Особенности этнических процессов в Чувашской Республике

Впервые опубликовано:

Иванов В. П. Особенности этнических процессов в Чувашской Республике // Чувашская Республика: проблемы национально-государственного строительства (история и современность). — Чебоксары: ЧГИГН, 2011. — С. 76—103.

...

...(прежде всего) населения специфических национальных интересов титульного народа республики. Как показывают исследования, у части русских чисто по исторической инерции имеют место проявления великодержавношовинистических настроений, прежде всего в вопросах языковой и кадровой политики. С другой стороны, традиционный и в принципе исторически обусловленный характер имеют попытки некоторой части чувашей приписывать русским вину за застарелые и вновь возникающие проблемы в политике и экономике страны вообще. Нельзя не согласиться с выводами социолога Г. У. Солдатовой в том, что негативные этнические образы подкрепляются взаимными ошибочными интерпретациями мотивов и действий друг друга представителей разных сторон. «Эти интерпретации становятся серьезными, а иногда и непреодолимыми барьерами на пути урегулирования этнических разногласий и конфликтов»⁷².

Судя по данным массового обследования 1995 г., в этническом самосознании чувашей и русских сохраняются в целом позитивные образы друг о друге. Таким образом, имеются основания, что при условии общего подъема социально-экономической сферы жизни людей надеяться в перспективе на оптимизацию и дальнейшее улучшение межнациональных отношений в республике. Но нельзя не согласиться и с Р. Г. Кузеевым, утверждающим, что это не должно означать, что в национальных республиках Волго-Уральского региона вообще невозможны коллизии между русским и коренным населением. «Среди факторов, которые могут осложнить эти отношения (а поводы могут быть разные) надо обратить внимание на разность культурного уровня потомственных русских-горожан и сравнительно недавно урбанизированной части коренного населения, которые ещё не завершили адаптации к городской среде и к городскому образу жизни. Большая их часть оказалась маргинализированной, оторвавшись от традиционной культуры и пережив процесс неполной русско-городской аккультуризации. Поэтому будущие процессы будут зависеть от характера и темпов развития культуры в городе и более глубокой адаптации выходцев из, села к относительно высоким городским стандартам (культурно-образовательным, поведенческим, бытовым) жизни»⁷³.

Более чем основательной характеристикой направленности этических установок и ориентации чувашей в отношении русских является сравнительно высокая распространенность чувашско-русских смешанных браков. Издавна у чувашей брак с человеком русской национальности общественным мнением не то что не осуждался, а, наоборог, негласно поддерживался. Чувашский парень, женившийся на русской, в глазах друзей, родственников и земляков приобретал, как правило, более высокий статус. Это же можно утверждать и относительно чувашек, вышедших замуж за русских. Естественно, в создании этнически смешанных семей в условиях республики участвуют также мордва, татары, марийцы и др. Однако в статистическом выражении в реализации таких браков только чуваши и русские проявляют наибольшую активность, что обусловлено также близкими показателями вероятности чувашско-русских межэтнических контактов, особенно в городах республики.

Доля таких браков в Чувашии в 1978 г. составляла 12,2 %. По данным статистико-этнографическог о исследования 1981—1982 гг., в гг. Чебоксарах и Новочебоксарске каждый третий брак являлся этнически смешанным⁷⁴. При этом в Чебоксарах основную массу таких браков (86,2%) составляли русско-

321

чувашские браки. В сельской местности доля национально-смешанных браков меньше в десять раз (не более 3%). Согласно микропереписи населения 1994 г., за последние годы удельный вес этнически смешанных браков увеличился до 16,1 % от общего числа брачных пар. Причем, как отмечалось в литературе ещё два десятилетия тому назад, фактическая частота русско-чувашских браков даже больше их теоретической вероятности⁷⁵. По данным на 1994 г., основную часть этнически смешанных браков в Чувашии составляют чувашско-русские брачные пары (70 %).

О наличии некоторого своеобразия в области этнических установок на смешанные браки среди чувашей и других национальностей республики свидетельствуют данные этносоциологаческого обследования, проведенного в 1988 г.⁷⁶ Так, более всего выраженная положительная установка на межнациональный брак была характерна для чувашей (86 %), мордвы (83 %) и русских (60 %), но для татар она оказалась менее присуща (46 %). При этом однозначно считают желательным брак только с человеком своей национальности среди чувашей 7 %, русских — 26 %, татар — 41 %, мордвы — 6,1 % опрошенных. Как известно, в условиях резкого изменения общего культурно-образовательного уровня чувашей и воздействия урбанизации этническое самосознание последних, в особенности у родившихся в городе, претерпевает заметный сдвиг в сторону некоторой ухраты своей национальной специфики. Именно в этнически смешанных, как правило, в чувашско-русских семьях наблюдается у детей расхождение национальности и родного языка (хотя такое встречается и в чувашских и мордовских однонациональных семьях, проживающих в инонациональном окружении в городах). Материалы микропереписи 1994 г. подтверждают, что в чувашско-русских браках при формальной этнической идентификации детей предпочтение отдается русской национальности. Впрочем, эта тенденция характерна также и для мордовско-русских, и татарско-русских браков (см. табл. 18).

В случаях, когда оба супруга нерусской национальности, в большинстве случаев за детьми закрепляется национальность отца. Так, по сведениям 1994 г ., из 1000 браков в сочетании чуваш-татарка в 767 парах выбирается чувашская (т. е. отцовская) национальность, а в браках татарин-чувашка в

Таблица 18. Предпочтения в выборе национальности у детей ш этнически смешанных семей Чувашской Республики (1994 г., на 1000 этнически смешанных нар с детьми)

322

577 парах предпочтение отдается татарской национальности. По данным статистико-этнографического исследования 1981-1982 гг., в Чувашии почти каждый десятый русский горожанин происходил из чувашско-русской семьи⁷⁷. Таким образом, в чувашско-русских семьях, частично и в чувашско-мордовских и чувашско-татарских, прерывается, как правило, этническая линия родители чувашской национальности, причем независимо от национальности матери, что в конечном итоге сказывается на замедлении прироста численности чувашского этноса. Конечно, эта непростые процессы имеют не только субъективную, но и объективную основу, и нуждаются в серьезном дополнительном изучении.

Что касается чувашско-татарских межэтнических отношений в Чувашской Республике, то их общая тональность выражается прежде всего в том, что им присущ ровный и взаимно сдержанный характер. Связано это, видимо, и с тем, что татары и чуваши осознают свою этногенегаческую и языковую близость.

На территория Чувашии татары-мишари издавна живут компактными массивами и, как правило, осознавая свою принадлежи ость к отдельным селениям. Мишари исторически в этнокультурном плане несколько дистанцируются от казанских татар. В то же время благодаря близости Казани татарское население Чувашии не ощущает отрыва от национальной культуры и языка. Согласно наблюдениям многих исследователей, татары ценят в чувашах, как правило, скромность и готовность браться за любую работу, а чувашам в татарах импонирует их умение сохранять в любых условиях чувство национального достоинства и природная предприимчивость. Интересно отметить, что даже мелкие конфликты на почве межнациональных отношений между чувашами и татарами как на повседневном уровне, так и в сфере формального общения (в прессе, на собраниях, парламенте и т. д.) представляют исключительное явление. Обьгтно чуваши и татары, проживающие в республике, избегают открытых дискуссий и споров по национальному вопросу, и если все же таковые случаются, то никогда не доходят до сколько-нибудь оскорбительных высказываний в адрес друг друга, не доводят проблему до состояния открытого конфликта.

Не обременены каким-либо историко-культурным конфликтогенным фактором чувашско-мордовские отношения. Благоприятствовало этому в прошлом, возможно, и то, что в силу расселения мордвы в крае в основном на периферии этнической террит ории обитания чувашей, их контакты никогда не отличались активностью. Взаимообщению чувашей и мордвы присущ спокойный, уважительный характер. Из всех сочетаний этнически смешанных браков брак с мордвой воспринимается чуваш ами как наиболее предпочтительный и адекватный национальному менталитету. Чувашам импонирует в мордве присущая ей, пожалуй, более, чем многим другим поволжским народам, природная коммуникабельность, проявляемая в любой инонациональной среде.

Своеобразным индикатором глубины межэтнического взаимодействия в Чувашии является отношение русских, татар и мордвы к языку титульного этноса. Как уже отмечалось, реальное двуязычие в республике, как правило, однонаправленное. Иначе говоря, в то время, как определенная часть нерусских национальностей владеют как своим родным, так и русским и частично чувашским языками, русское население республики в ничтожной мере знает чувашский язык. Согласно данным переписи 1989 г., уровень владения чу-

323

Таблица 19. Степень владения чувашским языком сельским русским, татарским и мордовским населением (1995 г, в %)

вашским языком составил у русского населения республики 2,5 % (в селе — 8,2 %), татар — 9 % (в селе — 1,5 %), марийцев — 6,1 % (в селе — 29,5 %) ^Т8.

Обследование сельских жителей 1995 г. подтвердило, что доля лиц, владеющих чувашским языком в той или иной степени, более чем весомо представлена прежде всего среди татарского населения (см. табл. 19).

Надо подчеркнуть, что, в отличие от многих народов, у татар и чувашей сохраняется многовековая традиция знать разговорную речь того народа, в окружении которого или в постоянных контактах с которым проживают. В то ж время у татар языковая ассимиляция со стороны чувашского или русского языка выражена весьма слабо.

В связи с распадом Союза ССР конфликтогенную этническую окраску приобрели миграционные перемещения населения. В 1990-х гг. в республике заметно начал меняться характер миграционных потоков. Если на протяжении нескольких десятилетий наблюдался отток жителей из республики (в среднем за 1980-1990 гг. — 6,4 тыс. человек), то, начиная с 1991г., число прибывающих в Чувашию имеет тенденцию превышать число выбывающих за ее пределы. И, как следствие, население республики растет также и за счет мигрантов из других регионов России и стран СНГ и Балтии. Как уж отмечалось, из прибывших в 1990-х гг, в ЧР мигрантов более 85 % составляют чуваши и русские, а остальные 15 % — другие национальности, в том числе выходцы из Северного Кавказа⁸⁰. Социологи отмечают изменение и усложнение национального состава трудовых коллективов в городах Чувашии и в определенной степени это связывают с появлением беженцев и вынужденных переселенцев, указывая при этом, что реакция жителей республики на это можетбыть совершенно неоднозначной⁸¹.

Касаясь этнополитической ситуации в Чувашии 1990-х гг. в аспекте межэтнических отношений, видный этнолог В. В. Тишков справедливо констатирует, что здесь «русско-чувашский этнокультурный симбиоз настолько велик, а высшее руководство явно компетентно и достаточно демократично, что было бы неверно проводить анализ ситуации по этноразделительным линиям..., не говоря уж об абсурдности искать сепаратистские элементы в чувашском политическом спектре. Если бы ситуация была схожей в других республиках, никаких особых проблем с укреплением государственности и реформированием федеративного устройства вообще могло бы и не быть»⁸².

Пик активности этнополитических процессов в Чувашии, пришедший на конец 1980-х — начало 1990-х гг., к концу XX в. заметно спал. Вместе с тем

324

этнополитические процессы указанного периода сыграли важную роль фактора этнической мобилизации титульной нации. Однако к концу 1990-х гг. ранее актуальные проблемы ушли как собственно из эпицентра политической и этнической жизни, так и перестали быть одними из ведущих событий повседневности. Возвращаясь к 1980-м гг. следует отметить, что в этот период по сравнению с предыдущими 60-70-ми гг. наблюдалось относительно заметное повышение уровня этнической идентичности чувашей, что ясно проявилось, в часта ости, в существенном приросте их численности в целом по стране. Причем в этот период (1979—1989 гг.) диаспора имела крайне контрастно высокий показатель ежегодного прироста (7,2 тыс. чел.), чем сама республика (всего лишь 1,9 тыс. чел.). По нашему мнению, прирост численности чувашей страны за эти годы в 90,0 тыс. чел. был достигнут в основном лишь ко времени проведения переписи 1989 г., которая пришлась на момент уже достаточно активного разворачивания процесса «перестройки», затронувшей «больные» для советского государства проблемы национального развитая народов и межэтнических отношений.

Если бы и в 1980-е гг. в общественной жизни все оставалось по-прежнему, то показатели прироста численности чувашей были бы более скромными, если не сказать — куда более низкими, чем в 1970-х гг. В период либерализации общества в ходе «перестройки» народы страны захлестнула волна подъема национального самосознания, и она коснулась прежде всего их диаспорных групп, находившихся по сравнению с титульными этносами республик в наиболее худших условиях в плане этнокультурного развитая. Полагаем, что перепись населения 1989 г. зафиксировала момент временной приостановки процесса деэтнизации чувашей и как бы зафиксировала ее уровень на возможно самой низкой точке, что, естественно, особо рельефно выразилось в диаспоре (см. табл. 20).

Однако уже итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. более чем ясно показали, что процесс деэтнизации чувашей приобрел настолько серьезный характер, что уже побуждает деятелей национального движения утверждать о его необратимости, что, конечно же, пока представляет не вполне обоснованный вывод.

Таким образом, изменение численности чувашей в течение второй половины XX в. находилось не только в зависимости от уровня рождаемости (а он всегда был и остается выше, чем, например, у русских) и интенсивности миграции (она в конце XX в. особо не отличалась от других этносов), но и от

Таблица 20. Динамика численности этносов Поволжско-Приуральского региона в 1989—2002 гг.

325

смены этнического самосознания, т. е. темпов русской ассимиляции молодых поколений⁸³.

Подтверждается мнение, что именно в диаспоре все десятилетия XX в. процесс деэтнизации протекал, хотя частью и в латентной форме, весьма интенсивно и к началу XXI в. набрал такие «обороты», что за 1989—2002 гг. общая численность чувашей, расселенных вне республики, упала на 13,7 %, в то время как в Чувашии лишь на 1,9 %.

Предварительный и пока лишь самый общий анализ итогов переписи 2002, г. с точки зрения выявления природы: уже раскрутившихся в конце XX в. этноидентификационных процессов и предположительных тенденций их развития на предстоящие 1—3 десятилетия XXI в. приводит к неутешительным прогнозам: специфика этнонационального развития, что складывалась у каждого из народов Волго-Уралья примерно с 1950—1960-х гг., в последнее десятилетие XX в. подверглась сильнейшему комплексному воздействию общественно-экономических факторов, обусловленных катастрофическими последствиями ликвидации советского строя и перехода на рыночные отношения, а также внедрением новых образцов паспортов без указания национальности их обладателей.

По-видимому, в конце XX в. все этносы этого региона, исключая башкир, в своем этническом развитии перешли тот условный рубеж, после которого у них начался этап деэтнизации. Пока лишь данные по башкирам дают основание утверждать, что имеющийся у них этнодемографический потенциал (в 1989—2002 гг. их численность увеличивалась ежегодно на 1,9 %) позволит им поддерживать определенно положительные тенденции. Судя по всему, уже наметившиеся процессы деэтнизации будут иметь в будущем высокие темпы прежде всего у мордвы (в 1989—2002 гг. ее численность ежегодно сокращалась на 1,8 %), существенны будут они и у удмуртов (0,8 %), чувашей (0,6 %) и марийцев (0,5 %). Можно сказать, что в известной мере «звонок прозвенел» и для татар с их буквально нулевым приростом: за рассматриваемый период. При этом для всех исследователей определенно ясно, что снижение численности того или иного этноса совсем не тождественно депопуляции или физическому исчезновению его представителей, а чаще означает смену ими этнической идентичности, т. е. ассимиляцию в пользу друг ой культуры⁸⁴.

Таким образом, даже в случае просто сохранения уже реально обозначившихся темпов снижения численности чувашского этноса (в 1989—2002 гг. ежегодное снижение составляло 10 тыс. чел), ко времени следующей переписи, т. е. условно через 10 лет, он может «потерять» 100 тыс. чел. и будет насчитывать 1,5 млн. чел., т. е. «скатится» на уровень данных переписи 1959 г.

Существует очень много оснований полагать, что это ещё достаточно оптимистический прогноз, поэтому неотложно требуются специальные исследования перспектив этнонационального развития чувашского народа, обращая особое внимание на выяснение природы этноидентификационных процессов.

И ещё. В большой дискуссии, развернувшейся в годы «перестройки» и продолжающейся с переменной активностью в наши дли по проблемам национально-государственного устройства России, много противоречивых, а порой просто провокационных высказываний. Прежде всего следует иметь в виду, всерьез обсуждаются территориальные вопросы, напрямую касающиеся исторического статуса в основном уже сложившихся этнических территорий

326

российских народов. Некоторые политики откровенно призывают руководство России к ликвидации национальных республик, предлагая при этом перейти к «губернизации всей страны», или же укрупнить регионы в несколько «супертерриторий» без учета этнического фактора, а то и вовсе перейти с национально-территориального на национально-культурный принцип организации национальной автономии и т. п. ⁸⁵ Есть попытки решить «одним махом» все национально окрашенные проблемы современной России, «обустроить» ее простым изданием указов и иных официальных актов. В России национально-территориальные автономии для наиболее крупных нерусских народов уже существуют многие десятилетия. Они играют важную роль в сохранении целостности и культурных отличий национальностей. Сама форма национально-территориальной государственности обрела огромную политическую и эмоциональную легитимность. Как свидетельствует мировой опыт, отчуждение или ограничение уже достигнутых статуса и привилегий сталкивается с упорным сопротивлением и вызывает ответное насилие. Привязанность наций к таким атрибутам, как территория, государственность, настолько велика, — подчеркивают специалисты, — что с самого начала делают несбыточными любые проекты такого рода⁸⁶. Хочется верить и надеяться.

В силу исторических и политических обстоятельств чувашское население республики, получившее в рамках национально-территориальной автономии более благоприятные по сравнению с диаспорными группами условия и возможности для создания соответствующей этически окрашенной политической и социально-культурной инфраструктуры, приобрело статус «ядра» нации, «элитной» части всего этноса Иначе говоря, чувашское население ЧР является для диаспорных групп референтной моделью этноса, служит условием их самоидентификации именно как диаспоры, осознания ими своей определенной специфики.

В обыденном сознании как жителей республики, так и представителей чувашской диаспоры достаточно прочно укоренено представление о Чувашской Республике как об основной исторической этнической территории, как

о земле, где зародился чувашский этнос и г де находятся истоки всех чувашских родов. Хотя подобные представления в научном плане не совсем корректны, однако они имеют весьма устойчивый характер и объективно служат фактором национальной консолидации всех территориальных групп чувашского этноса.

Важно и то, что междуречье Суры и Свияги, ставшее для чувашей основной этнической территорией, исторически было зоной пересечения торговых путей и хозяйственных связей, миграционных потоков, активного межэтнического и межюэнфессионального взаимодействия. Данное обстоятельство наложило отпечаток на язык и этнокультуру самого чувашского народа, обогатило его и придало особую толерантность его этнопсихологии, достаточно благотворно сказалось на атмосфере взаимоотношений расселившихся здесь этнических групп.

327

Литература и источники

330