речи, то у «татар» он стал доминировать в довольно позднее время (XV-XVI вв.). До этого, как уже говорилось выше, мусульманское население Казанского края говорило на диалекте, носившем на себе печать палеотюркского (булгаро-чувашского) наречия. Башкиры же изначально разговаривали на Z-языке общетюркского типа, о чем красноречиво свидетельствует тюркский филолог XI в. Махмуд Кашгари: «У племен кыргыз, кипчак, огуз, тухси, ягма, чигиль, уграк, чарук чистый единый тюркский язык. К ним близок язык йемеков и башгиртов» [71]. Причем, нет уверенности в том, что их язык изначально имел фонетические особенности, характерные для современного башкирского литературного языка, как, например, последовательная замена тюркского -s- звуком -h-. По всей вероятности, эта черта сформировалась под влиянием иранской (сарматской) этнической стихии, участвовавшей в этногенезе башкир [72].

Как уже говорилось, современный татарский язык образовался в результате языковой экспансии, шедшей в Среднее Поволжье из тюркской степи — Ногайской Орды, Крыма, Башкирии. Не случайно, Мухаммед-Салим Уметбаев (1841-1907 гг.) писал: «…татар теле боронғо джағатай вә истәк (башҡорт) халҡлары телендән килгән телдер... Бу тел илә сөйләшкән халаиҡлар үзләре төрки тел диб әйтәләр. Истәк йәғни башҡорт ҡәдимдә бу тел илә сөйләшкәнгә дәлил «Ҡысас Рабғызи» вә «Әбү-л-Ғази» вә «Бабур намә» китаплары... Бу телгә ғам исм төрки диб әйтүлә» (Перевод: «... татарский язык происходит из языка древних народов джагатай и истяк (башкир)... Народы, говорящие на этом языке, сами называют его языком тюрки. Доказательством того, что древние башкиры разговаривали на этом языке, являются книги «Кысас Рабгузи», «Абу-л-Гази», «Бабур-намэ»…Общенародное название этого языка — «тюрки») [73]. Не случайно, ‘Арифуллах Кииков давал языку тюрки определение «тач башкортча» («чисто башкирский») [74].

На этом языке в XIII—XX вв. писали такие поэты и писатели башкирского происхождения, как Кул ‘Али [75], Салават Юлаев, Тадж ад-дин бен Ялчыгул, Мифтах ад-дин Акмулла, Шамс ад-дин Заки, Мухаммад-‘Али Чукури, ‘Арифуллах Кииков, Мухаммед-Салим Уметбаев, Риза ад-дин Фахр ад-дин, Шейхзада Бабич и др. Поэтому расхожее мнение, бытующее в широких слоях народа, о том, что северо-западные башкиры разговаривают на татарском языке, которого, как было показано выше, не существовало до начала XX века по определению, поскольку еще не было народа с таким названием, является ошибочным. Во-вторых, для северо-западных башкир «татарский язык» (т. е. тюрки) был исконным, тогда как предки казанских татар — чуваши — восприняли его лишь на рубеже XV-XVI вв. от тюрков Дешт-и Кыпчака, в том числе, предков северо-западных башкир, а эти последние разговаривали на нем всегда.

В 20-е годы XX века были разработаны нормы современного литературного башкирского языка, которые основывались на юго-восточных диалектах народной речи. В в то же время говоры северных и западных башкир, фонетика которых была близка к тюрки и современному татарскому языку, были проигнорированы. Результаты этого ошибочного решения не замедлили сказаться при проведении советской перепии 1926 года, когда понятия об этнической (национальной) идентичности и родном языке были разведены в разные категории. Восторжествовал принцип лингвистического национализма, господствовавший в Европе XIX века: «я являюсь представителем той национальности, на чьем языке разговариваю». Если в 1897 году большая часть мусульмьанского населения западной и северной части исторического Башкортостана (южные уезды Пермской и Вятской губерний, Бугульминский, Бугурусланский, Белебеевский и Мензелинский уезды) считали своим родным языком башкирский язык или тюрки, то в 1926 г. большинство населения тех же регионов решило, что их родной язык является татарским, как фонетически наиболее близкий к дореволюционному тюрки. Этому также способствовала жесткая ассимиляторская политика властей Татарской АССР, направленная на конструирование новой исторической общности — татарской нации на основе казанских татар (чувашей-мусульман) путем включения в политический проект тептярей, мишарей и части северо-западных башкир.

Первая Всероссийская перепись населения 1897 г. учла в Мензелинском уезде Уфимской губернии, то есть на территории современных Тукаевского, Челнинского, Сармановского, Мензелинского, Муслюмовского, Актанышского районов Республки Татарстан, 123 052 башкира. Для сравнения: татар там было 107 025, тептярей — 14 875. В Вятской губернии (Менделеевский и Агрызский районы РТ) проживало 13 909 башкир, их которых 8 779 человек проживали в Елабужском уезде, а остальные в Сарапульском; в Бугульминском уезде Самарской губернии (Азнакаевский, Бавлинский, Ютазинский, Альметьевский, Лениногорский, Бугульминский районы РТ) было 29 647 башкир [76]. По подворной переписи крестьянского хозяйства 1912-1913 гг. в Мензелинском уезде Уфимской губернии проживало 458 239 человек. Из них: башкир — 154 324 чел. (или 33,7 %), русских — 135 150 (29,5 %), татар — 93 403 (20,4 %), тептярей — 36 783 (8,0 %), кряшенов — 26 058 (5,7 %), мордвы — 6 151 (1,34 %), чувашей — 3 922 (0,85 %) и марийцев — 2 448 (0,54 %). Как видим, татары, тептяри и кряшены лишь вместе взятые были сопоставимы по численности с башкирами. Однако в дальнейшем произошло резкое сокращение удельного веса последних: если перепись 1920 г. показала в ТАССР 121 300 башкир, то следующая перепись 1926 года зафиксировала лишь 1 800 лиц башкирской национальности, 3 мишарей и полное отсутствие тептярей [77]. Очевидно, что кривая падения не могла быть обусловлена естественными причинами. Тем не менее, в начале XX века северо-западные башкиры еще четко осознавали себя таковыми. Этот факт, между прочим, сыграл решающую роль в образовании так называемой «Большой Башкирии», то есть Республики Башкортостан в ее сегодняшних очертаниях.

Провозглашенная в декабре 1917 г. на Учредительном курултае Башкирская Республика («автономный Башкурдистан») включала в себя лишь так называемую «Малую Башкирию» (юго-восток исторической Башкирии), так как немедленное включение в ее состав многолюдной и разноплеменной Уфимской губернии не представлялось возможным. Но уже тогда башкирские лидеры ставили задачу собрать воедино всю историческую Башкирию. Учредительный курултай принял решение: «Для введения автономного управления в западной Башкирии, а именно: в западных частях Уфимской, Самарской и Пермской губерний — должны быть созваны там не позже января 1918 г. уездные съезды…, чтобы Уфимская губерния присоединилась целиком к Башкирии…» [78]. Признание в марте 1919 г. со стороны Советского правительства автономного Башкортостана дало толчок движению за присоединение к нему среди башкир Уфимской и Самарской губерний. Восстание «Черный Орел» или «Вилочное восстание», бушевавшее в феврале-марте 1920 г., шло под лозунгом «долой коммунистов и Красную Армию и за башкирского короля [Заки Валидова]» [79]. Причем, приговоры сельских сходов о присоединении к Башкирской Республике присылались в Башревком не только от башкир Бирского и Белебеевского, но и Мензелинского и Бугульминского уездов [80].

Однако, татарские национал-коммунисты также претендовали на Уфимскую губернию для учреждаемой большевиками Татарской АССР. М. Султангалиев с товарищами просил у Ленина отдать всю западную Башкирию вплоть до Уфы им. Вот как описывает эту встречу, состоявшуюся 22 марта 1920 г., один из ее участников. «Касаясь вопроса о башкирах, которые остались за пределами Малой Башкирии и, по нашему мнению, должны были войти в Татарскую республику, мы храбро старались убедить Ильича в том, что между татарами и башкирами в сущности разницы почти нет. На это Ильич примерно в таком смысле ставил нам ряд вопросов:

- А есть ли разница в языках или наречии татар и башкир?

- Есть, но совсем незначительная, и то среди крестьян, — следовал наш ответ.

Затем мы указывали на то, что вражда к татарам ограничивается лишь узким кругом шовинистически настроенной башкирской интеллигенции.

Тогда Ильич задал нам примерно такой вопрос:

- Ну, а кто же так недавно выгонял с побоями из башкирских деревень татарских учителей и даже мулл, как колонизаторский элемент, башкирская интеллигенция или сами крестьяне?

- Конечно, — ответили мы, — делали это крестьяне, но это было результатом агитации башкирской интеллигенции.

- А кто формировал полки и бригады из башкирских крестьян и сумел их повести в бой против кого угодно?

- Тоже башкирская интеллигенция, — тихо промолвили мы упавшим голосом.

Мы молчали, ибо дальше некуда было ехать. Ильич нас поставил, что называется, лицом в угол. Этими тремя простыми вопросами Ильич дал нам великолепный урок в том, как одна из только что освободившихся национальностей, сравнительно более сильная, не должна брать на себя роль благодетеля по отношению к менее сильной народности, а тем более действовать вопреки ее желаниям. В дальнейшем беседа была сосредоточена лишь на вопросе о татарах и татарской республике, подразумевая ее осуществление без тех башкир, о которых мы так усиленно «заботились» [81].

Однако, М. Султангалиеву и его единомышленникам все же удалось выпросить у Ленина для декретированной в 1920 г. Татарской АССР Мензелинский и Бугульминский уезды. При этом не бралось в расчет то, что эта территория была исконной землей башкир Булярской, Байлярской, Юрмийской, Гирейской, Сарайли-Минской, Кыргызской, Еланской, Енейской волостей. Лидерам Башкортостана, занятым в это время ожесточенной политической борьбой с местным Обкомом ВКП (б) и органами ЧК, удалившим из «Малой Башкирии» признанных лидеров башкирского народа Х. Юмагулова и А. -З. Валидова, тогда просто не хватило сил, чтобы воспрепятствовать этому решению. Таким образом, многие башкирские роды, а то и семьи, оказались разделенными административной границей. Так, например, село Новый Актанышбаш Краснокамского района Башкортостана было основано выходцами из села Актанышбаш нынешнего Актанышского района Татарстана. Жители обоих селений приходятся друг другу кровными родственниками. Однако, первые считаются башкирами, а вторые — татарами. Подобных примеров сотни.

Сегодня из уст некоторых жителей башкирских селений северо-западных районов Башкортостана нередко приходится слышать рассуждения следующего рода: мол, наши предки переселились сюда с территории Татарии, следовательно, мы также являемся татарами. Они просто не знают, что территория восточной части Татарстана вплоть до р. Зай является западной окраиной исторической Башкирии. К примеру, г. Альметьевск вырос из аула Альмет, носящего имя башкира Байларской волости Альмет (Альмухамет) -муллы Каратуйметова (Кара-Туймухаметова) [82]. Одним словом, предки упомянутых выше жителей Башкортостана переселялись не из Татарстана, которого тогда просто не существовало, а мигрировали по своей же башкирской территории. Само использование термина «Татарстан» применительно к периоду до 1920 г. с научной точки зрения является некорректным. В то же время понятие Башкирия в качестве этнической территории башкир имеет более чем тысячелетнюю историю.

Таким образом, этническая ассимиляция части северо-западных башкир стала следствием ряда объективно сложившихся причин, о которых было рассказано выше. Однако, этот процесс в ряде случаев сознательно подстегивался уже начиная с конца XIX века. Одной из целей политического проекта «татарского миллета», как более высокой, по мысли его авторов, стадии развития локальных идентичностей, было полное слияние казанских мусульман, башкир, тептярей, мишарей, кряшен и др. в единую общность под политическим главенством казанских деятелей. Если в отношении большей части казанских мусульман, тептярей и мишарей данный проект оказался в целом успешным, то башкиры стали его наиболее непримиримыми противниками, поскольку были цивилизационно чужды названным категориям населения диаспорного типа [83]. Отношение к земле, наличие древней культурной традиции и аутентичность ей, живая связь с историческим прошлым края создавала прочный фундамент для башкирской идентичности, существующей уже почти полторы тысячи лет. Напротив, этносословные группы мишарей и тептярей, не имевшие глубоких корней в Башкирии и утратившие связь со своей прародиной, быстро проникались модернистскими идеями и поэтому легко отказывались от собственной идентичности в пользу татарской.

Поверхностные, но броские лозунги обновления, освященные авторитетом мусульманских модернистов (джадидов), создавали иллюзию «прогрессивности» татарского проекта в отличие от «отсталого» башкиризма [84]. Будучи изначально ярко выраженным буржуазным движением, в революционный период он органично адаптировался к формационной, прогрессисткой по сути, теории марксизма и антропологии дарвинизма. Как труд делает из обезьяны человека, так и приобщение к этому проекту превращает отсталого башкира, тептяря или мишара в татарина — человека новой формации. Эти представления на уровне подсознания интеллигенции удачно коррелировались с идеей человека нового типа. Татарин — это такой же человек нового типа, но только мусульманин по вероисповеданию, хотя ислам для татарских национал-коммунистов был уже не столько мировоззрением, сколько культурным кодом. Не случайно, М. Султангалиев требовал создания отдельной мусульманской коммунистической партии, ответственной за мусульман (читай: татар), сегрегированных от общей массы советских людей. Однако, Сталин не потерпел сепаратизма в своих рядах, впрочем, как и религиозных предрассудков.

Успеху татарского проекта в конце XIX — начале XX века способствовала татарская компрадорская буржуазия, щедро финансировавшая сферу образования и книгоиздания. «Культуртрегерами» выступали татарские муллы и учителя. Мало того, сама структура Оренбургского духовного магометанского собрания, охватывавшая значительную часть территории Российской империи, стала скелетом экстерриториальной татарской общности. Казанский историк А. Хабутдинов справедливо замечает, что муфтият стал колыбелью татарской нации [85]. А ректор Нижегородского исламского института Д. Мухетдинов пишет: «…если для формирования башкирского этноса ОДМС не сыграло определяющей роли, то для татар именно муфтият создал миллет-нацию» [86]. Утверждение последнего верно и ошибочно одновременно. Действительно, муфтият не «творил» башкир, поскольку они являются этносом с более чем тысячелетней историей. Но нельзя сказать, что он не сыграл никакой роли в их судьбе. Напротив, деятельность ОДМС для башкир была скорее отрицательной, чем положительной, поскольку мусульманское духовенство выступало проводником татаризма, а, значит, ассимиляции. Именно поэтому, как говорил В. И. Ленин, башкирские крестьяне выгоняли из своих селений татарских мулл и учителей, как «колонизаторский элемент».

К сожалению, «прогрессивная» часть башкирского общества оказалась втянутой в орбиту татарского проекта. Ярким представителем этой категории людей является известный национал-коммунист и советский дипломат Карим Хакимов («Красный паша»). Являясь по происхождению башкиром Сарайли-Минской волости, во всех анкетах он записывался татарином. Татаризм вербовал сторонников среди башкир исключительно по идеологическим и психологическим мотивам, а не по признаку этнической солидарности, поскольку все они прекрасно знали о своем настоящем происхождении. Поскольку само понятие «национальность» в начале XX века многим казалось пережитком прошлого, переход из башкир в татары для многих, особенно, коммунистов, был переходом в иную историческую формацию, где вообще не будет никаких национальных границ. Легкость перехода обеспечивалась тем, что башкиры считались отсталыми по причине того, что у них не было пролетариата, а у татар был. Этому в немалой степени способствовало также то, что в годы Гражданской войны башкирское движение оказалось на стороне белых. Долгое время понятия «башкир» и «контрреволюционер» были тождественными.

Поэтому многие «прогрессивные» индивидуумы, открещиваясь от «реакционного» башкиризма, делали соответствующий выбор, тем более, что этот выбор не был сопряжен с проблемами морально-нравственного характера: татарин — это всего лишь усредненный тип «прогрессивного» урало-поволжского инородца, который и сам является всего лишь промежуточным пунктом на пути к формированию единой советской нации. Если, согласно Подворной переписи 1917 года, в Уфимской губернии был зафиксирован очень незначительный процент татар среди жителей Бирского и Белебеевского уездов, территориально совпадающих с северо-западом Башкортостана, то по данным переписей 1920 и 1926 гг. наблюдается «взрыв» татарской идентичности. Как пишет М. И. Роднов, «в Златоустовском уезде, также как в Белебеевском и Бирском отмечена активная «татаризация» — значительная часть тептяр, мишар и башкир стала именоваться (или были записаны) татарами» [87].

Определенные круги научного сообщества Татарстана прилагают все усилия по демонтажу башкирской этничности, поскольку она является последней преградой на пути к реализации их замыслов. Как уже говорилось, отрицается сам факт существования башкирского этноса, мол, это было всего лишь сословие, хотя оснований сомневаться в историчности татарской идентичности неизмеримо больше. Причем, научное сообщество Татарстана прекрасно понимает это. Академик АН Татарстана М. Закиев вспоминает, как идеологи казанского Кремля Д. Исхаков и Р. Хакимов создавали неотатаристский дискурс в 90-е годы прошлого века: «Исхаков в свое время предложил не упоминать о булгарском происхождении татар — давайте, сказал он, эту булгарскую теорию не будем пропагандировать. Ведь татаро-монголы — великий народ, они покорили даже русских, русские их всегда боялись. Пусть теперь нас тоже боятся и уважают». Относительно «чувашского» прошлого М. Закиев высказался следующим образом: «Отмечу, что до проведения первой переписи, которая была проведена по царскому указу среди народов края сразу после завоевания Казанского ханства в конце 16 века, те, кого сейчас называют татарами, называли себя «суасами».

Задачи, которые ставит перед собой радикальный татаризм, заставляет его идеологов абсолютно осознанно совершать чудовищные исторические фальсификации, одним из проявлений которых является ономастический номинализм, доведенный до абсурда. Например, любое упоминание в письменных источниках этнонима «татар», в том числе использование в европейских картах названия Tartaria («Тартарией» или «Великой Тартарией» западноевропейские картографы именовали значительную часть Евразии от Урала до Камчатки), преподносится как доказательство татарской идентичности в Средние века. Это напоминает заявление польского министра иностранных дел Г. Схетыны о том, что Польшу освобождали этнические украинцы, поскольку боевые действия против фашистов там вели части I-го Украинского фронта. Такой же смесью лицемерия и цинизма пропитана идеология крайнего татаризма.

Претензия казанских историков на наследие Золотой Орды вызывает негативную реакцию и у ученых Казахстана, так как именно казахи, ногайцы, крымские татары и значительная часть башкир являются прямыми потомками населения Улуса Джучи, то есть теми самыми литературно-фольклорными татарами, а отнюдь не те, кто именует себя сегодня татарами. М. Закиев охарактеризовал происходящее так: «благодаря идеям, которые навязывали руководству Татарстана Рафаэль Хакимов и Дамир Исхаков, мы испортили отношения со многими народами, прежде всего, с башкирами, поскольку им в трудах этих ученых было отказано в самоназвании. Рафаэль Хакимов записывал в татары всех. Кроме того, Дамир Исхаков стал еще ездить в Башкирию, где заявлял о том, что башкир там живет на самом деле меньше, чем татар, поэтому в будущем республика утратит свой статус» [88].

Образование татарской нации в начале XX века — это состоявшийся факт, который бессмысленно оспаривать. Однако, формирование татарского этноса еще далеко не завершено и на какой отметке стабилизируется это процесс — покажет будущее. Еще не «проглочены» так называемые сибирские татары, астраханские ногайцы, нагайбаки и кряшены, до конца не «переварены» мишари. Крымские татары давно позиционируют себя в качестве отдельного народа, а северо-западные башкиры пробуждаются от вековой летаргии. Боязнь потерять их побуждает сторонников агрессивной линии татаристского дискурса к активным действиям. Именно поэтому они превращают северо-запад Башкортостана в поле перманентной борьбы. Обращает на себя внимание также их стремление «отатарить» башкирские анклавы, находящиеся на территории Пермской области, Свердловской, Челябинской и Курганской областей и, таким образом, выйти на границы с Казахстаном, минуя Башкортостан. Неудачи в научном обосновании своих претензий на великодержавное наследство Золотой Орды вынуждает их создавать собственную, «аквариумную» историю, непризнанную нигде, кроме Татарстана. Жертвой этого обмана стал, в первую очередь, сам татарский народ, которому внушают мифы о происхождении его предков от воинов Батыя, пришедших на Волгу из Восточной Монголии. Как этот тезис уживается с культом Булгара, который объявлен Меккой мусульман Поволжья, остается загадкой.

Современные споры между «татаристами» и «булгаристами», кипящие в Татарстане, являются их внутренним делом. Однако, претензия сторонников агрессивного татаризма на северо-западных башкир не может не вызывать обратной негативной реакции. В стремлении отдельных казанских деятелей «отатарить» башкир просматривается желание подтвердить свой этноним «татары» за счет приобретения башкирских родов ордынского происхождения, как будто ассимилировав их, они, действительно, перейдут в иное качественное состояние. То есть создается некий образ-проекция того, как должен, по мнению идеологов татаризма, выглядеть идеальный тюркский этнос (наличие родоплеменной структуры, эпоса, традиционных музыкальных инструментов и т. д.), а затем идет «подгонка» под этот шаблон всех сфер конструируемой татарской культуры за счет заимствования недостающих элементов у других тюркских народов [89]. Эти виртуальные построения лишний раз доказывают виртуальность самого татаристского дискурса, остро нуждающегося в эмпирическом подтверждении. Однако, сделать это в рамках академической науки невозможно.

Именно поэтому выходят в свет публикации доктора филологических наук М. Ахметзянова, в которых утверждается, что башкирские роды Юрматы, Бурзян, Кыпчак, Табын и др. «на самом деле» являются татарскими, а сами башкиры за досадный для него факт имения в своей родовой номенклатуре этих названий оскорбительно именуются «мародерами» [90]. На самом деле, ситуация выглядит с точностью до наоборот. Статья Р. Х. Амирханова «От Урала до Вятки: земли татар племени минг» также преследует цель доказать татарское происхождение башкирского подразделения Минг, хотя историческая этнография не зафиксировала у татар ни одного из перечисленных племен [91]. Список подобных псевдонаучных публикаций настолько обширен, что происхождение этих инсинуаций нельзя признать случайностью, тем более, что многие их авторы являются сотрудниками Института истории АН РТ им. Марджани [92].

Ничего, кроме иронии, не может вызвать лицедейство татарстанских деятелей, играющих роль ходатаев за недооцененную роль Золотой Орды в генезисе Московского царства или выступающих в защиту ее поруганной чести. М. Шаймиев, уроженец башкирско-тептярского села Аняково, после выхода в прокат кинофильма А. Прошкина о Золотой Орде с видом глубокой озабоченности завил: «Если не заниматься историей, то фильма «Орда» может стать многосерийным» [93]. Вице-президент АН Татарстан Рафаэль Хакимов открыл всем глаза, заявив, что Чингиз-хан, оказывается, не был завоевателем, а был реформатором, а потому выступил за изъятие из учебников истории понятия «татаро-монгольское иго» [94]. Заявления вышеозначенных деятелей являются лукавством и пиаром, ставящим целью еще раз напомнить всем о монополии Казани на золотоордынское наследство со всеми вытекающими последствиями.

Упомянутый Институт истории АН РТ им. Марджани, подобно «Министерству Правды» из знаменитой антиутопии Д. Оруэлла, исповедует принцип: «Кто владеет прошлым, тот владеет будущим». Это — альфа и омега гуманитарной науки Татарстана. По мнению наиболее одиозных ее представителей, ради известных политических целей допустимо конструирование не только будущего, но и прошлого. И вот недавно в Уфе, столице Республики Башкортостан, открылся филиал этого очага радикального татаризма. Несколькими годами ранее открылось представительство Татарстана (хотя представительства РБ в РТ нет), а также корпункт Татарского ТВ (ТНВ). Налицо реализация политики этно-националистической экспансии, проводимой некоторыми кругами Татарстана и являющейся угрозой стабильности и межнациональному согласию в регионе.

Примечания

1. Граница между Татарстаном и Башкортостаном проходит по реке Ик.

2. Татарские национал-сепаратисты требуют референдума о присоединении районов Башкирии [Электронный ресурс]. URL: http://www.regnum.ru/news/poli... .

3. Наш народ оказался наивным: интервью с Дамиром Исхаковым / Восточный экспресс. 2001. № 49 [Электронный ресурс]. URL: http://tatarica.narod.ru/archi... .

4. Народная этимология данного этнонима — ‘главный волк’ или ‘вожак волчьей стаи’ (baş + kurt). Древние башкиры были частью огузских племен. На огузских языках — турецком, азербайджанском, туркменском — словоqurt, gurt, kurt значит ‘волк’.

5. Togan Zeki Velidi. Başkurtların Tarihi // Türksoy Yayınları. № 18. Ankara, 2003. S. 4.

6. Дыбо А. В. Хронология тюркских языков и лингвистические контакты ранних тюрков. М.: Академия, 2004. С. 811.

7. Géographie d’Édrisi. Trad. par P. Amédée Jaubert. T. II. Paris, 1840. P. 417. Idrisi. Nuzhat al-mushtaq fi-ikhtiraq al-afaaq. Ed. by maktaba al-thaqafa al-denia. Vol. II. Cairo, 2010. P. 839.

8. Путешествие Ибн Фадлана на Волгу / Пер. и комм. И. Ю. Крачковского. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1939. С. 65.

9. Представители башкирских родов Юрми, Байлар, Буляр ныне населяют Альметьевский, Азнакаевский, Актанышский, Бугульминский, Лениногорский, Сармановский и др. районы РТ.

10. Коновалов И. Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы. М.: Восточная литература, 2006. С. 122-124.

11. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. Спб., 1884. С. 236.

12. The Geographical Part of the Nuzhat-al-qulub, composed by Hamd-Allāh Mustawfī of Qazwīn in 740 (1340). Translated by G. Le Strange. Leyden. E. J. Brill, 1919. P. 255. Хамдуллах Казвини. Нузхат аль-кулуб. Рукопись 1641 г. из собрания Мичиганского университета.

13. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. Подготовка к печати Л. В. Черепнина. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 439.

14. Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. I: Башкирские восстания в XVII и первой половине XVIII вв. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 362.

15. Данный термин ставится в кавычки по причине его неоднозначности. Вплоть до конца XIX века он не использовался в качестве самоназвания, являясь экзонимом (аллоэтнонимом и сословным названием), то есть внешним обозначением, мусульман Среднего Поволжья. Попытки некоторых авторов доказать преемственность нынешних казанских татар с подлинными татарами, обитавшими в VIII-XII вв. близ озера Буир-Нур в Восточной Монголии и Маньчжурии, а затем истребленными Чингиз-ханом, не имеют подтверждения в исторических источниках.

16. В письме хазарского царя Иосифа упоминаются области Ц-р-мис (экзоним черемис являются тюркским обозначением марийцев), Арису (экзоним ар — тюркское название удмуртов), С-вар (сувар или суваз — древняя форма имени чувашей). См. Коковцев П. К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.: Издательство АН СССР, 1932. С. 99.

17. Исхаков Д. М. Татары: перепись и политика. Казань: Татарское книжное изд-во, 2010. С. 54.

18. Гилязов И. А. Этническое самосознание поволжских татар: некоторые вопросы формирования и его особенности // Ислам и проблема идентичности татар. Материалы «круглого стола» Исполкома Всемирного конгресса татар и Татарского государственного гуманитарного института. Казань, 20 марта 2002 г. [Электронный ресурс]. URL: http //www. dartmouth.edu/~crn/groups/religion_group_papers/Gilazov.pdf .

19. Полное собрание русских летописей. Т. 13. 1-ая половина. Спб., 1904: Тип. И. Н. Скороходова, С. 167.

20. Исхаков Д. М. От средневековых татар к татарам Нового времени. Казань: Мастер-Лайн, 1998. С. 62.

21. Мангыт, Барлас, Кият — знатные монгольские роды.

22. Сохранились лишь небольшие родовые подразделения в составе крупных группировок, входивших в состав различных чингизидских государств.

23. Кычанов Е. И. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир: Чингис-хан. Личность и эпоха. 2-е изд., перераб и доп. М.: Восточная литература; Школа-Пресс. 1995. С. 113.

24. Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн. I. Ч. II. — М.: Московский Императорский университет, 1769. С. 317.

25. Степанов Р. Н. К вопросу о служилых и служебных татарах // Сборник аспирантских работ. Серия право, история, филология. Казань, 1964. С. 68-69.

26. Судное дело чуваш Симбирского уезда // Русская историческая библиотека. Т. 15. Ч. IV. Спб., 1894. С. 1-17.

27. Акты исторические, собранные и изданные археографическою комиссиею. Т. 5 (1676-1700 гг.). Спб., 1842. С. 138.

28. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографическою комиссиею. Т. 10. Спб.: 1867. С. 70.

29. Герберштейн С. Записки о Московии / Ред. А. Л. Хорошкевич. Т. 1: тексты и перевод А. И. Малеина, А. В. Назаренко. М.: Памятники исторической мысли, 2008. С. 407.

30. Башкиры ехали для поклонения Аллаху на гору, находящуюся в трех верстах от развалин древнего Биляра, на вершине которой были погребены три суфийских шейха — Шаам-ахун бен Иштеряк, Абдуллах Урганджи по прозванию Муалим-ходжа, и Шебли-Суфи-ходжа (См. Шпилевский С. М. Древние города и другие болгарско-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1877. С. 63-64).

31. Вельяминов-Зернов В. В. Источники для изучения тарханства, жалованного башкирам русскими государями // Приложение к VI тому «Записок имп. Академии наук». №6. Спб., 1864. С. 43.

32. Первые четыре рода были приведены в Поволжье основателем Казанского ханства Улуг-Мухаммедом в 30-х гг. XV в. Мангыты появились в Казани после образования Ногайской Орды в конце XV в.

33. Мухаммедьяр. Тухваи Мардан. Нуры Содур. Поэмалар. Казань, 1966. С. 41.

34. Гумилев Л. Н. Корни нашего родства. Газета «Известия». 13 апреля 1988 г.

35. Данный этноним прошел закономерную для тюркских языков эволюцию сувар ~ суваз ~ суваш.

36. Янина С. А. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в. // МИА. № 111. М., 1962. С. 196.

37. Саксин — город, возникший на месте Итиля, столицы Хазарского каганата.

38. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.) / Публикация О. Г. Большакова, А. Л. Монгайта. М.: Наука, 1971. С. 27.

39. Сувары (сувазы) численно преобладали и в Хазарском каганате. См. Хамидуллин С. И. Бурджаны в истории Евразии. Уфа: Гилем, 2013.

40. Юсупов Г. В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. М. -Л.: Издательство АН СССР, 1960. Таблица №5.

41. Сафаргалиев М. Г. Один из спорных вопросов истории Татарии // Вопросы истории. №7. 1951. С. 76.

42. Башкирский род Барын населяет Учалинский район РБ.

43. Иректинский и Каршинский беляки (т. е. владения: от тюрк. биләмәк ‘владеть’) носят названия башкирских родов Иректы и Каршин.

44. Ногайцы, крымцы и башкиры имеют до 50-60 % совпадений таксонов родоплеменной номенклатуры. Общими являются такие подразделения, как Кыпчак, Барын, Минг, Салжиут, Кунграт, Бадрак, Канглы, Катай и др.

45. Юсупов Ю. М. История Башкортостана XV-XVI вв. Уфа: Гилем, 2009. С. 59.

46. Известен герой Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов русской армии 1813-1814 гг. урядник 1-го Башкирского полка Буранбай Чувашбаев. В документах фиксируется башкир Ельдякской волости Акчуваш Юкачев (См. МИБ. Т. III. Экономические и социальные отношения в Башкирии в первой половине XVIII в. / Сост. Н. Ф. Демидовой. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 9).

47. Фишер И. Э. О народе и имени татарском, также о древних монгольцах и их языке // Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие. Т. 2. СПб, 1755. С. 430.

48. Рычков П. И. Топография Оренбургская. Спб., 1762. Ч. 2. С. 49-56.

49. Материалы по истории БАССР. Т. III. Ч. I. Экономические и социальные отношения в Башкирии в первой половине XVIII в. / Сост. Н. Ф. Демидовой. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 563.

50. Материалы по истории Башкортостана. Оренбургская экспедиция и башкирские восстания 30-х годов XVIII в. / Автор-составитель Н. Ф. Демидова. Под ред. Н. В. Устюгова. Т. VI. Уфа, 2002. С. 557..

51. Миллет — культурно-национальная автономия религиозных меньшинств в Османской империи: православных греков и славян, армяно-католиков, иудеев;

52. Золотоордынский компонент в составе башкир представлен родами Барын, Кунграт, Салжиут, Гирей, Катай, Тамъян, Табын, Меркит, Кувакан, Минг и др.

53. Хабутдинов А. Ю. История Оренбургского магометанского духовного собрания (1788–1917) : институты, идеи, люди. Нижний Новгород, 2010[Электронный ресурс]. URL: http://www.idmedina.ru/books/r... .

54. Бартольд В. В. Сочинения. Т. V. М.: Наука, 1968. С. 143.

55. Шнирельман В. А. У каждого народа имеется свой национальный миф…[Электронный ресурс]. URL: http://www.tatar-history.narod... .

56. Феофилакт Симокатта. История. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 160.

57. Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М.: «Изд-во АСТ», 2002. С. 107.

58. Егоров В. Л. Золотая Орда: мифы и реальность. М., 1990. С. 14-15.

59. Мухетдинов Д. В., Хабутдинов А. Ю. Мусульманские духовные лидеры России Нового времени. Нижний Новгород, 2011 [Электронный ресурс]. URL: http://www. idmedina. ru/books/school-book/?3486.

60. Ризаэддин Фәхреддинев. Болгар вә Казан төрекләре. Казан: Татар. кит. нәшр., 1993. 36 б.: «Унтугызынчы милади гасырда безнең гыйлем сөючеләребез Көнчыгышны өйрәнүче галимнәргә катнашып йөри hәм рус әсәрләрен укый башладылар. Рус тарихларында күренгәләгән «татар» исемен тикшерүсез hәм тәнкыйтьсез алып, яманат чыгардылар».

61. Асфандияров А. 3., Абсалямов Ю. М., Роднов М. И. Западные башкиры. По переписи 1795 — 1917 гг. Уфа: Китап, 2001. С. 19-24.

62. Асфандияров А. З. Башкирия после вхождения в состав России (вторая половина XVI — первая половина XIX вв.). Уфа: Китап, 2006. С. 270.

63. Халиков А. X. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. Казань, 1978. С. 14.

64. Галяутдинов И. Г. Основные этапы развития башкирского литературного языка // Ядкар. 1995. №1. С. 141.

65. Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. М.: АСТ: Ермак, 2005. С. 277.

66. Галяутдинов И. Г. Два века башкирского литературного языка. Уфа: Гилем, 2000. С. 45.

67. Чукури М. -А. Тазкират ли-ль-ихван ва-ль-ахбаб. ВС ОРРК НБ КГУ. 684 т. Л. 7.

68. Кукляшев С. Татарская хрестоматия, составленная Салих-Джаном Кукляшевым. Казань, 1859. С. II.

69. Ильминский Н. Вступительное чтение в курс турецко-татарского языка // Учёные записки Казанского университета. 1861. Кн. III. С. 9, 12.

70. История башкирских родов. Еней. Т. 1 / С. И. Хамидуллин, Ю. М. Юсупов, Р. Р. Асылгужин, Р. Р. Шайхеев, Р. М. Рыскулов, А. Я. Гумерова. Уфа, 2014. С. 319-431.

71. Kaşgarli Mahmud. DivanüLugat-it-Türk Tercümesi. Ҫeviren B. Atalay. Ankara. 1992. Cilt I. S. 30; Махмуд ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / Пер., пред. и комм. З. -А. М. Ауэзовой. Алматы, 2005. С. 70.

72. Хамидуллин С. И. Бурджаны в истории Евразии. Уфа: Гилем, 2013. С. 68.

73. Умидбаев М. И. Татар нәхүсенең мохтасары / М. И. Умидбаев. Казань: Типография Б. Л. Домбровскаго, 1901. С. 47-48.

74. Ғарифулла Кейеков. Башҡорт тарихы вә ирәкте нәсәбе / Төҙ., инеш һүҙ авторы, аңлатма биреүсе М. Х. Нәҙерғолов. Өфө: РФА ӨҒҮ ТТӘИ, 2001. 60 б.

75. Единственным источником, проливающим свет на происхождение Кул ‘Али или Кул Гали является сочинение Тадж ад-дина Ялчигула «Таварих-и Булгарийа», в котором утверждается, что названный поэт происходил из башкирского племени Айле.

76. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Издание центрального статистического комитета министерства внутренних дел под редакцией Н. А. Тройницкого. Т. XLV. Уфимская губерния. Тетрадь 2. 1904. С. 3.

77. Язык и этнос на рубеж веков: этносоциологические очерки о языковой ситуации в Республике Татарстан. Казань: Магариф, 2002. С. 185.

78. Национально-государственное устройство Башкортостана (1917-1925 гг.). Документы и материалы / Автор-составитель Б. Х. Юлдашбаев. Т. 1. Уфа: Китап, 2002. С. 205.

79. ЦАОО РБ. Ф. 1832. Оп. 4. Д. 305. Л. 116—117.

80. Хамидуллин С. И., Таймасов Р. С. Образование «Большой Башкирии». Как это было. Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2008. С. 68.

81. В. И. Ленин и Татария. Сборник документов, материалов и воспоминаний. Казань, 1970. С. 339.

82. Асфандияров А. З. Аулы мензелинских башкир. — Уфа: Китап, 2009. — С. 575.

83. Бердин А. Т. Джихад, которого не было. — Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2009. — С. 7.

84. Бердин А. Т. Татаро-башкирский симбиоз как явление этнической экологии Урало-Поволжья // Окружающая среда и развитие человека: материалы межрегиональной научно-практической конференции. — Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2013. — С. 43—52.

85. Хабутдинов А. Ю. Оренбургское магометанское духовное собрание: от рождения до создания автономии [Электронный ресурс]. URL: http://www.idmedina.ru/books/h... .

86. Мухетдинов Д. Российские муфтии (1788-1950). Вступительное слово [Электронный ресурс]. URL: http://www.idmedina.ru/books/e... .

87. Роднов М. И. Население Уфимской губернии по переписи 1920 года: этнический состав (Бирский, Златоустовский и другие уезды). М.: Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, 2014. — С. 151.

88. Закиев М. Мишары — это татары со знаком качества [Электронный ресурс]. URL: http://www.regnum.ru/news/1231... .

89. Уже объявлены татарскими: ногайский эпос «Едигей», башкирские эпические сказания «Зая-Туляк», «Кузый-Курпеч и Маян-Сылу», башкирский народный инструмент курай, большое число башкирских народных песен. Предпринимаются попытки присвоить башкирский эпос «Урал-батыр», объявляются татарскими полки Башкиро-мещеряцкого войска, участвовавшие в изгнании Наполеона, а также башкирские восстания XVII—XVIII вв. Даже национальный герой башкирского народа Салават Юлаев в некоторых публикациях назван татарином.

90. Ахметзянов М. Башкортло — мародеры [Электронный ресурс]. URL: http://tatarica.yuldash.com/so... .

91. Амирханов Р. Х. От Урала до Вятки: земли татар племени минг // Татарские мурзы и дворяне: история и современность. Сб. статей. Вып. 1. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ. 2010. С. 65-72.

92. Бердин А. Т. Социокультурные аспекты национальной безопасности России и ответственность экспертного сообщества (на материале РБ) // Российской государственности 1150 лет: исторический опыт и вызовы современности. Материалы Всеросс. науч. -практич. конф. Челябинск: Челябинский филиал РАНХиГС, 2012. С. 114—121.

93. Учебниковые маневры [Электронный ресурс]. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2... .

94. Новая концепция учебника истории: ученые решили отменить татаро-монгольское иго [Электронный ресурс]. URL: http://www.kp.ru/daily/26139/3... .