Об обосновании Н. И. Ашмариным теории болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности

Огромной научной заслугой Н.И. Ашмарина является также обоснование им в своём замечательном исследовании «Болгары и чуваши» [1] теории болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности. О значении этого труда писали многие авторы. В.Ф. Каховский посвятил данному вопросу статью, в которой показал свое видение роли Н. И. Ашмарина [2]. В настоящей статье хотелось бы подтвердить обоснованность и незыблемость выводов Н. И. Ашмарина о болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности с учётом дальнейшего развития этой теории.

Как известно, о болгарском происхождении чувашей впервые писал выдающийся русский историк, этнограф и географ ХVIII в. В.Н. Татищев. В своей «Истории Российской» он утверждает: «Вниз по реке Волге чуваши, древние болгары, наполняли весь уезд Казанской и Симбирской»; «Чуваши, народ болгарской, около Казани»; «Вниз по Каме жили биляры, или болгары, и чолматы… ныне остатки их чуваша, которых и вниз по Волге довольно»[3], «Оставшие болгарские народы чуваша»; «болгар волских сказует языка одного с венгерами и славян дунайских болгар от сих же произшедших»[4].

Хотя «История Российская» была опубликована в конце ХVIII в., учёные долго не поддерживали утверждений В. Н. Татищева о болгарском происхождении чувашей. Причину этого, на мой взгляд, правильно раскрыл ещё в 1921 г. Г. И. Комиссаров. В книге «История чувашского народа» (на чувашском языке) он указывал, что в результате монголо-татарского ига и российского колониального гнёта чуваши ослабли, стали малым и отсталым народом. Многие учёные не допускали мысли об отнесении чувашей к крупному волжско-болгарскому народу, создавшему в конце IХ — начале ХIII вв. передовое для того времени, процветающее государство [5]. Между прочим, такое скептическое отношение к болгаро-чувашской преемственности сохраняется среди учёных до сих пор, даже среди части сторонников ашмаринской теории. Такие ученые не учитывают того, что за 315 лет монголо-татарского ига, особенно за годы массового геноцида болгаро-чувашей в конце ХIV — начале ХV вв., когда золотоордынские эмиры, Тамерлан (его походы в 1391 и 1395 гг.) и в особенности Мангытский юрт Едигея уничтожили в Болгарской земле Золотой Орды, занимавшей в то время территорию современных Самарской, Ульяновской, восточной части Пензенской областей, закамской и юго-западной частей Татарстана и юго-восточной Чувашии, более 30 городов и около 2000 селений, перебили не менее 4/5 из общей численности болгаро-чувашей. Была уничтожена почти вся их элита. Оставшиеся в живых болгаро-чуваши перебежали в среду финских племен — в Приказанье и Заказанье, где основали около 200 чувашских селений, и в центральные, северные районы Чувашии, где появилось тогда также две сотни материнских чувашских деревень. Беженцы на новых местах отпали от ислама, вернулись к не совсем ещё забытым языческим верованиям. В Приказанье и Заказанье в ХV—ХVII вв. значительная часть чувашей была отатарена, а другая часть переселилась в Чувашию, Башкирию, нижнее Закамье. Отставание чувашей усугублялось и под колониальным гнетом Московской и Петербургской империй.

В середине и второй половине ХIХ в. были сделаны первые шаги в подтверждение мнения о болгарском происхождении чувашей. В 40-х гг. чешский ученый П.И. Шафарик, ссылаясь на данные исторических источников, заключил, что чуваши — потомки волжских болгар [6]. В 1863 г. татарский учёный мулла Хусейн Фейзханов выступил в печати со статьей «Три надгробных болгарских надписи», в которой представил научной общественности результаты расшифровки болгарских эпитафий чувашскими словами [7]. Вскоре и крупный ориенталист Н. И. Ильминский опубликовал статью о чувашских словах в болгарском языке [8]. После публикации в 1866 г. «Именника болгарских царей» академик А. А. Куник заявил в печати, что в чувашах он видит остатков волжских болгар, что чуваши «задолго до вторжения татар» поселились в Среднем Поволжье, с чувашами связаны «хагано-болгары на Дунае, чёрные болгары на Кубани» [9]. Венгерский учёный Б. Мункачи, который в 1885 г. совершил научную экспедицию в чувашские селения Симбирской и Казанской губерний и долгое время пользовался гостеприимством И. Я. Яковлева, в 1887—1894 гг. опубликовал три статьи о болгаро-чувашских словах в венгерском языке и подтвердил выводы академика А. А. Куника [10]. Профессор Казанского университета И. Н. Смирнов (1856—1904), исследовав в книге «Черемисы» (Казань, 1889) заимствованные восточными и западными марийцами чувашские слова, пришел к выводу о том, что болгарский язык соответствовал чувашскому языку, что в Волжской Болгарии сложилась болгарская цивилизация, оказавшая огромное этнокультурное влияние на марийцев [11].

В 1897 г. финский ученый Х. Паасонен издал труд «Тюркские слова в мордовском языке», в котором рассматривал главным образом чувашские заимствования, свидетельствующие о болгарском влиянии [12].

В 1903 г. финский лингвист В. Вихман опубликовал ценное исследование «Чувашские слова в пермских языках», в котором показал огромное болгарское влияние на хозяйство, быт, культуру и государственную организацию общества удмуртов и коми-зырян [13].

В написанном в 1904 г. труде «Волжские болгары» И. Н. Смирнов пришел к выводу, что болгарский язык — древнечувашский язык, Волжская Болгария — древнечувашское государство, болгарская культура — древнечувашская культура [14].

В решение проблемы происхождения чувашского народа наибольший вклад внёс Н. И. Ашмарин, имевший глубокую, разностороннюю лингвистическую, этнографическую и историческую подготовку, владевший греческим, латинским, многими восточными (всеми тюркскими, персидским, монгольским) и западными языками. Он в совершенстве знал все нюансы чувашского простонародного и литературного языка, его диалекты, хорошо знал также историю, фольклор, быт и культуру, языческую религию чувашей.

«Болгары и чуваши» Н. И. Ашмарина представляют собой комплексное историко-лингвистическое исследование. В нём автор опирается на письменные, эпиграфические, лингвистические, топонимические, нумизматические, этнографические, фольклорные и в какой-то мере археологические источники (последних к началу ХХ в. было ещё мало).

В начале своего труда учёный отмечает, что болгары вышли из среды хунну в Центральной Азии и допускает возможность их прибытия на Северный Кавказ и Приазовье вместе с гуннами в IV в. (с. 3—4).

В настоящее время установлено, что болгары жили на Северном Кавказе ещё до IV в. Видный археолог Н. Я. Мерперт ещё в 1957 г. выяснил, что сирийский автор III в. н. э. Мар-Абас-Котина уже пишет о болгарах на севере Кавказа и их проникновении в Закавказье. Кроме того, указывает Мерперт, «в греческом хронографе 354 года, латинский перевод которого был доведен до 257 года, дан список народов, обитавших севернее Кавказа. Этот список завершается болгарами /Vulgares/». Ссылка на немецкое издание 1891 г. [15]. Исследователем сделан вывод: «Появление одного племенного названия в двух независимых и разноязычных источниках позволяет считать несомненным, что ещё в первые века нашей эры, задолго до появления в Европе основной массы гуннов, через северный Прикаспий в восточные районы предкавказских степей проникает из Азии группа тюркоязычных племён, именовавших себя болгарами. Здесь они кочуют по соседству с сабирами и аланами» [16]. В «Географии» Птолемея о суварах (савиры, сабиры) на Северном Кавказе упомянуто во II в. н. э. [17].

В своём исследовании Ашмарин сообщает все известные к началу ХХ в. сведения о болгарах на Северном Кавказе и Приазовье, о Великой Болгарии в VII в., о её распаде под ударами хазар, переселении аспаруховых болгар на Дунай (там болгары начали появляться еще с V в.) и котраговых болгар в Волго-Камье. Чёрные болгары, указывает автор, остались на Северном Кавказе (с. 4—8).

Исследователь, ссылаясь на источники письменные, отчасти археологические, даёт подробную характеристику границ, хозяйства, торговли, быта и культуры, городов и селений, общественно-политического строя Волжской Болгарии и болгаро-русских отношений, в целом прослеживает 250-летнюю историю болгаро-чувашской государственности. Н. И. Ашмарин пишет также об установлении над болгарами монголо-татарского ига (с. 8—29).

Большую часть своего труда Ашмарин посвятил анализу источников, свидетельствующих о болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности. Все свидетельства анализируются учёным по сравнительно-историческому методу, объективно, беспристрастно и безупречно.

Несколько страниц автор посвятил обоснованию тюркского происхождения болгар и их языка (с. 29—34).

Н. И. Ашмарин сопоставляет с чувашскими несколько известных гуннских слов: вар, Аттила /от чув.: Атӑл/, Керка, указав, что «звуковое строение гуннских слов заставляет думать об их близости к чувашскому языку» (с. 51—56).

Учёным подвергнуты тщательному исследованию известные по византийским источникам и «Именнику болгарских царей» чувашские слова в языке дунайских болгар: каган, кан, хан, убине, Баианос, Кам Паганос, самъчи, Алцик, имена болгарских каганов: Куврат, Аспарух, Тервель, Севар, Вихтунь, Телець, Кормисошь, Умор и Омуртаг, Крум, Ослан; чувашские названия животных в 12-месячном животном цикле болгарского календаря, чувашские числительные в указаниях годов царствования болгарских царей. Исследователем были опровергнуты высказывания болгарского автора И. Д. Шишманова, отрицавшего болгарское происхождение чувашей. В частности, Ашмарин показал фонетическую закономерность озвончения в древнем языке дунайских болгар, как и в удмуртском, начальных глухих согласных чувашских слов. Приведённые параллели свидетельствуют, что языки северо-кавказских, дунайских и волжских болгар были единым языком, сходным с чувашским (с. 38, 56—66, 117—127, 131—132).

Именник болгарских царей интересовал Ашмарина и позднее. В статье «Несколько слов о труде И. И. Миккола «Хронология дунайских болгар» он исправил ошибки, допущенные указанным автором в чтении болгарских слов, дал их верное объяснение чувашскими словами [18].

Н. И. Ашмарин проанализировал встречающиеся в русских летописях болгарское слово трунове и арабских сочинениях слово сиджу[в] и показал их чувашские соответствия (с. 17, 66—67).

Н. И. Ашмарин, в совершенстве владея закономерностями исторической фонетики болгарского, чувашского и венгерского языков, тщательно анализирует чувашские заимствования в венгерском языке по публикациям Б. Мункачи и собственным наблюдениям. Эти заимствования свидетельствовали о тождестве волжско-болгарского и чувашского языков. Категории понятий в заимствованных словах свидетельствовали, по мнению Н. И. Ашмарина, о том, что они восприняты от пастушеского или даже до известной степени земледельческого народа. «Таким образом, как известно, были в те времена на среднем течении Волги болгары» (с. 34—42, 47—48, 108—109, 115—117 и др.).

Итоги археологических раскопок, проведённых в послевоенное время, а также ставшее известным науке сочинение венгерского монаха Юлиана, посетившего Волжскую Болгарию в 1235 г., позволили локализовать область обитания венгров в бассейнах рек Большой Черемшан, Кондурча, Сок и Кинель. Сюда они прибыли в IV—V вв. н. э., с VII в. жили в соседстве с болгарами. Основная масса венгров переселилась в Подунавье в 896 г., но многие из них остались в Закамье, где с ними встречался Юлиан [19]. Чувашские заимствования в венгерском языке позволили Ашмарину заключить, что «своеобразный характер чувашского наречия уже был ему присущ и в древности, ранее IХ столетия нашей эры» [20].

Со знанием фонетических особенностей финно-угорских языков Поволжья и Приуралья проведён Ашмариным убедительный анализ многочисленных чувашских заимствований в марийском (горном и луговом), удмуртском, мордовском, пермских языках, сделанных в болгарское время, когда их носители полностью или частично входили вначале в Болгарский союз племён, затем в Волжскую Болгарию. Анализируя чувашские заимствования в мордовском языке, по публикациям Х. Паасонена, он дополнил список заимствований выявленными им другими чувашскими словами (с. 43—47, 109—111).

Исследуя чувашские слова в марийском языке, особо останавливается учёный на вопросе о том, почему луговые марийцы татар называют суасами. Иноязычное (чувашское, русское и др.) «сь» марийский язык воспринимает «с», указывает Ашмарин (эту фонетическую особенность отмечают и современные марийские лингвисты). У чувашей марийское суас мог звучать сюась, чуваш. После того, как в Приказанье и Заказанье (по Чувашской даруге) чувашей сменили татары или они отатарили первых, луговые марийцы продолжали называть татар чувашами (с. 45—50, 116). А в связи с этим следует сказать, что раньше, до переселения чувашей на территорию центральной и северной Чувашии, здесь проживали черемисы и одно из их племён — веда. После занятия этой территории чувашами русские долгое время, вплоть до конца ХVII в., продолжали называть новых насельников края часто черемисами же, а мордва — ведой, ведькой (веда — марийское или удмурдское племя). Подобное явление в этнонимике встречалось и на других территориях.

В рассматриваемом труде (с. 123) и других работах Ашмарин указывает, что «в ту давнюю пору… тюркские чуваши, поселившись на берегах Волги, стали смешиваться с жившими здесь финскими племенами. Некоторые из финских элементов чувашского языка заимствованы чувашами от их соседей черемис», чуваши приняли «в свою среду чуждый элемент в лице финнов Поволжья» [21].

Н. И. Ашмарин был весьма осторожен в своих заключениях о болгаро-чувашских заимствованиях в других языках. Так, утверждения Б. Мункачи о влиянии чувашского языка на югорский, т. е. вогульский и остяцкий языки, Николай Иванович считал не вполне доказанными (с. 41—43). Он указывает, что Б. Мункачи «находит следы чувашизма даже в славянских языках». Сам Ашмарин подробно анализирует 35 сходных славянских чувашских слов, «не пускаясь, — как он замечает, — в определение того, какой язык служил источником для заимствования того или иного слова, так как решение подобного вопроса потребовало бы особых изысканий и выходило бы из рамок настоящей статьи». Ашмарин также пишет: «Мне кажется, что слова, весьма сходные с чувашскими, заметны и в немецком языке» и приводит 8 немецких слов, близких к чувашским. По его мнению, «некоторые из тюркских слов, вошедших в немецкий язык, были туда заимствованы весьма рано, вероятно в эпоху переселения народов» (с. 43, 63, 111—114).

Значительную часть труда Ашмарина занимает исследование болгарских эпитафий ХIII—ХIV вв., опубликованных в 1852 г. Н. И. Березиным, в 1863 г. Х. Фейзхановым и в 1894 г. Г. Ахмаровым и выявленных самим Ашмариным. Ему было известно тогда 93 болгарских надписи. Он дал в своем труде правильное чтение всех эпитафий, исправил допущенные прежними публикаторами неточности, провел грамматический, фонетический и семантический анализ всех чувашских слов, встречающихся в эпитафиях, включая и числительные. Проведённый им анализ чувашских слов позволяет сделать выводы не только по этнической истории чувашей, но и по социально-экономической и политической истории Волжской Болгарии и Болгарской земли в составе Золотой Орды. Ашмарин считает надгробные камни «самым важным памятником древнеболгарского языка, дающим наиболее надежные материалы для суждения о наречии, на котором говорили волжские болгары». Учёным были сделаны выводы: 1) «Если сравнивать язык болгарских надгробий с нынешним чувашским наречием, то разница между обоими оказывается весьма несущественной»; 2) Наречие эпитафий «представляло собою особый литературный язык, отражающий в себе ещё более древнюю эпоху в жизни болгарского языка» (с. 67—105, 123—124, 130—132).

Продолжая исследование эпитафий с чувашскими словами, Ашмарин в 1905 г. опубликовал статью «Об одном мусульманском камне в загородной архиерейской даче г. Казани» и в 1927 г. — «Болгарские надписи, найденные около села Тукмакла», в которых исследует чувашские слова на вновь выявленных чувашских надгробных плитах ХIII—ХIV вв. В частности, в первой статье утверждает, что «в конце ХIII века в окрестностях г. Казани существовало культурное население, говорившее на языке, близком к языку современных чуваш» [22].

Исследование языка эпитафий, чувашских заимствований в венгерском, удмурдском, мордовском и пермских языках свидетельствует о том, что чувашский язык был языком межэтнического общения болгарских и финно-угорских племён в Болгарском союзе племен VIII—IХ вв. и государственным языком в Волжской Болгарии конца IХ — начала ХIII вв.

В рассматриваемом труде Ашмарин исследует также религию болгар и чувашей. К этому сюжету он вынужден был обратиться из-за голословного утверждения И. Д. Шишманова о том, что чуваши в религиозном отношении финны. Ашмарин исследует религиозную терминологию в чувашских верованиях и приходит к выводу, что она в основном персидская и арабская, причём термины с такими звуковыми особенностями, «которые никак не могут быть объяснены их передачею от татар». Другие религиозные термины чувашей близки к соответствующим названиям центрально-азиатских тюркских народов. В своё время, указывает исследователь, языческие верования, сохранившиеся у чувашей, были общим достоянием всего болгарского народа. Как он отмечает, Ибн-Русте указывал на то, что «часть была язычниками уже в то время, когда другие болгары, мусульмане, имели у себя и мечети, и религиозные школы». Мусульманские верования, считает Ашмарин, проникали в массы чувашского населения, о чём свидетельствует исламская терминология верований чувашей (с. 118—122). Венгерский учёный Д. Месарош, приезжавший в начале ХХ в. в чувашские уезды Поволжья с целью изучения религии и фольклора чувашей, в изданной в Будапеште в 1909 г. объёмистой книге «Памятники старой чувашской веры» писал, что не только исламская, персидско-арабская терминология религии чувашей, но и многое из её обрядов, сущность всей чувашской мифологии, раскрытая в его книге, все проведённые им «Исследования языческой веры чувашей показывают, что большая часть народа когда-то была мусульманами, но в результате позднейших неблагоприятных политических отношений связь между ними и мусульманским миром прекратилась, и в душе народа неукоренившийся ислам слился с ещё не совсем забытым язычеством. Из этих двух элементов создались сегодняшние религиозные верования чувашей, в которых местами ещё чувствуется и русское христианское влияние» [23]. Следовательно, исламская культура Волжской Болгарии являлась этапом в истории культуры чувашского народа. В отдельном исследовании Ашмарин показал влияние золотоордынского государственного режима на чувашские верования [24].

Н. И. Ашмариным в своём исследовании «Болгары и чуваши» были сделаны следующие выводы: 1) «Язык волжских болгар тождествен с современным чувашским» (с. 38); 2) «Современные нам чуваши представляют из себя не что другое, как прямых потомков волжских болгар» (с. 49). Позже Ашмарин писал: «Все данные языка и истории говорят за то, что чуваши — потомки древних болгар, но если это так, то следует думать, что древние волжские болгары были известны под этим названием только у других народов, сами же называли себя чувашами» [25]; 3) «Смешение тюркских болгар с жившими по соседству с ними финнами и обращение их в особую смешанную расу, которая однако сохранила болгарский язык и болгарское национальное название (чуваш), началось весьма рано, во всяком случае ранее Х века… Не будет никаких препятствий к тому, чтобы считать тех болгар, которые жили на Волге… весьма близкими по их этническому составу к современным чувашам» (с. 123).

Следует отметить исключительно высокий научный, методологический и методический уровень исследовательского искусства Н. И. Ашмарина. Он неимоверно тщателен в анализе, исключительно ответственен в синтезе, оценках, выводах. Ещё никому, даже противникам его теории, не удавалось уличить учёного в неточности, опровергнуть его выводы. Нашим современным многочисленным авторам-любителям, выступающим по вопросам чувашского этногенеза, следовало бы вначале глубоко проштудировать исследование «Болгары и чуваши», овладеть методами и приёмами Ашмарина и затем только попытаться что-либо написать.

Обоснованная Ашмариным теория болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности получила признание крупнейших тюркологов, алтаистов и финно-угроведов, а также этнологов и этноисториков во всем мире. Многие из них положили новые кирпичи и блоки в фундамент ашмаринской теории.

Финский учёный В. Вихман и другие исследователи обнаружили множество (до 300) чувашских слов в пермских языках (1904 г.), М. Рясенен выделил более 500 чувашских слов в марийском языке (1920 г.). Венгерский лингвист Г. Берецки, составив в 60-х — 70-х гг. ХХ в. «Этимологический словарь марийского языка», обнаружил в этом языке около 1500 чувашских заимствований. Тщательно исследовал болгаро-чувашские заимствования в финских языках Поволжья и Приуралья М. Р. Федотов (1960-е гг.). З. Гомбоц выявил около 300 чувашских слов в венгерском языке (1912 г.). А. Рона-Таш обнаружил в родном венгерском языке около 600 чувашских слов (1990-е гг.).

Н. Ф. Катанов, Ф. С. Хакимзянов, А. Рона-Таш внесли большой вклад в исследование чувашских слов в болгарских эпитафиях (20-е — 90-е гг. ХХ в.). Н.Н. Поппе опубликовал замечательные труды об отношении чувашского языка к другим тюркским и монгольскому языкам (1920-е гг.).

Карачаевский ученый С. Я. Байчоров расшифровал и исследовал северокавказские болгарские наскальные рунические письмена с особенностями чувашского типа р-языка. Эти рунические знаки близки к буквам уйгурской письменности Центральной Азии (70—80-е гг. ХХ в.).

И. Г. Добродомов написал докторскую диссертацию и опубликовал серию статей о болгаро-чувашских словах в славянских языках (60-е — 80-е гг. ХХ в.).

Б. А. Серебренников, С. Е. Малов, Л. С. Левитская, М. Р. Федотов, В. Г. Егоров, Н. А. Андреев, Г. Е. Корнилов, Н. И. Егоров, О. Прицак, Г. Доерфер, М. И. Скворцов, венгерские лингвисты Д. Немет, М. К. Полло, Л. Лигети, А. Рона-Таш обогатили науку ценными исследованиями по истории болгарского и чувашского языков (20-е — 90-е гг. ХХ в.).

Н. А. Андреев, М. И. Скворцов исследовали иранские заимствования в чувашском языке (50—80-е гг. ХХ в.).

А. П. Смирнов, В. Ф. Каховский, Р. Г. Фахрутдинов внесли большой вклад в археологическое обоснование теории болгарского происхождения чувашей (30-е — 80-е гг. ХХ в.).

П. В. Денисов изучил данные этнографии к вопросу о происхождении чувашей, этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей, центральноазиатские корни в чувашских верованиях. Н. И. Гаген-Торн исследовала женскую одежду народов Поволжья и Дунайской Болгарии, свидетельствующую о болгаро-чувашской этнической преемственности. Р. Г. Кузеев определил место болгаро-чувашей в волго-уральских этноисторических процессах (50-е — 90-е гг. ХХ в.).

В. Д. Димитриев выступил с исследованиями о данных письменных источников об этногенезе чувашей и о его последних этапах (50—90-е гг. ХХ в.).

Г. И. Комиссаров и М. П. Петров опубликовали обобщающие труды о происхождении чувашского народа (1920-е гг.). В. Ф. Каховский — комплексное исследование проблемы этногенеза и этнической истории чувашей, ряд работ по этой проблеме (60-е — 90-е гг. ХХ в.) [26].

О болгарском происхождении чувашей писали такие выдающиеся учёные, как А. А. Шахматов, В. В. Бартольд, Г. И. Рамстедт, С. А. Токарев, Н. К. Дмитриев, Н. А. Баскаков и др.

До революции и в 20-х — 30-х гг. большинство учёных, изучавших вопросы этногенеза, утверждали, что татары прибыли в Восточную Европу вместе с монголами в 30-е гг. ХIII в., сформировались в единую татарскую народность в Золотой Орде в ХIV в. из татар и западных кыпчаков (половцев), вторгшихся в Подонье и Приднепровье в 1054 г.

В годы Великой Отечественной войны нападение фашистской Германии на СССР стали сравнивать у нас с монголо-татарским нашествием. В таких условиях 9 августа 1944 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». В нём была подвергнута критике идеализация татарскими историками и литераторами Золотой Орды и имелось предупреждение: не сметь увязывать историю и культуру татарского народа с Золотой Ордой.

В 1946 г. в Москве была проведена научная сессия о происхождении татарского народа. На сессии решили, что казанские татары произошли не от татар и кыпчаков Золотой Орды, а от болгар. Только акад. М. Н. Тихомиров и член-корр. АН СССР С. Е. Малов высказались против такого решения. С. Е. Малов заявил, что для него теория болгарского происхождения чувашей остаётся незыблемой. М. Н. Тихомиров сообщил, что невозможно представить происхождение татар вне Золотой Орды. На этой же сессии А. П. Смирнов высказал мнение, что «чуваши связываются с местными оседлыми племенами, вероятней всего с эсегель и сувар, входившими в состав Булгарского царства». Н. Ф. Калинин говорил о тюрко-чувашской, или суварской, группе в Волжской Болгарии. А. Б. Булатов заявил о происхождении чувашей от сувар [27].

В 1950 г. в Москве же была проведена научная сессия по вопросам этногенеза и истории чувашского народа, на которой решили, что чуваши произошли не от болгар, а автохтонно, из местных племён. Между прочим, на этой сессии П. Н. Третьяков резко возразил А. П. Смирнову, который усматривал «разницу между татарами и чувашами в том, что татары — это потомки якобы собственно болгар, тогда как чуваши — потомки болгарского племени суваров». «Предполагать, — продолжал он, — что в пределах Волжской Болгарии с её оживленной торговой жизнью существовали болгары и сувары как две различные этнические группы, конечно, не приходится» [28]. Решения этой сессии были пересмотрены на проведённой в 1956 г. в Чебоксарах научной сессии по вопросам происхождения чувашского народа. Здесь была полностью реабилитирована ашмаринская теория болгаро-чувашской преемственности [29].

Однако за два года до этой сессии, в 1954 г., в Чебоксарах вышла в свет книжка А. П. Ковалевского «Чуваши и болгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана» (64 с.). Автор, придерживаясь решения татарской научной сессии 1946 г., утверждал, что от болгар произошли татары, от «народа» суваз (т. е. сувар) — чуваши. Ковалевский допустил вольность: якобы сувазы, отказавшись принять ислам, перекочевали на правый берег Волги. В действительности же ибн-Фадлан пишет о племени суваз, сообщает не о переправе сувазов на правый берег Волги, а только о временной перекочевке их от стоянки царя Алмаса и указывает, что вскоре и сувазы приняли ислам. О племени сувар говорится в восточных источниках Х в., в ХI в. о них единственный раз упоминает М. Кашгарский. В дальнейшем упоминание племени сувар не встречается ни в одном письменном источнике. Лишь г. Сувар на левобережье, на р. Утке, существовал со второй четверти Х в. до ХIV в. В нем, согласно письменным источникам, проживали болгары. В ХII в. образовалась единая болгарская (древнечувашская) народность, не делившаяся на племена. Не учитывая всего этого, А.П. Ковалевский сделал такое заключение о происхождении чувашского народа: «С принятием ислама происходит окончательная булгаризация знати племени сӑваз… Между тем основная масса племени, по-видимому, все же отказалась подчиниться новым порядкам и начала постепенно переселяться на правый берег Волги, где часть племени жила, вероятно, и раньше. При этом она сохраняла свою языческую религию и некоторые особенности своего наречия. Из смешения этой части «народа сӑваз» или «цӑваз» с местным населением правого берега Волги образовался чувашский народ» [30]. Этот вывод не был подкреплен и не мог быть подкреплен никакими фактическими данными. Тем не менее, необоснованная гипотеза А.П. Ковалевского, а также А. П. Смирнова оказала определенное влияние на чувашских исследователей В.Ф. Каховского, М.Р. Федотова, автора этих строк, который в разделе о происхождении чувашского народа в Iт. «История Чувашской АССР» (Чебоксары, 1966) допускал возможность участия болгар, наряду с кыпчаками, в формировании татарского народа. Современные авторы по вопросам этногенеза (В. П. Иванов, Л. А. Таймасов и др.) также испытывают влияние гипотезы А. П. Смирнова и А. П. Ковалевского. Эта гипотеза проникла и в чувашскую драматургию. В пьесе И. Петровой «Телейпе Илем» (сюжет Х в.), в новой трагедии Н. Сидорова «Хӳхӗм хӗрӗн хӳхлӗвӗ» (сюжет 1236 г.) болгары и чуваши противопоставляются как мусульманский и языческий народы.

В действительности же все использованные Н.И. Ашмариным и его последователями факты свидетельствуют, что чуваши произошли от единой, сформировавшейся болгарской народности, что основная масса чувашей до трагедии и геноцида конца ХIV — начала ХVвв. исповедовала ислам, что в Волжской Болгарии не было з — ш (кыпчакско-татарского типа) языка, что в ней государственным языком был чувашский, ввиду чего оказавший огромное влияние на языки входивших в Болгарское государство марийского, удмуртского, мордовского, коми-пермяцкого народов. Даже после прекращения существования Волжской Болгарии, в Болгарской земле Золотой Орды в ХIII—ХIV вв. 90 % эпитафий содержало чувашские слова. Болгарская элита до рубежа ХIV—ХV вв. ещё сохранилась и использовала в эпитафиях не господствовавший в Орде татарский язык, а свой, чувашский язык. Невозможно согласиться с вызывающим недоумение мнением Н. И. Егорова о том, что в ХIII—ХIV вв. якобы татарская (кыпчакская) элита Золотой Орды использовала в эпитафиях чувашские слова.

После научной сессии 1946 г. в Казани изданы десятки книг и сотни статей о происхождении татар. Казанская школа этногенеза все свои гипотезы строит на ложной основе, полагая, что татары генетически связаны с болгарами — физически и духовно, по языку и культуре. Казанские археологи приписывали болгарам поздние татарские памятники, этнографы и искусствоведы — позднюю татарскую культуру и искусство. Казанские языковеды утверждают, что болгарский язык — это татарский язык. Они решились на подлог мирового масштаба. Хорезмийским поэтом Кул Гали (Али) в начале ХIII в. на огузском языке была создана поэма «Кысса-и-Йусуф» (Сказание о Йусуфе). Сюжет связан с великим шелковым путем, проходящим через Среднюю Азию, и Египтом. Туркмены, узбеки, азербайджане и турки считают её выдающимся произведением их литературы. В ХVII—ХVIII вв. рукописные списки этой поэмы, переведённые на татарский язык, стали проникать в среду казанских татар. В 1983 г. казанские литературоведы объявили, что Кул Гали родился в Болгаре в 1183 г. и умер в Биляре в 1236 г., хотя для такого утверждения не имеется никаких оснований. Они провели широкое торжественное чествование 800-летия со дня рождения Кул Гали. Теперь казанский языковед М. З. Закиев изучает лексику и грамматику болгарского языка по тексту поэмы «Кыса-и-Йузуф». Он уже более 20 лет рьяно выступает против теории Н. И. Ашмарина. Он стремится опровергнуть ашмаринскую теорию не лингвистическими, а политическими доводами: Ашмарин, мол, был царским цензором татарских изданий (хотя этот цензор не изъял ни одной татарской книги), служил русской буржуазии, хотел поссорить чувашей с татарами, не был марксистом. Стремясь опорочить и ликвидировать теорию болгарского происхождения чувашей, Закиев то заявлял, что чуваши поселились на своей земле во II в. н. э., ещё до прибытия болгар, то объявлял чувашские слова в эпитафиях словами мёртвого языка, используемого татарами в богослужении [31]. Недавно Закиев в соавторстве с неким Я.Ф. Кузьминым-Юманади издал специальную книгу против теории Н. И. Ашмарина [32]. Ни одно его доказательство им не удалось опровергнуть. Совершенно не убедительна выдвинутая ими новая версия этногенеза чувашей: они, якобы, произошли от гуннов, бывших, по их мнению, монголами. В то же время они считают, что чуваши — веды, хотя известно, что веда — марийское или удмуртское племя. Н. А. Баскаков и М. Р. Федотов справедливо указывали на непрофессионализм и некомпетентность М. З. Закиева в рассмотрении вопросов истории болгарского и чувашского языков [33].

Положения книги М. З. Закиева и Я. Ф. Кузьмина-Юманади, рукописи второго автора «Путешествие в прошлое чувашского народа», присланной в ЧНИИ в 1995 г. и ныне хранящейся в Научном архиве ЧГИГН [34], продублировал С. Р. Малютин в своих двух книгах об этногенезе чувашей. От себя автор придумал каких-то проточувашей, не связанных с болгарами [35].

Следует отметить, что в послевоенное время известные татарские историки М. Г. Сафаргалиев и Ш. Ф. Мухамедьяров, филолог Э. Н. Наджип придерживались позиции происхождения татарского народа в Золотой Орде от татар и западных кыпчаков. Историк и археолог Р. Г. Фахрутдинов в изданном в 1993 г. труде, ссылаясь на достоверные источники, неопровержимо доказывает, что тюркоязычные татары в Центральной Азии еще в 552 г. жили в соседстве с монголами, но отличались от них по физическому типу, имели некоторые европеоидные антропологические черты, по языку относились к кыпчакской группе, были очень сильными и воинственными племенами. В начале ХIII в. Чингиз-хан подчинил их своей державе, призвал в свою армию. Их ставили в передовые полки армии завоевателей. Поэтому в Европе завоевателей называли татарами. С образованием Золотой Орды ее основные вооруженные силы составили западные кыпчаки (половцы), вторгшиеся в южные районы Восточной Европы еще в ХI в. В ХIV– первой половине ХV вв. тюркоязычные татары и кыпчаки в Золотой Орде объединились в единую татарскую народность без всякого участия болгар в этом процессе. Только после образования единой народности татары в Казанском ханстве и России в ХV — начале ХХ вв. ассимилировали значительную часть «худых болгар» (по «Казанскому летописцу») — чувашей [36].

Таким образом, теория болгаро-чувашской языковой и этнической преемственности, обоснованная Н. И. Ашмариным и поддержанная, развитая авторитетными учеными в ХХ в., прочна и не может быть опровергнута никакими фальсификаторами истории.

Литература и источники

1. Опубликовано в ИОАИЭ. Казань, 1902. — Т. ХVIII. — Вып. 1—3. С. 1—132. Отд. оттиск: Казань, 1902. — 131 с.

2. Каховский В. Ф. Н. И. Ашмарин о происхождении чувашского народа // Н. И. Ашмарин — основоположник чувашского языкознания. — Чебоксары, 1971. — С. 187—205.

3. Татищев В. Н. История Российская. — М.; Л., 1962. — Т. I. — С. 252, 426, 428.

4. Там же. 1964. — Т. IV. — С. 411, 447.

5. Комиссаров Г. И. Чӑваш халӑхӗн историйӗ. — Казань, 1921. — С. 62—67.

6. Шафарик П. И. Славянские древности. Перевод с чешского. — М., 1847. — Т. II. — Кн. 1. — С. 269.

7. Фейзханов Х. Три надгробных болгарских надписи // Известия Русского археологического общества. — СПб., 1863. — Т. IV. — Вып. 5. — С. 395—404.

8. Ильминский Н. И. О фонетических отношениях между чувашскими и тюркскими языками // Известия Русского археологического общества. — СПб, 1865. — Т. V. — Вып. 2. — Стб. 80—84.

9. Куник А. А. О родстве хагано-болгар с чувашами по славяно-болгарскому «Именнику» // Записки имп. Российской академии наук. — СПб., 1879. — Т. 32. — Кн. 2. — Прил. № 2. — С. 118—161.

10. Munkacsi Berna't. Ujabbadale'kokamagyarnyelvtörökelemeihez// Nyelvtudomanyi Közleme'nyek. — Budapest, 1887. XX. S. 467—474; Он же. A magyar ne'pies hala'szat münetlve // Ethnographia. 1893. IV. S. 165—208; 261—313; Он же. A magyar te'mnevek östörte'neti valloma'sai // Ethnographia. 1894. V. S. 1—25.

11. Смирнов И. Н. Черемисы: историко-этнографический очерк. — Казань, 1889. — С. 19—20.

12. Paasonen H. Die Türkischen Lehnwörter im Morwinisсhen // Journal de la Société Finno-Oygrienne. Helsingfors, 1897. XV. № 2. S. 1—64.

13. Wichmann V. Die tschuwassischen Lehnwörter in den permischen Sprachen // Mémoïres de la Société Finno-Oygrienne. Helsingfors, 1903. XXI. S. XXVIII+171.

14. Смирнов Н. И. Волжские болгары // Книга для чтения по русской истории / Под редакцией М.В. Довнар-Запольского. М., 1904. С. 64 – 80. Эта же статья включена в книгу: Русская история в очерках и статьях / Под редакцией М.В. Довнар-Запольского. — М., 1910. — Т. I. — С. 16—33.

15. Мерперт Н. Я. К вопросу о древнейших болгарских племенах. — Казань, 1957. — С. 6—7.

16. Там же. С. 7.

17. Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. — СПб., 1900. — С. 231—232.

18. ИОАИЭ. — Казань, 1923. — Т. ХХХII. — Вып. 2. — С. 227—237.

19. Халикова Е. А. Magna Hungaria // Вопросы истории. — 1975. — № 7. — С. 37—42; Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров ХIII—ХIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. — М.; Л., 1940. — Т. III. — С. 73—82.

20. Ашмарин Н. И. Опыт исследования чувашского синтаксиса. — Казань, 1903. — Часть I. — С. VI—VII.

21. Там же. С. V—VI.

22. ИОАИЭ. — Казань, 1905. — Т. ХХI. — Вып. 1. — С. 92—112; Известия общества обследования и изучения Азербайджана. — Баку, 1927. — № 4. — С. 16—21.

23. Mésráros G. A csuvas ösvallás emlékei. — Budapest, 1909. — S. 4—7.

24. Ашмарин Н. И. Отголоски золотоордынской старины в народных верованиях чуваш. — Казань, 1921. — 36 с.

25. Отрывок из письма Н. И. Ашмарина М. П. Петрову от июня 1925 г. // Петров М. П. О происхождении чуваш. — Чебоксары, 1925. — С. 64.

26. Названия трудов учёных, развивших разработанную Н. И. Ашмариным теорию этногенеза чувашского народа, место и год выпуска. см.: Егоров В. Г. Библиографический указатель литературы по чувашскому языку. — Чебоксары, 1931. — 76 с.; Археология и этнография Чувашской АССР: Библиографический указатель. — Чебоксары, 1986. — С. 48—80. В данный указатель не включены труды Байчорова С. Я.: 1) Северокавказский ареал древнетюркской рунической письменности: Рукопись кандидатской диссертации. — М., 1977; 2) Диалекты протоболгарского языка по данным северокавказских рунических памятников // Лингвистическая география и проблемы истории языка. — Нальчик, 1981. — Часть II; 3) Протоболгарские эпиграфические памятники наскальных могильников кубано-терского междуречья // Проблемы историко-сравнительного изучения языков народов Карачаево-Черкесии. — Черкесск, 1983; 4) Древнетюркские рунические памятники Европы. — Ставрополь, 1989.

27. Происхождение казанских татар: Материалы научной сессии. — Казань, 1948. — С. 104, 148 и др.

28. Советская этнография. — 1950. — № 3. — С. 51—52.

29. О происхождении чувашского народа: Сб. статей. — Чебоксары,1957. — 132 с.

30. Ковалевский А.П. Чуваши и болгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана. — Чебоксары, 1954. — С. 51.

31. Закиев М.З. Проблемы языка и происхождения волжских татар: Сб. статей. — Казань, 1986. — 304 с.; Он же. Татары: проблемы истории и языка: Сб. статей. — Казань, 1995. — 464 с.

32. Закиев М. З., Кузьмин-Юманади Я. Ф. Волжские булгары и их потомки. — Казань, 1993. — 160 с.

33. Федотов М. Р. Чувашский язык в семье алтайских языков / Предисловие Н. А. Баскакова. — Чебоксары, 1980. — Вып. I. — C. 3—42; 1983. — Вып. II. — C. 8—17.

34. НА ЧГИГН. — Отд. II. — Инв. № 2603. — 211 с.

35. Малютин С. Р. Проблемы этногенеза и этнической истории чувашей. — Чебоксары, 1996. — 80 с.; Он же. Этногенез чувашского народа. — Чебоксары, 2000. — 176 с.

36. Фахрутдинов Равиль. Золотая Орда и татары. Что в душе у народа. — Набережные Челны, 1993. — С. 3—16.