Этнические различия в повседневной жизни молодежи

Лукьянова Е.

Этнические различия в повседневной жизни молодежи

Источник: http://www.gumer.info/bibliote...




«Татарин должен говорить по-татарски и ходить в мечеть...»

(из школьных сочинений)

Критика времени так же стара, как сама история. Человеческое сознание почему-то чаще выхватывает из жизни трагические для общества события, останавливается на самых острых его проблемах. Они становятся излюбленной темой для дискуссий, попадают на первые полосы газет, а затем ... и на страницы любого учебника по истории. Если когда-нибудь возьмутся написать историю России 90-х годов, то, наверное, одна из ее первых глав будет начинаться словами: «После распада СССР резко обострились межнациональные отношения в Армении, Грузии, Прибалтике, России и на Украине».

«Национальная идея», «национальное самосознание», «национальный вопрос» — эти сложнейшие философские категории сегодня без труда употребляются ведущими модных ток-шоу, журналистами, пишущими о событиях в конфликтных точках, социологами, рассуждающими о причинах этих событий. Политики разыгрывают «национальную тему» как беспроигрышную карту в своей борьбе за власть, легко манипулируя ее смыслами. Трудно предсказать все социальные последствия этой манипуляции, тем более оценить их как «плохие» или «хорошие». Главное, на наш взгляд, заключается в том, что все эти категории — «национальное самосознание», «национальная идея» и т. п., рассматривавшиеся ранее как исключительно научные термины стали сегодня актуальными категориями массового сознания, частью той картины мира, которую общество репрезентирует своим членам.

Как в обществе воспринимается эта картина мира? Как понимаются данные категории? Какова их роль в ценностно-мотивационной структуре личности? Оказывают ли они влияния на процессы социализации? Таковы были основные вопросы, интересовавшие нас в ходе исследования подростков по проекту «Этническое самосознание как фактор поведения социальных групп» (проект N 93-03-04198, РГНФ). Его главная цель — выявить семантические пространства таких категорий, как «национальность», «моя национальность», «человек другой национальности», «межнациональные отношения». Под семантическим пространством в данном случае мы понимаем совокупность определенным образом организованных признаков, описывающих смыслы некоторой содержательной области (например, «человек другой национальности»). Однако изучение семантических пространств для нас не сводится лишь к описанию этих признаков, оно включает в себя также анализ связей между ними, их влияния на те или иные поступки человека и на восприятие им действительности.

Такой подход к исследованиям этничности нам представляется очень перспективным. Он позволяет взглянуть на межнациональные отношения со стороны самого респондента. На сегодня проведено достаточно много социологических исследований по данной проблематике, направленных, прежде всего, на сбор больших объемов статистической информации типа: «В Мордовии столько-то процентов русских семей считают отношение доброжелательным, столько-то — настороженным и никто — «откровенно враждебным». Мы ни в коем случае не пытаемся оспорить правильность и нужность таких исследований, но в них респондентам предлагается высказаться в терминах и категориях этничности самих исследователей. Причем эти категории этничности (национальности), в соответствии с принципами объективности, одинаково задаются для представителей различных национальностей. Но тот ли смысл, что и ученые, вкладывают респонденты в предлагаемые им варианты, одинаково ли их понимают представители всех национальностей? Те ли элементы межнациональных отношений, которые выделяются учеными, являются для респондентов важными, те ли уровни проявления этничности изучаются? И вообще о чем мы получаем данные? Это отнюдь не праздные вопросы. Наоборот, ответы на них, полученные в пилотажном исследовании, помогут избежать многих ошибок. В частности, они помогут выявить значимые для респондентов смысловые категории и, таким образом, получить не только количественную сторону какого-либо социального процесса или явления, но и содержательную.

Предмет исследования — подростки 16—17 лет — также выбран не случайно. Ряд исследований, проведенных НИЦ «Регион», в частности по проблемам подростковой жестокости, показал, что именно подростки 16—17 лет не только активно реагируют на все происходящие вокруг них события, но и пытаются их как-то осмыслить, выработать свою позицию. 16—17 лет — это возраст серьезного выбора социальных ролей (гендерных, профессиональных и т. п.) и жизненных стратегий, связанный с переопределением «детской» картины мира. «Взрослый мир» несет в себе большое число стереотипов, в том числе и этнических, которые могут оказать влияние на этот выбор ролей и жизненных стратегий. Например: «... человек должен выбирать супругу с такой же национальностью, как и он» или «Кавказцев принято считать плохими. Родители мои всегда говорили, что их нужно бояться» (из школьных сочинений). Таким образом, подростки, выбирая для себя социальную роль или жизненную стратегию, обращаются к категориям этничности (национальности).

Данное исследование проводилось в одиннадцатых классах двух ульяновских школ в ноябре 1996 года. Одна из школ располагалась в районе компактного проживания русских семей, другая — татарских семей. Всего в исследовании принял участие 81 школьник (Таб. 1). Им предлагалось дать развернутые ответы-сочинения на несколько открытых вопросов по теме «Национальность в жизни человека».

Таблица 1. Социально-демографические характеристики школьников, принявших участие в исследовании (в абсолютных числах)

NN школы

В целом по выборке

Пол

Национальность

Национальный состав семьи

Мальчики

Девочки

Русские

Татары

Чуваши

Мордва

Украинцы

Русские

Татары

Чуваши

Мордва

Смешанные

   

N 13

36

8

28

26

4

1

1

1

26

4

1

1

3

N 55

45

21

24

7

28

11

0

0

5

26

9

0

4

Итого

81

29

52

33

32

12

1

1

31

30

10

1

7

Описывая методологию исследования, уместно также сказать о том, что настоящая работа посвящена ситуации в Ульяновской области, хотя в основу анализа положены переменные, общие для различных подходов к этничности. Две основных гипотезы исследования состоят в том, что, во-первых, принятие подростками категорий этничности (национальности) в систему значимых норм и ценностей отражается в разных формах на их поведение. Во-вторых, категории этничности становятся актуальными для подростков в связи с ситуациями выбора новых социальных ролей или жизненных стратегий.

Итак, первая задача, которую мы попытались решить в данном исследовании, заключалась в определении основных семантических признаков категории «национальность». Сама по себе эта категория для ребят оказалась достаточно абстрактной и никак не связанной с их повседневной жизнью. Зато эффективной получилось методика представления категории «национальность» через две другие: «люди моей национальности» и «люди другой национальности». При ответе на вопросы, связанные с ними, ребята вспоминали жизненные ситуации, в которые им приходилось попадать, конкретных людей, с которыми они встречались. В отношении ребят к ситуациям, в оценках поведения людей проявлялись их этнические установки.

Проведя анализ этих этнических установок, мы получили два локальных семантических пространства категории «национальность». Первое, используя высказывания самих школьников, определим как «национальность — это название», второе «национальность — это чувство какого-то родства». К нашему удивлению, первое пространство оказалось наиболее сложным. С одной стороны, национальность толковалась ребятами как некий предрассудок, который в лучшем случае «в цивилизованном обществе служит только для поддержания древних традиций». Интересно, что эту группу целиком составили русские девушки. «Главное в человеке все-таки не национальность, а что-то другое», — заключает одна из них. «Главное, чтобы он был человеком» «хорошим», «добрым, честным, порядочным», «с душой» и «не возвышал себя». Таковы критерии оценки людей у сегодняшних школьниц.

С другой стороны, о том, что национальность не играет в их жизни никакой роли, говорили подростки, попадавшие в детском саду или в начальной школе в такие жизненные ситуации, в которых окружающие обращали внимание на их национальность. «Чаще всего это были насмешки моих ровесников...», «... особенно мальчишек». Подростки, по их словам, очень трудно переживали этот опыт и даже сейчас оценивают его как самый негативный в своей жизни. Для них выходом из этой ситуации неприятия стала необходимость показать (или доказать?!) своим сверстникам, что они такие же, что их национальность не имеет значения в общении и дружбе.

И, наконец, третья составляющая связана с особым пониманием того, что такое «русская национальность». «Русские, — пишет один из одинадцатиклассников, — это все те, кто живет в России и разговаривает на русском языке». «Нет разницы, кто ты по национальности, если ты живешь на территориях России», «у нас одни и те же мысли, мы разговариваем на одном и том же языке, на русском». Язык, как показало исследование, вообще является важнейшим элементом рассматриваемых семантических пространств. К его анализу мы обратимся чуть позднее. Пока отметим, что татары и чуваши, говоря о людях другой национальности, в частности, когда речь заходила о «людях кавказской национальности», часто называли себя: «мы — русские». В американской этносоциологии есть понятие «воображаемой общности». В зависимости от ситуации люди могут менять этнические признаки своей идентификации. Подростки, определяя себя по отношению к другим национальностям, особенно к «приезжим», для которых Россия не является родиной, изменяют семантические признаки категории «национальность». В данном случае национальность понимается скорее не как этническая, а как государственная общность.

Рассмотрим теперь второе семантическое пространство: «национальность — это чувство родства». Это пространство интересно нам тем, что оно полностью основывается на понимании категории «национальность» татарскими ребятами. Национальность выступает здесь как некое сообщество, в котором «ты уверен, что тебе ничего плохого не сделают», «поймут тебя с полуслова», «помогут в беде». Связывающим элементом сообщества оказывается «сама национальность»: «Когда в компании встречаются люди с одинаковой национальностью, то они сразу заинтересовываются друг другом. Сразу начинают спрашивать, знаешь ли ты по-татарски, с какой деревни родители и т. д. С людьми своей национальности легче завести разговор».

Для нас последний отрывок имеет несколько важных моментов. Обратим внимание на то, что рассказ ведется от первого лица, хотя вопрос задавался ребятам в третьем лице: «Что сближает человека с людьми его национальности?» Рассказ от первого лица, употребление таких оборотов, как «моя национальность», «наша национальность», «меня сближает» и т. п. были свойственны школьникам татарской национальности. Русские школьники в своих сочинениях использовали формулировки типа «его национальность», «их национальность», «одна национальность». Поль Рикер ввел в социологию понятие идентификации персонажа и отмечал важность повествования от первого лица. Только в случае рассказа от первого лица, считал П. Рикер, сохраняется процесс самопознания персонажем себя1, в нашем случае, процесс познания себя через этничность (национальность). Пока происходит этот процесс самопознания, сохраняется этническая идентичность. Следовательно, осмысление категории «национальность» как некоего сообщества является более важным моментом самоидентификации для татарских, чем для русских подростков. Нам кажется, маргинальность положения татарских ребят, требующая от них одновременно идентификации со своим этническим сообществом2, которое имеет собственный язык, религию, культуру, и обществом, в котором преобладает другой язык, религия и культура, вызывает противоречивость этих идентификаций. Можно предположить, что выявленные нами семантические пространства являются в определенном смысле вариантами решения этой противоречивости в пользу либо общества («национальность — это только название»), либо своего этнического сообщества («национальность — это чувство родства»).

В социологии разработано несколько подходов к изучению сообществ. Перспективным для анализа этнических сообществ, на наш взгляд, является подход, который рассматривает сообщество как множество пересекающихся коммукационных сетей, сохраняющих стабильность в течение некоторого времени. В рамках данного подхода вводится понятие границ сообщества. Границы сообщества — это его главные отличительные элементы, а в нашем случае это еще и элементы семантического пространства «национальность — как чувство родства».

Обратимся опять к работам самих школьников. «Татарин должен говорить на татарском языке и ходить в мечеть». В этом отрывке как нельзя лучше представлены два основных элемента: язык и вера, — которые, по мнению подростков, сближают человека с его национальностью. Причем в выборе того или иного элемента можно проследить гендерные различия. Так, язык как отличительный элемент своей национальности чаще всего указывали юноши, а веру (религию) — девушки. Родной язык является для татарских ребят повседневным средством общения не только дома, в семье, на улице, но даже и в школе. «Общение людей друг с другом доставляет просто удовольствие, при общении с человеком ты можешь узнать что-то очень важное, но на своем родном языке общение еще приятней». Или другой пример: «Мне легче общаться с людьми своей национальности, то есть с татарами. Когда я общаюсь с человеком своей национальности, я могу что-нибудь сказать и по-татарски. Когда я общаюсь с русскими, у меня вылетают и татарские слова, но они ведь не понимают. Обидно». Опять обращает на себя внимание то, что татарские ребята пишут о языке, так же как и о национальности, от первого лица, употребляют такие обороты, как «мой язык», «родной язык», «свой язык», «язык, на котором говорят только они». Русские школьники также отмечали язык в качестве отличительного элемента одной национальности от другой, но при этом они использовали фразы типа «их язык», «национальный язык», «язык, на котором говорят эти люди». Русский язык, следовательно, вообще не служит для них идентификатором со своей национальностью. Скорее всего, это объясняется тем, что русский язык является не только языком национального большинства, но и еще единственным государственным языком, который должны знать люди всех национальностей, проживающих на территории России. Русский язык в такой ситуации утрачивает свои свойства как отличительного элемента этнического сообщества. И наоборот, отличительные свойства языков национальных меньшинств, в частности татарского, усиливаются. Язык, обладающий такими отличительными свойствами, как раз и обеспечивает возникновение коммуникационных сетей внутри этнических сообществ. С другой стороны, языковая несхожесть в ситуации, когда национальный язык не является преобладающим на той или иной территории, превращает этническое сообщество в этническое меньшинство. Не зря те ребята, которые уделяли в своих работах большое внимание важности общения для себя на родном языке, острее, чем другие, воспринимали ситуацию этнического меньшинства. «Когда встречаешь человека своей национальности, то возникают общие идеи, разговоры, интересы, и разговаривать легче друг с другом, не чувствуя никакой разницы... Мы, татары, живем как бы не у себя дома, а у русских, и поэтому нам приходится мириться с ними... Нужно жить, и для этого даже помириться с чертом...» Интересно, что ребята других национальностей отмечали бережное отношение татар к своему языку как одну из главных черт татарской национальности. «Я сам чуваш, а меня там, где я живу, окружают русские и татары, и чуваши, так я знаю все три языка, и проблем не возникает, татары (а не русские — прим. Е. Л.) иногда хвалят, говорят, что в жизни пригодится».

Таким образом, язык является важным элементом семантического пространства «национальность — это чувство родства». Мы показали, что язык, обладающий отличительными свойствами, в частности татарский язык, обеспечивает возникновение коммуникативных сетей внутри этнического сообщества. Говоря о коммуникативном подходе к изучению сообществ, мы отмечали, что важна также стабильность этих коммуникативных сетей. Следовательно, в сообществе должен быть элемент, способствующий сохранению его стабильности. Анализ данного семантического пространства позволяет нам говорить, что таким элементом у татар служит вера. Чтобы понять это, необходимо обратиться к объяснениям «мусульманской» или «исламской» веры и определению ее места в жизни, которые дают сами татарские ребята. «Вера ислама — это порядки, которых надо придерживаться». «С рождения религия играет большую роль в жизни. Справляем все религиозные праздники. Подчиняюсь религиозным законам. Верю в Аллаха».

Из приведенных отрывков видно, что, во-первых, вера татарскими ребятами связывается с праздниками, обрядами и какими-то устоявшимися порядками. Словом, с тем, что можно описать понятием традиция3. Но эти традиции являются для татарских ребят актуальными образцами их поведения, прививаемыми им с детства: «Я с детских лет была воспитана в любви к аллаху», «В трудных ситуациях читаю молитвы. Научила бабушка». Во-вторых, обратим внимание на ту требовательность или императивность веры, которая содержится в ее определениях: «надо придерживаться», «подчиняюсь», «должен ходить в мечеть» и т. д. На наш взгляд, эта императивность веры как раз и делает традицию в татарском сообществе если необязательной, то очень желательной формой поведения, превращая ее в значимую систему норм для подростков. «... так как я верю в Аллаха, то стараюсь по мере возможности не совершать плохих поступков, потому что верю: за ними последует наказание...»

Такое отношение к вере можно найти только у татарских школьников. Русские школьники совсем не писали о вере как о норме, несоблюдение которой предполагает наказания. Вера для них — это «просто моральная поддержка», «помогающая выжить». «Когда мне плохо, то я обращаюсь к Богу. Он мне помогает верить и надеяться на лучшее», — вот характерное для русских ребят объяснение веры. Для них, в отличие от татарских ребят, важна не культовая, а духовная сторона веры: «Религия в жизни человека выполняет роль духовного стержня, стержня человека», «... если бы я ни во что не верила, я бы наверняка потеряла смысл жизни, относилась бы ко всему скептически и была бы пессимисткой», «Религия — это очень личное!» — делают вывод русские ребята. В этой фразе, на наш взгляд, заключается главное различие в понимании веры русскими и татарскими школьниками. Для первых вера — это часть личности человека или нечто, касающееся только самого человека. Религия для русских ребят, даже несмотря на то, что в ответе на вопрос о своем вероисповедении они писали о христианстве или православии, не является жестко закрепленной именно в рамках данной религии. Скорее всего, это просто названия, к которым они привыкли с детства, связанные с тем, что все русские придерживаются православия и верят в Христа. Некоторые из русских ребят открыто заявляли, что у них есть собственный Бог и своя религия. Для татар, наоборот, религия является частью всего этнического сообщества, устанавливающей нормы их жизни. Благодаря этому религия становится элементом, обеспечивающим стабильность коммуникационных связей внутри татарских сообществ.

Поскольку вера в татарском сообществе устанавливает норму и порядок жизни, то она явно и неявно несет для татарских подростков те установки, которыми они должны руководствоваться при выборе социальных ролей. Исследование показало, что именно вера оказывает большое влияние на очень актуальные для ребят брачные установки и на выбор будущего супруга (супруги) : «Например, если это просто друг или подруга, то мне все равно. А более тесные отношения — ни за что. Если я выйду за него замуж, мне придется жить с ним всю жизнь. Мы не сможем отметить с ним ни одного праздника, нам будет тяжело» или «но вот парня я, конечно, пожелала бы иметь своей нации, чтобы не было в дальнейшем всяких разногласий по поводу веры». Таковы взгляды современных татарских девушек на брак. Ситуация близких отношений и предстоящего брака между людьми двух различных национальностей воспринимается как конфликтная, в которой национальность приобретает гораздо более важное значение, чем в повседневной жизни. Причем инициаторами этих конфликтных отношений, судя по рассказам ребят, выступают их родители. «Когда я познакомилась с Рамилем, он привел меня знакомиться с его мамой. Она тогда спросила: «Ты русская или татарка?», но я ответила, что русская, она почему-то долгое время сопротивлялась мне». Другой пример: «Сейчас уже год как я хожу с русским парнем, и он мне очень нравится, хоть мама и говорит, чтобы я его бросила». Таким образом, в 16-17 лет подростки, в основном девушки, снова попадают в ситуации, когда окружающие обращают внимание на их национальность. И эти ситуации несут в себе негативный жизненный опыт.

Итак, мы рассмотрели два основных элемента — язык и вера — семантического пространства, в котором национальность понимается как некое сообщество. Мы также предположили, что язык обеспечивает возникновение коммуникативных сетей внутри этнических сообществ, в частности татар, а вера — стабильность этих сообществ. Еще раз подчеркнем, эти элементы были выделены подростками 16-17 лет, поэтому мы не претендуем на то, чтобы обобщать наши выводы на все возрастные группы и все национальности. В психологии есть понятие «имплицитной теории личности». Нам кажется, это понятие применимо и к социальному уровня. Тогда все наши рассуждения можно рассматривать как рассуждения по поводу «имплицитной теории национальности» подростков 16-17 лет. Было также введено понятие границ, которое помогло нам при анализе выделенных элементов семантического пространства. Но понятие границ полезно для нас также тем, что оно возникает из противопоставления «мы» и «не мы». Появляется ещё одна важная категория — «другая национальность». Честно говоря, эта категория оказалась несколько сложнее для анализа, чем мы ожидали. Можно выделить две главных группы, различающихся между собой по пониманию того, кто такие «люди другой национальности». Вполне естественным было появление группы, для которой «люди другой национальности» — это «люди, непохожие на меня», «у них совсем другие обычаи, другая разговорная речь», «другие манеры, другая жизнь, другая вера...»

Совсем неожиданной и потому более интересной оказалась вторая группа школьников. Для них «другая национальность» — это национальность, вызывающая к себе негативное отношение, от недоверия до отвращения. Эта группа не является однородной. В ней можно выделить две основных «других национальности»: кавказскую и чувашскую. Причем выбор зависел от национальности самого подростка. Так, русские ребята, как правило, писали о кавказской национальности как другой для себя, а татарские ребята — о чувашской. «Если мне говорят про чувашей, — рассказывает одна из татарских девушек, — то у меня есть какое-то отвращение к ним. Ну, они не аккуратны, грязнули, от них плохо пахнет. И поэтому я не очень стараюсь с ними общаться. И иногда их просто трудно понять...» А вот отрывок на ту же тему из сочинения другой татарской школьницы: «Ко всем национальностям, кроме чувашей, я отношусь положительно. Чуваши одеваются в какое-то тряпье, они очень много говорят». Другие татарские ребята, описывая свое отношение к чувашам, также говорили, что их отталкивает неаккуратность чуваш, непонятность их языка. Вообще можно отметить, что для Ульяновска свойственно пренебрежительное отношение к чувашской национальности. «Чувашин» или «чувашка» стали нарицательными, даже «ругательными» (как написала одна из школьниц) словами, обозначающими невежество, неаккуратность и болтливость человека. Хотя сами чувашские ребята писали о своей национальности очень тепло, старались выделить положительные качества, свойственные людям их национальности. «Чуваши очень веселые, любят петь. У них очень красивый национальный костюм. Язык тоже своеобразен». «Чуваши, — читаем мы уже в другом сочинении, — любят погулять от души, доставлять радость своим близким и родным. Они редко бывают скупы». Стоит отметить тот факт, что только чувашские ребята, рассказывая об отличительных чертах своей национальности, писали об ее лучших, на их взгляд, качествах. Остальные часто говорили и о негативных свойствах своей национальности. На этих качествах мы остановимся позже, а пока обратимся к анализу второй «другой национальности» — кавказской.

У русских ребят мы сталкиваемся с такой же картиной неприятия «людей другой национальности». Школьники старались найти и подчеркнуть самые плохие черты этой национальности, называя кавказцев не иначе, как «чурками». «Не нравятся они мне ... нет в них ничего душевного. У них базарный образ мышления...», «Я их боюсь. Этих людей принято считать плохими. Родители мои всегда говорили, что их нужно бояться. И у меня это осталось в голове. К этим людям я испытываю чувство брезгливости, они мне кажутся грязными. Фу! У них имеется длинный кривой нос, грязное лицо и золотые зубы». Итак, человек кавказской национальности, по мнению школьников, обязательно грязен, небрит, злобен и невежественен. Его отличают «большая наглость», «воинственность», «желание наживы любым путем вплоть до убийства» и «падкость до женского пола» («им только юбку покажи...»). Только русским ребятам оказалось свойственно чувство страха перед «другой национальностью».

Частично объяснить природу этого страха нам помогут результаты другого исследования, проведенного НИЦ «Регион» в ноябре-декабре 1995 года в рамках инициативного проекта «Молодежь и насилие в современном мире». В этом исследовании принимали участие школьники 7—11 классов двух ульяновских школ. Им предлагалось ответить на ряд вопросов, посвященных проблемам жестокости и насилия, в частности, описать качества жестокого человека, заполнив семантический дифференциал. Среди прочих задавался вопрос и о «людях другой национальности». Результаты проведенного дисперсионного анализа показали зависимость между выбором «кавказской национальности» как другой национальности и выборами крайних отрицательных значений по шкалам семантического дифференциала. Ребята, которые назвали другой для себя кавказскую национальность, как правило, указывали самые крайние отрицательные значения по двум шкалам семантического дифференциала: безжалостный — сострадательный (68. 2%) и агрессивный — дружелюбный (72. 7%). В отношении других национальностей таких зависимостей не наблюдалось. Следовательно, ребята в сочинениях вовсе не случайно писали о таких качествах кавказской национальности, как агрессивность, воинственность, злобность. Люди кавказской национальности ассоциируются у подростков с жестокостью и воспринимаются некоторыми из них как источник потенциальной опасности. Более того, существующая напряженность в межнациональных отношениях также связывается ребятами с присутствием в городе людей кавказской национальности: «Ну, сейчас в городе почти все не любят людей кавказской национальности, и в этом виноваты сами кавказцы».

Несомненно, на такое восприятие кавказской национальности большое влияние оказывает война в Чечне. В декабрьском исследовании около 14% подростков на вопрос: «Чего вы боитесь больше всего?» — отвечали: «Войны». Вообще война, открытые столкновения, т. е. самые крайние проявления вражды между людьми различных национальностей, для школьников являются показателями ненормальных межнациональных отношений: «У нас в области отношения нормальные, войны пока нет». По мнению ребят, не национальность, а «вера служит основной причиной этих войн». Поэтому не лишним будет остановиться на том, что думают русские и татары друг о друге, какие особенности жизненного уклада, характера выделяют друг у друга. Интересно, что логика построения ответа на этот вопрос похожа у русских и татарских ребят: «Татары относятся к русским хуже, чем русские к ним» и, наоборот, «русские относятся к татарам хуже, чем татары к ним». Но порой раскрытие этого тезиса, особенно у русских ребят, приводило к обратному утверждению. Например, один из русских школьников так отозвался о татарах: «Мне кажется, что татары — хитрый народ. Татарин все делает исподтишка. Именно они способны нанести удар в спину» или «…татары самолюбивы и не желают видеть в других себе равных», — считает русская школьница. Среди других негативных черт татарской национальности русские ребята выделяли «большое упрямство», «завистливость и жадность», «мстительность», «вредность» и «злобность» татар. Русский человек для них «имеет совершенно иную психологию», его отличает «своеобразное чувство юмора», «широта, доброта и простота души», «в какой-то степени даже самопожертвование». Татарские ребята также отмечали простоту русского народа, но старались показать её как отрицательное, а не как положительное качество. Татарские ребята также называли такие черты русских, как «любовь выпить» и «пожить на «широкую ногу». О своей национальности татарские школьники писали как об очень «трудолюбивой», «гостеприимной» («если татарин не проводит своего гостя до калитки, он будет плохо спать») и «гордой». «Татары уважают людей, старших и малых», «держат обряды», и «они более верующие, чем русские». Таким образом, можно отметить, в особенности у русских ребят, определенную долю негативизма в отношении к татарской национальности. Хотя сама по себе татарская национальность не воспринималась ими как «другая национальность», вызывающая по отношению к себе отрицательные эмоции.

*****

В данной работе мы попытались выявить семантические пространства категорий «национальность» и «другая национальность», их роль в ценностно-мотивационной структуре личности подростков 16-17 лет, а также их влияние на процессы социализации. Нами было выделено два таких семантических пространства: «национальность — название» и «национальность — чувство родства». Мы предположили, что эти семантические пространства в определенном смысле являются вариантами решения противоречий («напряженности») в этнических идентификациях подростков. Кроме того, мы рассмотрели два основных элемента семантических пространств: язык, который обеспечивает возникновение коммуникативных сетей внутри этнических сообществ, и веру, придающую стабильность этим сообществам. Подчеркнем еще раз пилотажный характер исследования, не претендующий на какие-то окончательные выводы, но служащий основой для очень интересных гипотез.

1 См.: Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. — М.: АО «KAMI», Издательский центр ACADEMIA, 1995.

2 Здесь также надо учитывать, что исследование проводилось в районе компактного проживания татар. В этом районе находится одна из двух в Ульяновске мечетей, при которой открыта школа арабского языка.

3 Не ставя целью в данной работе представить как можно больше толкования понятия «традиция», дадим лишь некоторые наиболее интересные для нас определяния. 1) «Традиция — это устоявшиеся, осознанные или неосознаные, принципы поведения.» (Э. Гуссерль) ; 2) «Традициями являются верования, образцы и правила, вербализованные в большей или меньшей мере, полученные от предшевствующих поколений в процессе непрерывной трансмиссии между ними» (Шилз) ; 3) «Традиция — это некие единые и постоянные формы поведения человека, общность позиций, ценностей и вкусов.» (К. Поппер). Цит. по: Шацкий Е. Утопия и традиция. — М.: Прогресс, 1990. — С. 127.